Великий писатель

Хэ Сюань с детства мечтал творить. Он рос с матерью-художником. Она была отнюдь не строгих нравов, даже в искусстве она признавала совершенно разные направления. От кубизма и постимпрессионизма до академизма. Она смотрела на величавые произведения художников совершенно разных столетий, ездила по галереям, музеям, храмам, культурным наследиям, мастерским иконописи, по заброшенным дворцам, и везде с собой брала сына. В любом возрасте. Мать родила его всего в семнадцать, и оттого не хотела всё время сидеть на месте. Всю жизнь говорила Хэ Сюаню, что время скоротечно и нужно успеть запечатлеть всё не в камере телефона, а в голове. Твердила ему, что лучше посмотреть на мир, узнать людей, их культуру и ценности, чем гнить в офисе, но получать приличную зарплату. И Хэ Сюань понял всё, о чём ему когда-либо говорила мать. Сейчас он писатель, заключает контракты с крупными издательствами, ездит на интервью, отвечает на вопросы фанатов и пишет новые книги, новые идеи, новые сюжеты, новых людей. Выписывает их так виртуозно, что читатели влюбляются в каждого героя, сопереживают, ненавидят, лелеют, продолжают образ в голове. Сюань ценит время, поэтому пишет легко и быстро, слова выпадают на монитор из-под пальцев и уже не хотят возвращаться в клавиатуру, к своей пластиковой жизни. Хэ Сюань сравнивает буквы с людьми: кто-то становится частью прекрасного текста, кто-то — важного документа, кто-то — признания в любви, а кто-то остаётся на клавише. Он любит свою работу и любит людей. Ему нравится быстро стучать по кнопкам в писательском кафе, когда время замирает, мир останавливается. В моменте только длинные пальцы бегают над буквами, живёт только текст и поёт только сердце, составляющее строки. *** Мужчина отставляет чашку с ароматным чаем в сторону и с удовольствием смотрит на получившийся отрывок. Из аутлайна вышла глава, одна из самых весомых в книге. Теперь она выглядела стройной и логичной, а чай — остывшим и безвкусным. Хэ Сюань сохраняет файл и шумно втягивает воздух ноздрями. Нужно возвращаться домой: там ждут мама и Цинсюань с имбирным печеньем. Раз в месяц всем троим удавалось освободить вечер от работы и собраться дома. В квартире Сюаня. Он жил в самом сердце города. Ловил призыв творить, смотря в окно на машины, здания, прохожих, летающих птиц и зелёную крышу-оранжерею прямо напротив балкона. Хэ Сюань любил свою квартиру, любил свою жизнь. Яркую и насыщенную. Он пылал вместе с эмоциями, кострами, огнями фонарей со всем спектром красок мира. Скоро планировалась поездка в Мексику. Хэ нужно было написать книгу, тесно связанную с её культурой и обычаями. Этого путешествия он ждал, радовался, как ребёнок, от одной мысли, что может там побывать. Но от приятных мыслей пришлось отвлечься. Такси уже подъезжало к кафе. *** Мерный голос ведущего на радио убаюкивал, заворачивал голову в приятный кокон. Нега нависла над веками, давила на них. Хэ Сюань провалился в сон. Грёзы о мексиканском свежем тако забирались в голову и сменялись мыслями о печенье Цинсюаня: видимо, он очень проголодался. Так тепло и уютно в чужой машине никогда не было. Ни иерихонская труба, ни взрыв бомбарды не могли его сейчас разбудить. Сознание соскользнуло с кресла и провалилось в никуда с гулким «бам». *** Шея затрещала при попытке её повернуть. В горле саднило, язык присох к нёбу. Мужчина продрал глаза. Не видно ни зги. Темнота поглотила всё. Хэ Сюань громко кашлянул и провёл языком по зубам. Огромных усилий стоило перевернуться на бок. Сквозь листву забрезжил лучик света, резанул по глазам и заставил приподняться на локтях. Хэ Сюань лежал в кустах шиповника, стиснутый его ветками. Над головой трелью звенел голосистый соловей. Пошатываясь, Сюань сел и, опираясь на ствол рядом стоящего дерева, поднялся на ноги. — «Где я? Что за кусты?» — Голова работала, мысли сновали, как пчёлы. — «Неужели авария? Меня выкинуло на чей-то участок?» Он ощупал себя. Никаких повреждений нет. Хэ Сюань почесал затылок, но вместо привычной непослушной стрижки обнаружил гладкие волосы, собранные в высокий хвост. Мужчина осмотрел себя. На нём вовсе не тёмные брюки карго и серый свитшот, а старинные одеяния. Короткие одежды прикрывали его бедра. Плотная холщовая ткань прилегала к тонкой материи нижнего обличия. Голени опоясывали сапоги с пряжками. На поясе висел меч. — «Это шутка какая-то?! Где я, блять?» — Он закашлялся и вышел из тени деревьев. Впереди не чужой участок, а горная тропа, по которой сходили и поднимались люди в такой же одежде. Мужчина прошёл пару метров — куда ему идти? Вверх или вниз? Где он находится? Где Цинсюань и мама? Где водитель? Где Пекин? Он сел на обочину и принялся размышлять. Пытался вспомнить всё, что происходило вечером. Для начала было бы неплохо найти воды. Его думы неслись дальше, а люди всё ходили и недоумённо смотрели на мужчину, перешёптываясь между собой. — «Что, людей никогда не видели?!» — негодовал мужчина, напряжённо сжимая в кулаке молодую траву, и тихо зашептал себе под нос: — «Я понял! Я просто сплю! Это сон, я закрою глаза, а когда открою — буду снова сидеть в такси.» Хэ Сюань сомкнул веки и стал ждать, когда сознание снова провалится в бытие. Прошла пара минут. Мужчина выдохнул и приоткрыл левый глаз. Всё тот же пейзаж: горная тропа, обрыв и люди, шагающие вверх. Он удручённо вздохнул и поднялся с земли, отряхивая полы одежд. Куда идти? Вверх или вниз? Сюань подошёл к парню в холщовой повязке с мешком редьки. Выглядел юноша достаточно дружелюбно, оружия при себе не имел, да и кто станет нападать на человека посреди бела дня у всех на виду. — Эй! Подойди сюда! — Парнишка едва обратил на него внимание, лишь слегка повернул голову, чтобы не показаться невежливым. — Не знаешь где ближайший колодец или хотя бы река? — Молодой господин, вы можете купить воды на рынке, а колодцы только в деревне. Вас обокрали? — Мальчик крепко сжимал мешок, царапая грубые волокна ткани. — Нет, не ограбили, как пройти к деревне? — Мальчишка поправил повязку и с видимым опасением указал на тропу, ведущую вниз. Хэ Сюань кивнул и побежал назад, спотыкаясь о камни и торчащие корни деревьев. Парень лишь проводил его взглядом и снова продолжил тащить редьку. Меч на поясе звенел, а тропка всё никак не кончалась; мужчина шёл уже около двадцати с лишком минут. В носу щипало, а язык намертво приклеился к щекам. Солнце висело в самом центре небосвода и не думало спускаться. Сюань не знал, хорошо это или плохо: с одной стороны, будет не так жарко, а с другой — станет темно и опасно. Он брёл по песчаной дороге, пиная мелкие камушки. Когда ноги уже опухли, а на груди и спине разрослось озерцо пота, впереди замаячил силуэт простеньких домов и рисового поля. Хэ Сюань из последних сил подбежал к каменному колодцу и закинул в него ведро. Деревенские жители не обращали на него внимания; значит, он тут не чужой? Куда он всё-таки попал? Мужчина сделал несколько больших глотков и уже готов был свалиться на землю, когда к нему подошла девушка с кувшином, источающим зловоние. — Гэгэ! Мы ждали тебя! А где продукты? Юйши не пустит тебя без них! — Она кротко рассмеялась, прикрывая губы рукой. — Ты кто? — Хэ Сюань сбивчиво пробормотал, стараясь не вдыхать запах из сосуда. — Гэгэ? Ты что, головой ударился? Пошли немедленно к Юйши! — Маленькая рука на удивление крепко схватила его и потащила за собой. *** Девушка привела его в чистый, не самых больших размеров дом. За столом сидел юноша. Лица было не разглядеть из-за спустившейся в углу тени, выглядывали только бледные худые ноги. Тонкие лодыжки свисали со скамьи, а на столе стояла корзина. Парень повертел в руках нож и вонзил его в столешницу. — Хватит портить мебель. — Женщина, вышедшая из соседней комнаты, оправила шляпу и повернулась к ним. — Юэ? А где продукты? Ты что, сидел весь день на горе, наблюдая за солнцем? Хэ Сюань. — Она сделала небольшую паузу. Её голос звучал вкрадчиво и учтиво, видимо, женщина опасалась прямых контактов с ним. — Твой статус непревзойдённого уже не вернуть, ты отказался от него добровольно. Хватит кормить небеса, никто не виновен в том, что ты не в силах хранить свою вспыльчивость в тёмном месте. — Тетушка Юйши, — девушка, притащившая его сюда, поставила кувшин на землю, — он меня не узнал, я нашла его рядом с колодцем. Видимо, его ограбили. — Что?! — Женщина в светлом одеянии подошла к нему, крепко обхватила лицо ладонями. — Хэ Сюань?! Ты меня узнаёшь?! Помнишь моё имя?! — Н-нет. — Мужчина сглотнул, переместив свой взгляд на юношу, сидящего за столом. Наблюдаемый резко встал. В нём Сюань узнал Ши. Непослушные кудри, аккуратный нос и непринуждённая походка сразу же сделались родными. — Мин-сюн? — Цинсюань с опаской подошёл к нему. Столкнул руки Госпожи Юйши и взял чужое лицо в ладони. — А меня помнишь? Он ласково огладил щёки, пробежался пальцами по линии роста волос и игриво щёлкнул его по носу. — А-Сюань, тебя помню, — мужчина прижался к тёплому лбу своим, — точнее, тебя я знаю, а их нет… Я не видел их раньше. Этот мир мне чужд. Вы родились здесь? — Мин-сюн? Ты тоже тут родился! Другой мир? Ты уже давно не демон, мир смертных теперь наш мир, и я, и Юйши, и Бань Юэ — мы все здесь родились. Ты разве не помнишь? — Что я должен помнить? Я помню свою жизнь не здесь, это шутка? Глупый розыгрыш? — Слепая надежда жила в нём, но начала угасать, как только он увидел беспокойство на мягком лице. — Мин-сюн, ты, наверное, бредишь, иди спать, я скоро подойду. — Цинсюань проводил его до комнаты и закрыл дверь. Из-за стены слышался его голос: «Юйши, он в бреду, свари ему отвар, я не хочу, чтобы он бился в агонии, как в ту ночь, прости, я не хотел приносить таких неудобств, когда решил простить его, извини ещё раз, я умоюсь и приду.» Вместе с этой фразой он выскользнул на улицу, сбивая с травинок вечернюю росу. Хэ Сюань сидел на циновке, скрестив ноги, и пусто смотрел в стену, продвигая глазами дыру. Кажется, она уже начала дымиться. Мужчина свалился набок, как мешок с картошкой, и продолжал пропаливать каменную стену. Он смял покрывало ладонью, ожидая только появления Цинсюаня. За пределами комнаты гремела чем-то Юйши, вместе с тонким лучом света в спальню протиснулась верткая девчонка. Она положила на лоб Хэ Сюаню мокрую тряпку: видимо, они решили, что у него жар. — Как ты себя чувствуешь? — Она интересовалась скорее всего из вежливости, просто сидела рядом и, не получив ответа, пожала плечами. — Юйши говорит, что ты бредишь, но ты ведь здоров. Про какой мир ты говоришь? — Бань Юэ помолчала пару секунд. — Ты не хочешь разговаривать? Со мной никто не хочет разговаривать, даже ты меня забыл, а ведь я тоже демон, в смысле, была демоном… Она замолчала, и это молчание резало уши. В темноте спальни её лица было не разглядеть. В руках Юэ вертела какую-то шкатулку, по форме больше походящую на старинный саркофаг Тутанхамона. Бань Юэ вдруг запела на неизвестном Сюаню языке. Похоже, он с очень дальних краёв. Слов было не разобрать, но Хэ повернулся к ней лицом и стал слушать монотонный певучий голос. Когда песня сошла на нет, он тихо спросил: «О чём ты пела? На каком это языке?» — Это древний язык Баньюэ, Градоначальник Хуа не учил вас ему? Совсем ничего не говорил? — Её плотные, тёмные волосы разметались по полу, когда она легла напротив мужчины. — Как твоё имя? Я не знаю ни градоначальника, ни такого языка. — Хэ плотно сомкнул губы, смотрел на девушку прозрачным взглядом, изучая изгибы лица и тонких рук. — Ясно. — Она закрыла глаза и несколько секунд о чём-то думала. — Я раньше жила в Баньюэ, была Советником, меня задирали в детстве, и я голодала, но добрый Генерал Хуа кормил меня. Правда, готовит он отвратительно. Вы Его Высочество тоже не помните? Хэ Сюань покачал головой, вверяясь её вязкому и тихому голосу. Девушка продолжала рассказывать с закрытыми глазами и в конце уснула на его руке. Мужчину не насторожила мертвенно-холодная кожа и синие вены, кровь в которых уже давно не циркулирует. Девушка спала, тихо шептала что-то на своём, челка рассыпалась тонкими прядями по лбу. Она слишком невинна для демона. Хэ Сюань лежал ещё с десяток минут, рассматривая её бледное и худое лицо, пока в комнату не влетел луч света вместе с Цинсюанем. Парень лёг возле него, с другой стороны от Бань Юэ. Тёплые руки обвили талию Сюаня, уткнувшись носом в спину, Цинсюань посапывал и гладил чужой бок. Ши мягко поцеловал его лопатку, оставляя влажный след. Он что-то шепчет, затем встаёт и, подхватив Бань Юэ, уносит её на другую циновку. Девочка от этих действий просыпается и сонно бубнит. — Ты больше не демон, замёрзнешь на полу, ночи сейчас холодные. — Цинсюань бережно укладывает её на постель и накидывает одеяло, а затем возвращается. Хэ слышит тяжёлый вздох и чувствует лёгкое нажатие в области живота. Парень снимает с него одежды, стаскивает сапоги, поправляет съехавший компресс и укутывает одеялом. Ши гладит его лицо, массирует виски, покрывает поцелуями щёки. Тепло. От прикосновений Сюаня сморило, и он прикрыл глаза, ощущая всё очень смутно. — Ш-ш-ш, сейчас пройдет, — мягкие губы накрывают его лоб в успокаивающем жесте, — я знаю, что болит, потерпи, — снова тяжёлый вздох, тело расползается по подушке, гулящая боль в ногах и пояснице. — А-Сюань, в пояснице ноет. — Но вместо привычного ворчания о его сидячей работе и плохой осанке он слышит, как отворяется дверь. — Цинсюань, отвар готов, возьми. — Женщина ставит миску рядом с кроватью и уходит к циновке Бань Юэ. Ши приподнимает его голову и даёт выпить отвратительную на вкус жидкость. Горечь противной пленкой разлилась по горлу. Цинсюань ворошит ему волосы и мягко целует в лоб. Шепчет всяческие успокаивающие банальности и продолжает поглаживать по голове. Юйши зажигает свечу. На стене играет тень от пламени, и Хэ Сюань мысленно благодарит судьбу, что, даже оказавшись в другом мире, он может видеть улыбку и тёплые веснушки любимого. — Цинсюань, напомни: почему я больше не демон? Что случилось? Я совсем не помню. — Мужчина пытался узнать как можно больше о том месте, где он оказался. — Ох, около года назад ты отказался от своего звания непревзойденного, Князя Демонов. Тебя вынудили отказаться, Пэй младший. А Бань Юэ в отместку отказалась от него. Она, может, и выглядит девочкой, но ей уже больше восьмисот лет, чем думал Пэй Су? — Он шептал очень тихо, чтобы не отвлекать Юйши Хуан. — Кхм-кхм, тебе помочь с просьбами верующих? Женщина медленно протянула своё «нет» и продолжила читать свитки. Она казалась достаточно нелюдимой, но не агрессивной, скорее уставшей. Мужчина прижался к тёмным волосам Цинсюаня. Даже в этом мире он чувствовал рядом с ним безопасность, уют и безграничное тепло, тянущееся из всех цицяо на его лице. Ши обернулся и оставил короткий поцелуй на носу. Они лежали друг на друге до глубокой ночи. Юйши легла спать, свеча потухла; а в голове поселилось неприятное чувство. Хэ Сюань притянул Цинсюаня поближе, положив его голову себе на грудь. Вокруг всё затряслось, а черты любимого лица напротив плыли. Колыхающееся изображение на секунду застыло, ослепив его ярким светом. Из цицяо Ши Цинсюаня вдруг хлынула кровь. Лунный свет, гуляющий по комнате, сжался в комок и подобно сердцу пульсировал в углу комнаты. Хэ Сюань вскочил, но родное лицо ускользало из его ладоней. Кровь лилась на пол, а тело Ши дергалось от судорог. Сюань впился пальцами в его рубаху и тянул на себя, но яркая вспышка света резанула по глазам. Все поплыло и резко вспыхнуло, как поленья в камине. Кровь, текущая по его пальцам, заледенела, покрыв руки отвратительной коркой смерти. Под ним уже не бамбуковая циновка, а асфальт. — «Это сон! Это всё был сон!» — Секундная радость и падение. Нос встретился с землёй. От шока закружилась голова. Он лежал на дороге. А на обочине лежал вышедший встретить его Цинсюань. Парень лежал на траве их участка. Из носа, ушей и глаз текла кровь. Рот открылся, уродливые багровые струйки остались на коже. Что с ним случилось, Сюань понять уже не смог. Кровь застыла у него в жилах, а затем рванула наружу через цицяо, обрамляя его голову алой кромкой. Он задыхался, а глаза пристально продолжали смотреть на его любимого. Он задохнулся так же, как должен был герой его Мексиканского Романа.