Просто Том

Том плохо помнил свое детство до того, как порог его комнаты переступил новенький мальчик. Он стоял позади миссис Коул, комкая край рубашки, но его взгляд, уперевшийся Тому прямо в лицо, не казался испуганным, и, когда женщина подтолкнула нового воспитанника вперед, он шагнул без страха, представившись: «Я Гарри. Гарри Эванс», — и протянул руку. И тогда Том подумал, что хочет сломать эту конечность. Миссис Коул боялась Тома, она не заселяла в его комнату других детей, потому что предполагала, что через несколько дней с любым ребенком, который переступит порог помещения, случится что-то страшное. Но в приюте было не настолько много места, чтобы у каждого была своя комната. Миссис Коул хотела пристроить Гарри к другим детям, но почему-то передумала, когда мальчик заглянул ей в глаза и солнечно улыбнулся. Она вела его на растерзание Тома Риддла без сожалений, будто так было надо. Гарри смотрел на Тома со смесью нежности и тоски и не обиделся, когда тот проигнорировал протянутую ладонь. Он улыбался, пытаясь узнать о других детях, спрашивал, не обижают ли Тома, когда тот сказал, что не общается с ними. Ночью, когда все легли спать, Том подумал о том, что было бы неплохо напугать новенького, который смотрел так, будто Том действительно был ребенком. А он ведь старше на целых полгода! Он нашел днем маленькую змейку, из тех, которые водились в канаве за приютом, куда строго запрещалось ходить, спрятав под одеждой, и выпустил в кровать Гарри, пока тот играл с другими детьми. Том сидел на стуле, читая скучную книгу, наверно, пятый раз, потому что библиотека была очень скудная и состояла из разношерстной литературы. Он покачивал ногой от нетерпения, ожидая, когда Гарри вернется. Тот зашел в комнату, зевнул, откинул одеяло, собираясь уже упасть на кровать, и уставился на простынь. — Бедный. Я же чуть его не раздавил, — сказал мальчик. — Как он здесь оказался? — Кто? Риддлу даже не пришлось делать вид, что он удивился, потому что обычно дети не смотрели на змей так же, как на котят или крольчат. Но Гарри смотрел. — Змееныш, — сказал Гарри, протягивая руку и осторожно беря в руку сонную живую ниточку толщиной с палец взрослого человека. — Ой, прости. Не боишься, Том? — Нет, — жестко и поспешно ответил мальчик. Как у кого-то могла возникнуть мысль, что он боится какую-то змею? А Гарри улыбнулся и выбежал из комнаты, чтобы вернуть ужика на место. И тот не пытался укусить или убежать, обвив чужие пальцы и закрыв мембранами глаза, будто в руках человека ему было спокойно и комфортно. Спустя несколько дней Том сам чувствовал себя ужиком. Майскими ночами было холодно, а теплые одеяла выдавали только с наступлением настоящих холодов, потому что сироты иногда игрались с ними и портили. Дети часто спали в обнимку, чтобы согреться. Или потому что привыкли не иметь ничего своего, в том числе личного пространства. Том никогда не занимался подобной ерундой, забираясь под тонкий потертый плед с головой, но теперь Гарри лежал рядом, обнимая своими теплыми руками, и это не вызывало отвращения. Гарри вытягивал его на улицу теплыми деньками, выбирался тихо за пределы приюта через дыру в заборе и, пока Том сидел на лавочке под палящим солнцем, крал булочку или какую-то безделушку, с которой потом можно было играть. Миссис Коул, которая избегала Тома, кажется, успокоилась и больше не смотрела на него как на дьявола, а другие дети подбегали, заваливая своими глупостями, потому что «Это же тот Том, с которым дружит Гарри». Это раздражало — то, что о Риддле судили по соседу по комнате, — но он не мог отрицать, что жизнь стала… веселее, беззаботнее. Он перестал задумываться о том, что кто-то из детей набросится с кулаками, будет жаловаться, кричать или мстить, что старшие будут отчитывать его, словно малыша, или бить за то, что обидел младшего. Рядом с Гарри проблемы будто растворились, исчезли, жизнь наполнилась красками. Том никогда не думал, что будет лежать на траве, глядя на облака, тем более собирать цветы, чтобы сделать венок для миссис Коул, тем более сбегать на целый день, чтобы добраться до чужого сада и украсть сочных яблок и груш и поделиться с остальными. Том думал, что останется с Гарри навсегда, пока в его комнату не вошел старик с длинной бородой и в странной яркой одежде. Том знал, что он необычный, особенный, но теперь это не казалось настолько значимым. Без Гарри в комнате, наедине с этим странным стариком — хотя нет, он не выглядел на шестьдесят, просто из-за длинной бороды казался невероятно старым — было неуютно. — Я никуда не поеду, — засопротивлялся Риддл. — Тебя научат колдовать, Том, — напомнил Дамблдор, — ты будешь жить в большом замке. — Я не хочу, — уперто ответил мальчик, хотя он хотел, очень, но старик казался подозрительным, а Том слышал достаточно историй о том, как взрослые мужчины делали с детьми что-то ужасное. — Гарри! — позвал он, когда дверь приоткрылась, и на пороге появился сосед по комнате. Гарри смотрел на профессора как на чудо света, изучая лицо с удивлением и какой-то грустью. — Здравствуйте, — поздоровался мальчик. — Здравствуй, — улыбнулся профессор. — Ну, до сентября, Том. Внутри скопился страх. Что это было? Он не дал согласия! Вдруг его просто заберут силой? — Я никуда не поеду! — крикнул Том, и графин с водой разлетелся на осколки. Дамблдор остановился в дверях и обернулся как раз тогда, когда вода поднялась в воздух, стекло соединилось, и графин встал на тумбу, будто ничего не произошло, под взглядом Гарри. — Удивительно, — выдохнул профессор. — Колдовство здесь было слабее, чем обычно, и я не думал, что вас окажется двое. Он вернулся в комнату, все еще глядя на Гарри, а Гарри смотрел на Тома и улыбался. — Почему ты ничего не сказал?! — воскликнул Риддл. — Я думал, ты видел, — пожал плечами Эванс. Гарри попал на Слизерин, Том — на Когтевран. И, кажется, Эванс был не столько разочарован тем, что они больше не будут делить комнату, сколько безмерно удивлен выбором шляпы. У них редко были совместные занятия, но после уроков они вместе шли в библиотеку, и, наверно, ни один студент из другого факультета не был в гостиной Слизерина так часто, как Том. Магия была удивительной. Риддл лишь боялся, что не успеет прочитать всю библиотеку за семь лет, а Гарри хихикал над его страхом и однажды сказал, что в таком случае Том может остаться преподавать. И эта идея не показалась отталкивающей. Их обоих называли одаренными студентами, хотя Том считал одаренным именно Гарри, потому что у него редко выходили заклинания не с первого раза, потому что Гарри играл в квиддич, соответственно, реже читал, но знаний в его голове было не меньше. Кажется, они просто появлялись из ниоткуда, хотя ребенку, жившему у тети-маглы, было неоткуда узнать о магическом мире. Каждый год возвращаясь в приют, Гарри рассказывал о школе, переиначивая интересные истории, напрочь стирая информацию о магии, а на третьем курсе ему удалось насобирать галеон за помощь с домашними заданиями, и, в тайне от магов обменяв золотую монету на фунты, стать анонимным спонсором новой зимней одежды. Том не понимал, откуда эта доброта, почему Гарри не может просто потратить деньги на себя, но зимой дети из приюта отправляли письма на несуществующий адрес, чтобы совы незаметно выхватили их из почтового ящика и принесли в Хогвартс. И дети писали о том, что в теплой обуви и одежде очень хорошо гулять, и Том, кажется, начинал понимать. Война внесла страх в мир магов и маглов. Том и Гарри остались в Хогвартсе на лето, гуляя вокруг озера, летая на метлах, читая о новых заклинаниях и даже сумев припахать Дамблдора периодически проводить занятия. А еще можно было растянуться на траве и смотреть на облака. — Это облако похоже на кота, — довольно сказал Том, когда порыв несильного ветра растрепал волосы. — На тебя что ли? — усмехнулся Гарри. — Заткнись, — вслепую шлепнул по животу Эванса Том, улыбаясь. Гарри рассмеялся, нападая с ужасным оружием — щекоткой, заставляя Риддла извиваться, пинаться ногами и щекотать в ответ. — Ты ужасный человек, — фыркнул Том, когда Гарри прекратил, укладываясь рядом и обвивая всеми конечностями. — Но ты все равно меня обожаешь, — довольно ответил парень и сдул со лба вьющуюся прядь. Том поднял голову, глядя в большие зеленые глаза. Они уже не были детьми, вытянулись, пропала припухлость, у Тома проступили острые скулы, и он выглядел старше своих лет из-за аристократичной утонченной внешности, а Гарри выглядел… просто разгильдяем со своим постоянно съехавшим куда-то галстуком и торчащими во все стороны волосами. Том еще сильнее задрал голову, обдавая теплым дыханием чужие губы, и Гарри сократил расстояние в полдюйма, невинно касаясь. — Знаешь, я почти не помню того, что происходило в жизни до твоего появления, — шепнул Том. Гарри бы тоже предпочел забыть то, что было до его смерти.