~•|•~
После олимпийского сезона Камиле стало чересчур тяжело, детская наивность и доброта исчезла как по щелчку. Верить людям было страшно. До безумия страшно. Это всё перерастало в панику, ужасную фобию. Все вокруг стали врагами, каждый будто желал ей зла, и очень много пришлось в себе закопать. Спрятать себя полностью, затеряться в толпе, заставить себя исчезнуть из поля зрения. Исчезнуть несложно, сложно потом об этом не пожалеть. На улице мелкий снег, темно, холодно и мокро. В Москве непривычная тишина. Прошло чуть более суток с объявления решения суда. Все награды потеряны. Не то что бы Валиева совсем не думала о таком исходе, готовилась она всегда к худшему. Когда "худшее" наступило, стало предельно ясно, что подготовка была ошибочной. После начала допинг-скандала она поменяла окружение. Практически полностью. Никакой Трусовой, никакого Кондратюка, ни Семененко, ни других спортсменов. Ни даже Анечки Щербаковой. Контакт с людьми не пропал - появились новые: Петросян, Муравьева, Акатьева, Синицына. Всё олимпийское исчезло из поля зрения. Ни кофты, ни куртки, никаких игрушек и сувениров из Китая. Всё в прошлом, бессовестно заменено другим, дальним от олимпиады. Бывшие друзья не понимали поначалу. Камила много плакала, опаздывала на тренировки, ходила с красными глазами и отказывалась от еды, но к себе не подпускала. Только позже стало понятно, что девочка выбрала игру в прятки. Трусова сначала не понимала и расстраивалась, а после спряталась сама. Только Аня, осталась, кажется, совсем в одиночестве, но всё ещё открыта и ярко жива. Камилу это поражало. Она следила за ней исподтишка, смотрела все интервью и шоу, но старалась выкинуть ее наконец из головы. Не вышло. Сразу после огласки решения отчего-то захотелось к ней. Но выходить в люди решительно не хотелось. Звонили из федерации, говорили, что нужно организовать много чего, в том числе передачу медалей, и тогда, в тот же момент щёлкнуло. Анино золото Европы у Камилы в шкафу. Теперь Анино. И сразу захотелось лично передать, увидеть спокойную улыбку, карие глаза и длинные блестящие волосы, которые девушка так легко поправляет, увидеть, как искорки в глазах сверкают, как брови приподнимаются и как изящные ее ручки во время прокатов двигаются. За Аню Валиевой надо было держаться крепко и так, чтобы никто не оттащил. И Камила исчезла сама, утонула в тихом омуте, и теперь вместе с чертями там осталась. Коробка с золотой медалью обжигает руки, когда девушка открывает ее на заднем сиденье такси. Всматривается в начищенное золото, где два различимо ее отражение. Оно всё так же ярко, не тускнеет со временем, и, казалось, не исчезнет никуда. Теперь исчезает, утекает из рук прямо на глазах, и, что самое страшное, не сделаешь с этим ничего. По щеке стекает одинокая слеза. Больше не выдавит, и без того много было. Машина останавливается напротив дома Щербаковой. Девушка выходит под снег, и ее сразу же обдувает холодный ветер, заставляющий закутаться в длинный шарф ещё сильнее. Сжимает в руках пакет с футляром, выдыхает, и скорее идёт к подъезду. Спрятаться от холода. Снова вдох, и дрожащими пальцами она набирает номер квартиры. Слышатся гудки. – Это кто? – Сосредоточенно спрашивает Щербакова. – Я, – Прокашлившись, тихо отвечает Валиева. Изо рта вылетает пар от слишком низкой температуры, и девушка неосознанно вздрагивает. Подъезд пищит и дверь размагничивается. Аня на той стороне ставит трубку домофона на место, чем обрывает связь.~•|•~
В тамбуре несколько теплее, но всё ещё недостаточно. Когда открывается дверь в квартиру Щербаковой всё меняется моментально. Оттуда пахнет то ли горячим чаем с малиной и кофе, то ли какими-то сладкими цитрусами. Не так важно; важно, что так же пахнет и сама Аня. Слишком родной запах, моментально успокаивающий, обволакивающий всё тело, и словно заполняющий лёгкие. Как раньше, при объятиях с девушкой. Щербакова немного взволнованно всматривается в силуэт Камилы, пропуская ее в квартиру. У Валиевой от мороза щёки порозовели, а на длинные ресницы прилипли снежинки. Аня глядит, и глаз оторвать не может, пока вторая снимает верхнюю одежду. Обе стоят молча. – Привет, – наконец слегка улыбается Камила, поворачиваясь к девушке. В руках всё так же сжимает крафтовый пакет. – Привет – Аня будто выдыхает наконец, продолжает смотреть на Валиеву. – Пойдем на кухню? Я чайник вскипятила. – Сжимает руки в замок, не зная, куда их деть. Камила мягко кивает и идёт на кухню вслед за хозяйкой квартиры. Аня стоит у столешницы спиной ко входу, возясь с кружками и чайником. – Камил, какой чай будешь? Могу черный, зелёный, ромашковый, ягодный, в пакетиках, в заварке, какой скажешь, – воодушевленно перечисляет она, наливая в круглые кружки с нарисованными ромашками горячую воду. – Зелёный, – Снова мягко улыбается Валиева, цепляясь взглядом за движения Ани. Наблюдает, глаза не отводит, а пакет с медалью стоит прямо у ее стула. – Знаешь, мне нужно с тобой поговорить. – Решает не тянуть, а говорить сразу же. Щербакова заинтересованно поворачивается с двумя кружками, ставит их на стол. – Да, конечно, – немного растерянно говорит она. – Если сахар нужен, вон он, – кивает на середину стола, протягивая кружку в руки девушки. Усаживается напротив. – Что ты принесла? – Давно ещё приметила бумажный пакетик, и только сейчас решается спросить. – Да... – Собирается Валиева, опуская взгляд на принесённый груз. – Об этом и разговор. – Выдыхает, зажмуривается до красных пятен перед глазами. – Ты же знаешь решение суда? – Отрешенным голосом спрашивает она. – Да, знаю, конечно же знаю, Камил... – Немного помолчав, неуверенно отвечает Аня. Пытается понять, к чему собеседница ведёт. – Ну так вот... Теперь всё завоёванное, начиная с России в конце двадцать первого, уже не мое, – В горле пересыхает, но слез не остаётся. Всё выплакано. Тем более, перед Аней нельзя. И так слишком долго не общались. – К чему ты ведёшь? – Щербакова осторожна, говорит кратко, тихо, по делу, слишком взволнованным голосом. Наблюдает, как Камила тянется к пакету и достает оттуда коробку. По ее виду всё сразу становится понятно. – Нет. – Почти сразу уверенно говорит она. – Да, Ань, – Оспаривает ответ Валиева, двигая футляр в сторону Щербаковой. – Это твое, я не могу держать его у себя. – Голос дрожит, как и руки, но девушка отступать не хочет. – Камила, нет. – Твердо, но так же тихо говорит Аня. – Я это не возьму. Что хочешь делай, не возьму. – Начинает тараторить, вся она напряжена, и на коробочку не смотрит. Только на Камилу. – Я здесь чтобы отдать тебе твое золото, просто возьми и я пойду. – уже больше просит Валиева, кладя руки на колени. – Пожалуйста. – Нет, это твое золото, Камила, прошу тебя, прекрати это всё. Забери. – Голос так же дрожит, и, кажется, наворачиваются слезы. – Ань... Не приехала бы я, тебе бы отправила федерация. Я обязана, Ань, мне нельзя держать его у себя, на мне дисквал. – Пытается спокойно объяснить Камила, и одновременно успокоить Анечку, у которой нервы сдают. – Да пусть хоть вычеркнут тебя отовсюду, не заберу я твою награду. – Нервно и немного громче проговаривает Щербакова. – Не нужно мне твое золото, и звание твое не нужно, слышишь меня? Я никогда не приму чужую награду. Лучше серебро, чем нечестная победа. – Последняя фраза звучит намного тише остальных, но не менее уверенно. А по щекам стекают соленые слезы, очерчивая мокрые дорожки. – Чш, Анют, тихо, – Пытается успокоить ее Камила, вставая с места и подходя к девушке. Щербакова облокачивается на спинку стула, когда Валиева обнимает ее сзади. – Пожалуйста, не плачь, Анечка. Я правда не могу ее у себя оставить. – Я тоже не могу... – Шепчет Щербакова, схлипывая. – Давай отдадим медаль Саше? – Усмехается сквозь слезы, и Камила прижимается к ней ещё сильнее. – Я ей писала насчёт чемпионата России. Она сказала, что не заберёт его ни за что. – Немного грустно рассказывает девушка. – Я думала к ней маму отправить, даже мысль появлялась самой поехать ближе к весне, но Сашка сказала, что адрес не даст. – Рассказывает Камила, и Аня тихо смеётся в ответ. – Узнаваемый почерк, – комментирует она, поворачивая голову. – Но я серьезно. Пожалуйста, забери золото. Я же тоже не возьму. – Напоминает Аня. Валиева только молчит. – Камил? – Да? – Забери. – Нет, не заберу. – Быстро опровергает всё Валиева. Аня кладет голову на её предплечье, удобно упиравшееся на саму Щербакову во время объятий. – Расскажи что-нибудь хорошее, прошу, – голос звучит так разбито и устало, что просьба кажется на самом деле важной. И Камила рассказывает. Рассказывает про свою собачку, про бабушкин домик в деревне, про ее вкусные блинчики и кота Мурзика. Рассказывает, что у прудика растут малиновые кусты, какие летом красивые закаты и как в парке Горького, в беседке, они с Евой Уваровой слушали птиц. Читает стихи Ахматовой, пересказывает прочитанную Агату Кристи, и, кажется, время пролетает незаметно. Останавливается, когда слышит тихое сопение невероятно красивой девушки. Когда спит, Анечка спокойна. Лицо расслабленное, рот чуть приоткрыт, и ее не хочется отпускать. Но приходится. Камила медленно убирает собственную руку из-под щеки Ани, замирает на секунду, всматриваясь в ее лицо, аккуратно забирает медаль и уходит в другую комнату. Находит шкаф с наградами, открывает стеклянную дверцу и аккуратно кладет закрытую коробочку под открытую, с лежащей в ней серебряное медалью. Возвращает всё на нужные места и закрывает шкафчик. Снова убегает, тихо закрывая за собой дверь. Правильнее спрятаться.