Born to die

Роберт Оберлин был весьма состоятельным мужчиной. Его харизма,обаяние… Никто не мог устоять перед энергией, которую он излучал. Годы шли, он рос, строил свой бизнес, колесил по миру. В 27 лет Роберт женился, а в 28 весь его шарм передался другому человеку. Она родилась, чтобы сиять. Она… Он назвал ее Жизель,в честь своей покойной бабушки. Жизель действительно была его солнцем. Даже в самую мрачную погоду она способна была подарить ему свет. Они осели в Нью Йорке. Шум ,бизнес,виски,деньги,власть-все это было на улицах города. Но дома… дома его ждало счастье. Выгоревшие светлые волосы от частых поездок в их Хэмптонский домик всегда были распущены и падали на ее плечи в легкой волне. А ее загорелое лицо всегда украшала улыбка, и карие глаза светились от счастья, когда она видела папу. Она становилась краше с каждой новой морщинкой,которая появлялась у отца. На званных приемах гости, смеясь, говорили,что Роберт и Жизель связаны. Роберт был взволнован, зайдя в дом он услышал музыку. На втором этаже,достаточно громко, играла любимая песня его дочери,которая в прямом смысле стала гимном их семьи. Прислушавшись он услышал и её,она напевала: ”tell me I’m your national anthem, tell me I’m your national anthem Red, white, blue is in the sky Summer's in the air and baby, heaven's in your eyes I'm your national anthem”. Ее звонкий голос заполнил весь особняк. Он поспешил наверх,его шаги были отчетливо слышны по дорогой светлой плитки. Быстро преодолев расстояние он постучал,и дождавшись чего-то вроде «Да,да» вошел в комнату. Роберт окинул комнату взглядом, просторная, панорамные окна практически по всей комнате впускали много света, из-за чего он немного с щурился,и быстрым взглядом нашел дочь. Она сидела за косметическим столиком,который стоял прямо напротив окна,на большой кровати по центру комнаты царил хаос. Дорогая одежда была раскидана,видимо у Жизель возникла небольшая проблема с ее выбором. Наконец он обратился к дочери. — Жизель,солнце, я не думаю,что это платье подойдет для нашего скромного ужина. На ней был винтажный черный Ralph Lauren. Он не любил это платье,казалось,что в любой момент оно может упасть вниз. Но Жизель оно нравилось. Бретелек не было, она любила кокетничать и наблюдать за тем,как люди смотрели на шею,ключицы… на нее. — Ужин? Я же говорила у меня встреча с редактором Vogue. К сожалею,тебе придется ужинать одному,– посмотрев на отца, она состроила грустную рожицу и тут же залилась смехом. Роберт улыбнулся,помотал головой, и как бы показывая всем своим видом, что Жизель не права продолжил: — Ну, видимо твоя встреча отменяется! Я позвал на ужин важного для нашей семьи человека, он очень помог нам,– оперевшись,Роберт усмехнулся и продолжил, — ты не можешь уйти, я,ведь,пригласил его на семейный ужин,а не на свидание. Жизель напряглась,эта встреча значила для нее слишком много, она не могла просто отменить все за пол часа. Скрестив руки,она серьезно посмотрела отцу в глаза, и произнесла: — Тебе стоит обратиться к врачу, деменция в 47 лет - это не нормально,–она сделала небольшую паузу,отвернулась обратно к зеркалу,и взяв свой любимый блеск для губ продолжила,— ты знаешь,что эта встреча важна для меня, я не могу сказать Анне Винтур «извините,мне нужно отменить встречу из-за моего отца у которого,вероятно,отказала память. Летите обратно в Нью Йорк,удачи», если я сделаю так весь мир моделинга закроется для меня в эту же секунду. Закончив свой монолог Жизель взглянула на отца, ожидая ответа. Роберт стоял все там же, и все так же он ухмылялся,потирая подбородок. — Ты же знаешь, я люблю тебя, я все делаю для твоего счастья и никогда ничего не прошу взамен. Спускайся в гостиную через 15 минут. Он ушел хлопнув дверью, а Жизель так и осталась сидеть за столом, вглядываясь в, на удивление, ясную для Готэма погоду.