Возвращение из Бездны

И когда я принял решение больше не возвращаться в этот мир, ибо я никогда не верил в себя, и в то, что меня кто-то будет любить и ждать за гранью, я просто начал останавливать свое сердце, чтобы уйти навсегда. Но последнее, что я почувствовал, что он что-то надел мне на средний палец левой руки, и я услышал «возвращайся, я буду ждать тебя всегда». Только хватит ли у меня сил для сильного поступка, вот в чем я никогда не был уверен… Но перед тем, как окончательно уйти, я все же успел ему сказать: «Я обещаю, мой любимый, я обещаю тебе… я вернусь».

От лица Ларри Торна А дальше была темнота. Тьма, гостеприимно распахнувшая мне свои объятья, была нежной и ласковой, как легкий теплый летний ветерок, что приятно ласкает лицо в погожий солнечный день. Ничего вокруг различить было невозможно, я не видел ни единого контура, тени или какого-либо предмета. Осмотреться по сторонам не получилось, никаких запахов я тоже не чувствовал. Я не лежал, не сидел и не стоял, я как будто парил в воздухе, но не как птица в полете, а словно болтался в невесомости. Интересно, есть ли у меня тело? Мне казалось, что я двигаю руками, но в том месте, где вроде бы должна была находиться моя голова, я ничего нащупать не смог. Похоже, я стал бестелесным призраком. Попытался прислушаться, мне показалось, что я вроде бы услышал в отдалении шепот, или даже голоса. — Эмм, Эдмонд? — Ляпнул я по привычке, я ведь привык, что в последнее время все мои проблемы решал он, да и на все вопросы ответ мне давал он. Правда, до меня почти сразу дошло, что мой любимый остался далеко, где-то там, в мире живых. — Есть тут кто-нибудь? — Кто-нибудь может и есть, смотря кто тебе нужен, — незнакомый голос прозвучал в некотором отдалении от меня настолько неожиданно, что если бы у меня была плоть, и я бы, скажем, сидел, то я, наверно, упал бы со стула от неожиданности. Я немного помолчал, не зная, что сказать дальше. Из рассказов Эдмонда я помнил, что мордрэйдцы отлично знают, что умерших ожидает после смерти в их Запретных Землях. Но ормондцы ничего о своей Бездне не знают. Еще бы, оттуда же никто не возвращался, даже о возвращении ройалтеров в последние столетия ничего известно не было. — Кто здесь? — Мой голос, что странно, не выражал никаких эмоций, он звучал холодно и отстраненно, хотя определенные переживания в моей душе в наличии имелись. — Я здесь, — прозвучало не менее холодно в ответ. — Но я — не твой Эдмонд, однозначно. Да что ж такое-то, ормондцы обычно стараются соблюдать правила приличия, отвечают вежливо. Придется самому проявить инициативу. — Я — Ларри Джеймс Торн. А вас как зовут? — О, тот самый знаменитый любитель казино и борделей, Ларри Торн, родственник Императора, — в голосе отчетливо проявились веселые нотки. — Ну и повезло же мне с собеседником, с тобой хоть скучно не будет. Я при жизни о вашей семейке много читал. А меня ты вряд ли знаешь, я не из столицы, да и по кабакам не шлялся никогда, в светском обществе не бывал. Звали меня Астор Норижер. — Да, простите, ни разу в жизни не слышал вашего имени. — Эх, видимо, зато моя жизнь была настолько яркой, что и в мире мертвых моя отвратительная репутация широко известна. — Ладно, давай на ты. Перед кем тут вежливость соблюдать. Однако, странно, ты же вроде пару лет назад как помер, где ж ты до этого был, я тебя здесь не слышал. Я когда еще жив был, я про твою смерть в новостях смотрел. У тебя еще сынок ненормальный вроде имеется. Я аж дар речи на время потерял. С чего это мой сынишка — ненормальный? — Вы точно о моем сыне говорите? Он у меня… — возмущенно начинаю я. — Чокнутый на всю голову. А как еще можно назвать того, кто после твоей смерти решил вступить в наследство, хотя от тебя ему одни долги остались? Женушка твоя практичней оказалась, замуж быстро выскочила, на наследство не претендовала. Я точно знаю, я через год после тебя умер. — Мне Эдмонд об этом не рассказывал. — Или может и рассказывал, но я был так поглощен своей любовью, что ничего не помню. — Да что за Эдмонд-то такой? И вообще, ты на вопрос не ответил, я уж весь от любопытства извелся, если ты раньше меня умер, то почему тут оказался позже меня. — В голосе моего собеседника отчетливо чувствуется нетерпение. — Я только что умер. Вот прямо сейчас. Это, получается, примерно чуть больше двух лет с того момента, когда меня признали мертвым. Меня, эмм… спасли тогда… Эдмонд меня спас, я у него жил. — Что за Эдмонд такой загадочный? Дай угадаю, а потом ты ему надоел тупостью своей, и он тебя прибил, и вот ты здесь, в моей теплой компании. — Астор откровенно смеется. — Нет, я сам умер, я сам виноват в своей смерти. Эдмонд — он хороший, он меня любил, заботился обо мне. — Всё равно мы в мире мертвых, наверное, не будет большой беды, если я этому Астору правда скажу. — Эдмонд Эверс, мордрэйдский генерал. — Чувак, да ты на голову ещё круче больной, чем твой сыночек! Чувак? Странное какое-то обращение, меня так ещё никто не называл. Даже обидно слегка стало. Чувак — это типа как дурак, наверно. — Это ещё почему я — больной? — Ты или врешь, или бредишь. С чего это такому мордрэйдцу к тебе быть добреньким, да еще и спасать тебя от смерти? — Собеседник откровенно надо мной потешался. — Я, знаешь ли, в школе учился, я про этого Эверса много читал, как и все. Он — убийца, да и вообще, у таких, как он, ни морали, ни доброты, ни совести быть не может. Если он тебя спас, то почему ты не объявился, у тебя же семья осталась, логично было бы им весточку подать. В новостях говорили, что ты в аварии погиб, даже твой сын-пилот в это поверил. Ты ведь у нас птица высокого полета, о твоём спасении или возвращении по всему миру раструбили бы. Уж генерал твой точно бы похвастался спасением жизни племянника Императора Ормонда. Так что привираешь ты, чувачок. — Эдмонд меня любил, он хороший. Ну, я просто решил с ним остаться, моя семья бы этого не поняла, вот и не стал говорить никому, что я выжил тогда. — У тебя, дружище или кукуха съехала или втюрился ты в этого генерала по самые уши, вот тебе и показалось, что он добренький. Надо же, семью на такого монстра променять. — Он — не монстр, мы друг друга любили! — Странный собеседник мне достался, кукуха, втюрился, чувак… — Но что мы всё только обо мне, а ты-то кто? — Я — по твоим меркам никто, я при жизни был не ахти каким важным аристократом, в столице не бывал, мелкой сошкой в банке работал, с техникой возился и искусственным интеллектом. Мне особо рассказать о себе нечего, так, школа, курсы, универ, работа и всё. Умер оттого, что меня током шарахнуло, когда я с проводами возился. Мгновенная, знаешь ли, легкая смерть. До сих пор интересно, выглядел ли я после смерти, как жареная птичка, или нет. Твоя-то жизнь намного интересней была, поверь. — Верю. Как ты думаешь, тут есть ещё кто-то? — А тебе одного собеседника мало что ли? Не знаю я, в отдалении какой-то бубнёж слышу, но ты первый, с кем поговорить удалось. Значит, говоришь, два с небольшим года ты в Мордрэйде пробыл, если это правда, значит, я тут около года уже, как завис. Странно тут время тогда течет, мне показалось, что всего пару дней прошло. — Ты тоже ройалтер? — Ага, потому небось вместе мы и оказались. Так и будем вечность вдвоем коротать. Да как же, сейчас, и не надейся. Я в Эдмонде уверен, я знаю, что он меня отсюда вытащит. — А у тебя семья была, ты кому-то обещал вернуться? — Неа, не успел. Да никто и не просил. И сам же понимаешь, сказки всё это. Ты хоть раз слышал, чтоб из Бездны ройалтер вернулся? Это нам, небось, так специально мозги с детства сказками парят, чтоб мы по жизни не особо расстраивались, что не наглыми эспартами родились, и на возвращение надеялись. Враньё всё это. — Не говори так, не может, чтобы все так плохо было! Я, вот, обещание вернуться дал. Меня просили. Меня там Эдмонд любит и ждет. — Да забудь ты о нём, вот же дурень, у твоего Эдмонда небось уже другой кто постель греет, зачем бы ты ему сдался. Ты еще скажи, что он тебе кольцо с Лэнтариумом подарил. — И скажу! И подарил! И вернуться просил! И я ему верю! — В мой голос начали возвращаться эмоции, орал, я, надо сказать, оглушительно, от всей души. — Он меня любит, а тебе завидно просто. — Ну-ну, чувачок, что ты разорался, мечтай дальше. Было бы чему завидовать. Навеки мы тут застряли, говорю тебе. Мы оба молчали какое-то время. Вот же повезло мне с соседом, всё настроение испортить исхитрился. Нельзя раскисать, Эдмонд всегда за свои слова отвечал. И я знаю, он меня здесь не бросит, он меня любит. Просто этому Астору в личной жизни не повезло. Возвращение ройалтера от партнера зависит, Марлен бы меня ждать из Бездны не стала. А Эдмонд меня спасет. — Слушай, чувак, а ты это, с этим Эдмондом своим, ну… — собеседник оборвал фразу на полуслове. — Что, «ну»? — Ну, вы с ним того-этого, шпили-вили, да? О, Эдмонд, спаси меня, забери меня отсюда, я с ума так сойду. Чувак, кукуха, бубнёж, шпили-вили какое-то, я вообще его не понимаю. — Ты о чем говоришь, я тебя не понимаю. — Ну, спал ты с ним, то есть? — Мы ведь друг друга любили, сам-то как думаешь. — Вот оно, оказывается, в чем дело. У моего собеседника семьи не было, а если он — ройалтер, то и секса, значит, тоже при жизни не случилось. — И как оно? Ну, секс, то есть. Да еще и с мордрэйдцем злобным таким. Вопрос, выходящий за рамки любых приличий, принятых в светском обществе. На такие темы в Ормонде вообще и говорить-то не принято, а уж с посторонними и подавно. — Ты точно ормондец? Вопрос твой за рамки приличий выходит. — Ой, какие мы нежные! Меня приличиям решил поучить любитель казино, борделей и иных веселых мест. Тебе что, ответить жалко, все равно тут нет никого, перед кем этикет соблюдать! — Нормально у меня с ним всё было. Отлично, великолепно, приятно, замечательно. Доволен? — Уж на что я мягким всегда при жизни был, но даже я начал потихоньку раздражаться. Эдмонд, дорогой мой, любимый, радость моя, забери меня отсюда побыстрей, пожалуйста! Я не выдержу тут с ним вечность, я второй раз умру, я с ума сойду, что он там про съехавшую кукуху говорил? Вот она у меня точно съедет, не знаю что это такое, но съедет и не вернется никогда. Я так хочу домой, в Мордрэйд, к тебе и нашей ззбаке. Если бы я мог, я бы точно расплакался от отчаяния. — А какой у него, у Эдмонда твоего, был… Всё, с меня довольно. Надоел, лучше в тишине одному висеть. Интересно, смогу ли я от него эмм… удалиться? Я пытаюсь напрячься и внезапно чувствую, что отдаляюсь от источника неприятных вопросов, его голос звучит все тише, тише, я уже не различаю его слов. Лучше уж я один буду, чем в такой компании. Проходит некоторое время, и я слышу как будто чей-то сдавленный всхлип. — Добрый день, тут кто-то есть? — Может в этот раз мне с собеседником больше повезет. Вдруг тут окажется кто-то, кто знает, как отсюда выбраться обратно, в мир живых. — Здравствуйте, — приятный негромкий женский голос. — А я уже думала, что в этой темноте кроме меня никого нет. Я так давно не слышала никаких голосов. Меня зовут Амалия Райдер. А вас? — Простите, что сразу не представился, я Ларри Джеймс Торн. — Интересна её реакция на мое имя. Имя собеседницы мне ни о чем не говорит. — Я вас не знаю. Давно вы здесь? О, хоть тут мне повезло. Похоже, дама — сторонница вежливого светского общения. Наверно, именно здесь я и подожду своего любимого. — Не очень, я только сегодня умер. А вы? — Я так подозреваю, что весьма давно. Я здесь одна порядком заскучала без общения. Я умерла… Когда она назвала год своей смерти, я понял, что умерла она лет за двести до моего рождения. Если я ей скажу, что жил в более поздние времена, она меня, наверно вопросами засыплет. С другой стороны, все равно делать-то в этой бесплотной пустоте больше нечего. Настраиваюсь на длительную светскую беседу. — А я позже на двести лет. Столько, знаете ли, всего нового произошло за это время в Ормонде. — Ах, как же мне повезло с вами, — ну всё, сейчас расспросы пойдут. Но, как оказалось, я нисколько не угадал. — Вы, молодежь совершенно не знаете историю. И вам, молодой человек, со мной сказочно повезло. Я при жизни была учителем в столичной гимназии, всегда увлекалась историческими неточностями, даже хотела написать мемуары, но не успела ни дописать, ни издать свой многотомный труд. Так вот вам несказанно повезло со мной, я отлично помню каждую написанную мной страничку. Устраивайтесь поудобней, если так можно выразиться в нашем с вами положении, и я вам сейчас всё расскажу. Нет-нет-нет, не надо, пожалуйста. О, Эдмонд, ну что же ты не спешишь вытащить меня из этого гиблого места. Я в школе-то учился еле-еле, я совершенно не в состоянии выслушивать вечность всякие лекции, не виноват я, что такой тупой и к наукам неспособный. Монотонный бубнёж с менторскими интонациями начинает вливаться в мои уши. Пора двигаться дальше, в какой-нибудь другой укромный уголок, пока и вправду кукуха не съехала. Вот прилипчивые слова, как же мне их забыть теперь. Эдмонд не любит, когда я что-то подобное говорю, он считает, что я слишком милый, чтобы скатиться до употребления жаргонных выражений. Медленно двигаюсь куда-то в сторону. Вокруг меня царит абсолютная тишина. Еще немного в непонятном направлении, потом еще немного. Что ж, пришло время сделать третью попытку найти нормального собеседника. — Добрый день, есть тут кто-нибудь? — С каких-таких хренов этот день добрый? Война в Ормонде, пилоты пачками мрут, для тебя это «добрый день», где твой патриотизм? — Резкий, четкий голос. Так может говорить только эспарт, военный. — Подождите минутку, я не в курсе событий. Война? — Джейк, сынок, как ты там. Ох, что же это такое! — Скажите, а вы не знаете, Джейк Дейвис Николас Моран-Торн, что с ним? — Адмирал Торн? А тебе-то что за дело до него? — Я его отец, я — Ларри Торн. Скажите, прошу вас! — Однако, какое совпадение! На момент моей смерти был живой и здоровый. Торн возглавляет оборону Ормонда, отвечает за оперативные действия в космосе. — Спасибо! Спасибо вам! А с кем война? — Вот же истинная правда, ходили слухи, что недалекий вы в плане интеллекта. С кем, с кем, с Мордрэйдом, конечно. С кем же еще! Война. Война Ормонда с Мордрэйдом. Я даже в жизни своей не смог бы представить себе подобный кошмар. Задавая следующий вопрос, я боялся получить на него ответ. — Эмм, скажите, а от Мордрэйда кто, ну, командует у них кто? — Точно — тупой. Кто-кто, Министр Войн у них по-твоему зачем? Эдмонд Эверс возглавляет военные действия. Мой мир рухнул. Мой любимый Эдмонд против моего обожаемого сына. Нет, этого не может быть. Я так не могу, как я могу принять это? Я ведь просил его, я его умолял перед смертью помочь моему мальчику, если он попадет в беду. Я просил, в случае, если Джейку будет грозить опасность, спасти моему мальчику жизнь. И тут я понял, что останусь в этой Бездне навеки. Моя предсмертная просьба для Эдмонда невыполнима. Прожив с ним достаточно долго, я понял, что интересы Мордрэйдской Империи всегда будут стоять для него на первом месте. И никогда, ни при каких обстоятельствах Первый Генерал Мордрэйда не откажется от выполнения своего долга, даже ради того, чтобы вытащить меня с того света. Он убьет моего Джейка. Мой сын погибнет, а я навеки останусь бесплотным бестелесным призраком, пустым воспоминанием, унылой душой без вмещающего её сосуда. Я заплакал, понятно, что слёз не было, но звуки моих рыданий, наверно, разносились по всей Бездне. — Эй, ты там, плачешь что ли? Не рыдай, живой твой сын. Всё с ним хорошо, ему перед войной повышение дали, адмиралом стал. Бизнес у него свой собственный есть. Сеть ресторанов на Бентоне, какой-то промышленный концерн ещё. Небоскрёб огромный. Завод был военный, но он его перед войной Ормонду передал. Но, только вот… И в этот момент меня как будто затянуло в странный поток яркого света. И всё. Провал. Я очнулся, не в состоянии ясно мыслить. Вокруг меня было что-то липкое, склизкое, водянистое, я пытался пошевелиться, но я был, как будто, плотно завернут во что-то, сковывающее мои движения. А потом я услышал Его мордрэйдский громкий и властный, командный голос. — Так, разделяемся. Первый, второй, третий — на второй этаж по этой лестнице. Четвертый, пятый, шестой — вперед в тот люк. Живых не убивать, на поражение не стрелять. Я завозился, пытаясь издать хоть какой-то звук. А потом я, о, мне наверно это просто почудилось, этого просто не может быть! Я услышал голос сына, моего дорогого сына. — Эверс, вот нахрена вы меня сюда притащили. Вонь стоит такая, как будто тут кто-то давно сдох, и лежит, миазмами разложения воздух портит. Хорошо, что я не ел ничего, о, как же мне плохо. Это просто издевательство какое-то, вы специально, да? Наговорили всякой чепухи про возвращение… Что это там, в кресле пилота, какая-то мертвая масса, он что… — Рэрдон, заткни, пожалуйста, господина риконта. Голос сына стих, зато вместо него я услышал четкие шаги. Шаги двигались по направлению ко мне. Я постарался сказать хоть какое-то слово, выдавить из себя хоть звук, но вместо этого получился странный писк. — Так. Что это у нас тут такое. О, Демоны, ну и мерзость. Я чувствую, как в мое странное тело, похоже, тыкают пальцем. — Отлично, оно живое, шевелится. Рэрдон, выведи отсюда Торна, и закрой за собой дверь. — Но, генерал… — Исполнять. Пошли вон, оба. Дверь закрыть и не входить без моего разрешения. Вон! — Эдмонд, похоже, был или очень зол, или взволнован. Узнай меня, пожалуйста, мой любимый, я так хочу домой! — Блядь, гадость какая. Надеюсь, я хоть не ошибся и не зря всё это делаю. Тьфу, мерзкая слизь. Ну и дерьмо. Если б не слова Демона, сам бы раздавил такую гадину, хуйня одноглазая. Воняет, блядь, Торн прав, сдохнуть можно. Я чувствую, что кокон, в который я был замотан, постепенно разматывается. Не останавливайся, пожалуйста, ведь это я. Только не уходи, не бросай меня здесь одного. В итоге меня предсказуемо размотали и положили, похоже, на пол. Я отчетливо видел его, моего самого дорогого мужчину, своим единственным глазом. Эдмонд посмотрел на меня еще пару мгновений, а потом сунул руку в карман и достал оттуда коробочку. Мое кольцо! Он пару мгновений смотрел на кольцо, а потом перевел взгляд на меня, и наклонился ко мне со словами: — Надеюсь, я все делаю правильно, если Демон пошутил, я ему шею лично сверну нахер. Восемь конечностей, мать твою, верхние, надеюсь руки. Ладно, была-не была. Рискну. Он надевает кольцо на какую-то часть моего тела, и мир взрывается вокруг меня. О, какая ужасная боль, как же мне больно. Бесконечно, мучительно, ужасно. Но вдруг боль резко прекращается. Я открываю уже оба имеющихся у меня глаза и встречаюсь с ним взглядом. Никогда и никто не смотрел на меня с такой нежностью, с такой радостью. — О, Ларри, детка, мой любимый мальчик. Меня заключают в теплые уютные объятия, я утыкаюсь носом в его плечо и начинаю плакать от счастья. Он меня нашел, он меня спас, он меня не бросил, мой дорогой Эдмонд. Мой генерал слегка отстраняется от меня. — Хорошо, детка, повезло тебе, что я ж, сука, такой проницательный и запасливый. Вот костюм, давай, малыш, прикрой свое тело, ни к чему, чтобы все пялились на твою красоту. Ты — мой и только мой!