Выбор

Неровный свет костра осветил две сгорбившиеся фигуры, отбрасывая тени на своды пещер. Пэкчхон помешал угли в костре, кусая губы, на его некогда красивом лице залегли тени, а кожа стала слишком бледной из-за истощения каналов ци. Когда он закрывал веки, перед его глазами представали смерти других, преследующая их одна за другой, как проклятие или наказание за их излишнюю самоуверенность перед лицом истинного бога; Гвак Хи, того, кого они ещё имели возможность похоронить; Пэксан, которого они вынуждены были оставить; Ю Исоль, от которой не было и следа, когда она бросилась на тысячи врагов; Юн Джон и Чо Голь, кричащие отступать; Сосо, последний раз заштопавшая их раны и бросившая лекарства; даже монах Хэ Ён и Пэк-а… Они остались лишь вдвоём с Чхонмёном против нескончаемой армии. — Я постою на карауле, отдохни пока, — Пэкчхон закутался поплотнее в накидку, серую и порванную, зная, что не стоит ци тратить на что-то такое бессмысленное, как спасение от холода. — Чхонмён-а? Когда Чхонмён ничего не ответил, тупо уставившись на центр костра, Пэкчхон подошёл к нему, присаживаясь рядом. Он видел своего саджэ таким подавленным только тогда, когда они нашли останки их предка в одной из пещер Десяти Тысяч Гор. Прошло много времени с тех пор, когда Пэкчхон видел Чхонмёна не просто спящим, но и отдыхающим, хотя последние несколько дней они не разлучались, отбиваясь от преследования. Это была безвыходная ситуация, они оба это понимали; и они оба не собирались сдаваться. — Сасук, — неожиданно Чхонмён позвал его первым, ожидая, пока тот сядет рядом, прежде чем продолжить говорить. — Это второй раз, когда я вижу Донрёна таким уродливым. Пусть Чхонмён усмехнулся, но у Пэкчхон не было сил, чтобы, как и обычно, гневно отреагировать на подобную шутку. Он ждал, когда Чхонмён, наконец, сможет ему сказать что-то важное. — Если честно, я не очень люблю сантименты. Они очень смущают. Но никогда не знаешь, когда увидишь человека в последний раз… Он никогда не думал, что Тан Бо погибнет на его руках; он никогда не думал, что последние его слова к чжанмун-сахёна будут полны недовольства и гнева; он никогда не думал, что его саджэ будет дожидаться своего нерасторопного сахёна целые сто лет. Прочитав всё на лице, Пэкчхон остановил его: — Чхонмён-а, я не позволю нам умереть так легко… — Сасук, слушай, когда люди говорят, — в голосе было наигранное недовольство, а затем Чхонмён продолжил. — Знаешь, ты был не самым плохим моим учеником. Нет, можно сказать, что ты превзошёл все ожидания… Мне очень понравилась твоя речь в Северном Море о том, что секта Горы Хуа не проливает кровь за тех, кто не делает этого в ответ. Но не сильно гордись этим, понял? Пэкчхону казалось, будто Чхонмён с ним прощается. Собрался ли тот выйти один на один с Небесным Демоном? Пэкчхон сжал ножны, показывая своё желание оставаться до конца и погибнуть первым, защищая своего саджэ. Упрямый сопляк, подумал Чхонмён, улыбаясь. — Не волнуйся, сасук, — он потянулся рукой вперёд, к лицу Пэкчхона. — Я не собираясь сражаться в одиночку. — Тогда… — Прости, сасук. Тебе придётся немного поспать. После того, как Чхонмён легонько коснулся его лба, мир перед глазами Пэкчхон размылся. Он попытался схватиться за плечо Чхонмёна мёртвой хваткой, не желая отпускать, но промахнулся. Его рука безвольно упала, касаясь земли. Чхонмён коснулся пальцами лица, проведя от висков к подбородку и убирая неровные пряди волос с лица; он выглядел таким уставшим. Немного задумавшись, Чхонмён развязал налобную ленту с вышитым на ней цветком сливы и повязал себе на запястье. Когда огонь потух, Чхонмён покинул пещеру, натянув на лицо капюшон мантии. У него в руках был небольшой свёрток, в котором спал маленький ребёнок без намёка на то, что он в ближайшее время проснётся. Чхонмён шёл вперёд, через размытые под ливнем пустынные дороги, через сожжённые и разорённые деревни, в которых не осталось даже нищих, через провинцию Сычуань с опустевшим уже второй раз на его памяти домом семьи Тан. Он прошёл мимо гор, где располагался Шаолинь, минуя разрушенные статуи Будд. Он прошёл мимо ворот секты Южного Края, с которых упала табличка с названием секты, но в его сердце это не вызвало ни грамма радости. Он достиг Хуаиня, возвращаясь сюда не, как хозяин, а гость. Чёрные силуэты, которые преследовали его на протяжении всего пути, показались из тьмы, сопровождая его в свой же собственный дом, на Гору Хуа. Каждый шаг по скалистой местности был знаком, но в то же время отличался. Десять Тысяч Гор всегда меняют своё местоположение, в зависимости от того, где обосновался демонический культ. И теперь так называлась бывшая гора Хуа. Чхонмён поднялся в гору, ступив на дорогу, где раньше стояли ворота секты, которые снесли. К нему подошёл один из Епископов, чтобы забрать Тёмные Аромат и свёрток с ребёнком. Чхонмён бросил на него холодный взгляд, медленно отвязал ножны и положил их в протянутые руки, всё ещё прижимая к себе свёрток; никто ничего не сказал. Словно Чхонмён спустился на самые нижние уровни Диюя, в самом конце пути стояло существо с бледной кожей в мантии с вышитым драконом на ней. На его коже было меньше чёрных отметил, в отличие от прошлого. Он медленно повернулся к пришедшему гостю, окинув его спокойным взглядом и остановившись на свёртке. — Какое милое дитя. -… Чхонмён знал, что если ответит прямо сейчас, то не сдержится и нападёт на этого ублюдка. Но он не мог, только не сейчас. Не тогда, когда на его руках был совсем ребёнок Донрён. — Ты всё же сделал это, ученик Горы Хуа, — Чхонма показал идти вперёд. — Пока моя печать на этом дитя, он ничего не вспомнит и будет жить свою спокойную жизнь. Пока Небесный Демон не придёт вновь и в том мире. Чхонмён медленно открыл рот, собираясь спросить последнее, что его беспокоило, перед тем как уйти: — Пусть ты и сказал, что собираешься оказать мне услугу… я не верю тебе. Чхонма ничуть не смутился. Немного помолчав, он уклончиво ответил: — Пока ты проживал жизнь в этом теле, набирая силы, у меня было время подумать, — Чхонмён нахмурился, когда он произнёс последнюю часть фразы. — Мы с учеником не сильно отличаемся. Так что эта сделка может привести к ещё одним неожиданным последствиям. Больше Чхонмён ничего не спрашивал. Он пошёл туда, куда указал ему Чхонма, закрывая глаза от неожиданного головокружения и оказываясь в переулке оживлённый улицы. Это был Сиань более ста лет назад. Чхонмён вдохнул побольше воздуха в грудь, сильно нервничая. Его руки дрожали от ожидания, когда он искал взглядом одного человека. У него был лишь один шанс всё исправить, один шанс предотвратить трагедию… Неожиданно ребёнок на его руках проснулся, Чхонмён с виноватым выражением лица стал его качать на руках, успокаивая: — Донрён-а, ты такой соня, — он слабо улыбнулся, когда выбрался из свёртка и потянулся к нему своими маленькими ручками. — Не волнуйся, через год или два ты всё забудешь. Разве не хорошо? В протест малыш разрыдался, пытаясь дёрнуть Чхонмёна за волосы, тот лишь устало выдохнул, не в силах сдержать улыбки. Это были последние несколько часов, которые он мог провести с сасуком, пусть и младенцем. Натянув поглубже плащ на лицо, он шагнул из переулка, продолжая укачивать ребёнка на руках. — Сасук, хочешь я покажу тебе мои любимые заведения? Ох, ты такой активный, хе-хе. Ночь очень быстро опустилась на бурный Сиань. Постоялый двор, этаж лишь с одной занятой комнатой, в которой сладко спал Чхонмён, который недавно получил титул Благородный Клинок Цветущей Сливы. У кровати валялись пустые кувшины, которые мужчина со свёртком обошёл, подходя у гостю. Он с недовольство окинул взглядом этого «шалопая», не желая вручать последнее, что у него осталось, кому-то вроде него… пусть это и был он сам, просто моложе и глупее. Донрён, плакавший весь день, спал на его руках. Чхонмён последний раз посмотрел на него, укладывая рядом со спящим собой из прошлого. Но не удержавшись, пусть время и поджимало, он коснулся своим лбом лба малыша. Ему хотелось так многое ещё показать Донрёну, ему хотелось рассказать себе какая катастрофа их ждёт, он хотел увидеть своего чжанмун-сахёна и саджэ, которые были всего в нескольких часах пути, он хотел бы сказать Тан Бо, что семья Тан многого достигла, прежде чем кануть в Лету… Ему хотелось сказать Пэкчхону: спасибо, что в Северном Море выбрал Гору Хуа, тогда как он хотел второй раз совершить ошибку; спасибо, что до конца поддерживал его и пытался быть его настоящим сасуком, которых у него не никогда не было; пожалуйста, позаботься обо мне из прошлого; пожалуйста, проживи эту жизнь за всех тех, кто не смог… — Прости, сасук. Прошептал Чхонмён одними губами, когда по его лицу скатилось несколько горячих капель. Он оставил записку себе из прошлого, прося позаботиться об этом ребёнке. Если не он, то Чхонмун или Чхонджин точно воспитает его Донрёна… Чхонмён надеялся, что его одного будет достаточно, чтобы всё изменить. Он ушёл также тихо, как и пришёл. Утром Благородный Клинок проснулся из-за детского плача. Он был так удивлён тем, что какая-то женщина подбросила ему своего ребёнка, что не обратил внимания на записку, несясь со всех ног на Гору Хуа, чтобы получить выговор от сахёна за распутство и жестокое обращение с ребёнком… — Малыш, не плачь, — когда ребёнок не успокаивался, Чхонмун показал ребёнку Чхонмёна, смиренно сидящего на коленях, и тот тут же прекратил рыдать. — Не зря говорят, что дети чувствуют своих отцов. Но, сахён, это не мой ребёнок, чуть ли не плача от несправедливости взвыл Чхонмён про себя. Нет, он точно найдёт ту сумасшедшую мать, которая бросила своего ребёнка постороннему пьяному мужчине!

***

Прошло 20 лет. Прохожие оборачивались на мужчину красивой внешности, который стягивал взоры к себе. Он был утончён, а его белая лента развивалась на каждом шагу. Правда, возможно, он привлекал бы меньше внимания, если не нёс двух мужчин подмышками? Благородный Клинок и Святой Тьмы бесчувственно болтались в чужих сильных руках, слишком пьяные для того, чтобы жаловаться на удобство позы. Донрён хотел бы спросить: за что мне такой наставник и его друг? Глубоко вздохнув, Донрён снял две комнаты в постоялом дворе и раскидал в них двух друзей-неразлучников. Если они встретятся хотя бы взглядами, когда очнутся, вновь пойдут наводить беспорядки. Заказав обед в комнаты, Донрён вышел на улицу и с пустым выражением лица посмотрел на чистое небо. Нет, почему остальные ученики сейчас в секте или на миссии, а он вынужден присматривать за двумя пьянчугами?.. «Чхонмун-сасук, прошу, дайте в этот раз наказать наставника Чхонджину-сасуку. Он лучше с этим справляется». Отправив внутреннюю мольбу своему сасуку, Донрён пошёл за покупками, которые попросили сделать его сахёна и саджо, оставшиеся в секте. Достав список, ученик искал нужные ему лавочки, когда мимо него скользнул силуэт в капюшоне. — Хм? Донрён обернулся, удивлённый тем, что кто-то носит в достаточно жаркую погоду мантию с капюшоном. Путешественник? Наёмник? Когда Донрён посмотрел вслед уходящему мужчине, тот рефлекторно обернулся, их взгляды на мгновение встретились. «Глаза, как у наставника». Донрён не перепутал ни с каким другим этот нежно-розовый оттенок, напоминающий сливу в самом цвету. Он засмотрелся и не заметил, как в какой-то момент мир его качнуло в сторону, а боковое зрение померкло. К его горлу подступила тошнота, а тело казалось неповоротливыми ватным, когда он пытался дойти до близлежащей стены, чтобы облокотиться. Неожиданно оживлённый Сиань расплылся и на его месте предстала совершенно другая картина. Пустынные улицы, застоявшийся запах, чавканье под ногами и красный. Это был мир полностью окрашенный красным. Донрён пытался вдохнуть и разогнать ци по телу, чтобы прийти в себя, но всё казалось бесполезным, пока он не почувствовал хватку на своих плечах. Его зрения прояснилось, а в ушах перестало звенеть. Чхонмён позвал его вновь: — Донрён, ты меня слышишь? — Да?.. — Отлично. Они стояли в тёмном переулке, вдали от толпы. Чхонмён повернул к себе всё ещё бледное Донрёна, рукой закрывая его правый глаз и вздыхая: — Айго-о, у тебя опять лопнули сосуды. Нет, почему ты такой беззаботный? — Простите, наставник… — Ха-а? Что это с Донрёном? С каких пор этот упрямый кабан извиняется перед своим наставником? Он многое хотел сказать в ответ, но промолчал. Донрён не знал сколько прошло времени, раз его наставник сейчас здесь, а не спит в комнате постоялого двора. Он послушно подставил лицо, чувствуя приятный холод, окутавший его правый глаз. Когда Чхонмён закончил, он ухмыльнулся, и Донрён соврёт себе, если скажет, что не знал, будто тот собирается сказать очередную глупость: — Если Донрён-а страшно, он может переночевать в комнате своего наставника, — увидев недовольное лицо своего ученика, Чхонмён лишь ухмыльнулся шире. — О-о, разве Донрён всего лет, хм-м, пять назад не прибежал ко мне ночью, потому что его отвергла какая-то девчонка и он не мог уснуть из-за стыда? — Э-это не!.. — Ну-ну, я понимаю-понимаю, — Чхонмён распушил волосы на голове Донрёна, успевшего не только дотянуться до его роста, но даже немного превысить его. — Видишь? У тебя такой хороший наставник! А Джин-а говорил, что я чёрств, тц-тц. «Ты сейчас это доказываешь, ублюдок». Донрён надулся, шагая прочь из переулка. Но его затормозил Чхонмён, указывая на глаз: — Он ещё красный. Неужели ты решил распугивать прелестных девушек? ~ Перевязав глаз своей лобной повязкой, Донрён быстрым шагом стал отдалять от переулка, чтобы закончить покупки. Когда он ушёл, Чхонмён задумчиво всмотрелся в людную улицу. «Это проблема». Если бы записка не была достаточно правдоподобной, чтобы доказать, что этот ребёнок оставлен его будущим «я», Чхонмён убил бы его его лет пятнадцать назад, когда увидел на правом глазу печать, которую используют последователи демонического культа. Нет, он не стал бы винить ребёнка в том, что он пострадал от проделок тех ублюдков… но эту печать сделал кто-то, кто был могущественнее Чхонмёна, сильнейшего фехтовальщика Канхо. Изучил ли «он» будущим техники демонического культа? Или это был кто-то другой. Чхонмён не знал, но у них точно возникнут проблемы, если кто-то узнает, что на горе Хуа есть кто-то связанный с демоническим культом. Мужчина вышел из переулка в поисках своего ученика. Но если так подумать… Кажется он что-то забыл? Когда Тан Бо проснулся в комнате, он обнаружил лишь счёт и обед. Ни следа присутствия его хёна.