Равные

Невероятной, противоречащей здравому смыслу казалась ему сама идея отказать ей в чём-либо. Отказать ей в восхищении. От краткой встречи с мельхиоровой зеленью, полускрытой обыкновенно за бархатом ночного мрака, обрывается вдох. Призрачное движение гранатовых, налитых силой колдовского слова губ проходится волной в равной мере мучительного и сладостного трепета по его материальной сути. Уголь и пламя плетёных туманом шёлковых колец дарованного ей мирозданием венца манили, дурманили, отзываясь в сердце образом спокойствия безлунной ночи. Единая в трёх ликах, прекрасная и повергающая в ужас, Геката вновь предстала перед ним под диском алой луны. Таинственным ореолом мерцал в её тревожном свете иней, сковавший эфир от соприкосновения хтонической сущности с материей Геи. Предвкушая охоту, заходились в вое чёрные псы. В свете этой луны они встречались нечасто, волнующий её цвет – приглашение, непреклонный в своём безмолвии зов Многоликой. Это знак – сил одного проводника душ недостаточно. И он внимает, оставляя на время долг божественного вестника, становится частью её шествия. Инфернальный плащ зыбкой дымкой стелется по земле, увлекая и опутывая тех, чьим нитям более не виться в руках мойр. Но даже ему не под силу охватить то мёртвое поле, которое представлял собой мир людей в последние годы. Голод, нескончаемый, изматывающий даже бессмертных ужас и бессмысленная жестокость – человечество отреклось от них в пользу единого милостивого Бога, и куда это их привело? Вокруг – тьма и безумие, хуже, чем северные варвары, безжалостнее, чем древние титаны. Покровительница колдовства выглядит измождённой. Пятое лето она еженощно сопровождает души, несколько зим она провела в обречённом, но не павшем городе, ежечасно окликаемая мольбами потерянных. Три её лика впервые на его памяти неразличимы – каждый бороздят усталые тени, посинели выстуженные смертным холодом полные руки, пеплом выжженной земли покрылась шелковая смоль волос. И впервые она не вознаграждает его даже отблеском улыбки, устало кутаясь в клубящийся плащ. Подол чёрного пеплума напоен смертью, оставляет бурые разводы на песке. В его бессмертной груди сжимается под грузом тоски сердце. Он не спрашивает, а она не станет рассказывать. Гордая хозяйка колдовской луны. Покидать её невыносимо, но уйти – единственный верный шаг. И он сбрасывает божественное сияние, погружаясь, как в холодные воды, в роль проводника, принимая звание Психопомпа. И он ведёт. Созывает, собирает и сопровождает в последнем странствии усталые души. Потерянные, они бредут на звон золотых крыльев его чудесных таларий, следуют за полыхающим подобно маяку обвитого змеями жезла. Кажется, их число лишь возрастает, но он принимает каждого. И никто, ни один обитатель светлейшего Олимпа не смеет его отвлечь. Только однажды средь сумерек

особо безжалостной зимней ночи луна вновь высвечивает инфернальный шлейф. Когда всему приходит конец, когда, наконец, настаёт время скорби и жизни, она снова зовёт его. Под небывало голубой луной её кожа отливает холодом горного хрусталя, глаза как прежде загадочно мерцают из-под густого мрака и смоляные волосы отливают мёртвыми огнями. И губы вновь вознаграждают улыбкой, а в оживших тонких пальцах переливается оттенками заката искусной работы плащ, оборка пестрит заклятиями, по атласу струятся чары, а подол переплетается с её собственным шлейфом. Бесценнейший из даров, не в благодарность, из заботы, из чистого признания его, вечно юного плута, равным. Призраки моря Теперь она взывает голубой луной, ещё не все оттенки алого вымыла с её чернильного подола Стикс. Но в этот раз впервые зовёт он, сверкая далёким Меркурием в ночном небе. Хищный вой предвещает явление бескрайнего шлейфа, гранатовый потусторонний шёлк струится вдоль берега, подражая мерным движениям морских волн. Мельхиоровая зелень мерцает предвкушением, воздух пропитан присутствием Фобоса. Известный плут и сплетник, он привлечён интригующе небывалым количеством слухов вокруг старой баржи, закончившей некогда свои странствия на прибрежной мели. Местные жители в один голос твердили о заселивших её духах. Вместе они этаж за этажом преодолевают длинные коридоры, минуют тесные каюты и всюду мнится неясное присутствие. Во внезапно ударившей тишине полыхнули мёртвые огни, хлестнул по палубной переборке бурый край плаща. Ржавая сталь вспенилась девичьим лицом. Из стен, истекая морской солью, выступили нереиды. Отороченная чарами хламида, давний дар Многоликой, плотнее обхватила незащищённую гефестовой работой кожу, затрепетали золотые крылья, отзываясь на стремительно поднимающийся уровень воды. Оглушённые перезвоном металлического оперения нимфы отступали, склоняя кипящие кольцами волос головы. Геката развлекалась, однако кончик длинного шлейфа надёжно обнял смуглую лодыжку, предупреждая возможные неприятные сюрпризы. Из глубин затопленных коридоров донесся гул, бесшумно разрезав мутную рябь в кругу морских дев расправил крепкие плечи Владыка вод. Океаны стали неспокойны, человеческая настойчивость досаждала коралловым дворцам, жемчужные палаты сотрясал грохот их машин. Ушедшие в недосягаемые глубины обитатели подводных сводов поднимались теперь лишь из необходимости. Издревле жадный до власти Посейдон не смог долго сносить тяготы ограничений, налагаемых таким укладом, и судно, как и местные жители, стало жертвой его свободолюбия. Игривые нереиды нашли развлечение в человеческом любопытстве, запугивая или очаровывая случайных гостей. Но если разыграть плутоватого олимпийского вестника они не побоялись, то хтоническая богиня, уважение к которой выказывал и владыка Зевс, одним присутствием выстудила их текучую плоть. Уже на суше, прощаясь со смущённым и позабавленным спутником, Хозяйка перекрёстков посулила скорую встречу с настоящей загадкой.