Останешься?

Они с детства были не разлей вода. Вместе сбегали из дома, вместе придумывали проделки, вместе за них огребали… Частенько оставались друг у друга на ночёвку, сидели за одной партой в школе, ухлёстывали в началке за одной и той же девчонкой. Даже ездили вместе в лагерь несколько лет подряд. В общем, были самыми настоящими лучшими друзьями, о которых писали в своих повестях Гайдар и Крапивин. Тем страннее, неправильнее и чужероднее ощущалось то, что неожиданно вылезло откуда-то из самых глубин и поселилось на самом краешке сознания, каждый день приставая со своими глупыми идеями. Ну вот зачем, скажите на милость, Джасту брать Алфёдова за руку? Они что, влюблённая парочка? Или, например, зачем ему целовать его в щеку или обнимать на прощание? Глупые, глупые идеи! Совершенно неразумные! — Джаст, — шёпотом обращается к нему Алф, вырывая из потока мыслей и возвращая в реальность, негостеприимно встретившую его уроком физики. Правила буравчика, правой руки, левой руки… Такая простая ерунда, на самом-то деле, но у друга с ней проблемы. — Куда там этот ток идёт, я ни-ху-я не понимаю, — жалуется он, забавно хмурясь и вызывая еле слышный смешок. — Смотри, — он тычет на схемку в учебнике, и друг послушно переводит туда взгляд, уставляясь на изображение. — Север тут, значит большой палец во-о-от так направлен, — вместо того, чтобы просто показать, он зачем-то хватает чужую руку и самостоятельно ставит ладонь в нужное положение. — И как ток идёт? — Алфёдов задумывается на пару секунд, и Джаст ведёт подушечками по кисти в нужном направлении, как бы подсказывая. — По пальцам, — бормочет Алф и почему-то громко сглатывает, бросая подозрительный взгляд. По пальцам ток действительно идёт, разбегаясь электрическими импульсами от мест касаний, и больших усилий стоит не отдёрнуть руку, а плавно убрать, чтобы не показаться странным. — Вот так, — он чертит стрелочку в тетради и вопросительно смотрит исподлобья. — Верно, — заключает Джаст и усердно делает вид, что поглощён ходом решения задачки на доске. В какой-то степени это помогает занять мысли, но стереть призрачное ощущение нежной, почти девичьей кожи всё равно не получается. Звонок гремит как будто в голове и успешно вырывает из транса. Класс дружно вскакивает и по очереди вылетает из кабинета, даже не собираясь слушать увещевания учителя. Как же, большая перемена, а в очереди в буфет стоять никому не хочется, как, впрочем, и остаться с носом. — Ты идёшь? — заметив, что друг замялся на подходе к лестнице, уточняет на всякий случай Джаст. — Нет, наверное… — медленно качает головой Алфёдов и перекатывается с носка на пятку. — Лучше параграф повторю. — У-у-у, ботан, — беззлобное поддразнивание вызывает у него только закатывание глаз. — Никого на моё место не пускай! — шутливо грозит пальцем Джаст, вызывая смех и знакомую улыбку, которую он успевает заметить, прежде чем сбежать вниз по ступенькам. Конечно, ничего такого в этом отказе необычного нет, но почему-то какой-то тревожный червячок начинает грызть изнутри, раскапывая беспричинное волнение. Друг в последнее время вообще какой-то задумчивый и немного меланхоличный, но набраться смелости и спросить, что случилось, никак не получается. Джаст трясёт головой и заплывает в очередь из гомонящих школьников. Когда ты становишься старшеклассником, внезапно оказывается, что ничего крутого в этом нет, а мелким пятачкам случайно начинаешь завидовать. Ну правда, никаких хлопот, ещё вся жизнь впереди, так много можно успеть, так много ошибок не совершить! Зря они торопятся вырасти и мечтают поскорее стать одиннадцатиклассниками… Перед ним пытается всунуться наглый пацан, и опешивший от такого нахальства Джаст не сразу успевает это понять и только хватает за шкирку, осаживая. — Лезем вне очереди, как не стыдно, — журит он мальчишку и с удивлением обнаруживает знакомое лицо Клэша. — А, это ты… И как я сразу не догадался, — ухмыляется он и отпускает семиклассника. Тот поправляет воротник рубашки и ловко притыкается рядом. — Ну ты и оторва! — Дают — бери, не дают — отбери, — назидательно проговаривает он, и Джаст прыскает. — Семиклассники — страшные человеки, — глубокомысленно заключает он и подмигивает мальчонке. Тот закатывает глаза и юрко пролезает прямо вперёд него, занимая освободившееся место. Впрочем, на него даже сердиться невозможно — ну что взять с такого оболтуса? Далеко пойдёт этот предприимчивый пацан, на самом-то деле, вон как азартно скупает все пиццы — наипопулярнейшее блюдо в буфете. Перепродавать будет с наценкой, как пить дать, малолетний барыга. — Ты мне хоть оставь! — легонько толкает его в плечо Джаст, но тот лишь недовольно поводит головой и сгребает стопку выпечки себе. Зараза мелкая! Улыбчивая и всеми любимая пожилая продавщица пересчитывает монетки, всунутые Клэшем, и разводит руками, постановляя: — Двадцати рублей не хватает, милый! Семиклассник задумчиво замирает на пять секунд, а после оборачивается и нахально заявляет: — Ты мне двадцать рублей, а я тебе интересную информацию о твоём дружке и одну пиццу, — Джаст фыркает и протягивает деньги буфетчице, не столько ради этой смехотворной сделки, сколько потому, что ему искренне симпатичен этот мальчишка. Клэш, нетерпеливо отстукивая ритм ногой, ждёт его у выхода и действительно вручает обещанное — Джаст прячет еду в рюкзак, решив, что отдаст Алфёдову, чтоб голодным не ходил. — У него свидание будет с моей двоюродной сестрой, — торжественно объявляет он и спешит скрыться в толпе. Эта «интересная информация» вызывает только насмешливую ухмылку — Алф и свидания несовместимее, чем огонь и вода. Да и какие точки пересечения у него могут быть с Ники — ну, кроме того, что они учатся в параллельных классах? Клэш обманщик и шутник, но его деловая хватка даже восхищает. Забавный ребятёнок, напоминает ему самого себя лет эдак в пять — тогда тоже не сиделось на месте, а в голове сами собой возникали идеи одна хлеще другой, всегда поддерживаемые верным другом. Джаст, фальшиво напевая себе под нос завирусившуюся в последнее время песню и жуя купленный рогалик, поднимается по лестнице аж на целый четвёртый этаж — настоящий подвиг, на самом деле. Поклонником физкультуры он, сами понимаете, никогда не был, предпочитая более спокойные виды времяпрепровождения. То, что он замечает ещё издалека, вгоняет в ступор: две знакомые фигуры, склонившиеся друг к другу так близко, что едва не сталкиваются лбами. Это вызывает волну неожиданной злости, поднимающуюся из груди и заполняющую тело до самых кончиков ногтей. Это не греющее, а сжигающее чувство, до того яростное, что хочется поскорее найти ему хоть какой-то выход. Но Джаст медленно выдыхает, считает до десяти и двигается по направлению к «парочке» с беззаботной ухмылкой. — О чём воркуете? — он закидывает руку Алфёдову на плечо и с плохо спрятанным вызовом смотрит на Ники: та хитро улыбается и бесстрашно встречает его взгляд. — Об истории болтали, — выдаёт Алф немного нервно, но руку не скидывает и даже будто бы подаётся поближе, хотя ему с девяностодевятипроцентной вероятностью просто кажется. — У нас тест внеплановый был, вот, предупредить решила, — добавляет девушка и бегло смотрит на часы. — Рада была поболтать, Алф, если что — пиши! — и, совершенно бессовестно ему подмигнув, она удаляется, отсалютовав на прощание. Они неловко замирают всё в той же позе, и только спустя долгую, молчаливую минуту Алфёдов отмирает и шутливо ударяет учебником истории Джасту по лбу. Для этого ему приходится встать на носочки — если в детстве тот стабильно был на пару сантиметров выше, то сейчас между ними разница в полголовы. — Ну вот и что ты на неё взъелся? Ревнуешь, что ли? — беззаботная и привычная шутка начинает в этот самый момент играть новыми красками, но задумываться об этом не хочется, да и тянуть с ответом — тоже. — Естественно! — Джаст закатывает глаза, и Алф фыркает недоверчиво, отступая на шажок. — На! — покопавшись в рюказке, он протягивает ему завёрнутую в целлофан пиццу и не совсем правдиво хвастается: — Последнюю урвал, прикинь! Ему благодарно кивают, на этот раз даже не пытаясь отказаться от угощения или втюхать деньги. Шум спешащих в классы учеников заставляет поторопиться и в своей кабинет: Алфёдов торопливо дожёвывает выпечку, а Джаст своевременно вспоминает, что прошерстить параграф он успешно забыл, и выживать ему придётся только за счёт оставшихся с прошлого занятия знаний. Ну и помощи друга — куда же тот денется, если Джаст попросит, состроив фирменные «щенячьи глазки» — больше забавные, чем умилительные, правда, но эффект с лихвой окупает секундный позор. Урок действительно начинается с внепланового теста — точнее, самостоятельной работы, — да ещё и не просто с конкретными датами — числа всегда запоминались просто — но и с причинами-последствиями, что уже было более душным и мозговыносящим занятием. Бегло оглядев задания, он вписывает года и месяца сражений, сопоставляет этапы и события, им соответствующие, пару раз подглядев в учебнике, когда учитель за ним не надзирал, и предсказуемо запинается на последнем задании. — Алф, — просяще протягивая «а», шепчет он и кладёт левую руку на чужое бедро совершенно без всякой задней мысли — просто хочется привлечь внимание, не толкая в локоть и не становясь причиной размазанных чернил. Только Алфёдов всё равно вздрагивает и ошалело смотрит в ответ. Чувствуя себя полным идиотом, он умоляюще заглядывает ему в глаза: — Помоги с причинами холодной войны, пожалуйста! Друг молча пододвигает к нему свой листочек, и Джаст радостно переписывает ответ, ловко переставляя слова, чтобы преподаватель не догадался, что это было честно слизано у соседа по парте. Сам виноват, что поленился сделать несколько вариантов! — Спасибо, — высказывает он благодарно, и Алф кивает, не отрываясь от выполнения «теста», и насмешливо произносит: — Руку-то убери. — Ой! — Джаст смущённо одёргивает ладонь и вскакивает, чтобы сдать законченную работу — ну и чтобы его горящие щёки не были замечены, но это уже, разумеется, вторично. Жарко просто в кабинете, вот. Он возвращается на место и решает прочитать-таки параграф, но строчки упрямо не хотят делиться смыслом, заложенным в них. Мысли всё время перескакивают на сидящего рядом друга, прокручивают то, что случилось только что. Ладонь убирать решительно не хотелось — она ощущалась на чужом бедре так правильно, так на своём месте, что сидеть, чинно сложив руки на парте, кажется теперь настоящим кощунством. Джаст не выдерживает и всё-таки переводит взгляд на Алфёдова, кусающего губу в попытке припомнить дату. Предлагать помощь друг другу на уроках они зареклись — если нужно, можно просто попросить, а лезть с медвежьей услугой в чужой мыслительный процесс дело нехорошее. Такое бывало не раз, особенно на математике — то один, то другой справлялся с задачкой быстрее и «спойлерил», за что получал заслуженный втык от пострадавшей стороны. Любоваться сосредоточенным Алфом — занятие, за которым можно провести не то что урок — целый день. Обрисовывать тонкий профиль, нос-пуговку, россыпь еле-еле заметных веснушек на скулах, вечно страдающие от чего только можно губы — и от мороза, и от аллергии на горчицу, и от того, что владелец частенько их грыз. Джаст, если честно, и сам бы не отказался стать причиной укусов… — Сдаём работы! — голос учителя заставляет подскочить и снова зарыться мозгом в учебник, всеми силами стараясь запихнуть неприличные мысли в дальний мешок и сконцентрироваться на истории, что в конце концов действительно удаётся.

***

— Ненавижу понедельники! — патетично восклицает Секби на прощание — он в последнее время часто ходил вместе с ними до дома: жили они на соседних улицах, а компания побольше никогда не бывает плоха. — Сто процентов понимания, ноль осуждения, — смеётся Алфёдов, и Джаст ловит себя на том, что откровенно залипает на его тихий, очаровательный смех и на эту искреннюю улыбку. Нет, с такими бедами в голове точно надо что-то делать, долго существовать так не получится! Уж тем более в одиннадцатом классе, когда экзамены дамокловым мечом висят впереди, а в мозгу, кроме восхищений другом, сплошное перекати-поле. И немного программных кодов, может быть, всё-таки сумели задержаться. — К тебе или ко мне? — спрашивает Джаст, когда они заруливают в их двор. Двор, в котором томятся так много детских воспоминаний, и даже грустно думать, что отсюда однажды придётся уехать. — Давай ко мне, мама сегодня в ночную смену, как раз одни будем, — предлагает Алф и, разумеется, не встречает возражений. У друга бывать всегда приятно — какой-то домашний, немного деревенский уют разительно отличается от современной студии, в которую переделали старую квартиру родители. Он не против — ему эта аскетичность даже нравится, но иногда не хватает кучи бесполезных мелочей, рассованных тут и там в порядочном хаосе. Они разогревают заботливо оставленную еду, обедают под аккомпанемент видео из ютуба, и эта привычная рутина, продолжающаяся с юных лет, отчего-то вгоняет в тоску по несуществующему — хочется, чтобы такое было чаще, желательно — вообще каждый день. Джаст не впервые ловит себя на мысли, что хотел бы жить с Алфёдовым — они это даже обсуждали, а в детстве это вообще была одна из главных мечт. Но только теперь вместо кучи веселья ему видится вот такой совместный быт — обеды и ужины вместе, тихие вечера за приставкой или настолкой, чтение книг друг другу вслух… Сон в обнимку, в конце концов, рассеянные поцелуи по утрам! Иногда же можно побыть сентиментальным, это же не преступление? Алф уговаривает его заняться домашкой, и они сосредоточенно — ну, по мере сил, — решают логарифмические уравнения, временами выносящие мозг и вызывающие приступ ругани. — Сил моих больше на эту ересь нет! — восклицание летит в оказавшийся громко захлопнутым учебник, и Алфёдов хихикает, тут же становясь серьёзнее и вновь падая в пучину вычислений. Они сидят на ковре в его комнате лицом друг к другу, и, чтобы не было соблазна вновь пялится на друга, Джаст ложится на пол, раскинув руки и случайно попадая на чужую пятку. Пощекотать её отчего-то кажется хорошей идеей — особенно зная, как панически Алф боится щекотки. — Сука, Джаст! — он хохочет, пытаясь убрать ногу, но азарт уже захватил всё сознание, и приходиться вскочить, чтобы не дать «жертве» убежать. Он сжимает тонкую щиколотку и продолжает ногтем щекотать ступню. Алфёдов исполняет подлый маневр в виде полетевшей прямо в лицо подушки и набрасывается сам, отважно пролезая пальцами под его рубашку и щекоча живот. Еле подавив совсем не мужественный визг, он включается в борьбу уже со всей силой. Каждый пытается поддеть оппонента посильнее, и пару раз вместо щекотки получаются царапины. Они уворачиваются друг от друга и одновременно пытаются подобраться ближе, чтобы вызвать ещё один приступ смеха. Позиции постоянно меняются, но в итоге Джаст, удачно используя секундную заминку друга, оказывается сверху и оседлывает чужую тушку. — Вот ты и попался! — победоносно говорит он и вдавливает его запястья в ковёр. — И что же ты со мной сделаешь? — вызывающе спрашивает Алф, и только потом до Джаста доходит, в какой двусмысленной позе они замерли. Он сглатывает тяжело, и куда-то всё хихиканье исчезает само собой. Он только и может, что смотреть в чужое, раскрасневшееся лицо, слушать их хриплое и частое не только от возни дыхание, слившееся в единую мелодию, и медленно осознавать, что пауза затянулась, а взгляд друг от друга они так и не отвели. Алфёдов не прячет глаза, и в них тонуть только так, подмечая искренность, открытость и что-то смутное, плескавшееся уж совсем глубоко. Он не шевелится, не пытается скинуть, даже ничего не говорит — только улыбается, и от этой улыбки у Джаста подкосились бы ноги, если бы он не сидел сейчас верхом на друге. — Помилую на этот раз, — произносит он еле слышно и пытается вернуть то беззаботно-игривое настроение, но получается откровенно хреново. Они молча усаживаются, поправляют одежду и так усиленно стараются не встречаться взглядами, что стороннему наблюдателю это наверняка показалось бы смешным, да только им не смешно ни капельки. Они сидят в тишине ещё с полминуты, когда Алф робко произносит: — Джаст… Мне нужен твой совет, — он с готовностью поворачивается к нему и внимательно глядит, кивая, мол, слушаю и внимаю. — Мне нравится один… одна девушка, и… — внутри что-то обрывается, и переполошённое сердце рвётся куда-то в глотку, словно хочет услышать всё из первых рядов. Джаст, усиленно скрывая грусть, улыбается. — Это Ники? — побуждает продолжить он, и Алфёдов на миг жмурится, сжимая руки в кулаки, и медленно выдыхает, кивая. В грудь возвращается переставшее барахтаться сердце, и горечь вырывается в лаконичном: — Понятно. Алф вскидывает голову и зачем-то ею трясет, будто пытаясь вытащить что-то надоедливое из сознания. Джаст даже ставит себе мысленное напоминание попробовать так сделать — вдруг это действительно помогает? — И что же за совет тебе нужен? — он судорожно давит ревность, вспыхнувшую ещё сильнее, чем тогда, в коридоре, и саркастически усмехается: «информация» от Клэша оказалась не ерундой. Другу нужна помощь, и это сейчас главное. — Научи меня целоваться, — выпаливает Алфёдов, и сдержать удивленно вскинувшиеся брови ну решительно невозможно. — Что? — вопрос вылетает сам, и Джаст даже недоверчиво хлопает глазами пару раз. — Ты слышал, — почти стонет Алф, нервно зарываясь пальцами в волосы. — Если откажешься, я конечно, пойму, я совсем не… — он начинает тараторить, как делает в минуты сильного волнения, но ему попросту не дают договорить. Джаст мягко тянет его на себя, ухватив за подбородок, и осторожно касается губ. Сердце вновь подпрыгивает, и он умоляет его не выскочить из груди — сейчас это явно не подходящий момент. Алфёдов застывает, кажется, и вовсе не дыша, но робкое движение языка помогает ему отмереть и включиться в процесс. Они целуются поначалу неумело, осторожно, будто одно неверное движение — и кто-то из них рассыпется на хрустальные кусочки. А потом смелеют одновременно, словно заражаясь друг от друга, и соприкасаются языками, прихватывают губы зубами, неловко стукаются пару раз носами, но дружно не обращают на это внимание. Алф обхватывает его за шею и прижимает ближе, словно каждый миллиметр между ними чертит кровоточащие царапины на коже. Джаст перемещает свои руки на чужую талию, проводя мимолётную линию по выступающим позвонкам, и не может просто взять и остановить заходящее куда-то чересчур далеко сумасшествие. На «урок» это уже явно не похоже — иначе почему чужие холодные пальцы рисуют загадочные узоры, спускаются вниз и ныряют под рубашку, морозя живот. Такая раскованность удивляет и манит, заставляя повторять чужие действия. Джаст чувствует, что он задыхается, хотя воздуха в лёгких предостаточно. Останавливаться не хочется, да и кажется, что не нужно — Алфёдов льнет, оказывается совсем рядом, и отпустить его решительно невозможно. Спустя минуты, а может, и часы — время распадается на секунды и собирается в дни, не уведомляя об этом глупых людишек, — они всё-таки неохотно отстраняются друг от друга и молча тонут в глазах напротив. — Так, — Джаст первым решается нарушить тишину. — Достаточно понятно? Алф сначала откровенно не соображает, о чём тот говорит, а, когда до него всё-таки доходит, лицо озаряется хитрой ухмылкой. — Знаешь, мне кажется, я не понял пару моментов… Может, объяснишь? — это уже пахнет откровенным флиртом, и эту «волну» не подхватить просто невозможно. — Тебе на пальцах или простым языком? — Алфёдов краснеет и мечтательно улыбается, парируя: — Я думаю, для закрепления результата можно попробовать всё. Джаст, если честно, до сих пор не может сложить паззл, как из «мне нравится Ники» они пришли к такому. Догадка, которая мелькает всё ближе и ближе, кажется ну слишком нереалистичной, чтобы оказаться правдивой. — А как же Ники? — спрашивает он, и Алф не может сдержать смешка. Он подбирается поближе и ласково кладёт ладонь ему на щёку. — Она же тебе нравится… — бурчит Джаст неуверенно. — Да не нравится мне Ники, мне ты нравишься, — выпаливает он и заглядывает умоляюще в глаза. — Ну не тупи, Джуст… Он хмыкает, наигранно обдумывая это предложение, и всё-таки задаёт ещё один мучащий его вопрос: — А почему Клэш сказал, что у тебя с ней свидание? — звучит как-то по-детски обиженно, и Алфёдов аж насмешливо выгибает бровь. — Нашёл кому верить… А в коридоре мы правда обсуждали историю, честное слово! Джаст наконец-то позволяет себе верить в то, что происходит прямо сейчас, и расплывается в счастливой улыбке, запоздало признаваясь: — Ты мне тоже очень нравишься. — Да я уж понял, — самодовольно усмехается Алф и нежно целует его в самый кончик носа. На этом дело, конечно, не заканчивается, и они вновь распаляются, не находя в себе сил оторваться от чужих — хотя какие они друг другу чужие? — от родных губ. Да и надо ли их находить, если теперь — можно? Можно с воодушевлением строить планы на будущее, выбирать вуз, квартиру, куда они вместе переедут, а потом и долго ходить за покупками, придирчиво осматривая безделушки для их дома… Можно целоваться до немеющих губ, можно на вполне законных основаниях класть руку на бедро, рискуя быть замеченными внимательными одноклассниками и учителями, можно залипать и пялиться и не одёргивать себя из раза в раз. Лежа на чужих коленях и любуясь задумчивым лицом сверху, Джаст чувствует себя абсолютно, просто нечеловечески счастливым. Ему кажется, что он скоро взорвётся, не сумев обуздать непривычные, распирающие грудь чувства, и только якорь из прохладной руки в волосах не позволяет ему улететь куда-то в стратосферу. — Останешься? — спрашивает Алфёдов, наклоняясь, чтобы заглянуть в глаза и прочитать искренность ответа. — На ночь? — он зачем-то уточняет, как дурак, но вызывает только добродушную улыбку. — Желательно навсегда, но пока что да, на ночь, — Алф коротко целует его в губы и выпрямляется, чтобы не затонуть друг в друге ещё на добрые пару часов. Джаст чувствует себя абсолютно, просто нечеловечески счастливым. Джаст — просто влюблённый идиот. Впрочем, какая разница, если и Алфёдов — тоже?