Танец белой Луны

Что вы видите, когда остаётесь в полной, окутывающей не только комнату, но и душу, темноте? В комнате, куда не пробивается даже слабый луч хрустального лунного света. Что вы видите, когда остаётесь наедине с собой в этой разрезающей все мысли темноте? Пытаетесь побороть самих себя и подумать хотя бы о чём-то не сильно важном на секунду или две? Или просто принимаете эту темноту и лежите, словно клубок ниток, давно забытых в старой, заброшенной квартире? Вам становится грустно от осознания того, что в какой-то момент эта темнота больше никогда не исчезнет? Вы останетесь в ней навсегда, а мысли так и не вернутся в вашу голову, когда-то заполненную хорошими эмоциями и чувствами. Вы делаете что-то с собой и со своими чувствами, когда больно, тревожно, когда лихорадка и бред заполоняют вас без высокой температуры – просто так? Вам бывает тяжело?.. *** На часах минут уже как двадцать или тридцать пробило далеко за полночь. Си не помнит, как оказался снова у своего письменного стола с остро наточенным карандашом и маленьким смятым листом бумаги. В последнее время этот стол казался лишним в комнате, потому что давно уже не представлялось возможности взять в руки изрядно подпорченный альбом с листами, похожими больше на ветхий папирус. Ноутбук давно располагался на прикроватной тумбочке, где красовалось всё необходимое для работы. Парень знал, что от работы на полу или в кровати его спина и глаза «спасибо» не скажут. Более того, он уже начал изредка носить очки и подумывал о покупке корсета, потому что спина болела нещадно. Будто бы вдоль позвоночника проводят острым ножом, впивающимся глубоко под кожу, доходя до самих костей. После основной работы Си должен был отдыхать по рекомендациям врачей. По рекомендациям одного врача, хотя тот и работал в отрасли дерматологии, но знал достаточно много, чтобы в очередной раз читать нотации младшему о том, как нужно о себе заботиться. Часто Си чувствовал себя маленьким ребёнком, которому его Хиа’ не прекращал проводить лекции про заботу о себе и собственном здоровье. Этот дедуля ворчал на увеличивающиеся тёмные круги под глазами Нонга, на его искривлённый позвоночник и исхудалый вид (хотя они с Хиа’ были схожи по комплекции – не зря же Си столько лет занимался спортом и развивал мышцы). Этот самый дедуля – Джимми Тжитпхон Пхотивихок – доктор, модель и актёр. Восхитительный мужчина с эффектными чертами лица и выдающейся актёрской игрой. Его выражение лица и улыбка заставляет трепетать многие сердца, а искусное тело, отточенное в спортзале, словно бриллиант, не оставит себя незамеченным. Хиа’Джимми интересная личность с трепетным голосом и сильным духом. Тот, кого считают умным и красивым. И считают ведь не просто так. Джимми, по совместительству, первый партнёр Си, сердце которого он тоже заставил трепетать. Си знал, что Хиа’ хороший человек и заботливый друг. Он тот, кому Си благодарен за всё. За его заботу, доброту и любовь к экранному другу. Именно другом Си считал его в своей голове до тех пор, пока по инерции не сел первый раз рисовать его портрет. Тогда он и задумался о том, почему же за столь долгий перерыв в рисовании парень выбрал для изображения именно его. И именно в тот день, три месяца назад, он и решил, что карандаш в руки больше не возьмёт. А уж к дорогим краскам, которые ему подарил Джимми без повода (как он тогда сказал: «Это за то, что мой Нонг’ всегда такой очаровательный…»), он и подавно не притронется. И вот три месяца пролетели быстро, как и условия Си не подходить к письменному столу. Они с Хиа’ поссорились недели две назад, когда Си в который раз сказал, что всё с его здоровьем в норме и не стоит старшему так за него переживать. Джимми на него разозлился и сказал, что им обоим нужно остыть, так как они оба устали друг от друга. «Устали». Эта фраза больно ударила по самолюбию младшего, и он, взяв неожиданный отпуск и закрывшись у себя в квартире, моментально зашторил все окна и выключил везде свет. Эта глупая, по мнению Си, привычка появилась лишь после знакомства со своим экранным партнёром. Когда они расставались на довольно долгое время (с условиями их рабочего графика), когда ссорились и разъезжались каждый по своим домам, когда им нужен был отдых, Си всегда закрывал все окна и выключал свет так, чтобы работали только органы чувств, пытаясь жить и работать только с помощью собственного чутья. И этому было одно единственное оправдание: потому что без Джимми свет ему не нужен. Уходит Солнце – Луна так ярко светить уже тоже не станет. Телефон, лежащий рядом с листом бумаги, издавал звуки, уведомляющие о сообщениях. Однако Си было настолько всё равно, ведь он знал, что сообщений от одного лишь человека среди них нет. У парня было огромное желание выключить мобильное устройство и положить его в самый дальний и тёмный угол, однако же он надеялся и ждал, что его Хиа’ позвонит и скажет, что он скучал. Но пока он сидит один, в своей чёрной комнате, походящей больше на пещеру, с одиноким карандашом в руке. На самом деле раньше Си любил рисовать в темноте. Он называл это небольшим экспериментом, ведь, рисуя без какого-либо источника света, ты делаешь всё, чтобы на ощупь определить поведение карандаша в руке. Темнота придавала рисунку некий шарм, в котором Си видел тонкую грань искусства. Этому искусству он мог отдавать часы, а то и дни, которые пролетали так быстро и так торопливо для него самого. Хиа’ знал об этой привычке Нонга, нудил о том, что так нельзя и он испортит зрение. Но поддерживал такое рвение к совершенству искусства. Просил себе во владение картины, которые ему очень понравились. Он продолжал сидеть за столом и рисовать. Водил аккуратно острым грифелем по тонкой бумаге, пытаясь вывести линии, черты, детали. Си прекращал, бросал картину и вновь возвращался к ней, не ощущая ни времени, ни темноты, ни мыслей, окучивающих его и до того переполненную голову. Спустя время письменный стол окружили смятые листы бумаги небольших размеров, потому что в мыслях парня было слишком много выражений лица Хиа’ и он не знал, какое именно запечатлеть. Парень огорчённо бросил карандаш на столешницу, отчего его острие надломилось. «Придётся снова затачивать…» – подумал про себя Си и положил голову на ладони. Парень долго бы так просидел и даже, может быть, уснул. Но сделать это у него не вышло, так как раздался телефонный звонок. На экране Си увидел знакомое «Хиа’», удивлённо округлив глаза и коротко усмехнувшись от галлюцинаций. Они так давно не виделись – не может быть, чтобы это было правдой. Скорее всего, от ожидания, мыслей и одиночества его мозг постепенно представлял ему то, что он хочет увидеть. Звонок прекратился. Не успел младший встать из-за стола, как снова раздался звонок. Неужели не показалось? Даже несмотря на удивление, парень не хотел бы сейчас ни с кем общаться, даже по кому изнывал, словно волнующееся по вечерам море. Си медленно и осторожно потянулся к телефону, чтобы сбросить вызов, но по глупой случайности, как в грустных и мелодичных сериалах, нажал на кнопку «Ответить». Си запаниковал и попытался сбросить вызов, когда услышал такое до боли знакомое сбитое дыхание на другом конце (будто Хиа’ от кого-то бежал или к кому-то…). – Открой. Чего угодно можно было ожидать, даже цунами без моря – из одних мыслей, но не этого. Этот приказной тон, немного уставший и спокойный, даже вальяжный, заставлял повиноваться и выполнять всё без уточнений. Си чуть не выронил гаджет из рук, но почему-то, будто притянутый магнитом, встал и пошёл к двери. Где-то на задворках мыслей он думал, что Джимми просто перепутал номер и сейчас он откроет дверь, а там… Будда! – Хиа’… Недалеко от входной двери в квартиру стоял тот самый Хиа’, облокотившись на перегородку, как ни кстати сейчас спасающую от падения по всей видимости пьяного Джимми, и с телефоном возле уха. Увидев, как дверь отворилась, он поднял расплывшийся взгляд и моментально на его лице образовалась довольная и широкая улыбка. – Си! Малыш! «Малыш». Это прозвучало так томно и так радостно в одно и то же время. Джимми часто так его называл вне камер, да и на камеру тоже. Такая привычка Джимми была такой же пьянящей, каким и было состояние старшего сейчас. Он был действительно пьян. Пьян благодаря, видимо, бутылке, которую очень неаккуратно держал в руке, норовясь выронить и разбить, распугав соседей лишними звуками. Но даже так он оставался таким же манящим и его состояние подталкивало лишь к краю бездны, где он – весь такой шатающийся и пропащий, пахнущий дорогим (чертовски притягательным) одеколоном и дорогими сигаретами – восседал на троне. А Си пьянел, глядя на него, держащегося за дверь, покачивающегося, в своём любимом тёмно коричневом костюме-тройка с висящем пиджаком на руке, расстёгнутой рубашкой и незаконченной бутылкой виски. – Малыш, впустишь меня или, если хочешь, можешь продолжить пялиться. Только не гарантирую, что я смогу простоять так ещё несколько минут. – А, да… Хиа’… Пр-проходи скорее… Си пропустил внутрь старшего, продолжая в голове крутить это «Малыш» и смотреть на знатно подвыпившего Джимми. Старший кое-как снял обувь и шатаясь прошёл вглубь, чуть не упав, оступившись за полумрак в комнате. – Почему в темноте? Рисовал? Си молчал. Джимми знал его лучше всех. Ему всегда было интересно наблюдать за рисующим младшим. Однако же он никак не мог понять, почему тот рисует только в темноте, ведь совершенно ничего не видно, хоть глаза выкалывай. – Да, Хиа’… Пи’… – Пи’? Си, давно я не слышал это от тебя. Неужто я тебя расстроил чем-то? Си снова молчал, пока Хиа’ пытался в полумраке отыскать выключатель, снова оступившись за провод и тихо выругавшись под нос, когда младший подхватил его за руку и забрал бутылку с горькой жидкостью, уже пытающуюся пролиться на ковролин. С жидкостью, которую так любил Джимми и так не любил Си. Найдя, наконец, выключатель, Джимми зажёг свет в комнате, сощурил пару раз свои недовольные глаза и, найдя кресло, устроился в нём поудобнее, кинув куда-то на пол пиджак, закатал рукава и запрокинул голову. Си подобрал брошенный чуть ли не ему в ноги пиджак, кротко вздохнул и, не зная, куда себя деть, направился на кухню, чтобы налить старшему воды. Пока Джимми сопел в кресле с запрокинутой головой, Си аккуратно повесил пиджак в коридоре и вернулся уже с наполненным водой стаканом. Парень протянул воду Джимми и, пока тот смотрел на него плывущим взглядом, сел перед ним на кровать, закинув ноги. – Пи’… Хиа’… Почему ты здесь? И почему ты в таком состоянии? Джимми пытался разобрать вопрос, который был адресован ему, и коротко сказал: – С Пи’Оффом пил. – А с чего вдруг вы с Пи’Оффом сегодня пили? Никаких мероприятий вроде не было. Проигнорировав вопрос, Джимми поставил стакан на пол и заметил у себя под ногой смятый лист бумаги. Он поднял его и собирался развернуть, как вдруг подскочил Си, совершенно забывший о беспорядке, в попытке отобрать рисунок, на котором красовалось лицо его неожиданно появившегося собеседника на сегодняшний вечер. Джимми вытянул ногу вперёд, тем самым остановив младшего, и приложил палец к своим губам в знаке, что нужно помолчать. Си смущённо и удручённо сел обратно на кровать, в напряжении сжав кулаки и оперевшись на них головой. Не такого исхода от вечера он ожидал. Он никогда не мог спорить или противостоять Хиа’ – всегда слушал его беспрекословно и, будто бы схваченный и связанный, мог только ровно стоять на месте. – Оу, – издал Джимми. – Ты всегда в темноте рисовал так, как не умеют те, кто… Рисует при свете. Я здесь очень даже ничего… Джимми, раскидисто сидя в кресле, проворачивал лист, в попытке, видимо, что-то разглядеть. – Очень мило, малыш. – Он осмотрелся. – Попыток было много, как я вижу. – Хиа’, почему ты здесь? И почему ты пьян? – Я пил с Пи’Оффом. – Это я уже слышал. Объясни мне поподробнее. Особенно, почему ты здесь? Джимми, услышав последний вопрос, надул губы и сразу же расплылся в хитрой ухмылке. Он приподнялся в кресле, опёрся локтями о колени и заглянул в глаза Си. – Ты не рад меня видеть? – Нет, то есть… Да… Нет… Всё совсем не так… Просто я не понимаю, Хиа’? Мы не общались недели две, а ты здесь? – Не две недели, а 288 часов, – Джимми завалился обратно в кресло, раскинув руки на подлокотники и закинув нога на ногу. – Я хотел увидеть тебя. Си был ошеломлён вопросом? Нет, не просто ошеломлён. Он почувствовал себя сумасшедшим, потому что в голову навалилось столько мыслей, которые не могли забраться туда на протяжении всей мерцающей темноты. – Ты… хотел увидеть меня?.. Хиа’, я не понимаю. Я думал, что ты… Ты был зол на меня за тот день. – Зол? – На лице Джимми воцарилась широкая улыбка. Его уже понемногу начинало отпускать от алкоголя, но взгляд был всё ещё помутнённый. – Малыш, ты поэтому не отвечал на мои смски в Инстаграме? И на звонок мой не ответил… – Смски? Какие смски? Си резко взял телефон, чуть не выронив его из вспотевших рук, и быстро открыл социальную сеть, проверяя наличие сообщений от Джимми. Подтвердив слова старшего, он удивился не меньше, чем тогда, когда увидел пьяного Хиа’ на пороге своей квартиры. – Я выпил с Пи’Оффом, потому что у его друга был день рождения. Там были почти все. Кроме тебя. Я долгое время спрашивал у других, но никто не знал, где ты и сказали, что ты вообще пропал с радаров. – И поэтому наведался ко мне, сразу поняв, что я дома? – В точку! – Я… Взял отпуск, потому что хотел отдохнуть. – И поэтому не отвечал мне? – Почти. Джимми потянулся к Си, когда тот ошеломлённо подскочил на месте от действий старшего, но последний успел схватить его за руку. Старший посмотрел на Нонга выжидающе и, прищурив немного глаза, томным и хриплым голосом протянул: – Я скучал, малыш. Си посмотрел в его глаза и медленно начал тонуть во взгляде, который казался теперь более серьёзным, будто минуту назад их хозяин не был пьян. Так было всегда. Джимми, даже если и напивался, умел справляться с собой и со своим организмом. Умел держать язык за зубами, когда надо, и контролировать происходящую ситуацию. Он мог контролировать даже Нонга, хотя тот сам себя контролировать не мог. Хиа’ всегда смотрел на него «так». Многие говорили о том, что любви в глазах Джимми больше, чем в его же сердце. Си тонул в этих глазах, барахтался на поверхности, будто бы утопая кораблём в чернеющем море. Он всегда смотрел, что бы ни произошло, следил за каждым движением Нонга, наблюдал исподтишка, будто бы родитель следит за своим ребёнком. Когда младший понял, что слишком долго смотрит на Джимми, он попытался вырваться из хватки, но ему не дали это сделать. – Хиа’, я… – Си резко замолчал, уводя взгляд в сторону окна, которое было закрыто портьерами. – Почему ты решил, что я злился? Почему ты вдруг исчез и не выходил на связь? Ну же, скажи мне, – эти слова звучали настолько нежно, что Си содрогнулся и повернул голову в сторону Хиа’. Их взгляды пересеклись. Джимми продолжал держать руку, поглаживая ладонь большим пальцем, а взгляд был наполнен переливающимся трепетом. – Ты сказал, что мы устали друг от друга. И тогда я решил сделать перерыв, чтобы мы оба отдохнули. – Под «оба» ты подразумеваешь меня, так? Я же вижу, что ты не отдыхал. Особенно по количеству рисунков. Да и темнота, в которой ты сидел. Ты же давно не рисовал, и мои краски стоят не распакованные. Почему вдруг? Си не знал, что ответить. Что он скучал и ждал, когда тот его простит? Что он надеялся снова услышать бурчание о сгорбленной осанке младшего и угрозы купить ему наконец-то корсет? Что он засыпал и мечтал только о нём? Что он желал всё исправить? Что он пытался не думать о Джимми? Или что он погрузился в шквал мыслей и эмоций, что не мог терпеть? Или что он был расстроен словами старшего? Джимми отпустил руку младшего, но продолжил сидеть так же – оперевшись локтями о колени. – Ты снова много себе надумал. Поэтому? Метко. Точно. Даже прицеливаться не нужно было. Си прекрасно понимал, что Джимми его читает так, будто Мок, прочитывающий «Последние сумерки» Дэю. Джимми ведь не слепой – он прекрасно видит подавленное и уставшее состояние младшего. Си, не найдя ничего лучше, просто кивнул, буркнув себе что-то под нос. Джимми встал из кресла и прошёл к письменному столу, где лежал недорисованный портрет его же самого. На котором Си пытался изобразить его – такого улыбающегося с серьёзным, но светлым взглядом. Он наклонился, чтобы подобрать ещё один смятый лист бумаги, развернул его и увидел такого же его, только со спины. Си прорисовал всё – от мелких точек на коже до видимых рельефов его спины. Старший подобрал ещё один лист, на котором был изображён снова он, в медицинской одежде, с горделивой улыбкой на лице. Он подбирал каждый лист бумаги и складывал поверх не дорисованного. Последний лист бумаги был развёрнут точно так же, однако на нём красовались не лицо и тело Джимми, а лишь губы и нос. Такие точные, со всеми погрешностями и деталями. Даже волоски тонких усов были прорисованы так, будто это фотография, а не рисунок графитового цвета. На тонкой бумаге просвечивалось что-то, что было написано сзади. Джимми перевернул лист и увидел фразу, которую сказал Мок о Дэе: «Жизнь, посвящённая искренней заботе о ком-то, приобретает смысл» Джимми долго разглядывал рисунок, пока Си наблюдал за каждым его движением и сменой эмоций на лице. В этом был весь Хиа’ – его невозможно было прочитать и узнать по лицу. Только его действия показывали его истинные намерения и чувства, сокрытые в глубине доброй и ласковой души. Джимми повернулся в сторону Си, а тот резко опустил взгляд и опёрся на руки. Старший постоял так ещё минуту и тихо, чтобы не спугнуть, спросил: – Я же тебе нравлюсь, ведь так? Нрав… Что? Сначала Си не понял формулировку вопроса и несколько секунд разбирал сказанное, смотря в пол. Но потом испуганные глаза поднялись сначала в стену напротив него, а затем младший взглянул на Хиа’. Его лицо покрылось красными пятнами от волнения, а руки сжались в кулаки ещё больше, ногтями впиваясь в тонкую кожу. – Ты… Что… Хиа’… Что ты… Такое говоришь? Что ты имеешь ввиду? Джимми оставался на месте, смотря на младшего и пытаясь понять его выражение лица. По его взгляду создавалось впечатление, будто он и не пил вовсе и не пришёл, валящийся с ног от противной жидкости в бутылке, которую, как ни кстати, притащил с собой. Именно сейчас Си хотелось взять эту бутылку и либо разбить её о свою же голову, чтобы прийти в себя, либо выпить до дна, чтобы, наоборот, отречься от самого себя. Но он продолжал сидеть, бегающими глазами глядя на изучающего его Джимми. – Малыш, ты думаешь, я не понял это с самого начала? Ты изменился. Сразу же. Ты был таким лучезарным, а потом начал увядать на глазах. Ты думаешь, я бы просто так говорил тебе заботиться о себе? Ты витал в своих мыслях, поглядывал на меня. У нас не настолько большая разница в возрасте, но такой взгляд, в силу опыта, я узнаю, даже если твоё лицо полностью окутает мрак. Я чувствую тебя, Нонг’. Си сидел напряжённо, с идеально прямой спиной и округлившимися глазами, а по шее медленно стекала капелька пота. В этот момент даже стук падающей капли на кухне слышался, словно гром. Он бы просидел так ещё некоторое время, но как только Джимми сделал шаг к нему, младший резко вскочил с кровати и отпрянул от него в сторону. Ему казалось, что мир постепенно рушится, ведь буквально час назад, он размышлял о том, действительно ли он что-то чувствует к старшему, а теперь абсолютно точно уверен, что где-то пропустил тот момент, когда Джимми всё понял. – Ты пьян, Хиа’. – Ровная осанка, уверенные, но бегающие по всей комнате глаза. Джимми подходил ближе, вглядываясь в красное от волнения лицо, смотря на шею, которую очерчивала капля пота, и на напряжённые мышцы рук и груди, вздымающейся от нервных вздохов. Джимми, словно хищный зверь с нежным и добрым взглядом, подступал всё ближе. Казалось бы, можно сбежать на кухню, в ванную и коридор, но ноги и тело Си находились в прикованном к ставшему таким жёстким ковролину и совершенно не хотели сбегать из-за этого взгляда. Как вдруг наступил полный мрак… Си зажмурил глаза, пытаясь привыкнуть к темноте и открывая глаза каждую секунду, но ничего разглядеть не удавалось - глаза застилала пелена. Он не мог увидеть Джимми, и от этого становилось до одурения страшно. Он не мог даже услышать шаги и дыхание человека, находившегося в его квартире где-то недалеко от него, – в ушах звенело. – Я знаю тебя, Нонг’Си. Не пытайся скрыть это от меня, – раздалось над ухом, отчего Си содрогнулся и развернулся на сто восемьдесят градусов, однако он не знал, откуда шёл звук. Джимми неожиданно схватил его за предплечья, на которых сразу же будто образовались ожоги. – Знаешь, сколько раз я прокручивал в голове слова, сказанные мною в тот день. А потом ты резко исчез и не отвечал мне. Я думал, что с ума сойду. Думал, что надоел тебе, думал, что ты действительно устал. Единственное, пожалуй, что я не смог предугадать, так это то, что ты сам страдал и изводился не меньше меня. – Ты… Я не мог от тебя устать, Хиа’. Никогда. Си разжал кулаки и хотел было прижаться к Джимми, как вдруг щёлкнул выключатель и комнату вновь озарил свет. Настолько яркий, что заболели глаза, даже из-под очков. Си открыл тяжёлые от игры света веки и увидел перед собой лицо Хиа’. Такое красивое, восхитительное. С ярко выраженными и очерченными скулами. Увидел эти хитрые, мудрые и добрые глаза, в которых уже не было той пьяной пелены, что была изначально. Перед ним, в сантиметрах семи, стоял Джимми Тжитпхон Пхотивихок – его луч Солнца, какого он не видел уже 288 часов, его экранный друг, красный и потный от недавно выветрившегося из организма крепкого алкоголя, заботливый и ворчливый, раскрывший его самый большой секрет. Он стоял и смотрел на младшего так, будто бы тот – последний очаровательный человек на земле. Будто бы он его спасение. Будто бы он его яд. Яд… Си быстро пришёл в себя и отдёрнул руки Хиа’, отходя на шаг от него. Он слишком много думал, пока смотрел на этого светящегося изнутри Джимми. То, что Джимми сказал ему, было горькой и обнадёживающей правдой, но, наверное, даже сам Джимми не мог предугадать его последующую реакцию на такое заявление. – Даже если и так, Хиа’, почему ты об этом должен волноваться? Не ты ли сказал, что мы оба устали друг от друга? Я признаю, что все твои слова являются правдой, но ты можешь не беспокоиться - я своими чувствами тебя тревожить не стану. Мы с тобой друзья, и я постараюсь никак не навредить нашей друж… Старший не дал ему договорить, ударившись своими губами о его, словно волны, бьющиеся о горизонты ночного неба. Си был шокирован, но он слишком устал удивляться всему, что делает старший, и даже не пытался сопротивляться. Когда ещё представится такой шанс попробовать на вкус снова те самые губы, которые он так долго выводил на бумаге, вспоминая каждое экранное прикосновение Мока и Дэя. Только теперь он вкушает их не как Дэй, а как Си Тавинан Анукунпрасет – актёр, модель и спортсмен. Как друг того самого Джимми, о котором в последнее время было слишком много мыслей. Как его партнёр по лакорнам. Как его пара на сцене перед фанатами. Послышался щелчок. Комната снова залилась сгустками чёрной тьмы, только в этот раз небольшой свет от Луны всё же попал через небольшую щель между плотными портьерами, окропляя их двоих своим сиянием. Си, понимая, что ноги уже ватные и вот-вот подкосятся и оторвут его от этого вселенского наслаждения, схватился за предплечье Джимми одной рукой, а второй осторожно, боясь нарушить этот томный момент, прикоснулся к его щеке, покрытой небольшой, еле заметной щетиной. Старший схватил его за талию, пробежавшись одной рукой по подтянутой и крепкой спине, углубляя поцелуй и вызывая волны мурашек по телу Си. Этот миг был настолько очаровывающем, что свет, исходящий от Луны, накрыл их лавиной своего тусклого света, создав атмосферу, от которой два сердца трепещут. Так не хотелось разрывать этот поцелуй, но даже так Си понимал, что долго он не протянет. Лёгкие сжимались изнутри от нехватки воздуха. Хотелось задохнуться от удовольствия, но всё же Си пришлось прекратить эту идиллию, посмотрев с наслаждением в очаровывающие своей магией глаза Хиа’. Джимми приблизился к уху Си и выпалил разгорячённым шёпотом: – Надеюсь, такой ответ достаточно понятен, что твои чувства изначально были взаимны. Си, не желая ничего говорить, вновь припал к губам Джимми, сильнее прижимаясь к его сильному и стройному телу. Они вальсировали в поцелуе, оттягивали момент, смотрели друг на друга и вновь соединялись мягкими волнами припухших губ в страстном и одновременно с этим нежном поцелуе. Луна подарила им тени от свечения, которые танцевали по полу, словно в страстном танго и в тайском танце лахоне, основанном уже на их истории. Истории мальчика, пригласившего свою тень на танец. Истории двух потерявшихся в параллельном мире страдальцев. Истории Мока и Дэя, полюбивших друг друга, несмотря на рок их судеб. Истории двух влюблённых мужчин, которые позволили себе любить и быть любимыми. Это их история, написанная хрустально-белой Луной.