Доктор Киттисават

Доктор Киттисават всегда очень ценил своего брата. Вынужденный зарабатывать упорным трудом в баре, на подпольных боях, его старший брат бросил все свои силы, чтобы помочь младшему выжить в этом непростом мире. Сумев однажды узнать, куда пропадают все деньги, полученные за столь непростой труд, Порш выгнал расточительного дядю Атти на улицу, запретив ему приближаться к Порче и их дому, чудом тем самым избежав долговой кабалы. Как кончил дядя в последствии, они не знали, только догадывались, что не очень хорошо. Порш не испытывал мук совести. Выбив правду из дяди, он ужаснулся открывшимся перспективам и вынужден был выбирать. Порш выбрал брата. Между ними произошёл непростой разговор о будущем. Порш всячески поддерживал стремление брата заниматься музыкой, но оба они понимали, что в этой области невозможно добиться ничего без связей и правильных знакомств. И денег, конечно же. Порче долго размышлял, что же ему делать. Ему не хотелось бросать музыку, но и аргументы Порша были ему понятны. Однажды поздней ночью, промывая очередную ссадину брата антисептиком, он почувствовал, как его осеняет открытием. Че с такой силой вдавил стерильную салфетку в плечо Порша, что тот застонал от боли. - Малыш, осторожнее, эта рука моя любимая, она мне ещё нужна! - Порш, я придумал!.. Поступление на отделение хирургии стало самым большим проектом братьев. Порш нашёл среди своих знакомых должников студентов-медиков, а те, ради прощения долга, гоняли Че до седьмого пота, готовя к поступлению. Бывали дни - и неоднократно - когда Порче засыпал, утонув в конспектах, прямо на раскрытом ноутбуке, или на парте в школе, или над тарелкой горячего супа, приготовленного Поршем.   Но он поступил. И стал лучшим на курсе.   И все-таки не смог бросить музыку.   Хоть Порче и не уделял ей столько времени, как раньше, но гитара никогда не пылилась в углу, разве что на время сессии он извинялся перед инструментом и отодвигал ее в сторону. Гитара не обижалась - Че достался в свое время весьма покладистый инструмент, и даже несмотря на возраст, с годами она звучала все так же хорошо, как и раньше.   Порче все так же слушал песни Вика - хоть и убрал в дальний ящик весь свой импровизированный алтарь из фотографий  и статей над рабочим столом: их место заняли вырезки из медицинских журналов, рисунки и фотографии с лекций и даже искусственный череп, который кто-то из друзей подарил Че на выпускном курсе.   Он оставил только одну фотографию. Он не знал, постановочная ли она - или певца кто-то случайно подловил после концерта, пока тот устало сидел на усилителе и придерживал стоящую рядом гитару за тонкий гриф. Лицо Вика наполовину было скрыто тенью, а взгляд - устремлен  куда-то в сторону, в пустое пространство рядом. От фотографии веяло тоской, запредельной усталостью, но все-таки в ней была затаенная энергия Вика, во взгляде, в развороте широких плеч, словно горящие угли под слоем пепла: одно неловкое движение - и возгорится пламя.   Эта фотография висела чуть в стороне, и скашивая на нее иногда взгляд, Порче чувствовал, как выпрямляется спина, как словно появляется второе дыхание во время ночных бдений над конспектами.   Песни Вика со временем изменились - или это Порче стал слышать в них новое звучание. Где-то более злое, отчаянное, где-то - горчащее болью и оседающее на коже надеждой. Эту музыку Че всегда носил в своем сердце, какие бы изменения ни происходили в его жизни, - Вик всегда был рядом.   Братья продолжали жить в своем доме, и уже много лет их не беспокоили коллекторы, а паршивые воспоминания из школьной юности, когда приходилось восстанавливать порядок в жилье, уже почти стерлись из памяти Порче.   Порш так и не нашел себе постоянную девушку, а его недолговременных пассий Порче не принимал во внимание. Только требовал, чтобы брат регулярно проходил осмотр и сдавал все возможные анализы. Порш смеялся, что завел себе личного семейного доктора, а студент Порче угрожающе размахивал шприцем с витаминным комплексом, угрожая вонзить его не в зад драгоценному брату, а прямиком в его мозг, вдруг так дойдет быстрее.   Несколько лет назад, когда Порче еще доучивался в ординатуре, братьев огорошило письмо от нотариуса. Они в один миг стали обладателями приличной суммы, оставленной им неизвестным человеком. Ни фамилия, ни имя не говорили обоим ничего, и Порш поверить не мог, что на них с неба свалилась действительно большая куча денег.   И тогда он смог реализовать свою мечту.   Сговорившись с Йок, он открыл бар, - и пусть тот был не на берегу моря, пусть Че играл в нем живую музыку раз в несколько недель, не чаще, но это была мечта, ставшая реальностью. Кем бы ни был этот Корн Терапаньякул, после смерти которого осталось подобное завещание, Порш был ему благодарен.   Там же отмечали и поступление Порче на постоянную работу в больницу - тот, как выражался Порш, «закопался в костях», став хирургом-ортопедом.   Несмотря на иронию брата, работа Че нравилась, хоть он и подумывал уйти в свое время на детскую специализацию. Но не смог. Сердце, болевшее за каждого маленького пациента, не позволило. И Че взялся за взрослых.   За несколько лет работы он зарекомендовал себя как высококлассного специалиста, завел несколько «своих» хронических больных, обращающихся за регулярной помощью исключительное к «доктору Киттисавату, ведь он такой умный, а еще - невозможно милый!». Одна пожилая пациентка с ревматоидным артритом убеждала медсестер, что улыбка юного доктора снимает ее боли лучше, чем самые высококлассные лекарства, на что те только хихикали.   Еще бы. Нескладный подросток давно ушел в прошлое. Порче вытянулся, раздался в плечах, оброс сухими мышцами, не жалея себя в спортивном зале и бассейне, когда на это оставалось время, но улыбка его оставалась такой же очаровательной, как и в юности, а глаза, внимательно и безбоязненно смотрящие из-под густой челки, невозможно было забыть, лишь раз увидев. Так что возможно та пожилая пациентка не была так уж неправа: каждому из своих больных доктор Киттисават дарил на приеме все свое внимание безраздельно.   Личная жизнь Порче не удавалась. Он пытался начать отношения с несколькими девушками, потом - с парнями, поняв, что оба пола привлекают его одинаково, но  никто не выдержал гонку, имя которой - молодой врач. Че не терпел пренебрежения к себе, искал настоящее, а не отношения на одну ночь или даже месяц, его не привлекала и дружба с привилегиями, так что  потенциальные партнеры отсеивались довольно быстро. В свои двадцать восемь он был один, но все-таки не был одинок. Друзья-коллеги в больнице, брат, его бывшие должники, ставшие первыми наставниками Порче, - со всеми он поддерживал хорошие отношения.   Кроме, разве что, старшей медицинской сестры отделения. Но та, казалось, ненавидела всех: и больных, и здоровых.   Обычный день Порче шел по заранее намеченному плану: с утра он принял несколько своих «хроников», сделал перерыв на кофе с пончиком из автомата в холле больницы, и уже шел на свое рабочее место, предвосхищая пару часов наедине с текстом научной статьи, которую следовало обработать и дополнить, как на него в коридоре практически налетела сестра Сеа Хинг, крайне взволнованная и испуганная.   - Доктор, привезли важного пациента! В платной палате разместили, там мальчики с оружием!   Сестра Сеа Хинг давно перешагнула свой пятидесятилетний рубеж, и все, кто был младше тридцати, для нее были мальчики.   - Они в курсе, что в больницу нельзя проносить оружие? - нахмурился доктор Киттисават, проверяя рабочий телефон.   И правда - на экране светилось сообщение от главного врача больницы, вопреки обыкновению - изобилующее ошибками и пропущенными буквами.   Сестра отмахнулась от него как от мухи  и возбужденно затрещала:   - Фамилия там какая-то очень важная, чуть ли не мафия сама в гости пожаловала! А как устроят потасовку, если им не понравится обслуживание! Привыкли в своих особняках да подвалах людей стрелять ни за что ни про что!   Доктор Киттисават нахмурился, и сестра потупилась, сбавляя тон.   - Вас ждут, доктор. Все собрались.   Мужчина застегнул форменный халат и, вскинув голову, отправился за медсестрой.   При подходе к означенной палате они услышали громкие голоса: кто-то спорил, яростно отстаивая свою точку зрения. Не сбавляя шага, доктор вывернул из-за угла, застав не самую оптимистичную картину. На входе в палату скопились люди: господин в баснословно дорогом костюме (уж это Че научился определять на глаз за время своей работы) с весьма внушительными бровями отчитывал лежащего на каталке мужчину, по возрасту - чуть старше Порче. Рядом бледнел и краснел главный врач больницы, кхун Ламон, явно чувствующий себя не в своей тарелке. Вокруг рассредоточилось человека четыре в одинаковых форменных костюмах - судя по всему, те самые «мальчики с оружием».   Увидев доктора Киттисавата, кхун Ламон просиял лицом.   - А вот и наш прекрасный доктор, он все вам расскажет и покажет, господа! Прошу, в палату! Доктор Киттисават! Будьте так любезны!   Мужчина на каталке взвился бы от злости, если бы мог. Судя по внушительному количеству бинтов, начинающихся от грудной клетки, и сложной конструкции, поддерживающей его ногу в подвешенном состоянии, резкие движения ему были противопоказаны, и точно - лицо его исказила гримаса боли.   - Ким... - устало протянул господин Внушительные Брови. - Ты же знаешь, что я прав. И не спорь больше. Иначе это будет приказ, а не просьба.   Мужчина только злобно взглянул на него и уставился на замершего Порче. А тот все никак не мог толком вздохнуть.   Он знал это лицо.   Он смотрел на него каждый день - и не мог ошибиться.   Перед ним лежал Вик.   ***   - Множественные переломы со смещением, компрессионный перелом позвонков грудного отдела, вывихи... Вы бежали на сломанных ногах, кхун...?   - Ким.   - Кхун Ким.   - Нет, я попал в автомобильную аварию.   Доктор перелистнул очередной лист в карте своего новоявленного пациента и только брови поднял. Он умел читать заключения. Это была не «просто авария», а кое-что более... опасное.   В палате они были одни. Сестра Сеа Хинг, подключив мужчину к монитору и капельницам, испарилась. Охрана осталась снаружи частично - двое ушли с представительным господином.   Порче же достался, судя по всему, весьма беспокойный пациент.   - Не волнуйтесь, - улыбнулся Порче, прекрасно помня о силе своей улыбки. - У нас высококлассная больница. Мы сможем вам помочь, кхун Ким.   Осталось не забыться случайно и не назвать его Виком.   Улыбка не подвела (пора бы уже запатентовать ее, подумал Порче), и Ким мало того, что заткнулся, но и стал более внимательно всматриваться в своего врача.   - Кто вы? - неожиданно спросил он. - Вы хирург?   - Я тот, кто вам нужен. И тот, кто поставит вас на ноги, кхун Ким.   ***   Что ж, через пару дней Порче был близок к убийству.   Ким был отвратительным пациентом. За ним был необходим постоянный пригляд и контроль, в противном случае - лекарства оставались в стакане, капельница завязывалась узлом, а неизвестно как оказавшиеся в палате маловесные гантели неожиданно выкатывались из-под койки и бросались под ноги медсестрам.   Порче чувствовал, что выдержка его скрипит по швам.   Зайдя как-то в палату к своему беспокойному пациенту после очередной жалобы младшего медперсонала, он подкатил ближе к койке кресло и уселся в него, устало потирая красные веки. Ким воззрился на него со своей подушки возмущенно.   - Кхун, вы саботируете лечение, и я не понимаю, по какой причине. Объяснитесь. Вам не нравлюсь я и моя работа? Мы сменим врача. Палата? У нас достаточно места, выберете, что вам по душе. Но перестаньте мешать нам выполнять наши обязанности.   Некоторое время Ким молчал.   - Я ненавижу больницы, - наконец сказал он.   Что ж, это и так было очевидно с самого начала.   - Но если вы продолжите в том же духе, вы не выйдете отсюда так быстро, как могли бы. Кхун, вам уже тридцать два, а ведете вы себя на неполные пять, - доктор нахмурился. - Вам запрещены какие-либо нагрузки, поймите вы, упрямый человек. Какие гантели, в самом деле!   Мужчина, лежащий на больничной койке, заалел щеками, но совершенно не от смущения. Так его никто никогда не отчитывал - ни братья, ни отец, ни мать - даже в глубоком детстве.   Доктор Киттисават же находился в сложной ситуации. Того количества денег и угроз, высыпанных на больницу щедрой рукой старшего брата Кима - господина Внушительные Брови, кхуна Кинна, - должно было хватить и на обновление томографа, и полноценный ремонт онкологического отделения - и на пышные похороны неугодных, буде таковым случиться. Кхун Ламон был вполне конкретен в своих указаниях - пациента поставить на ноги и облизывать со всем тщанием. Мафия - под маской благополучного бизнесмена - при необходимости достанет из-под земли. И в нее же и уложит, и хорошо если не по частям.   - Вы хотите ходить, кхун Ким? - склонился ближе доктор Киттисават. - Бегать? Так, как раньше. До... гм... аварии.   Ким коротко кивнул, отмечая выразительную паузу в речи врача.   - Тогда давайте договоримся. Вы выполняете все, что мы назначаем. Мы делаем МРТ вашего позвоночника - и в аппарате нельзя двигаться и прыгать, а гантели вам с собой туда никто не даст. И через три месяца, даю слово, вы выйдете отсюда своими ногами. Так что?   Порче взял мужчину за руку и крепко сжал, подтверждая свои слова и ожидая ответа.   - Как вас зовут? - неожиданно спросил Ким.   - Меня? - немного удивился Че. - Доктор Порче Питчая Киттисават. Это написано у меня на бейджике.   - Хорошо, доктор Порче, - Ким улыбнулся в первый раз за время своего пребывания в больнице и накрыл его руку своей, неловко повернувшись. - Я ловлю вас на слове.   Это будут долгие месяцы, невольно подумал Порче.   ***   Нельзя сказать, что поведение кхуна Кима изменилось кардинально, но все-таки подвижки были. По крайней мере, лекарства он пить не забывал, да и капельницы оставил в покое. Гантели доктор Киттисават самолично вынес из палаты на глазах своего пациента, пообещав вернуть, как только они начнут процесс реабилитации. Но до него еще было долго.   - Терпеть не могу эту штуку... - пробормотал Ким, когда его переложили на лежанку томографа.   - Понимаю, кхун, - кивнул Порче. - Эта труба никому не приносит приятных ощущений, и на моей памяти не было пациента, который радовался бы этому исследованию. Меня беспокоит Ваш позвоночник и нога, мы должны увидеть их изнутри подробно и досконально, прежде чем я приступлю к оперативному вмешательству. Постарайтесь расслабиться, обследование будет довольно длительным. Если у Вас случится приступ паники, нажмите тревожную кнопку, вот пульт.   Уже собираясь выйти из помещения, доктор обернулся.   - Некоторые пациенты говорили, что звук томографа напоминает им музыкальную гармонию. И звук симфонического оркестра. Кто знает, вдруг Вы услышите в нем свою мелодию.   Ким только глаза распахнул, но доктор Киттисават уже вышел в комнату наблюдения.   Порче знал, чем зацепить Вика. Он был уверен, что после этих слов исследование пройдет без проблем, и интуиция не подвела его. Ким стойко выдержал грохочущие звуки, сопровождающие движение магнита, и ни разу не шевельнулся, хоть было понятно, что это дается ему с огромным трудом.   ***   - Поздравляю, кхун, - доктор Киттисават сверкнул довольным взглядом и перелистнул заключение, сидя на своем привычном месте в палате рядом со своим беспокойным пациентом. -  Позвоночник и спинной мозг  вне опасности, никаких осколков и смещений...   - Но?..   - Но Ваша нога меня беспокоит. Мы проведем диагностическую операцию и будем готовы к тому, что понадобится еще одна, реконструирующая. А там возможно нам придется превратить Вас немного в Терминатора. У Вас очень серьезные повреждения, я не зря сразу спросил Вас, не бегали ли Вы со сломанной ногой. Много смещений и разрывов тканей, которые, к сожалению, не смогли убрать до нас.   Ким, мрачно жующий безвкусный рис, сжал руку с ложкой в кулак, и Порче поймал его за запястье.   - Кхун, я обещал, что Вы выйдите отсюда на своих ногах. Я сдерживаю обещания.   Ким разжал руку и безвольно откинулся на подушку. Ложка так и осталась зажата в его пальцах, и Порче аккуратно вынул ее и положил на поднос к недоеденному обеду.   - Я не могу это есть.   Ким не мог говорить о своих травмах. Обычно он молча выслушивал слова врача или указания медсестер, кивал и оставлял их без ответа, переводя тему.   - Если хотите, я принесу Вам что-нибудь менее пресное, - улыбнулся Порче. Он уже начал привыкать к такому поведению. - Завтра, после операции.   - Уже завтра... Хорошо. Я буду благодарен.   - Не любите наркоз?   - Кто его любит...   - У нас хороший анестезиолог. И я буду присутствовать на операции.   На это Ким только криво ухмыльнулся - и это была вторая его почти-улыбка с момента его попадания в больницу.   ***   Ночь перед операцией выдалась для Кима тяжелой. Он не любил чувство беспомощности, возникающее на операционном столе вопреки всем успокоительным препаратам, вливаемым в него накануне, его могла настигнуть паника в самый неподходящий момент, и от того была велика вероятность, что кто-то пострадает беспричинно.   Однако он надеялся, что в этот раз все обойдется. К своему удивлению, он доверял доктору Киттисавату. Тот всегда был откровенен, не скрывал прогнозов, не лебезил, не заискивал, не...   Проклятье.   Ким раздраженно ударил кулаком по подушке и закрыл лицо локтем.   Ему нравится этот доктор.   Судя по всему, он смог понять природу травм Кима - и словом не обмолвился об этом никому, иначе по больнице уже начали бы ходить слухи. Уже в этом он выгодно отличался от докторов комплекса Терапаньякул - тем разве что рот на замок не замыкали, а информация все равно просачивалась к охране и курсировала туда-сюда, обрастая немыслимыми подробностями. Однако доктор Киттисават не понаслышке был знаком с профессиональной этикой и верно следовал ей, иначе, Ким подозревал, уже неделю назад задушил бы своего пациента подушкой.   И ладно бы доктор ему просто нравился.   Но Киму в первый раз после перестрелки и последующей аварии хотелось взять в руки гитару - а это уже кое-что значило.   Повозившись, Ким дотянулся до телефона и ткнул в знакомый номер.   Гудки. Звук соединения и какая-то возня.   - Прости, что разбудил.   - Иди к черту, любимый братец.   - У меня завтра операция. Привези мне гитару. Пожалуйста.   - О, то есть, если тебе что-то нужно, можно после месячного молчания просто за здорово живешь требовать к себе особо отношения? Гитару твою. Может еще и торт марципановый?!   - И его тоже. Хочу кое-кого угостить.   - А золотом тебе задницу не намазать?!   - Танкхун, я же сказал пожалуйста.   - Маленький манипулятор. Завтра привезу! Вечером, как проснусь. Все равно тебе под наркозом нельзя будет играть. Хотя я бы послушал, как ты это сделаешь!   - Спасибо, ты лучший.   - Только потому что согласился выполнить твою просьбу? О, мой дорогой, если бы я раньше знал, как просто тебя вывести на подобные душещипательные признания!   - Спокойной ночи, Кхун.   Засунув телефон под подушку, Ким удовлетворенно вздохнул. Он знал своего брата, как облупленного: тот будет завтра бдить под дверьми операционной вместе с драгоценной гитарой, ожидая итога и волнуясь за своего непутевого младшего.   Так и вышло.   ***   Против гитары в палате доктор Киттисават не протестовал, но и ни словом, ни взглядом не дал понять Киму, что узнал ее. Именно с этой гитарой был запечатлен Вик на любимой фотографии Порче. Именно ее тот мечтал когда-то подержать в руках, а возможно даже сыграть...   Через несколько дней Киму провели еще одну операцию, как надеялся доктор Киттисават, последнюю, если все повторно сломанное и соединенное титановыми сетками срастется так, как необходимо.   - Первая ночь будет самой тяжелой, - предупредил доктор Кима, когда того оставили одного в палате интенсивной терапии под наблюдением. - Если станет совсем плохо, не стесняйтесь, вызывайте сестру.   - А Вас... я могу вызвать? - устало и хрипло выдохнул Ким, чье горло все еще саднило после интубации.   - У меня сегодня нет ночной смены, - мягко улыбнулся Порче. - Медсестры Вам помогут и обезболят при необходимости. Пора научиться доверять младшему медицинскому персоналу, кхун Ким.   - Просто... Ким.   Доктор кивнул и обернулся на выходе из палаты.   - У Вас есть мой телефонный номер.   ...Звонок раздался в четыре часа утра.   Порче, не удивленный, но все-таки весьма сонный, с трудом нашел, как принять вызов.   - Вы вызвали медсестру?   - Да.   - Очень больно?   - Очень. Так и должно быть?   - Мы разрезали вам ногу, ковырялись в ней почти три часа, а потом зашили обратно. Вы имеете полное право мучиться от боли.   - Вы знаете, что это звучит очень неочень, док?   - Док?   - Четыре утра. Простите.   -Ничего, я все понимаю. Еще жалобы? Только боль?   - Да, ровная, словно мне дробят ногу в хлеборезке. Двух хлеборезках.   - Какая образность мышления. Для четырех утра.   - Доктор, Вы можете... А, ладно. Простите еще раз.   - Ничего. Говорите.   - Мы можем поговорить о чем-нибудь?   Порче проглотил слова о том, что с такими вещами стоит звонить своим друзьям, а не ему, и уточнил:   - О чем например?   - Не знаю. Вы любите музыку?   - Люблю.   - Поете, играете?   - Немного и непрофессионально.   - Что Вам нравится?   «Ты, - чуть не брякнул Порче, вовремя себя остановив, но позволив себе в голове закончить эту мысль. - Мне нравишься ты и твоя музыка».   - Многое. У меня нет любимого жанра.    - Спойте что-нибудь. Совсем немного. Прошу.   Голос трубке хоть и был ровным, но по дыханию чувствовалось - Ким сдерживается из последних сил. Порче не смог отказать.   - These lonely days keep passing by Tryna live without your smile Even if it took a while I'm almost over you The rose you gave me's dead and dry I'll sing one petal out a time Just like the memories in my mind I'm almost over you...   Тишина на другой стороне прерывалась лишь тяжелым дыханием Кима. Наконец он заговорил.   - Как давно Вы поняли?   - Я знал с самого начала.   - И не сказали...   - Зачем? Никто больше не узнал, у нас не самая музыкальная больница. А если Вы хотели остаться неузнанным, так тому и быть.   - Это так неожиданно. Я не привык.   Порче пожал плечами, забыв, что его собеседник не может его видеть.   - Ну, вот так. Я такой, какой есть.   - Я не жалуюсь.   - Что ж... Хорошо.   - Хорошо... Док.   - Да, Ким?   - Вы пойдете со мной на свидание?   Порче посмотрел на свой телефон, словно не веря в то что услышал, а потом вновь приложил его к уху.   - Это исключено. Вы мой пациент.   - О. Как я мог забыть.   - Действительно.   - Тогда отложим этот вопрос до лучших времен.   - Как Вам угодно. Вам стало чуть лучше?   - Да, обезболивающее начинает действовать... Кажется.   - Точно. У Вас голос сонный. Спите уже, Ким.   - Спокойной ночи. Док.   ***   Вспоминая на утро ночной разговор, Ким поглядывал на дверь, ожидая явления главного врача с новостями, что его передадут другому лечащему врачу. Но никто не явился.   Успокоился он лишь тогда, когда доктор Киттисават появился на его пороге со своей привычной мягкой улыбкой. По нему было видно, что спал он плохо, и Кима в очередной раз за утро начала грызть совесть.   Однако доктор и тут удивил Кима, ни словом, ни жестом не показав, что ночной разговор что-то изменил между ними.   ***   И нога, и позвоночник заживали вполне успешно, и вот уже Киму разрешили постепенно начинать разрабатывать и то, и другое. Тот только кривился от собственной слабости, но упорно двигался вперёд к выздоровлению небольшими шагами.   - Не перетрудитесь, - строго заметил доктор Киттисават, разглядывая свежие снимки. - У Вас суставы опухли, давайте не будем сводить на нет весь наш прогресс. Массаж курсом, реабилитация на небольших нагрузках - это пока Ваш потолок.   - Медленно.   - Зато верно. И не спорьте.   Но Ким и так уже перестал спорить. Хотя этой чести удостоился исключительно доктор Киттисават. Остальным доставалось по-прежнему.   ***   - Вот, Ким. Я обещал Вам, что Вы выйдете отсюда на своих ногах.   Доктор поставил подпись в заключении и протянул его мужчине, одаривая его своей легкой улыбкой. Они стояли в холле больницы, и неизменных «мальчиков с оружием» вокруг значительно прибавилось. Неудивительно: встречать Кима собрались оба его брата: Господин Внушительные Брови - кхун Кинн - и самый старший брат - кхун Танкхун, взбалмошный и яркий, несмотря на возраст.   - Мы позаботимся о Киме, кхун доктор, - крайне вежливо склонил красиво и рано седеющую голову Кинн, а его старший брат только взмахнул руками, словно крыльями, убеждая, что Ким еще стометровку бегать будет, так за ним хорошо приглядят.    - Не забывайте - нагрузки повышать постепенно, не хватало еще, чтобы Вы вновь оказались на операционном столе, - напутствовал Порче мужчину, который, не отрываясь, смотрел на него. - Обращайтесь с вопросами в любое время. Наймите массажиста. И еще...   - Я помню, док, - широко улыбнулся Ким, вызвав тем самым задушенный кашель обоих братьев. - Не волнуйтесь.   - До свидания, господа.   Махнув рукой на прощание, они покинули холл больницы, оставив за собой напряженную тишину. В дверях на идущих рядом мужчин едва не налетел Порш, заглянувший к брату на работу, но, к счастью, обошлось без столкновения. Старший Киттисават быстрым шагом направился к брату, стоящему в одиночестве посредине холла, и не обратил внимания, как темный взгляд одного из мужчин прикипел к его удаляющейся широкой спине...   ***   А через несколько дней на телефон Порче прилетело сообщение.   «Теперь-то Вы согласитесь пойти со мной на свидание, док?»