the sound of sorrow.

       когда время переваливает за полночь, ход событий вокруг меняется; в этот мрачный час, только лишь луна скроется за пеленой тёмных туч, что всегда неизменно нависали над островом олух, фантазия сбрасывает оковы рассудка и зловещие возможности приобретают несокрушимость фактов. по крайней мере, так оно кажется всякому, кто не имел счастья погрузиться в манящие объятия морфея, когда следовало. кромешный сумрак едва ли служит полезным временем для серьёзных размышлений, ведь с первыми лучами солнца, большинство полночных расчетов имеют свойство рассыпаться, в прах; пылью и пеплом, что легко ускользает сквозь пальцы. ровно как и днём; когда тот самый пепел является не метафорическим, а весьма реальным — пепелом от былых домов, никчёмных останков некогда крепких брусьев и искусно вырезанных древесных узоров. олух целиком и полностью состоит из разрухи и это полностью его вина. иккинг просыпается с этой мыслью ежедневно, но засыпает с ней далеко не всегда; не потому, что данная мысль не приходит к нему по ночам, а только лишь потому, что не каждую ночь ему удаётся уснуть. иногда, его слишком одолевают бесконечные переживания, безграничный траур и обыденная безысходность, а иногда, он намеренно мучает сам себя, не позволяя себе отдохнуть, в должной мере. он чувствует себя загнанным; не на своём месте, но он никак не может отступить. его душа рвётся в облака, где морской бриз способен развеять все его невзгоды, хотя бы на короткое мгновенье; где опасные трюки заставляют всё нутро перевернуться, тем самым притупляя гулкую боль в груди, что отзывалась эхом при любом лишнем движении. при любом вздохе. и не мудрено, ведь на его плечах — целое племя, о котором он не просил. на сердце — неизлечимая рана, нанесённая ближайшим другом и завершённая собственным отцом. юный вождь в этом один, потому что он так хочет. его мать, та самая, которую он считал погибшей все свои сознательные двадцать-с-небольшим лет, теперь была в лёгком доступе; как-будто мгновенно преподнесённая замена прежнего родителя. иккинг не мог горевать с ней рядом, ведь не находил подобности в их потерях. он — горевал по отцу, которого знал всю жизнь, а она — горевала по мужу, которого оставила с младенцем. наверное, размышлять подобным образом — было крайне скверно, с его стороны. у его родителей была своя история, о которой он знал откровенно мало, но достаточно для того, чтобы понимать — она всё равно его оставила. их обоих. его отец никогда так не поступал. да, стоик обширный был далеко не самым простым человеком и, уж точно, не самым простым родителем; только вот он всю жизнь провёл подле своего чада, а в последствии и вовсе, согласился изменить ход истории своего племени, ради сына. иккинг постоянно думал о том, что это он должен был быть на месте отца. воспоминания всё столь же свежи в его памяти, будто бы это было вчера; на деле же, со дня кончины отца прошли две недели. бледные руки разгребают осколки льда; его собственные, трясущиеся руки расталкивают глыбы, пытаясь пробраться к бездыханному телу. его окружает запах копоти; чужой крик и ленивые драконьи залпы, чудовищный смех и возня народа, который ещё не знал о гибели их вождя. в ушах шумит кровь; мысли в голове путаются, а лёгкие обжигаются отвратным пониманием ситуации. картина перед глазами плывёт, а из груди раздаётся собственный сиплый вскрик; "нет." — твердит он. "этого не может быть, нет." — голос отдаётся эхом, будто бы совсем чужой, а затем .. будит его. иккинг просыпается в холодном поту. встрепенувшись, он поднимает голову и моментально обнаруживает, насколько сильно саднит шея, от ранее выбранного им положения. брюнет мельком оглядывает импровизированное место ночлега — старый стол, расположенный в задней комнате деревенской кузни. поверх различных чертежей подъемных устройств и прочего бумажного хлама, до сих пор покоились его руки, что, очевидно, послужили для него заменой подушки. он, вовсе, не удивлён; и кошмары, и способность отключаться в самых неподобающих для этого местах — уже вошли в перечень его недавно приобретенных привычек. он оглянулся по сторонам; устремив взор к выходу из кузни, сумел предположить, что сейчас была глубокая ночь. после секундной паузы, что требовалась ему для того, чтобы стряхнуть с себя остатки сонливости, юноша сообразил, что ему следовало бы покормить беззубика. тряхнув головой, будто в желании изъять из неё все дурные мысли, викинг решил подняться со стула; облокачиваясь на левую руку и чуть не падая, ведь рука его оказалась отчасти онемевшей, от веса собственной головы. чертыхнувшись себе под нос, брюнет поплёлся вон из комнаты; попутно растряхивая строптивую конечность. очутившись в самом сердце кузницы, он смог, наконец, вдохнуть полной грудью. ночной воздух был наполнен свежестью, а затухшие печи приятно поскрипывали, остатками древесины. иккингу не пришлось даже звать покорную рептилию; чуть заслышав шаги своего наездника, беззубик подскочил к его местонахождения, игриво виляя хвостом и, в процессе, роняя парочку отшлифованных щитов. это напомнило брюнету их первый совместный визит в деревню; много лет назад, когда мальчишка-иккинг притащил дракона в кузницу, дабы разомкнуть железные тиски крепления, в коем застрял. беззубик выглядел всё таким же беззаботным и затейливым; чуть более сонным и, конечно, возмужавшим. юноша не мог сдержать искренней улыбки; в своей редкости — не вымученной, а поистине ностальгирующей. "проголодался, приятель?" — риторический вопрос, ответом на который последовал подтверждающий рык. "знаю, знаю.. прости. замотался. пойдём, найдём чем тебе поживиться." махнув рукой, будто приглашая брата по духу идти вслед за ним, иккинг направился к выходу из кузницы. однако, он не сумел сделать больше пары шагов, прежде чем услышал грозный возглас, совсем рядом; "ни шагу с места, хэддок." — астрид хофферсон, освещённая серебристым светом луны, предстала перед ним, словно валькирия. тонкий силуэт, с первого взгляда не внушающий никакого страха, несомненно принадлежал одной из самых талантливых наездниц олуха, что, по-совместительству, являлась одним из лучших воинов острова. иккинг остановился на месте, как ему и было наказано; правда, по большей части оттого, что залюбовался на знакомые очертания. шипы на девичьей юбке предупреждающе поблескивали в ночи, а лицо было спрятано за светлой чёлкой; оставляя юноше лишь возможность угадывать её нынешнее настроение. "когда ты планируешь снова начать спать по ночам, а?" — от неё исходит вопрос, что по своей сути больше является шуткой, нежели чем упрёком, в связи с чем брюнет облегчённо выдыхает. "кто бы говорил." — он отвечает, с уже позабытой лёгкостью. это нормально; это их юмор и перепалки, которые более не длятся дольше пары секунд, ведь иккинг уделяет время чему угодно, кроме самых близких. он работает, не покладая рук, лишь бы не позволять карающим мыслям заполнить собственную голову. он видит, как девушка складывает руки на груди, в привычном жесте; даже издали может верно угадать, что она закатывает глаза, откликаясь на его реплику. "быть может, я тебя караулю. должна же я, хоть как-то, добиваться внимания своего жениха.." — блондинка шутит, он это знает. она не сердится; или, злится, но не так уж сильно. она понимает; астрид — очень понимающая, вопреки впечатлению многих. юный вождь слабо улыбается, ей в ответ; он бы протянул к ней навстречу руку, да только та висит рядом с поясом, совсем невольно. эффект от мимолётного дрёма улетучивается крайне быстро, уступая место воспалённым нервам и гудящему водовороту мыслей, от которых постоянно хочется сбежать; хоть спрыгнуть со скалы, только он не имеет на это права. астрид, сама, двигается к нему навстречу. кладёт одну руку ему на грудь, поверх доспехов, а вторую — на плечо, будто бы поддерживая. только тогда, он понимает, что едва ли стоит на ногах. вопреки себе, он заявляет; "мы, тут, затеяли прогулку.. присоединишься?" девушка несколько вопросительно смотрит на рядом стоящего дракона, потом на горизонт и, снова, переводит взгляд на возлюбленного. он может прочесть назревающий отказ; видит, как понимание неуместности данной идеи, в его-то состоянии, трепещет на её губах. однако, астрид не была бы астрид, если бы стала предсказуемой. "решил начать встречать рассветы? похвально. как насчёт того, чтобы делать это у тебя на крыше? ну, знаешь.. поближе к месту, где можно будет потом отдохнуть." — она предлагает, выглядя немного виновата, ведь знает, что он не любит, когда о нём слишком пекутся; особенно, в последнее время. "и ты туда же.." — с нарочито разочарованным тоном, произносит он. всё это — лишь поверхностность, ведь когда астрид обвивает руками его бицепс и начинает тащить в сторону его же дома, иккинг даже не пытается сопротивляться. они идут, мельком переговариваясь и не чувствуя всепоглощающего гнёта недавних событий; дракон, что следует за юным вождём подобно тени, рокочет в такт раздающемуся людскому смеху, приглушенному в ночи. всё это длится ровно до тех пор, пока они не доходят до дома вождя. вождя бывшего и вождя нынешнего. там, на каменных ступенях, иккинг делает глубокий вздох и оглушающий выдох, который сдувает расцветшие улыбки с лиц валькирии и ночной фурии. когда скрипучая дверь отворяется под давлением мужской руки, их взору предстаёт весьма обыденная картина; тускло освещённая гостиная, пара стульев и остывающий котёл над догорающим костром. плечи иккинга становятся моментально поникшими, а от былого настроения не остаётся и следа; под этим гнётом, он всё больше походит на мужчину, чем на юношу. как ни странно, в глазах астрид — так и вовсе, на его же отца. походка сама собой становится грузной; протез фантомным ощущением режет плоть, будто бы при быстром беге, а дикая зелень в глазах тускнеет. в играющих лучах от слабого пламени — видны не яркие веснушки, а заядлые шрамы. в этом доме он не может быть беззаботным. больше нет. они не встречают рассвет на крыше, как изначально предполагалось. иккинг сидит на стуле беззвучной тенью, пока астрид вызволяет его из тяжелых доспехов, что грудой падают на холодный пол; звук от их падения — гулкий, ровно как и отклик его пульса. блондинка взволнованно хлопочет рядом; подкидывает палений в огонь и кормит беззубика, прежде чем заставить хозяина ночной фурии 'хотя бы выпить кружку воды' — действие, которое он совершает бездумно. он не ощущает приятной прохлады или утоления жажды; но это, всё же, зарождает что-то тёплое в его груди. астрид хозяйничает в его доме; это кажется абсолютно правильным. потом, он лежит на спине, в собственной кровати и перебирает золотистые локоны той, что по-собственнически распласталась у него на груди. иккинг смотрит в потолок, в сторону чуть приоткрытого люка на крыше; там, призывающие завывает ветер. в доме тихо — слышится лишь сопение рептилии в нескольких футах от него, едва ли заметное потрескивание костра и всё так же звенящая в ушах кровь. ему хочется забыться; избавиться от этого звука, взлететь высоко ввысь, даже когда он не может найти в себе сил подняться с места. он чувствует себя слабым; он чувствует себя сильным. нет, не сильным — просто выносливым. иккинг зажмуривает глаза, прогоняя призрачные воспоминания о том, как его отец копошился где-то внизу, пока тот пытался уснуть; он сжимает зубы до боли и почти что не слышит звуков того, как стоик обширный, без особой надобности, точил свой топор, в ночи. боль помогает; она отрезвляет. ощущение саднящей от напряжения челюсти весьма гармонично сочетается с пульсирующим покалыванием где-то в районе бедра, где острые шипы чужой юбки впиваются в податливую плоть, сквозь тонкую ткань одежды. "знаешь, по видимому, пропадать где-то по ночам - это ваша семейная черта," её голос, внезапно, нарушает тишину; иккинг беззвучно выдыхает и разжимает челюсть, чтобы дать себе время переварить чужую реплику. тогда, он понимает, что матери нет дома; об этом говорит отсутствие дракона под окнами, наполовину раскрытая дверь в отцовскую спальню и прочие факторы, на которые он не удосужился ранее обратить внимание. "мне всегда странно, когда этот дом пустой."; вернее, когда в нём нет его — эту часть брюнет сказать не решается. "он не пустой, иккинг." — её реплика звучит совсем просто, без укора; и всё же, эти слова режут тишину, подобно тому, как шипы на её юбке сильнее царапают его бедро, пока девушка придвигается ближе и легко сминает ткань его туники, в кулаке. "я стал совсем ослом, да?" — он произносит вопрос, скорее, риторического характера, поскольку уже знает ответ. он смотрит вниз; смотрит на неё и, словно по негласной команде, астрид приподнимает, чтобы встретить его взгляд. она пожимает плечами, вроде бы не многозначительно, но в глазах её мелькает толика боли. иккинг не знает, больно ли ей за него или от него. "прости. я сам не свой." — он извиняется, хоть она его об этом и не просила. "не извиняйся. тебе дозволено." — она его заверяет, хотя ему этого и не требовалось. потом, девушка чуть прикусывает нижнюю губу и решается заговорить, вновь. "просто.."; она умолкает, потупляя взгляд и, кажется, не собираясь продолжать. "ну?" — нетерпеливое, но самонадеянно нежное слово; его попытка ускорить неизбежное. "я бы хотела помочь тебе, если бы только знала, как." — она признаётся, пока он шумно выдыхает. "ты уже помогаешь."; он сам не знает, как в такой ситуации можно помочь, но в её присутствии — ему кажется, что дыра в его груди не такая уж бездонная. "точно?" — она смотрит на него, совсем серьезно, а он не находится лучшего ответа, чем поцеловать её. и в этом поцелуе его благодарность смешивается с горьким отчаянием, что заставляет его глубже зарыться пальцами в чужие локоны волос, будто бы стараясь утонуть в родном запахе его персонального солнца. губы астрид — удивительно податливы, особенно когда он пытается ухватиться за последнюю стабильную ниточку, оставшуюся от его прежней жизни, посредством бесцеремонного проникновения в чужой мир; где кровь в его висках стучит совсем иначе, ведь его язык борется за лидерство с её собственным. его мысли отступают на второй план, потому что в реальности, наконец, находится достаточно весомый якорь — её ногти, впивающиеся в его предплечья, подобно тому, как шипы её злосчастной юбки упираются в низ его живота. не думать — удобно. опасно. это будоражит. забываться с ней всегда было чертовски легко. отсутствие сна и банального покоя закономерно давали о себе знать. говорят, чтобы успокоиться, нужно досчитать до десяти. считать секунды — скучно; считать вздохи — куда интереснее. один — его губы оказываются на чужой шее, в беспощадных попытках насытиться солоноватым вкусом бархатистой кожи. её руки путаются в его волосах; пальцы навязчиво тянут за непослушные локоны. два — девичьи рёбра вздымаются с каждым хаотичным вздохом, прямо под его пальцами; его мазали к её шёлку. чужие руки вызволяют его из туники. три — холодные пальцы к разгорячённому торсу; он чертыхается себе под нос. астрид усмехается; звук, который резко перерастает в полустон, когда он выше приподнимает её майку и жадно припадает губами к её груди. четыре — его имя, срывающееся с её губ, когда его зубы смыкаются вокруг тёмного ореола её соска. пелена возбуждения плотно окутывает разум, подобно зыбучим пескам. иккинг борется; отрывается и смотрит в испытывающую синеву чужих глаз. пять — искра, проносящаяся во взгляде обоюдного понимания. металлический звон; её юбка касается деревянного пола. шесть — животный инстинкт. желание обладать, обоснованное банальным желанием контролировать хотя бы что-то в его рушащейся жизни. его руки на её бёдрах; пальцы, сжимающие чужую плоть до синяков. семь — неправильность, как топливо для страсти. мокрые поцелуи и нарушение стремительно исчезающих личных границ. восемь — бесконечность соприкосновения. единение душ и тел, отливающих серебром под лунным светом. девять — адреналин полёта. ритм скачки, обоюдный жар и непристойность звуков; красные полосы, обрамляющие мужскую спину и алые пятна, украшающие женскую грудь. десять — просветление, сродни падению в бездну. вспышка, судорога, приглушённый крик. шёпот, слабость и покой. понимание накатывает оглушительной волной, но слишком поздно. астрид разглаживает невидимые морщинки у него на лбу; загрубевшие складки меж бровей, от бесчисленного количества раз, когда ему приходилось хмуриться. иккинг молча наблюдает; подушечками пальцев поглаживая её тонкий локоть. это всё ещё странно, но теперь кажется абсолютно правильным. кожа к коже, глубоко под мехами одеял, а за окном — что-то или кто-то протяжно воет. "я всё-таки осел." — он подытоживает, а она лишь тихо машет головой. "ты - вождь, только что наткнувшийся на один из множества преимуществ данной позиции." вседозволенность. она права и он это знает. "только я надеюсь, что ты больше ни с кем экспериментировать не собираешься.. для твоего же блага." — она ударяет его в плечо, совсем не больно; он, всё же, притворно корчится и сгребает её в крепкие объятия. она прячет лицо в изгибе его шеи; он, губами касается её макушки. "я бы умер без тебя." — чуть выше шёпота, он клянётся ей в бессмыслице. "ты, итак, почти умер." — её ответ вовсе не поэтичен; иккинг чуть отстраняется, чтобы глазами найти её лицо. и он видит, что ей точно так же страшно быть одной. "в таком случае, тебе прийдётся более тщательно за мной присматривать." "о, это точно." впервые за длительное время, звук искреннего смеха наполняет потёмки чердака.