Электрофорез — Я ничего не могу с собою сдалать.
Находясь в своей квартире, Достоевский закуривает в открытое окно. Россию Фёдор любит. Родина, как никак. Родная Москва красива внешне. Да и её внутренний, прогнивший мир тоже по своему красив. Но насколько бы страна не была прекрасно, банально становится тоскливо без него. Он должен скоро придти и ради него Достоевский потратился на бутылку дорого вина и маленькую склянку с жидким сюрпризом. Сигарета не успела дотлеть до фильтра, как в дверь постучали, а после, почти сразу, безжалостно задавили кнопку звонка. Фёдор закатывает глаза, выбрасывает окурок не потушив, и, в три шага преодолев расстояние, открывает дверь. — Ты опоздал, — без лишних предисловий констактирует парень, скрестив руки на груди. — Ну ты чего, Досто-… Достаеб… Доставка… Федя, — гость несколько раз коверкает фамилию, в конечном итоге сдается и называет по имени. — Я же не специально. Случайно так, — слушать русскую речь приятно, но не когда она с сильным акцентом. Достоевский закатывает глаза, а гость продолжает. — Москва эта ваша конечно… — Ты Москву не видал ещё, Дадзай. Обувь снимай и на кухню проходи, — переключившись на японский, парень в последний раз оглядывает парня с ног до головы и проходит на кухню. Осаму через несколько мгновений проходит за Фёдором и плюхается на кухонный диванчик. — Миленько у тебя тут, — Достоевский пожимает плечами и ставит два бокала с бутылкой на стол, после садясь напротив. — У меня есть с собой шахматы. Может, сыграем? Слова Дадзая вызывают у хозяина квартиры дружескую полуулыбку и когда бокалы уже полны, партия начинается.☆☆☆
Фёдор не знает, как долго ждал, пока гость куда-нибудь отойдёт. Попросить его принести что-либо или послать мыть руки было бы подозрительно, так что пришлось ждать, пока в бутылке не останется меньше половины. Легко перегнувшись через стол, брюнет капает в чужой бокал несколько капель аква-тофана. Достать яд было сложно, но поговаривают, что он достаточно хорошо работает и смерть не будет болезненной. Это даже на руку, Осаму боль не любит. Стоит только Достоевскому закурить, как его драгоценный гость возвращается, сразу же отпивая из своего бокала. Губы непроизвольно кривятся в улыбке, которую Фёдору удаётся быстро спрятать. — Слушай, Федя, — Дадзай и так говорит по-русски плоховато, так ещё и в голову ударил выпитый алкоголь. Осаму наклоняется к лицу брюнета, пытаясь сфокусировать взгляд на чужом лице. — А может мы… М-м-м… — Говори на японском, — просит Достоевский, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула дабы увеличить расстояние. Дадзай лишь криво улыбается, а после Фёдор чувствует его холодные пальцы у себя под одеждой, а его губы на своих.☆☆☆
Как именно они оказались в одной постели и что было — не важно. Главное — Осаму выпил отравленное вино. Дальше дело времени. Достоевский довольно улыбается, словно кот, загнавший добычу в ловушку. — Чего счастливый такой? — Довольно бодро подаёт голос Дадзай. Фёдор закатывает глаза, наровя однажды навсегда оставить их внутри своего черепа. — Я думал, что все русские грустные, — он хихикает под чужое фырканье, но смех быстро сходит на нет. Фёдор чувствует холодную полосу металла у своего горла. Некое чувство эйфории теплом проходит через всё тело. — Так просто убьёшь меня? Мне вот пришлось потратиться на яд. — Чумная крыса. Достоевский пожимает плечами и закрывает глаза в последний раз. Дадзай убирает окровавленный нож на тумбу. Покрепче обнимает ещё тёплое тело и, прикрыв глаза, дожидается собственной смерти.