* * *
Следующим днем он сам тащит Гето на вечеринку — в честь первокурсников, конечно. Они забивают зал ресторанчика так, что из незнакомых рож остаются только лица тех самых перваков. Сатору не горит желанием активно болтать до первого куска мяса и стопки саке: голод настраивает на достаточно агрессивные мотивы, но как только Годжо съедает свою порцию, то чувствует себя удивительно миролюбиво и вклиниться в диалог получается само собой. В ресторанчике нет кондиционеров, зато открыты все окна да работают вентиляторы — хотя, если честно, и это слабо помогает, учитывая наличие почти сорока раззадоренных спиртным студентов. — Сейчас бы в Канагаву, — бормочет Годжо, облокачиваясь на стену и вытягивая ноги под стол. Кто-то сбоку издает заинтересованный звук. — Канагаву? — Сатору склоняет голову к плечу. — Ага, — выдыхает он, прикрывая глаза. — К океану. Там так... — Извините! Громкий возглас заставляет вздрогнуть и распахнуть глаза. Сатору переводит взгляд на человека, застывшего у начала стола. Он выглядит взъерошенным и немного смешным. Первокурсник улыбается, и какого-то хрена Годжо улыбается в ответ, хотя тот на него даже не смотрит. — Итадори! Штрафная.. И ровно с этого момента жизнь Сатору катится куда-то не туда. — Да, Хайраки-семпай! — Итадори вешает свою сумку, поправляет задравшуюся белую футболку и задумчиво оглядывается. Прежде чем Сатору успевает понять, Итадори уже переступает через чужие головы, направляясь к нему, к единственному свободному месту по правую руку. — Ой, извините. Простите. Не хотел наступить на вашу вилку. Простите еще раз. Наконец, он приземляется рядом, и его ноги, подогнутые под ягодицы, едва касаются колена Сатору. Годжо щурит небосвод глаз, опрокидывает в себя стопку, — и Итадори, наконец, обращает на него внимание. — Ой, здравствуйте. Я Итадори Юдзи, первогодка с факультета инженерии, — он тянет Сатору свою ладонь, и последний, чуть замешкавшись, пожимает ее, отмечая, что рука Итадори очень горячая и слегка влажная. — Годжо Сатору, — отзывается он, усмехаясь. — Рад знакомству, — Юдзи улыбается так довольно, что Сатору на пару мгновений становится не по себе. Однако замешательство на его лице остается незамеченным, так как Итадори отклоняется вбок и машет второй рукой. — Мегуми! Я думал, ты не придешь... Сатору недовольно поджимает губы и раздраженно морщится — нашли, блин, через кого поговорить. Но мимолетное негодование топится в еще нескольких тостах, и горячительное обжигает пазухи глотки, даруя долгожданное расслабление. Спустя пару стопок Годжо замечает, что пьет уже вовсе не один: Итадори поддерживает каждый его тост, а в какой-то момент даже начинает толкать свои. Достаточно... Поэтично. Если можно так сказать. На самом деле от речи Юдзи тянет на глупое хихиканье, — и Сатору взаправду глупо посмеивается, разливая саке на пальцы. — ..У меня дедушка живет в Канагаве, — делится Итадори, и Сатору мечтательно вздыхает. Они сидят, опираясь локтями на стол и повернувшись к друг другу. К этому моменту все уже разбились на локальные группы, и Сатору, к удивлению, был рад компании Итадори. Тот оказался интересным и приятным собеседником. И отвратительно забавным. — В Канагаве хорошо, — повторяется Сатору, чувствуя дежавю. — Я поеду туда летом. Ты ездишь туда? — Конечно, — Итадори фыркает, а затем делает несколько глотков сладкой газированной воды. — У меня там домашний питомец. — Какой? — Сатору лениво подбирает с тарелки виноградинку и закидывает себе в рот. Взгляд скользит по Итадори — по раскрасневшимся щекам, по шее, где чуть съехал ворот, открывая вид на рельеф ключиц. Не то чтобы он смотрел туда специально. — Коза. — Коза? — переспрашивает Годжо, мгновенно переводя взгляд выше. — Да. Дедушка подарил мне ее на совершеннолетие, как символ того, что я уже взрослый и могу заботиться о другом существе самостоятельно. Сатору подумал, что в мире полно способов сделать символический подарок на совершеннолетие, и коза, если честно, была последней из них. Но вопросы все равно застряли где-то в горле, ведь Юдзи и так рассказывал ему все, спрашивал Годжо или нет, и впервые Сатору было действительно интересно и приятно кого-то слушать так долго. Итадори был забавный и рассказывал он потешные вещи, провоцируя невольную улыбку. Юдзи покрутил в пальцах деревянную одноразовую палочку, а затем прикусил ее кончик зубами. Губы у него раскраснелись, а взгляд был немного блестящим от выпитого. — Ладно, — соглашается Сатору. — Ладно. Но почему не.. Не знаю, хомяк? Попугай? — Не то, — отмахнулся Итадори с таким видом, будто говорит о какой-то прописной истине; Годжо не понял, но по крайней мере сделал вид, что понял. — И как ты ее назвал? — Махито, — взгляд Итадори стал слегка тоскливым, будто он вспомнил что-то такое, что заставило его заскучать. — Она такая милая и ласковая. А что вам подарили на совершеннолетие, Годжо-семпай? "Машину", — думает Сатору. Ему подарили спортивную машину. И меньше всего ему хотелось рассказывать об этом — вряд ли это впечатлит Итадори. А захмелевший Сатору считал, что Итадори надо впечатлить. Поэтому Годжо загадочно вздохнул, взял в руку прозрачный графин с саке и разлил по рюмкам. — Льва. — Что?! Остаток графина они допивают уже еле-еле. Диалог ритмично скатывается во что-то менее экспрессивное, опускаясь до банального «А ты меня уважаешь?». Итадори заверяет, что уважает — все-таки, Годжо его семпай. В ближайший час народ рассасывается, и в какой-то момент к Сатору подходит Гето; и ему искренне стыдно, что он вообще забыл, что Сугуру присутствует на вечеринке, что он несколько часов проболтал с первокурсником, с которым только познакомился. Но Гето обиженным не выглядел — кажется, он тоже хорошо повеселился. — Уже ночь, — говорит Сугуру. Его взгляд слегка плывет и пару мгновений он пытается сфокусировать его на Итадори, — Я пойду домой. Доберешься сам? Сатору испытывает одновременно и умиление, и легкое раздражение. — Конечно, — отвечает он. — Не беспокойся. Юдзи, хочешь, я тебя провожу? Ты живешь в общежитии? Гето похлопывает Сатору по плечу и исчезает, и весь мир снова сужается до Итадори. Тот слегка покачивается, его локоть соскальзывает со стола, и он едва не валится на Годжо, — последний успевает выставить руки, но Юдзи все равно хватается за чужие плечи и хрипло смеется, и от этого смеха Сатору чувствует, как по затылку бегут мурашки. Он облизывает пересохшие губы и осторожно встает. — Да. В общежитии, — отвечает Юдзи, поднимаясь следом. — А вы, семпай? — У меня своя квартира, — отвечает Годжо. Итадори присвистнул, засовывая руки в карманы своих брюк. Прохладный вечерний воздух обдает разгоряченное лицо, заставляя слегка протрезветь; Сатору вдыхает его, прикрывая глаза, и Юдзи отзеркаливает его движения. Ночной Токио полон жизни: шум магистрали, музыки, неоновых подсветок и тусовок, но конкретно в этом спальном районе приятная тишина. Воздух пахнет нагретой на солнце древесиной и чем-то жаренным из окон ресторанчика, где они сидели. Цикады такие громкие, и вторя им, ветер шевелит листья на деревьях. — Хорошо тут, — говорит Сатору. — Угу, — Юдзи потягивается, и его футболка снова задирается. Годжо отводит взгляд. Он не должен так пялиться на первогодку, с которым знаком совсем едва. Дорога до общежития занимает около двадцати минут, и все это время они продолжают болтать. Лениво, расслабленно и ни о чем. Юдзи рассказывает фрагменты из своего детства, про то, как впервые побывал в парке аттракционов, и Годжо думает, что давно не чувствовал себя так умиротворенно. Прощается он с почти сожалением. Юдзи отбивает ему пятерню и исчезает в здании общежития. По пути домой Сатору вдруг понимает, что совсем вылетело из головы попросить его номер. Вот бля.* * *
Судьба или удивительные совпадения? Вряд ли Сатору сможет ответить на этот вопрос, как и на то, почему во время разговора с Итадори он испытывает смутное чувство чего-то очень знакомого. Впрочем, задумываться над этим не хочется, как и отвлекаться от этого любопытного первогодки тоже. В следующий раз они встречаются в кафе возле университета. Итадори стоит с друзьями у витрины с десертами, и отчего-то Годжо не решается его позвать. Это, в общем-то, и не требуется — Итадори сам его замечает и спешит попрощаться со своей компанией, присоединяясь к Сатору, стоящему в очереди. — Угостите меня, семпай? — заискивающе спрашивает тот, — и от такого нахальства у Годжо на лице расплывается улыбка. Он фыркает, пытаясь побороть желание потрепать Итадори по волосам, и кивает. — Твои друзья не будут скучать? — Они самостоятельные ребята, обойдутся без мамочки, — просто отвечает Юдзи. — Как вы себя чувствуете? Ну, после того дня. — Неплохо, — Годжо задумывается. — Хотя последние пару стопок точно были лишними. — Доброе утро! Что будете заказывать? — девушка за кассой кокетливо улыбается, но Годжо все равно не отводит глаз от лица Итадори. — Айс-латте с карамельным сиропом, — произносит Сатору, а затем кивает Юдзи. Последний пялится в меню несколько секунд, а затем улыбается — улыбается так, что девушка за кассой, точно опешив, краснеет. — Айс-американо, пожалуйста, — они отходят к стойке выдачи, и Итадори залазит на высокий барный стул. — Я провалялся все выходные с похмельем, — жалуется он. — Я с алкоголем на «вы». — Просто с непривычки, — отвечает Годжо. — Но, пожалуй, лучше и не делать это привычкой. — Вы правы, — Итадори улыбается, его взгляд скользит по витрине с десертами, и на мгновение Годжо злится, что не предложил тому выбрать что-нибудь из выпечки. — Но было весело. И я забыл попросить ваш номер, — Годжо сдерживает рвущуюся наружу ухмылку, — от того, что Итадори так тонко чувствует беспокоящее самого Сатору. Юдзи слегка качает головой, неловко зачесывает рукой волосы и смущенно улыбается, — и это в действительности то, что заставляет сердце Годжо пропустить удар. — Да, — кивает Сатору и достает телефон из кармана. Они обмениваются номерами и вместе идут к университету; Итадори дает попробовать свой американо, и Годжо в который раз убеждается: кофе без молока — это абсолютно безвкусно. Юдзи смеется, болтает что-то о том, что так раскрывается вкус самого кофе. Сатору закатывает глаза — он и не думал, что Итадори из «этих людей», но теперь бы он не был удивлен, если б Юдзи знал все виды обжарки зерен и что такое арабика. Он рассказывает что-то про горечь и кислинку, и Годжо правда внимательно его слушает, но вряд ли запомнит хоть что-то из сказанного. — ..Презентация по литературе, — вздыхает Итадори, поправляя сумку. — Даже не знаю, что делать с этим Шекспиром. — Хочешь, помогу тебе? — вдруг предлагает Годжо до того, пока успевает закрыть рот. — Правда? — и взгляд Итадори преисполнен такой надежды, что Сатору кивает чересчур решительно. — Спасибо, семпай. Тогда я скину вам свое расписание чуть позже. Следующий раз они встречаются уже на следующий неделе в понедельник. В университетской библиотеке достаточно оживленно — и они находят себе небольшой уголок у окна. Спрятавшись между книжными полками и сгрузив сумки на подоконник, Сатору оставляет Итадори ненадолго одного, но лишь ради того, чтобы сходить в кофейню и купить кофе с десертами: говорят, сладкое полезно для мозга. Правда, кто так сказал и так ли это в самом деле, дело десятое. Юдзи радуется своему отвратительному американо как щенок, торт ему тоже нравится, так что Сатору, отчасти, доволен. Итадори пачкается в взбитых сливках, и Годжо тянет к нему руку, совершенно не подумав, — и костяшкой стирает с уголка губ нежный крем. Юдзи осоловело моргает, и Сатору тут же жалеет о том, что сделал. Но спустя пару мгновений Итадори отводит взгляд и бормочет «спасибо»; его щеки покрываются едва-заметным румянцем, и Сатору сглатывает, прикрывая лицо рукой. — Прости, я, э-э.. Не хотел тебя смущать. — Все в порядке! — Юдзи неловко посмеивается и машет руками. — Спасибо, — повторяет он, тут же переводя взгляд на ворох макулатуры, собранный ими по библиотеке. — С чего начнем? Сдается мне, что оценивать будут не по Гамлету. Макбет? Отелло? — Отелло, — соглашается Годжо. — Давай начнем с этого. Сатору опирается локтями о стол да подпирает пальцами подбородок. Взгляд устремлен в окно, — всего за неделю погода значительно переменилась. Еще не время для курток, но в воздухе уже пахло пожухлой листвой и сыростью. Итадори был в забавном свитере с динозавром, — и почему-то динозавр желал счастливого Рождества, хотя на дворе было лишь начало октября. Мелкие капли дождя забарабанили по окну, а небо стремительно затягивало серыми тучами; Годжо переводит взгляд на сосредоточенно пишущего Итадори и пододвигает тому свои конспекты чуть ближе. — Кто твой любимый персонаж? — меланхолично интересуется Сатору. — Бьянка, — отвечает Юдзи, не поднимая головы, — Которая проститутка. Годжо кашляет смешком и откидывается на спинку стула. — Не нравится Шекспир? — Великий драматург, — Итадори вздыхает, но не выглядит очень искренним. — Как он может не нравиться, — он берет маркер, чтобы сделать какую-то пометку и на мгновение поднимает взгляд, чтобы улыбнуться. Черты его лица смягчаются, — это слегка смущает, поэтому Сатору переводит взгляд обратно на пейзаж за окном. — Не люблю трагикомедию. Если уж и выбирать из классиков.. Льюис Кэролл? Годжо поджимает губу, пытаясь не рассмеяться. — Итадори. Это не классик. — Разве «Алиса в стране чудес» не входит в школьную программу? — он спрашивает так удивленно, что Годжо почти верит, что в месте, где учился Юдзи, читали именно это. Но он все равно отрицательно машет головой, и Итадори хмурится: между его бровей пролегает забавная морщинка, а затем он прикусывает край карандаша зубами, задумываясь. Это карандаш Сатору, но отчего-то Годжо кажется эта привычка милой. В Хайбару он бы давно запустил тетрадкой, но покусывающий древко Юдзи выглядел забавно и вовсе не мерзко. — Шерлок Холмс? — Это даже не автор. — Моби Дик. — А это вообще вроде кит, — и Сатору не выдерживает — все-таки смеется; пару мгновений Итадори выглядит обиженно, а затем хохочет в ответ, прижмуривая глаза. — Ладно, — отсмеявшись, заключает Сатору. — Вернемся к Отелло? Постараюсь тебе объяснить.. Следующие полтора часа говорит лишь Годжо; вот удивительно, но ему вовсе не надоедает пересказывать сюжет, в особенности, когда собеседник напротив так внимательно слушает, — все никак не оставляя злосчастный грифель карандаша. А затем еще час у них уходит на презентацию. Итадори настаивает на розовых оборках на слайде и смайликах на фоне, — Сатору даже согласен, что так выглядит и вправду лучше. Заканчивают они совсем к вечеру. В библиотеке не остается никого, кроме их двоих да библиотекаря. Дождь к тому времени сменяет настоящий ливень, — и Годжо, чувствуя себя абсолютно нелепо, отдает последний зонтик Итадори. Тот рассыпается в извинениях так, будто Сатору совсем сахарный, и последний убеждает Юдзи, что у него остались еще дела в университете. Итадори благодарит его раз двести, а затем исчезает за заслоном дождевой воды. На парапете у крыльца Годжо сидит еще добрый час, глупо пялясь в пустоту и чувствуя себя так, будто под ним разверзнулась огромная черная дыра, — и он неумолимо падает в ее жерло. Только вот ощущения от этого такие приятные, что хочется глупо улыбаться. И поэтому он улыбается: и когда бежит домой под дождем, промокнув до нитки, и когда заболевает на следующий день. — Нужно было идти вместе с вами, — это первое, что говорит Итадори, оказавшись на пороге квартиры Годжо. Сатору взъерошенный, с лихорадочным румянцем на щеках и блестящими глазами — и это не тот вид, в котором ему хотелось бы предстать перед Юдзи. — Простите, семпай, — говорит он, совершенно бесстыже проскальзывая мимо Сатору. Он оставляет кроссовки небрежно валяться на входе и точно идет наобум, но все равно попадает на кухню. Годжо не может возразить да и не имеет возражений на самом-то деле. Итадори ставит пакет с продуктами на стол и выглядит очень решительным. Сатору незаметно подталкивает ногой коробку с доставкой еды за тумбу. — И что же меня ждет? — Годжо кутается в розовый плед — милый подарок от Шоко, — и присаживается за стол. Итадори слегка нервно улыбается и разгружает пакет. Количество лекарств слегка поражает. — Гето-семпай сказал, что у вас нет лекарств, поэтому я взял слегка с запасом, — объясняется Юдзи, и Сатору тянет понятливо мычит. — Я сварю вам кашу. И еще я принес фрукты, — добавляет Итадори. — Юдзи такая хозяюшка, — смеется Годжо, и Итадори фыркает, скрывая смущение. — Это из-за того, что в болезни Годжо-сенсея есть моя вина. — Вовсе нет. — Вовсе да. На спор у Сатору совсем нет сил – и поэтому он лишь опирается локтями на стол, ссутуливаясь. Итадори дает ему градусник и жаропонижающее, и от этого планомерно клонит в сон. Кажется, он все-таки засыпает — непреднамеренно, совершенно разомлев под мерный монолог Итадори о презентации. На кухне вдруг пахнет готовкой — то есть, конечно, иногда здесь пахнет едой, но, в основном, Годжо экономит время, пользуясь услугами доставки. Просыпается он от звона тарелки — и вздрагивает от чужих рук прямо перед глазами. Взгляд немного мажет, и Сатору вздыхает, откидываясь сонно на спинку стула. Итадори ставит перед ним тарелку с рисовой кашей и имбирный чай. — Спасибо, — Годжо улыбается и почти тут же вздыхает совершенно трагично. — Но мои руки так слабы. Кажется, будто совсем нет сил, чтоб даже ложку... Взволнованное выражение лица Итадори быстро сменяется на веселое, и он хохочет, присаживаясь на стул рядом. — Кажется, вам уже лучше? — говорит он, беря в пальцы ложку; рисовая каша получилось слегка жидкой и сладкой — и действительно вкусной. И, наверное, в разы вкуснее она стала от того, что его кормил Итадори. Его пальцы слегка подрагивали, а лицо было таким сосредоточенным, будто он боялся сделать что-то не то. Годжо послушно съел почти все, а затем Юдзи почистил ему еще и мандаринку. Помыв посуду, Итадори помог Сатору подняться, — кажется, того снова клонило в сон. — Я положил оставшуюся кашу в холодильник, — говорит Итадори. — Спасибо, — искренне благодорит Сатору, падая лбом в чужое плечо. Итадори неловко кашляет, перехватывая его за талию, и идет прямо по направлению к спальне. — У вас очень.. Уютно, хотя пустовато, — замечает Юдзи. — И телевизор размером с мою кровать в общежитии. — Подарили вместе со львом.. — Телевизор? — Квартиру, — сонно бормочет Годжо. Он уже едва различает, куда идет, но вскоре чувствует облегчение от того, что, наконец, оказывается в кровати. Итадори заботливо укрывает его одеялом прямо поверх пледа и напоследок прикладывает ладонь ко лбу. Сатору мычит и приоткрывает глаза. — Она меня за муки полюбила, — бормочет Годжо. — А я ее за состраданье к ним. — Что? — обеспокоенно переспрашивает Итадори. — Шекспир, — шепчет Сатору. — Отелло. И наконец засыпает.* * *
После выздоровления они снова идут на студенческую вечеринку в ресторане. Годжо знакомит Итадори с Гето и те, кажется, нравятся друг другу. По крайней мере, Сугуру болтает с Юдзи почти целый час, пока Сатору планомерно напивается с Нанами — редкость увидеть его на подобных мероприятиях. Они пьют до самого утра, — и в этот раз Сатору чувствует себя куда раскованнее, чем в прошлый раз. Может быть потому, что они теперь знакомы гораздо ближе, а может, в этот раз выпил еще больше. Но Итадори точно привык к нему: он все чаще касается Годжо, обнимает и даже хлопает по ноге, когда в очередной раз заливается хохотом. Сатору тоже не может удержаться от того, чтобы не потрепать его по волосам и не придержать за поясницу на несколько долгих мгновений дольше положенного. В пять утра Итадори тащит его смотреть на Токийский залив. Погода уже не такая теплая, поэтому они надевают куртки, – и Сатору не уверен даже, надел ли он свою или схватил первую попавшуюся впопыхах. Итадори заматывается в огромный желтый шарф, который постоянно сползает, и тащит его под локоть. Отсюда до Минато пешком, как минимум, полчаса, и поэтому они берут такси. Окна в машине безбожно запотевают, — и Итадори рисует на стекле звездочки, пока водитель не начинает ругаться. На улице все еще темно и неоновая подсветка радужного моста слегка расплывается; Итадори тащит Годжо на смотровую площадку за руку, и Сатору не может думать ни о чем, кроме его теплой ладони. Ему смертельно хочется переплести с ним пальцы, но это будет выглядеть странно. Поэтому он довольствуется тем, что есть. Пьяный, довольный Юдзи — потрясающее сочетание. Он опирается спиной на ограждение и запрокидывает голову вверх, глядя на рассветные тучи. — Скоро сессия, — говорит он. — До Нового года у меня совсем не будет времени. — Да, у меня тоже, — Годжо опирается руками о перила и смотрит вниз, на залив: ветер разгоняет небольшие волны и, возможно, это совсем капельку похоже на шум волн в Канагаве. Сатору прикрывает глаза. — Я планирую плотно заняться учебой, но на каникулах буду свободен. — Хочешь спланировать все заранее? — Годжо усмехается. — Хочу влезть в ваш график, — Юдзи смущенно смеется, и Сатору чувствует себя совершенно очарованным. Рассветное солнце поднимается с горизонта: небо окрашивает в теплый розовый оттенок, подсвечивая кучевые облака золотым сечением. Итадори молча поворачивается, чтобы тоже посмотреть на рассвет. Они молчат, — и Годжо думает, что провел бы так целую вечность. До чего же отвратительно слащавым он стал. — Хорошо, — Сатору облизывает пересохшие губы. — Постараюсь вписать тебя в свой плотный график. И Юдзи пихает его кулаком в плечо. Следующий месяц они видятся только в перерывах между пар и по утрам, когда поочередно угощают друг друга кофе. Годжо даже скучает немного, — и это, конечно, не укрывается от глаз Гето. И от его допросов. К тому же, Сукуна приостановил свои стримы на время зимней сессии, и это окончательно добило Годжо, потому что из развлечений оставалась лишь приставка по вечерам да редкие вылазки с Гето и Шоко на прогулки. Декабрь ударил неожиданными морозами и завалил улицы снегом. В первый снегопад Юдзи сбил Годжо с ног прямо у ступенек в универ, повалил наземь и забросал снежками. Сатору чувствует снег у себя во рту; он обхватывает бедра Итадори ногами, беря в крепкий захват, и переворачивает их рывкои, топя Юдзи в сугробе, пока тот барахтается, — а затем горячая рука случайно проскальзывает под куртку Годжо, и от странной дрожи тот упускает момент, когда Итадори вновь берет первенство, и вот они уже катаются кубарем, оставляя за собой неравномерный след. Мимопроходящие студенты посмеиваются, проходя мимо, где-то издалека кричит преподаватель. Годжо абсолютно плевать: Итадори сидит на нем и заливисто смеется, его ресницы слиплись от влаги, волосы разметались, а щеки ужасно раскраснелись. И снежинки, падающие ему на плечи, обращались в маленькие мокрые отпечатки. Они шуточно боролись минут пятнадцать, пока совсем не замерзли. В туалете Сатору сушил волосы, согнувшись почти вдвое, а Итадори шипел, отлепляя от себя влажную ткань водолазки. — У меня есть с собой толстовка, — говорит Годжо. — В рюкзаке. Итадори кивает и тут же стягивает с себя верх. Сатору ударяется затылком об сушилку и шипит. Вот блять. Юдзи хихикает и открывает его рюкзак, роется совершенно по-хозяйски и выуживает толстовку, — и Годжо медленно отсчитывает месяцы их знакомства, а затем переводит взгляд к зеркало. И ударяется снова. — Блять, – шепчет он, морща нос. Итадори удивленно косится на него, но Годжо уже смотрит прямо перед собой. Показалось. Или нет? И снова на Юдзи. То, насколько тот хорошо сложен, заставляет Сатору невольно хмыкнуть. Итадори прикрывает глаза, выворачивая рукава футболки, и Годжо цепляется взглядом за его соски: маленькие, розовые.. ..И маленькое троеточие из родинок вокруг левого соска. Годжо судорожно вдыхает. Сердце пропускает удар, сбиваясь с ритма, а затем заходится учащенным стуком. Нет, не показалось. Совпадение? Мало ли, у кого какие родинки. — Годжо-семпай? — чужой торс скрывается за черной толстовкой, а Сатору, наконец, вылезает из-под сушилки. — А? — он ведет себя намеренно отрешенно, и это, блять, чертовски подозрительно. — Что-то случилось? — Итадори склоняет голову к плечу. Годжо прикипает взглядом к его кадыку. — Вспомнил, что забыл покормить льва.В конце декабря в профиле Сукуны снова появляется активность. Стример пишет, что трансляции возобновляются и будут проходить в привычное время.
* * *
Четверг начинается восхитительно: Годжо просыпается на полчаса раньше обычного и, на удивление, чувствует себя выспавшимся. На улице еще не то чтобы очень светло, к тому же, стелет снегопад, но Сатору все равно выходит из дома раньше обычного и идет к общежитию, где живет Итадори. По пути он покупает себе вишневый чай с розмарином, а Итадори берет американо с корицей. Бумажные стаканчики греют руки даже через перчатки. Сессия почти кончилась, а значит, впереди каникулы. У Сатору много планов. Например, съездить к семье, провести дома несколько дней. Ему нужно купить подарки родителям, но все его мысли все равно забиты другим. Может ли оказаться, что Итадори и взаправду Сукуна? Не хотелось становиться помешанным фанатиком и видеть в каждом своего... Мм, любимого стримера. Только вот совпадения слишком очевидны. Годжо все никак не мог перестать думать о том, что сегодня он услышит голос Сукуны и, наконец, сможет дать себе точный ответ. Он поднимает голову к небу. Солнце мягко светит из-за облаков, а снег все продолжает сыпать на его голову, лицо; снежинки лишь на мгновение замирают на его длинных ресницах, а после тают. Итадори действительно ему нравился. Годжо опирается ягодицами на перила ступенек и выдыхает пар, опуская взгляд вниз, на снеговиков, слепленных у самых окон здания. Нужно будет предложить слепить одного такого Итадори. Он не сразу замечает, что на него уже какое-то время смотрят, но когда замечает — улыбается, щуря светлые глаза. Юдзи, опешив, машет рукой в ответ и быстро сбегает по ступенькам. — Доброе утро, — фыркает он, кутаясь по нос в свой желтый шарф. Сатору отдает ему кофе – наверняка остывший. — А чего вы так рано? — хотя его голос все еще звучит несколько заспанно, выглядит Итадори довольным: улыбка читается по глазам. — Не знаю, — честно отвечает Сатору. — Почему-то проснулся раньше и решил зайти за тобой. Ты против? — Нет, — чересчур быстро отвечает Юдзи и тут же смущенно пинает снег ботинком, отводя взгляд. — Приятный сюрприз. Спасибо за кофе. Идем? По утрам Итадори не то чтоб очень разговорчив: он идет молча, оскальзываясь каждый раз на примерзшем льду, и Годжо то и дело подхватывает его под локоть. В итоге в университетские ворота они заходят почти вплотную: Юдзи намертво вцепляется в Сатору, а последний не чувствуют ничего, кроме всепоглощающего удовлетворения. После пар он позорно быстро сбегает из аудитории. Предвкушение бьет возбуждением и легким адреналином; он так давно не мастурбировал — и так давно не видел Сукуну. Эта сессия выжала из него достаточно сил, и он действительно заслужил простого человеческого подрочить. И выяснить, кто кроется за маской популярного стримера. Да, он мог не возвращаться к этому вопросу. Он мог сделать вид, что ничего не заметил. Вытеснить из памяти, переключиться на что-то другое, найти другую платформу, другого стримера. Точно мог бы. Но не стал. Возможно, где-то в другой вселенной Годжо Сатору родился более благоразумным человеком, но точно не в этой. И поэтому Годжо ставит ноутбук на кровать и ложится рядом. Загорается значок трансляции, он клацает по нему, открывая картинку на полный экран, и судорожно выдыхает. Он возбужден уже заранее, преждевременно: лишь представляя Сукуну, его член окончательно твердеет. Сознание любезно пририсовывает стримеру лицо Итадори, Годжо чертыхается, морща нос, но подобное дополнение лишь раззадоривает сильнее, — и он проводит большим пальцем по влажной головке, чтобы размазать смазку. Черт, он течет как девчонка. Сукуна сидит в кресле в чем-то абсолютно невероятном, — и Сатору благодарит всевышнего за то, что решился на просмотр сегодняшней трансляции. После большого перерыва Сукуна, кажется, подготовил сюрприз, — и тот едва не заставил Годжо кончить ежесекундно, как он увидел аутфит стримера. Сукуна, тем временем, будто смущенно ерзает, устраиваясь поудобнее. Его розовое кружевное белье едва ли что-то прикрывает, но смотрится так диковинно и необычно, что Сатору не в силах оторвать взгляд от соблазнительной картинки. Поджарые бедра плотно обрисовывают персиковые ремешки, а кружевную резинку оттягивает толстый ствол, — и этого всего слишком. До этого Сукуна не особо экспериментировал с образами, оттого, наверное, и выглядел сегодня несколько скованным. Однако это нисколько не портило картинку — напротив, раззадоривало лишь сильнее, будто Годжо делил с ним какой-то новый, совершенно интимный опыт. Чат разрывается от одобрительных комментариев и донатов, и человек по ту сторону экрана будто переводит дыхание. Он чуть сдвигается, появляясь в кадре по шею, и Сатору с улыбкой обводит взглядом троеточие родинок вокруг соска. — Привет, — произносит Сукуна. И вселенная Сатору Годжо складывается пополам. И снова ощущение этой пропасти, легшей под его ногами; он пялится в экран тупо, вовсе не моргая, пока мозг пытается обработать полученный ответ. Можно закрыть экран. Можно сделать вид, что он никогда не заходил на этот сайт и точно не палил Итадори за стримерством на эротической площадке. Но «Сукуна» снова чуть сдвигается, сгибая ногу в колене, и проводит рукой вниз, сгребая в ладонь яйца и чуть оттягивая. Моральные принципы сваливаются в ту самую яму, и Годжо оттягивает резинку штанов: если он сейчас не подрочит, у него взорвется не только башка, но и яйца. — Давно не виделись. Скучали по мне? — полушепчет Сукуна, и с каждым его словом осознание нагоняет, становится совершенно безвозвратным. Это Итадори. Либо у него есть брат-близнец. Иного не дано. — Скоро каникулы, так что я буду стримить в обычное время, — рассказывает Итадори, и Сатору вдруг осознает, что тот слишком очевидно палится: его волосы иногда мелькают в кадре, порой он улыбается в камеру, — и Годжо никогда не спутает эту улыбку с любой другой. Взгляд соскальзывает с чужих губ ниже, и Годжо сжимает зубы до выступивших желваков: желание вылизать эти сочные бедра никуда не делось, как и желание потрогать каждый миллиметр этой персиковой кожи. Сукуна откидывается на спинку стула, сильнее разводит ноги, и взгляду зрителя открываются ягодицы и ложбинку выше, что разделена тонкой полоской ткани. Сукуна — нет, Итадори, — оттягивает эту полоску большим пальцем, скользит вдоль, а второй рукой выдавливает жирный блестящий гель прямо на розовые кружева, и те беспощадно темнеют и мокнут. Лубрикант стекает по поджавшимся яйцам и мошонке в расселину, скользит по сжатому кольцу мышц, — и Юдзи собирает гель средним пальцем, поглаживает подушечкой складки кожи, прежде чем развести ноги еще шире – и, наконец, втолкнуть палец на фалангу внутрь. Итадори всхлипывает, его пальцы ног поджимаются, а член течет, пачкая смазкой пресс, и в какой-то момент Годжо понимает, что он полусидит с абсолютно тупым лицом и даже не дышит. Не моргает, блять, и не дрочит, — просто держит член и пялится в экран. Вот это уже похоже на наваждение. Он поводит плечами, сбрасывая с себя это ощущение, и двигает пальцами по стволу, оттягивает крайнюю плоть и шумно выдыхает. Итадори на экране не имеет никакой совести и стыда, а Годжо провалиться хочет от смущения: он чувствует себя так, словно предает его, но мысли все равно сконцентрированы лишь на чужом теле — на узкой, влажной дырке, судорожно сжимающейся на его пальце, — и Сатору умрет, если не узнает, какого находиться в ней, какого будет проникнуть туда членом. И, о черт, как сладко будет сжиматься и стонать Итадори. Он кончает слишком быстро, но это вовсе не мешает ему продолжить дрочить — тем более, трансляция не закончена. Сукуна же на экране вгоняет палец еще глубже, его кожа влажная от пота и смазки, а член подрагивает от каждого движения внутри. Юдзи чуть отклоняет корпус, и в кадре вновь становится виден излом его припухших губ; он обхватывает твердую плоть второй ладонью и двигает несколько раз, пока не кончает так сильно, будто тоже воздерживался все это время. Сатору спускает во второй раз и шипит от недовольства, обнаруживая, что его кофта, кровать и руки — все в сперме. — Фу-ух, — выдыхает Юдзи, опуская ноги. Его полутвердый член ложится на бедро, — Надеюсь, вам понравилось. Мне уже пора. До встречи, люблю вас! — и экран трансляции гаснет. — До встречи, — в пустоту отзывается Сатору.* * *
В первый день каникул они идут большой компанией в клуб. Годжо думал, что сможет вести себя раскрепощенно и спокойно, но с того момента, как они с Итадори поздоровались, он все не проронил ни слова. Черт знает, что в этом виновато: то, как восхитительно Юдзи выглядел в полностью черном аутфите, или то, что Сатору теперь знал, как тот выглядит без. Поэтому, вместо того, чтобы развлекаться и танцевать, Годжо планомерно напивался за столиком, пытаясь увести свои мысли в более экзистенциальное русло. Гето сбоку не отлипает от телефона, — и Сатору приваливается к нему, укладывая голову на плечо. — Отвратительно, — выдыхает Годжо и запрокидывает голову, выпивая залпом остатки джин-тоника. — Это из-за того, что ты ведешь себя как целка, — откликается Сугуру, впрочем, даже не отрывая свой взгляд от экрана. — Что? — Годжо хмурится и косится на него. — Никогда бы не подумал, что твои яйца размером с кошачьи, — продолжает Сугуру, и Годжо недобро лыбится; наконец, Гето поднимает голову. Он закатывает глаза и вздыхает. — Почему ты до сих пор не признался? — В смысле? — Что Итадори тебе нравится. Он говорит об этом так просто, будто это действительно так легко. Но Годжо знает, что это ни хрена не так. Что все куда сложнее, чем кажется, и речь даже не о стримерстве — хотя это тоже огромная проблема, — как можно кому-то сказать, что он тебе нравится? Да у Сатору в жизни не было таких ситуаций: всегда признавались ему. Это как что-то само собой разумеющееся, такая вот интересная жизненная закономерность. Оттого Годжо не находится с ответом и целую минуту хватает ртом воздух с глупым видом. — Я не могу, — в итоге выдает он. И это выглядит абсолютно жалко. — Ссышь? — Гето дергает бровью. Сатору морщится и поджимает губы. Ну да, ссыт. И что? Им, как минимум, нужно решить вопрос с вебкамом. Если Годжо хочет оставаться в доверительных отношениях с Итадори, то должен рассказать ему о том, что знает. Он поворачивает голову в сторону танцпола, чтобы выцепить взглядом знакомую фигуру. Юдзи танцует с Маки, — и Годжо, если честно, впервые видит, как та так беззаботно хохочет. Нет, так нельзя. Итадори заслуживает того, чтобы с ним были честны. Для храбрости Сатору выпивает еще три стакана джина, едва разведенного газировкой, и поднимается. Неоновые полосы и огни мерцают в глазах, будто нарочно пытаясь запутать. Но Годжо идет целенаправленно к Юдзи, а когда оказывается совсем рядом, то ноги будто путаются, — и он почти падает на Итадори. Тот смеется так заливисто, что Сатору хихикает в ответ; Юдзи прижимается столь близко, его правая рука прижимается к пояснице, придерживая, и Годжо кладет руки ему на плечи. — Нам нужно поговорить, — кричит ему в ухо Сатору, и Итадори улыбается, не переставая двигаться в танце, так что Годжо тоже ненарочно пританцовывает, а толпа вокруг жмет их к друг другу разгоряченными телами; Сатору кажется, что еще немного — и он возбудится от этого нелепого танца, поэтому он хватает Юдзи за руку и тащит за собой на улицу. Это глупо. Это очень глупо, потому что снаружи минусовая температура, лежит снег, а они, взмокшие и горячие, замирают у каменной кладки стены. Итадори ежится и смеется, обхватывая свои предплечья руками, — и его розовые щеки с горящим глазами так мило смотрятся в свете неонов и фонарей. Этот район ужасно шумный, так как здесь почти каждое заведение — бар или клуб, а потому и музыка льется отовсюду. Юдзи вопросительно выгибает брови и улыбается все так же искренне и тепло, а Годжо все никак не может найти в себе силы, чтобы сказать то, что хотелось. — Семпай? — подгоняет его Юдзи, и Годжо судорожно выдыхает. — Ты ведь Сукуна? — спрашивает он. И по мере того, как округляются глаза Итадори, Годжо вдруг понимает, что хотел сказать абсолютно не это. Улыбка Юдзи тает на глазах, а между бровей пролегает складка, делая выражение его лица хмурым. Да, это явно не то, что он ожидал услышать. И, возможно, Сатору выбрал не то время и не то место, чтобы задавать такие вопросы. — Откуда вы знаете? — Итадори скрещивает руки на груди. Его руки слегка дрожат — черт его знает, от холода или волнения. Но он не отрицает. Он не отрицает, а еще, судя по всему, его это очень злит. Годжо неловко перенимается, не зная, какие слова подобрать для ответа. — Вы сталкер? — спрашивает Юдзи, и Годжо ошалело моргает. — Нет! — спешит воскликнуть он. Да как Итадори мог такое подумать? — Нет, просто.. Узнал тебя. Случайно. — М, — Юдзи опускает равнодушный взгляд вниз и смотрит на чужие ноги. — И что собираетесь делать с этой информацией? — Что собираюсь делать? — не понимает Годжо. Он слишком пьяный, а еще тоже начинает замерзать. Но прежде, чем он успевает заверить Итадори в том, что ему эта информация абсолютно не сдалась, и вообще — он позвал его, чтобы признаться в симпатии, — Юдзи крепко хватает его за ворот футболки, дергает на себя, а затем меняет их местами, впечатывая Сатору спиной в отвратительно холодную стену. И Годжо прекрасно его понимает. Лучшая защита — это нападение. Он шипит, а затем охает: Итадори вжимает его, просовывая колено между ног и заглядывая внимательным взглядом прямо в глаза. Сатору сглатывает, чувствуя, как, несмотря на холод, кровь толчками устремляется южнее, прямо в пах. — Я даже не думал, что вы из таких людей, — Юдзи горько хмыкает. Годжо хочет его перебить: хер пойми, что там сдуру надумал себе Итадори, но последнего было уже не остановить. — Что вы хотите за свое молчание? — горячее дыхание обдает линию челюсти, вызывая мурашки, и Сатору с шипением втягивает в себя воздух. — Чтобы я отсосал вам? — он чуть приподнимается, надавливая бедром на чужой пах, и Годжо мычит. — Или чтобы я трахнул вас? — Юдзи, — пытается еще раз Годжо, но тот будто его не слышит вовсе. Он уходит обратно в клуб, а Сатору, оставшись на улице, ощущает себя последним дураком. Здесь холодно, а еще снег ложится на его плечи и сыплет прямо на голову. Но когда Итадори возвращается обратно, снова становится теплее. Он спешно кутает Сатору в свой этот глупый, абсолютно дурацкий шарф, — и Годжо уже забывает, о чем они там болтали. Пьяная нега путает ноги, дурманит разум. Оказываются, они садятся в такси. Юдзи называет адрес Сатору, и едут они как будто целую вечность. А затем Итадори достает из рюкзака бутылку джина, открывает и делает несколько больших глотков, морща нос, после чего молча предлагая выпивку Годжо. Сатору фыркает, посмеиваясь, и тоже пьет — хотя, казалось бы, ему достаточно. Как они расплачиваются и оказываются у него в квартире, Сатору, честно, не помнит; он даже не уверен, что они закрыли дверь, потому что, стоило им переступить порог, — как Юдзи тут же втолкнул Годжо в стену. Он был ниже и меньше Сатору по комплекции, однако силы в нем будь здоров — быть может, оттого, что трезвее. Он подсаживает Годжо коленом, и тот чувствует себя собакой Павлова: его тело реагирует незамедлительно, и прежде, чем он успевает понять — стонет, запрокидывая голову и подставляясь под чужие губы; Итадори кусает кожу на шее, прихватывает губами кадык, одновременно нажимая бедром на его твердый член, прижатый джинсами к бедру. И Годжо все никак не может собраться, чтобы сделать что-то в ответ, — и поэтому закидывает руки на чужие плечи и тянет ближе; он целует Итадори в висок, и тот судорожно вздыхает. Пальцы правой руки зарываются в волосы, Годжо оттягивает голову Юдзи, легонько прикусывает за линию челюсти прежде, чем Итадори вдруг вновь решает поменять их локацию, — и в следующее мгновение они валятся на диван. Сатору ногами спихивает свои джинсы, задирает футболку руками, неотрывно следя взглядом за Юдзи — движения у него резкие, обрывистые, будто тот зол. И возможно, это отчасти правда, потому что в следующий момент он кусает Годжо в плечо, заставляя выгнуться и вскрикнуть — чувствительно до ужаса. А затем происходит что-то невероятное, — и Сатору прислушивается к собственным ощущениям, затаив дыхание. Он приподнимается на локтях, чтобы посмотреть вниз: в полутьме легко различаются чужие черты лица и фигура, устроившаяся у него между ног. Итадори подхватывает Сатору под колено, забрасывает себе на плечо, вынуждая того развести ноги, а затем наклоняется, — и его влажный, теплый язык скользит по члену до влажной, глянцево-блестящей головки. Годжо впивается пальцами в спинку дивана — такое в голову бьет получше джина. Итадори смещается чуть ниже, — и вот его губы уже обрисовывают поджавшиеся яйца, проводят языком по шву до самой мошонки. — Ты что.. — хрипло шепчет Годжо, а затем вскрикивает и прикусывает губу. Юдзи абсолютно бесстыдный и бессовестный, блять, господи, — кончик его языка соскальзывает между ягодиц, разделяя их, влажно проходится по ложбинке; второй раз он лижет уже настойчивее, — и Сатору приходится закрыть себе рот ладонью, чтобы не заорать нахер. Итадори оглаживает языком складки кожи, водит по кругу, лаская чувствительные края; член Годжо подрагивает, роняя вязкую каплю смазки на сокращающийся низ живота. Это одуряюще, просто невероятно, потому что одновременно стыдно до ужаса и приятно до поджимающихся пальцев на ногах. Возбуждение не то что накатывает волнами — оно бросает Сатору, как гребанное цунами, сносит своими волнами, заставляя захлебнуться всхлипом. Юдзи выдыхает горячо прямо на промежность, — от этого ощущения по позвоночнику проходит горячая волна дрожи, — а затем толкается внутрь нежных и подрагивающих стенок языком. Годжо выгибается, откидываясь назад, и совершенно отупело пялится в потолок. Господи. Ебать. Блять. — Ахуеть, боже, — хрипло шепчет Сатору. И то, что Итадори не останавливается, доводит почти до исступления. Он то лижет короткими движениями, то ввинчивает язык внутрь ануса, губами лаская края в каком-то абсолютно извращенном подобии поцелуя. А затем к языку присоединяется палец: Юдзи вставляет его одним плавным движением, до самой костяшки, и сгибает по направлению к члену; гладит настойчиво, пока позвоночник Сатору не простреливает удовольствием, пока не выламывает пополам и не начинает трясти. И Итадори, будто сжалившись, вытягивается, чтобы обхватить головку губами и почти сразу взять глубже, оглаживая ствол языком. Ему даже не нужно двигаться: он лишь сгибает палец внутри Годжо, а того выгибает на встречу. Итадори выпускает член изо рта, чтобы провести по нему языком, прижать набухшую вену. — Какой вы жадный, — севшим голосом говорит он, и остатки мозга Годжо выплывают через уши. — Так подмахиваете своей задницей. Сатору закрывает лицо рукой: нет, ну Юдзи не может так развратно говорить. В него точно вселился дьявол — и дьявол этот сейчас так волшебно долбил Годжо по простате и самозабвенно заглатывал его член, приближая к развязке. Еще пару движений — и он спускает прямо в сжимающееся горло; Итадори мычит, но не отстраняется, позволяя чужим пальцам зарыться в собственные волосы и придержать, фиксируя на месте. Перед глазами все плывет причудливым калейдоскопом. Горечь на лице Юдзи - последнее, что видит Сатору перед тем, как вырубиться.* * *
О том, что на праздники Итадори уезжает к дедушке в Канагаву, Годжо узнает от Мегуми. Юдзи не отвечает на его звонки и сообщения целую неделю, — и отчасти Сатору его понимает. Два дня крика в подушку привели Годжо к умозаключению, что Итадори просто нужно дать остыть. На самом деле, поставив себя на его место, Годжо не знает, что бы делал. Наверняка бы испугался. Ведь они с Итадори неплохо сблизились, от того и страшнее ждать подлости от человека из твоего круга общения. И в одночасье это обижало: неужели Итадори всерьез подумал, что Годжо бы опустился до подобной мелочи — шантажа? И третье. Как он мог так с ним поступить? В смысле, просто бросить в отключке на собственном диване, в засохшей сперме. Почему не остался, зачем свернул все в это, если сам не хотел. И почему Годжо не смог его остановить? Точно вместо мозгов сплошная каша: дали сомнительный зеленый свет, и Сатору уже несся в омут с головой. Но так ведь не делают с людьми, которые не нравятся, правда? В смысле, Годжо бы ни за что не лизал очко человеку, который бы не был ему симпатичен. Воспоминания пробрали легкой дрожью, — и Годжо поспешил переключиться на другие мысли. Вся эта ситуация немного вселяла надежду — точнее, Сатору просто надеялся, что Итадори не поставил на нем крест, потому что, очевидно (было для всех, по словам Гето), что это взаимно. Здорово, если на самом деле так: у него были все шансы попробовать налажать снова. То есть, исправиться, конечно. — На тебе совсем лица нет, — говорит мама. Основные блюда приготовила их домработница, мать же, по традиции, пекла яблочный пирог. — Что-то случилось в университете? — Нет, — Годжо откидывается на спинку стула и вытягивает ноги. Он берет в руку яблоко и бросает его в стену. Мама оборачивается и несколько секунд неодобрительно смотрит на него, а затем возвращается к тесту. — Поссорились с Гето? — продолжает она. — Нет, — Сатору ложится щекой на стол. — Все хорошо. — Ладно, — соглашается мама, и Годжо благодарен ей за то, что она сворачивает допрос. Он достает телефон из кармана домашних штанов, в очередной раз открывает диалог с Итадори: все сообщения прочитаны, но без ответа. Сатору попытался объясниться около пятнадцати раз: что, нет, вовсе он не сталкер, что заметил это совершенно случайно и лишь недавно, и тот факт, что Юдзи стримит на вебкаме, никак не влияет на их отношения. 31.12.23 // 18:36 Так и будешь продолжать меня игнорировать? 31.12.23 // 19:21 Ты мне нравишься. Хватит меня мучить. Сатору упирается лбом в руку и печатает сообщение под столом. К его удивлению, Итадори читает их сразу же. От этого стыд накатывает запоздалой волной. И он зачем-то снова спешит объясниться. 31.12.23 // 19:22 То есть, реально ты. Это никак не связано с тем, что ты стримишь. Он смотрит на прочитанные сообщения. Нет, а вдруг Итадори не так все поймет? 31.12.23 // 19:23 Но как стример ты мне тоже нравишься. 31.12.23 // 19:25 Блять. 31.12.23 // 19:26 Ты должен понести ответственность за то, что сотворил с моим невинным телом. Сигнал входящего сообщения пугает настолько, что Сатору роняет телефон под стол. Он чертыхается, наклоняясь за ним, и неверяще смотрит в экран. Итадори действительно ответил ему! Значит ли это, что он больше не обижается? Входящее сообщение // 31.12.23 // 19:29 Я понял, Годжо-семпай. Извините. Я тоже погорячился. 31.12.23 // 19:30 Давай встретимся и поговорим? Входящее сообщение // 31.12.23 // 19:31 Не могу, я в Канагаве. Вернусь только после НГ. Сатору вскакивает так решительно, что стул падает и пугает маму до вскрика. Она бросает в него долькой яблока, смотря удивленно и хмуро одновременно. Годжо строит плаксивую рожу. — Мама. Мне надо ехать. — Девушка? — она понятливо хмыкает, откладывая нож, которым чистила яблоки. — Ну, типа, — с сомнением отвечает Сатору; женское белье Итадори идет очень даже, в этом он уже успел убедиться. — Ладно, — она вздыхает и вытирает руки о вафельное кухонное полотенце. — Я дам тебе с собой еды. В машину Годжо прыгает с двумя пакетами еды. Он кутается в бессовестно украденный желтый шарф, садится за руль и вжимает педаль газа в пол. Дорога до Канагавы занимает почти три часа. Наверное, на электричке было бы быстрее: в преддверии Нового Года на дорогах Токио были сплошные пробки. Благо, Сатору удалось достаточно быстро выскочить на трассу. За время поездки он все думал о том, что скажет Итадори. Как начнется их диалог? А вдруг, он зря поехал, и Юдзи все еще не готов его видеть? И почему он не подумал о подарке? Снег метет, не переставая, но Годжо все равно узнает знакомые с лета витиеватые улочки. Он смотрит на навигатор. Где-то здесь.. Итадори говорил, что дом его дедушки находится возле храма Энгаку-дзи, поэтому Годжо паркуется у ступеней, ведущих к храму, и набирает Юдзи. Гудки в трубке были такими долгими, что на пару мгновений он вдруг забеспокоился: неужели он проведет Новый Год вот так, один, в машине? Нет, слава богу, что мама хотя бы дала ему с собой еды. Но Итадори все-таки берет трубку, — и у Сатору спирает дыхание от его слегка хриплого «алло». Тот наверняка спал. — Привет, — глупо говорит Годжо. — Я стою у Энгаку-дзи. В трубке вдруг раздаются гудки, и сердце Годжо будто обрывается, — он отнимает телефон от уха и смотрит на сброшенный звонок, а затем бьется лбом о руль и лежит так пару долгих мгновений. Стук в окно заставляет его вздрогнуть. Сатору спешит разблокировать дверь, и, когда в машину садиться Итадори в одной пижаме, вдруг чувствует, что внутри него будто надувается большой мыльный пузырь. Юдзи ерзает и смущенно улыбается. Он скользит взглядом по лицу Сатору, — и Годжо задней мыслью думает, что, возможно, тот тоже соскучился за ту неделю, что они не виделись; взгляд Юдзи цепляется за собственный шарф. Он фыркает, и вот на его лице расцветает уже более искренняя, полноценная улыбка. Если воровство шарфов так забавляет Итадори, то Годжо готов украсть у него все. — Вы абсолютно безрассудный, — вздыхает Итадори и опускает руки, сжимая их между колен. — А если бы я не ответил? — Я об этом не подумал, — честно отвечает Сатору. — Точнее, подумал. Когда уже приехал. Итадори фыркает и отворачивается к окну. — Простите, что так повел себя в прошлый раз, — начинает он. Сатору давит в себе порыв перебить его и начать извиняться первым. — Я просто испугался и накрутил себя... Это немного.. Мм, неловко? Не знаю, я был ужасно смущен. — Не то чтобы ты выглядел смущенным.. — замечает Годжо, и Юдзи поджимает губы, отводя взгляд и отчаянно краснея. — Простите, — он кашлянул, скрывая смущение. — Защитный рефлекс. "Ни хера себе, — думает Сатору, — Вот это рефлекс". — Во дела, — Годжо смеется, оглаживает руль и смотрит перед собой. — Ты тоже прости меня. Выбрал не совсем подходящее время. В итоге даже не получилось нормально объяснить, а потом.. - он смущенно кашлянул. — В общем. Да. Прости. Какое-то время они сидят абсолютно молча. Годжо задумчиво смотрит на снегопад и делает вид, будто вовсе не взволнован. — Так я вам нравлюсь? — вдруг прямо спрашивает Итадори, и от этой прямоты Годжо хочется удариться лицом о руль. Однако он стоически сдерживает этот порыв, ограничиваясь коротким кивком. Теперь его очередь смущаться, — и Юдзи смеется, расслабленно откидываясь на спинку кресла. — Вы мне тоже нравитесь. Сатору надеется, что нравится Итадори не из-за льва, которого он выдумал. И от волнения говорит первое, что приходит в голову. — Получается, нам нужно сейчас поцеловаться. — Что? — Итадори поперхнулся смешком и удивленно выгнул брови. — Что? — Вы сейчас предложили нам поцеловаться? Сатору думает, что Итадори реагирует чересчур для человека, который от испуга довел его до оргазма. — Не было такого. — Нет, вы же только что сказали: «Нам нужно сейчас поцеловаться». — Ну, если нужно, то ладно. — Чт.. Договорить вопрос Итадори не успевает: Годжо дергает его за ворот кофты к себе и смазано целует куда-то в уголок губ. Итадори фыркает, медлит мгновение, а затем его рука зарывается в светлые волосы Сатору; Юдзи сам тянет его к себе — и сам целует, куда более напористее и наглее, скользя кончиком языка по чужим губам. Хватка Сатору не ослабевает — напротив, он сжимает пальцы сильнее, до побелевших костяшек, и склоняет голову чуть вбок, а затем толкается уже собственным языком, размыкая губы Итадори. Юдзи что-то мычит, его хватка чуть слабеет под напором Годжо. Он приоткрывает губы, впуская в горячий рот язык, и сам толкается в ответ; Сатору шумно выдыхает, вторая рука скользит по торсу, ложится на теплый бок, и Итадори снова ерзает. Годжо отстраняется, проводит кончиком носа по теплой щеке Итадори и улыбается. Юдзи смущенно булькает, и его руки тоже тянутся трогать — кажется, не один Сатору наконец дорвался. — И извините за то, что я так.. Накинулся на вас тогда, — Итадори облизывает пересохшие губы. Годжо неловко посмеивается и приглаживает волосы. — Я.. Ну, эм, — он отворачивается. — Все ок. — Познакомить вас с Махито? — С козой? — Да. Скажу дедушке, что ко мне приехал друг. — Мама передала много еды. Что может быть романтичнее, чем встретить новый год вместе? Встретить новый год с дедом Итадори, конечно. Годжо никогда не встречал человека, который мог ворчать и быть довольным одновременно, и чья похвала звучала бы похоже на оскорбление. Впрочем..* * *
— Спасибо, что согласился помочь, — Годжо улыбается и быстро оглядывается, чтоб коротко чмокнуть Итадори в макушку. — Я и не знал, что ты разбираешься в греческой мифологии. — Да, я тоже, — Юдзи весело улыбается. — Что? — Ничего, — он хмыкает. — Пойдем на место у окошка? — предлагает он. Это любимое место Годжо — еще с момента работы над презентацией про Шекспира. Отсюда открывался замечательный вид на университетский двор, а еще место было загромождено высокими книжными стеллажами. Сатору ставит на стол ноутбук и скидывает конспекты. — Я схожу в кафе? — предлагает Годжо. — Может, хочешь тортик? — Нет, — резко отвечает Итадори, и Сатору удивленно на него смотрит. — Чем раньше начнем, тем быстрее закончим, да? — невпопад отвечает он. — Хорошо, — покладисто соглашается Годжо, присаживаясь на стул рядом. Он подтягивает к себе ноутбук и открывает его. — Я думал написать про Икара, — говорит Сатору. — Мне нравится его легенда, — соглашается Итадори. — Трагичная и интересная. — Да, — соглашается Годжо, а затем вздрагивает от того, что Юдзи кладет ладонь ему на бедро. Вполне невинный жест, но они полторы недели как помирились, и любое действие со стороны Итадори выглядит сродни красной тряпки для быка; Сатору облизывает вмиг пересохшие губы. — Думаю, что еще можно добавить немного информации про Дедала. — Его отца? — уточняет Юдзи, склоняя голову к плечу. Вид у него совершенно невинный, — и Годжо пытается успокоить свою разыгравшуюся фантазию. Пока ребро ладони не вжимается в его пах, придавливая член ширинкой джинс. Сатору судорожно вздыхает и зачем-то резко хватает книгу, раскрывая, и тупо уставляется в текст пред собой. — Юдзи, — предупреждает он. — Мм? — Итадори опирается локтем на стол и с любопытством смотрит на Сатору: тот выглядит так, словно его спалили за чем-то ужасно непристойным. Это забавляет — и Юдзи нажимает еще раз; вместо того, чтоб остановить его, Годжо вдруг разводит ноги шире, давая зеленый свет. — Так что там про Икара? Не сказал бы, что хорошо знаю его историю. — Да? — Сатору сглатывает набежавшую слюну и косится на Юдзи. — Дедал сделал крылья для себя и Икара, чтобы сбе-мнхх... Юдзи, — Годжо прикрывает глаза, шумно выдыхая, когда Итадори кладет ладонь на пах полноценно — сжимает его, а затем трет. Годжо среагировал еще тогда, когда Юдзи просто коснулся его бедра — ну точно собака Павлова, какая же стыдоба. Он роняет голову между плеч и прикусывает нижнюю губу. — И что было дальше? — напоминает Итадори. — Они хотели сбежать от Миноса и... Дедал сказал не подлетать близко к солнцу, — Годжо снова выпрямляется, чуть ерзает на стуле, — и Юдзи пользуется этим, ловко расстегивая чужую ширинку, и вот уже рука движется поверх белья; ткань комкается в гармошку под его пальцами, а член ощутимо вздрагивает. — Блять, — шепчет Сатору, поворачивая голову и жалобно глядя на Итадори. — Икар его не послушал? — не унимается Юдзи. Он что, ему мстит? Почему именно библиотека? Здесь и так тихо, как в склепе; кажется, словно слышно каждый его неровный вздох. Итадори же это, кажется, вовсе не беспокоит: уголки его губ вздрагивают, растягиваясь в улыбке. — Нет, он.. ох, бля, — большой палец Юдзи поглаживает чувствительное место под головкой, и Сатору приподнимает бедра навстречу. — Он подлетел слишком близко к солнцу.. — И крылья сгорели? — Юдзи крепче сжимает член и двигает на пробу несколько раз рукой вверх-вниз; это неудобно, он выворачивает кисть и двигает рукой под странным углом, но Годжо все равно чувствует, что от места, где Итадори его касается, расходится незримое тепло; у него дрожат пальцы, и он сжимает их на книге до побелевших костяшек. — Нет, — Годжо прижмуривается. — Я сейчас кончу, — панически шепчет он. — Нет? — переспрашивает Итадори. — Крылья были из воска, — шепчет Сатору. — Они расплавились, и Икар упал в море. Блять, Итадори, я сейчас.. — Кончай, шлюшонок. — Чего-о-бля-я... — ахуевше тянет Годжо, а затем сцепляет зубы, чтобы не застонать в голос; он кончает в собственные трусы и хорошо ему ровно пять секунд, пока ощущение липкой влаги в собственном белье не начинает вызывать неудобства. Итадори любезно убирает руку и сидит с таким видом, будто не сделал ровным счетом ничего. Сатору откидывается на спинку стула, выдыхает, успокаивая сбившийся сердечный ритм, а затем шепотом переспрашивает: — Шлюшонок? Серьезно, шлюшонок? — Простите, — Итадори едва сдерживает рвущийся наружу смех. — В следующий раз придумаю что-то сексуальнее. — Умоляю, — смеется Годжо. — Мне нужно в туалет. — Помочь? — усмехается Итадори и, если честно, это вкупе с его раскрасневшимися от смущения щеками выглядит слишком. И Сатору медленно мотает головой. Ну уж нет, так он точно не сдержится, — а их первый раз не может произойти в толчке универа. Это слишком клише даже для них. И поэтому он случается дома у Шоко; Сатору соврет, если скажет, что жалеет об этом. Зря она вызвалась сходить в магазин: ее абсолютно бессовестным гостям вдруг вздумалось опробовать стиральную машину на прочность. — А если она сейчас вернется? — суматошно шепчет Итадори, пока Годжо стягивает с него штаны, жмется всем телом и лижет чуть солоноватую кожу шеи. — Годжо-семпай, а что, если.. — Тише, — цыкает Сатору. — Я запер дверь. — Вы заперли дверь в чужом доме?.. — Итадори опирается руками о поверхность стиральной машины, чтобы не упасть, но Годжо не особо способствует устойчивости: он подхватывает Юдзи под колено, заставляя забросить ногу на стиралку. — Ладно. Ладно, ой, — Юдзи взвизгивает, когда Сатору опускается вниз и с силой сжимает зубы на ягодице, — боже, как же давно он мечтал потрогать эту задницу. Хрен знает, чем он заслужил это божественное снисхождение. — Годжо-семпай, вы можете хотя бы выгнать кошку.. Сатору косит взглядом на открытую дверь ванны, в проеме которой сидит кошка; она смотрит абсолютно осуждающе, поэтому Годжо подталкивает дверь ногой, захлопывая ее изнутри. А затем, наконец, делает то, чего так давно хотелось, — и влажно скользит языком от поджавшихся яиц до самого копчика; Итадори падает грудью на стиральную машину, жмется горячей щекой к поверхности стиралки и скулит на высокой ноте — и это тоже потрясающе: звуки, которые издает Юдзи, хочется записать на диктофон и прокручивать на повторе прямо в своей башке. Руки сжимаются на ягодицах, разводя в стороны; Сатору растягивает края дырки большими пальцами, чтобы скользнуть языком прямо по подрагивающему кольцу мышц, обвести складки и толкнуться внутрь. Юдзи там ужасно горячий и узкий; судя по тому, как трясутся его ноги, еще и чувствительный. Поэтому Годжо напрягает язык и, решительно вталкивая его глубже, упирается кончиком носа чуть выше сокращающихся мышц. В волосы требовательно вплетаются пальцы, сжимают белые пряди, притягивая еще ближе, — и Сатору отдает Итадори все, что может: его рука скользит между бедер, оглаживая ноги, а затем мошонку и член, прижимает его к низу живота и гладит. Юдзи, тем временем, что-то ищет свободной рукой, а затем подсовывает Годжо крем*. Сатору отодвигается, чтобы выдавить его на пальцы. Ноги начинают неприятно ныть от долгого сидения на корточках, но Годжо ни за что не оторвется от этого вида: того, как два его пальца ввинчиваются во влажное кольцо мышц, расслаивая узкие стенки; как дырка краснеет и растягивается, когда он разводит пальцы внутри; как вздрагивает и стонет Итадори, стоит ему прокрутить их внутри и толкнуть подушечки по направлению к уретре. Он вталкивает пальцы до костяшек, и дырка издает такие влажные звуки, что у Итадори от смущения краснеют даже кончики ушей. Годжо поднимается, стягивает резинку спортивных штанов и прижимается членом к бедру Юдзи, трется, пачкая кожу смазкой, а затем выдавливает еще крема — нужно будет не забыть купить Шоко новый — и распределяет по члену, приставляя к подрагивающему анусу. Головка входит легко; кольцо мышц смыкается за ней, а дальше движение немного стопорится. Юдзи глубоко вдыхает и выдыхает со стоном, чуть расслабляясь, тем самым позволив Сатору плавно двинуть бедрами и вогнать член глубже; он входит единым толчком, заполняя Итадори до конца. Годжо стонет, импульсивно вцепляясь пальцами в чужие бедра, его руки почти дрожат, и он вот-вот позорно кончит. От этого Сатору отводит взгляд вверх. Какой же пиздатый потолок. — Пиздец как узко, — прикрывая глаза, выдыхает он. А затем, наконец, двигается назад. Дырка отпускает его словно неохотно: розовые края натягиваются вслед за стволом, и Итадори мычит, опуская руку вниз и обхватывая свою требующую внимания эрегированную плоть. Это точно сигнал к действию, и в этот раз Сатору движет бедрами уже куда размашистее, сильнее, вгоняя член со звучным шлепком бедер о бедра; Итадори вскрикивает, приподнимается, сводя лопатки. — Еще, — судорожно шепчет он, опускаясь обратно. — Быстрее. И Годжо дает и еще, и быстрее: темп сходит совсем на рваный, ритмичный — такой, что стиралка трясется и ударяется о стену. Юдзи упирается лбом в ее поверхность и движет ладонью по члену в такт толчкам; Сатору едва справляется с тем, чтобы не закончить раньше него, поэтому, когда Итадори задушенно матерится сквозь сжатые зубы и вытягивается струной, — Годжо кончает тут же, следом, едва успевая выйти из него. Чуть погодя, они обнаруживают Шоко, сидящую под дверью. — Поздравляю, — говорит она, впрочем, не выглядя счастливой. — С чем? — смущенно интересуется Юдзи. — С отношениями. — Мы не.. Эм, мы ведь не.. — он беспомощно оглядывается на Годжо. — Мы не? — переспрашивает тот не менее изумленно. — А мы да? — Я думал, что да, — Сатору непонимающе моргает. Итадори молчит целую вечность, а затем улыбается и кивает Шоко. — Мы да, — говорит он. — Спасибо за поздравление. А затем Шоко вежливо сообщает, что отныне они персоны нон грата в ее доме. Итадори ужасно стыдно. Годжо все еще ни о чем не жалеет.* * *
Лето выдалось душным, но оттого вдвойне и приятнее было оказаться в Канагаве вновь. Правда, пришлось снять дом побольше: помимо Итадори, с Годжо поехали и Гето, и Шоко, и непонятно как приписавшийся Нанами. Впрочем, это и не столь важно — Сатору все равно проводит почти все свое время с Юдзи. Они каждый день ходят на пляж, - и Годжо готов бесконечно катать Юдзи на спине, терпеть, когда тот его топит, и послушно сортировать ракушки по карманам. Черт знает, зачем Итадори собирает те ежедневно. А еще Юдзи сводил его почти во все храмы, как и во все свои любимые кафе. Однажды Итадори случайно заказывает себе слишком острую лапшу и почти горстью съедает чили, — и Годжо думает, что тот милый даже в моменты, когда давится слезами, соплями и пытается умереть. Они отмечают день рождения Нанами, — и в честь праздника, видимо, ночью Юдзи нагибает Сатору прямо над корзиной для белья; чтобы не разбудить всех своими стонами, Годжо сжимает в зубах полотенце, постоянно соскальзывая руками по кафелю, пока Итадори самозабвенно долбит его сзади, уткнувшись лбом между лопаток. И почему-то именно в этот момент Годжо думает, что он абсолютно счастлив. И вскоре Итадори - видать, в качестве согласия - не успевает вовремя вытащить, спуская прямо в него. — Ой, — дергается он. — Я случайно, простите, черт.. Годжо цыкает, жмурясь и додрачивая себе. Он кончает на холодный кафель и медленно оседает на корточки. Боже. — Хотите, я вас помою? — спрашивает Итадори. — Как же вы, нахуй, заебали! — орет Нанами. Надо будет сводить завтра Юдзи ночью на пляж. Показать, как светится в волнах планктон. — Скажи что-нибудь отвратительное, — Годжо поварачивает голову к Итадори, и тот сначала удивленно выгибает брови, а затем присаживается на корточки рядом и вытягивает шею, чтобы поцеловать Сатору в висок. — Я так люблю тебя, что у меня сейчас треснет ебало. — Шлюшонок, — шепчет Итадори ему на ухо. И Годжо бьется лбом о кафель. Нанами кричит, что сейчас выкинет их вещи из окна. Жизнь идет своим чередом, да?