Как перестать верить в судьбу

Би молча смотрит на чёрную дверь, за которой скрывается Хозяин Преисподней. Это Би так ласково называет своё начальство, лучшего друга и, предположительно, соулмейта. Предположительно — потому что Чэн мастерски избегает прикосновений, а в последнее время и вовсе перешёл на кожаные перчатки. Касание — лакмусовая бумажка, с ним уже наутро всё ясно становится. Но пока что доказательств у Би нет, только предчувствие, и Хэ Чэн может надеть хоть десять пар перчаток, хоть в скафандр залезть, но от снов ему не скрыться. Сны приходят каждую ночь: офис, квартира Чэна, квартира-гараж Би, всякие дерьмовые локации по работе… Места, где Би мог в реальности видеть своего соулмейта. До хера всего, короче… Хочешь-не хочешь, а всё равно подозревать что-нибудь начнешь. Но Чэн походу думает, что Би дебил. Тупица за гранью фантастики. И-ДИ-ОТ. Есть, конечно, и вариант, что дебил, тупица за гранью фантастики и И-ДИ-ОТ — это Чэн. Би недобро ухмыляется, приглаживает белоснежный ёжик на голове, мысленно пинает ногой эту чёрную дверь, за которой сидит Хозяин Преисподней. Этот дьявол всё видит, всё знает, и он совсем не идиот. Он носит чёрные перчатки и заставляет своего лучшего сотрудника, лучшего друга и, предположительно, соулмейта работать нянькой. Да, у внука криминального авторитета, но НЯНЬКОЙ! Если подумать, это немного похоже на заботу. Из чего можно сделать вывод: Чэн все знает, Чэн им дорожит, но не хочет сковывать себя нерушимыми отношениями. Би вроде как не против, но Би даже не спросили — хочет он связываться с соулмейтингом или нет, за него всё решили, и это, несмотря на предоставленную свободу, задевало. Би мысленно возвращается в реальность. Дверь. И тот, кто за ней. Наверняка сидит и пьёт свой поганый дорогущий виски и даже не догадывается, что Би тут за чёрной дверью не зря про всё это дерьмо думает, потому что у Чэна явно крыша поедет. Может, сообщение кинуть? Голосовуху записать, чтобы не так обезличено было, и свалить куда-нибудь в Индонезию, чтобы горячие девчонки, коктейли и никаких соулмейтов. Но Би так не может. Стучит два раза и, как обычно не получая ответа, заходит. Чэн, и правда, в кресле с бокалом медового цвета виски, смотрит в монитор не отрываясь, но бровь приподнимает — типа слушает. Би садится на свой любимый диван, тот, который стоит посередине кабинета и непонятно что там делает, но Би нравится. — Занят? — спрашивает он, устраиваясь поудобнее. Чэн устало массирует пальцами шею, но глаз от экрана не поднимает. — Если ты опять будешь просить меня убрать Цзяня И от тебя подальше, то занят. — Ладно, — благодушно соглашается Би. Чэн хмурится, потому что они явно отошли от обычного диалога: «Убери его! — Нет. — Замени меня! — Нет. — Можно хотя бы на неделю? — Нельзя. — Ну пожалуйста… — Нет». — Ладно… — повторяет он, пробуя необычное слово на вкус. Дальше тянуть некуда, поэтому Би собирает яйца в кулак и начинает издалека: — Ты ведь знаешь, что Цзянь И с Тянем в одной школе учатся? Чэн нажимает пару клавиш. — Ну? — Короче, я Тяня видел. Чэн хмурится сильнее, устало потирает виски. — У него проблемы? Би выдыхает, осматривает стол на наличие колюще-режущих, вдыхает и на одном дыхании произносит: — У него соулмейт. Чэн наконец отрывает глаза от монитора: — Прости… Я не расслышал. У Тяня… кто?..

***

Би не хотел быть тем человеком, который откроет Чэну глаза. Но кто и когда спрашивал у него, чего он хочет. Правильный ответ: на этой работе никто и никогда. Чэн как будто не замечал всё это время, что Тянь вырос, стал популярным и привлекательным парнем с негодяйской улыбкой. В его глазах тот всегда оставался плачущим пухлощёким малышом, умоляющим брата спасти щенка. Би приходится пройти настоящий допрос: да, соулмейт; да, парень; да, точно; рыжий гопник из параллели; да, точно; да, хуёво. — Можешь привезти его сюда? — устало закрыв лицо руками в неизменных перчатках спрашивает Чэн. И Би отправляется за Тянем. Тот дома и реагирует на «приглашение» спокойнее, чем думал Би. Спрашивает только: «Это из-за Мо Гуаньшаня?», получив в ответ лаконичный кивок, садится в машину. — Ты откуда узнал? — спустя какое-то время спрашивает Тянь. А Би думает, что тот ещё долго продержался. — Твой рыжий пацан рассказал. — Прямо так взял и рассказал? Не верю, что мой рыжий пацан так умеет вообще, — скептически выгибает бровь Тянь. — Твой рыжий пацан и не умеет, зато смущается так, что сразу всё понятно становится про вас двоих, — Би сурово качает головой, а Тянь, наоборот, улыбается. Счастливо так, как в детстве. — Вот уж правду говорят, внешность обманчива. Проходит ещё пара минут молчания. И этот вопрос Би заранее предугадывает: — Как у брата настроение? — спокойно спрашивает Тянь, глядя в окно. Видимо, в семействе Хэ всё делается спокойно, без нервов, даже когда эти самые нервы хотят разорвать тебя на мелкие клочки. — Он в шоке. Тянь ухмыляется. Би перестраивается на параллельную полосу, кривит лицо: не любит он эти машины с их медленными и неповоротливыми телами. — Мог бы и не сдавать так быстро, — в голосе Тяня слышится лёгкий упрёк. — Хотя о чём это я? Ты ему и почку отдашь, если он попросит. Верный пёс неблагодарного хозяина, — говорит мелкий говнюк специально, чтобы задеть. — Почему неблагодарного? — Би задеть не так просто. — Ты мою зарплату видел? Тянь снисходительно смотрит на него, давая понять, что имел в виду совсем другое. Хотя какая разница, что он имел в виду, ведь их отношения с Чэном его не касаются. Попросит почку, значит надо. — Приехали, — объявляет Би, паркуясь прямо у парадного входа. Разговор у братьев выходит долгий и неожиданно громкий. Редкий случай, когда оба представителя семейства Хэ не скупятся на повышенные тона и нецензурные выражения. Би стоит за дверью, потому что ему приказано было ждать. И снова эта чёрная дверь вынуждает его нервничать. В основном Би понимает только тональность разговора, но иногда до него долетает что-то типа: «Хуй я на отца клал!» или «Сколько, блядь, ждать нужно, чтобы ты вырос наконец?» Спустя полчаса за дверью стихает. Оба, похоже, наорались и начали конструктивный диалог. Би успевает выпить кофе и перекусить покупным сэндвичем, когда Тянь распахивает чёрную дверь и выходит в приёмную. Выглядит он вполне спокойным, как будто не крыл совсем недавно родного брата трёхэтажным матом. — Пойдём, подвезу тебя, — говорит Би, разворачиваясь к выходу. Тянь ядовито стреляет глазами и усмехается. — На метро доеду. Хозяину ты сейчас нужнее. — Я тебя сейчас в багажник запихну, — отвечает Би без угрозы, просто факт констатирует. Усмешка Тяня переходит в улыбку. — Правда, Би, — он задумчиво проводит рукой по волосам. — Я думаю, Чэну нужно поговорить с другом. Вот это поворот. У семьи Хэ свои загоны, но чтобы услышать от Тяня «Чэну нужно поговорить с другом», это надо уснуть и увидеть кошмар или готовиться, что Чэн злой, пьяный и рыдающий в дорогущий стакан с дорогущим виски. Но это невозможно. Серьёзно, что Тянь с ним сделал? — Иди, — отпускает его Би. — Только не садись в машину к незнакомым дяденькам. Тянь, уходя, показывает ему средний палец. Би кажется, что за этот час мальчишка как будто подрос, сбросил с плеч ненужный груз, тянущий его к земле. Дверь в кабинет Чэна осталась открытой. Би, помешкав, входит внутрь. Чэн в это время рассматривает содержимое мини-холодильника, встроенного в стеллаж. — Дверь закрой, — говорит он, не оборачиваясь. — С той или с этой стороны? — интересуется Би, потому что за все годы так и не научился читать по лицу Чэна. — С этой. Чэн достаёт из холодильника бутылку светлого пива и протягивает её Би. — Я на работе, — качает он головой, но понимает: Чэну всё равно. Слишком уж тускло блестят его чёрные, обычно хищные глаза. — У тебя оплачиваемый выходной на вторую половину дня, — Чэн кивает на кресло для посетителей, стоящее прямо перед его столом, и снова протягивает бутылку. На этот раз Би не отказывается и садится куда предложено, хотя и терпеть не может чувствовать себя на месте посетителя в кабинете Чэна: им, как правило, бывает очень некомфортно. Но радует, что они не в парадной приёмной, где живёт эта тварь. Как там её? Дейзи? Акула Дейзи мертвечину не ест, она любит охотиться. От одного её вида Би коробит. Так что кабинет и кресло уж точно лучше. Только Чэну нужно, чтобы Би сел на стул напротив, чтобы стол разделял их, как бы напоминая, что между ними на первом месте профессиональные интересы. Чэн наливает себе виски и располагается на месте начальника. Какое-то время он молча смотрит, как янтарная жидкость плавит лёд. Би не мешает мыслям, которые словно киты медленно всплывают в сознании Чэна, лишь слегка выныривая на поверхность, блеском отражаясь в чёрных глазах. — Сука… — тихо говорит тот. Би протягивает бутылку и легонько чокается с бокалом Чэна. — Пей, — говорит он, и Чэн пьёт. Чэн-начальник бы не послушался, а вот Чэн-друг — вполне. Би немного расслабляется, и тишина постепенно перестаёт быть обречённой. — Ты его видел. Какой он? Этот пацан. Би пьёт из бутылки, роясь в воспоминаниях о соулмейте Тяня, и говорит первое, что приходит на ум: — Засматривался на мой байк. — Пф, — фыркает Чэн, улыбнувшись в бокал, потом встречается глазами с Би. — Сказал так, будто он на задницу твою засмотрелся. — Это не я так сказал, а ты подумал, — улыбается Би, салютуя бутылкой. Лицо Чэна вновь становится мрачным и серьёзным. Здравствуй, Чэн-начальник. — Не забывайся, — осаживает он. — Прости, босс, — ухмыляется Би. — Так какой он? Соулмейт, — это слово даётся Чэну с трудом, — моего брата. Би вспоминает рыжего мальчишку. Выглядит он так, словно на любое действие против него пойдёт такая отдача, что лучше не соваться. Ершистый и озлобленный, с кучей тараканов в голове, но такими становятся люди с мягким сердцем, на долю которых выпало мало чего хорошего. Сегодня Тяня рыжий не сдал, лишнего не ляпнул, денег не взял, ещё и раскраснелся, аки невинное дитя, когда Би обо всём догадался. И это уже на многое указывает. — По виду не скажешь, но пацан хороший, — задумчиво говорит Би. — Он будет очень любить Тяня. — Вот как, — Чэн махом осушает бокал и наполняет заново. — Будешь? — спросил он, наливая виски в соседний бокал. — Пиво пока не кончилось, — отвечает Би, а сам думает растянуть бутылку подольше, потому что от бухла Чэна косоворотит по-страшному. — От соулмейтинга одни проблемы. Люди головы теряют, бизнес, — Чэн говорит медленно, раскачивая виски в бокале. — Было бы очень удобно соединять сферы влияния договорными браками, а тут уже на законодательном уровне запрещено жениться не на соулмейте. Бред какой-то. Они никогда об этом не говорили, и лишь сегодня для Би всё стало постепенно становиться на свои места: он мешает Чэну, мешает его планам, уничтожает его возможности. И говорит он это всё с абсолютным безразличием. — А ты романтик, — ухмыляется Би, пытаясь не отвлекаться на пощипывающую сердце боль. — Это романтично в сказках, где Золушка встречает Прекрасного Принца, они проводят вместе всего один вечер, танцуют, а на утро уже знают, что предназначены друг для друга. И финал: и умерли они в один день, — с выражением произносит Чэн, салютуя бокалом. — Но в реальности «И умерли они в один день» может не случиться, и человек, потерявший свою вторую половину, вынужден влачить жалкое подобие жизни. Би молча опускает взгляд. Чэн говорит о матери и отце, о том, что их безграничная любовь, оказалось, всё же имела границы. — Не думал, что ты боишься смерти, — Би сделает вид, что не понял, к чему клонит его соулмейт. Чэн сканирует его взглядом, жёстко обводя черты лица Би. — Вот и не думай, — он хмурится, между бровей возникает выразительная складка. — Тянь говорит, чтобы я «шёл на хуй со своими доводами рассудка» — это цитата — и если меня устраивает ничего не чувствовать, то он готов «под нож встать за тарелку супа», — Чэн снова осушает бокал. — Это что, эвфемизм такой? — Никогда не слышал, — Би слегка приподнимает брови. — А ты что думаешь? — как бы между прочим спрашивает Чэн, но явно ведь нет. Скорее всего маркеры ставит: шокирует и собирает удивление, боль, смущение… Тянь так тоже повадился делать. — О чём? — Би уже научился свои эмоции не показывать. Пусть Хозяин Преисподней других подъедает. — Я действительно бесчувственная сволочь? — произносит Чэн, пробуя на вкус каждое сказанное слово. — Мой ответ как-то отразится на моей зарплате? — ухмыляется Би, делая внушительный глоток. Чэн хмыкает и медленно пододвигает Би бокал с виски, пару раз постукивает по нему пальцем и, глядя в глаза, приказывает: — Пей.