я сам себе и небо, и луна

Скажи Содзе где-то два месяца назад, что самым тяжелым выбором дня станет какую марку растворимой лапши купить в мелком комбини на окраине забытого богом городка, он бы посмеялся над незадачливым провидцем, а потом бы отпинал его ногами, однако, именно это он сейчас и делает, потому что у судьбы, оказывается, крайне дерьмовое чувство юмора. Над головой раздражающе жужжит лампа, иногда моргая. Кассир за стойкой отчаянно зевает, явно желая поскорее слинять со своей смены. О, Содзе его понимает. Он бы и сам отправился поскорее назад, в номер дешевого мотеля, где сейчас остановился, но ему не очень улыбается оставаться наедине с тараканами, а еще ночь — единственное время, когда он может спокойно выходить, не опасаясь, что на него падет чей-то излишне внимательный взгляд. Тонкости ухода из-под правительственной слежки, мотайте на ус. Проблема в том, что эпоха, когда он был прославленным оружейным бароном, заканчивается; настает время, когда он становится крысой из подполья, за которой (возможно) ведется охота. Содзе понятия не имеет, но решает перестраховаться. Не каждый день ты чудом выживаешь после всего пиздеца, что падает тебе на голову в тот судьбоносный день, и ему не хочется проверять границы собственной удачи. Достаточно, что теперь рука только одна, правый глаз слепнет, а во сне иногда накатывают судороги — спасибо ебаному датенсеки! Блядский булыжник! Но ладно, хер с ним, с булыжником. Честно говоря, датенсеки был не самой большой проблемой того дня. Но Содзе уже пережил невероятную пору, когда он проклинал Рокухиро каждый сраный вечер, и теперь ему почти что все равно. Лампа продолжает мигать, будто бы делая это чаще. Кассир засыпает, скрестив руки. Выбор между лапшой все еще слишком сложен. Теперь Содзе ограничен в ресурсах, поэтому экономен. У него полно тайных счетов по всей стране, как и заначек наличкой, но деньги имеют нехорошее свойство заканчиваться, поэтому он старается сэкономить везде, где только может, единственное, на что приходится раскошелиться — лекарства. Лекарств много не бывает… Одежку тоже приходится выбрать самую скромную, и от этого Содзе корежит больше всего. У него все же есть вкус, окей? Старые куртки с очевидно синтетическим мехом, дебильные сувенирные кепки и солнечные очки с бумажной маской — не то, как он привыкает выглядеть. Содзе вертит банку лапши в руке. Еще один сраный минус — одной рукой тяжело все делать. Ничего не сравнишь, доставать кошелек — проблема, отсчитывать деньги — тоже. Бля, какая морока. Лучше бы Рокухиро ему там ногу отрезал или глаз выбил, что-то эдакое! Хотя нет, с ногой тоже хуево было бы. Ладно, привыкнет. Выбора-то нет. Выбрать между двумя вкусами он не в состоянии, поэтому решает детской считалочкой — и берет левую пачку. Направляется к кассе, но, как выясняется, он сегодня в комбини был не один — прямо перед ним стоит неизвестный юноша и выкладывает покупки, в числе которых кофе в банке, хлеб и два онигири. Содзе смотрит на это зрелище с ухмылкой, потом поднимает взгляд… Шрам, конечно, Рокухиро закрывает бинтом, но его рожу только слепой не узнает. Мгновение для напряженной паузы. Тот одет в черное пальто — уже другое — и кутается в шарф. Видно, что ему холодно, кончик носа красный. Так и не сказать, что это не обычный пацан, а кое-кто пострашнее. Не всякий раз видишь страшилку из рассказов якудза совсем рядом. Кассир все еще спит, а Рокухиро раскладывает покупки, после начинает рыться в карманах. Рука у него тоже одна, но с ней он обращается почти без забот, будто приноравливается, и Содзе почти завидно, потому что эта хуйня хуже головной боли. Он продолжает наблюдать за мальчишкой, пока сам думает: это судьба. Воля случая просто так свести их в заднице мира не может, это точно ебаная судьба. Можно просто отпустить мальца и не трогать его, Содзе самому будет безопасней. Но доебываться до людей — его маленькое хобби, плюс делать все равно нечего… Да, это глупо. В последнее время он только и делает глупости. Он кладет голову пацану на плечо, рукой тянется ко лбу и стягивает с него бинт, и, насколько это вообще возможно, тянет протяжным томным голосом: — Ну привет, Рокухиро… Тот, впрочем, не реагирует. Что там — и ухом не ведет, просто поворачивает голову и окидывает его столь не впечатленным взглядом, что Содзе впервые на своей памяти чувствует себя неловко. Он медлит на мгновение, отступая на шаг назад, полагая, что реально сглупил (надо было сваливать, а не подходить), но вместо обвинений или чего-либо, вроде угроз, слышит вполне равнодушное: — Здравствуй. А вот эта пауза уже для удивления. Содзе округляет глаза. — Ты не удивлен? Где крики, возмущения?! Фу, ну ты скучный. — Почему-то, у меня было предчувствие, что ты выберешься. Вот так просто. Содзе чувствует себя глупо: напугать хотел он, а вышло, что посмеялись над ним. Шуточка не удалась. Рокухиро смотрит на него столь равнодушно, будто сам не знает, как на это реагировать, вот и избирает тактику молчания. Он окидывает Содзе взглядом с головы до ног, после делает шаг вперед и пальцами стягивает маску с лица вниз, будто что-то оценивая. Содзе приподнимает очки, смотря на него с иронией, но вместо ожидаемого взгляда в глаза Рокухиро с осуждением смотрит на пачку лапши в пальцах. — Серьезно? Это же дерьмовая марка. — А ты у нас типа спец? — Я с таким знаком, — парирует Рокухиро, потом отворачивается и со вздохом отходит к холодильнику, откуда достает еще одну банку кофе и ставит на прилавок. Кассир наконец-то вздрагивает и просыпается, сонно моргая. Он начинает пробивать товар, а Содзе опускает взгляд вниз, где висит катана. Левое плечо вдруг отдается неприятной ноющей болью, как и рубец через торс, и он невольно потирает место старого ранения, что не укрывается от взгляда Рокухиро. Но он ничего не произносит, лишь выхватывает пачку лапши у Содзе из руки и ставит к остальным покупкам. — Слушай, я целых пять минут ее выбирал. Хоть бы постыдился воровать из рук! — Ты дольше будешь ее оплачивать, — ледяным тоном замечает Рокухиро. Затем он кивает на выход. — Идем? Как-то это… Не так, как Содзе воображал себе эту встречу. Начать хотя бы с места: никакого грандиозного возвращения на поле боя. Ебаный комбини! Это как-то… вообще супер тупо. Содзе подхватывает свою несчастную пачку лапши и сует ее в куртку, после чего следует прямо за Рокухиро. Тут прятаться смысла уже нет, поэтому можно избавиться от дурацкой маскировки. Содзе чуть обгоняет Рокухиро и заглядывает ему в глаза. — И ты даже не попытаешься меня убить? Юноша задумчиво смотрит на две банки кофе у себя в руке, после чего пожимает плечами. — Нет. У меня сегодня выходной. Выходной. Выходной у него! К счастью, воздух сегодня не такой морозный, поэтому местом для распития кофе они выбирают пустующую ночью парковку. Они чокаются, и это так абсурдно, что, наверное, Содзе даже нравится. Кофе он в последние дни пьет редко: его любимые бренды дороже, но он экономит, а на остальное даже смотреть противно. Но тут вроде как угощают, так что он решает не выебываться. Рокухиро сидит рядом молча. Что-то в его взгляде незримо меняется. Долго пялиться кому-то в лицо неприлично, поэтому, конечно же, Содзе делает это с усердием. — Как поживаешь? Я думал, тебе вернет руку соплячка. — У нее не вышло. — Н-да, а я думал, что Кенаги могут лечить чужие раны… Напиздели, выходит. — Могут, — обрывает его Рокухиро. — Просто она еще маленькая, — для доказательства он встряхивает левой рукой, с хрустом. — В наш первый бой я порвал все мышцы, а она залечила их за минуту до того, как я надрал тебе задницу. — Ты, это… не бахвалься. А то тоже зазнаешься, а потом окажешься с кишками наружу. Рокухиро смотрит на него с заметной иронией во взгляде. — Ты признаешь, что довыебывался? — Конечно, поц. Это моя профессия — выебываться. Я же подпольный делец. Чем больше понтов, тем больше клиентов. Содзе беззлобно смеется. — Я думал, ты будешь злиться. Да… Вообще-то, надо! Рокухиро его покалечил, еще и ту фразу бросил напоследок, мол, никогда тебе моего отца не достигнуть, Содзе так преисполнился злостью, что умудрился доползти до небесного камня и очень глупо на нем подорваться, отчего в напоминание по всему телу остались некрасивые шрамы. Чудо, что выжил. Может, не зря они отмачивали булыжник в крови малявки. Но вечно злиться вредно для здоровья, поэтому гнев утих, а Содзе просто смирился. Ну, значит, всрал бой. Да. Сломал меч. Что тут поделать-то? Главное, что живой. А там придумает что-нибудь. — Эх, не знаю. Я вроде как перерос стадию ненависти к тебе. То есть, ты меня просто пиздец бесишь. Морду я бы тебе набил. Но если я на тебя сейчас кинусь, ты меня опять поимеешь, а у меня все с прошлого раза болит, сечешь? — Прямо все? Экий ехидный! — Я не знал, что ты умеешь шутить! Да еще и так пошло, фи… Вечно такой серьезный. — Я много что умею, — замечает Рокухиро холодным голосом. — Однако я удивлен. Неожиданное благоразумие для Содзе Гэнити. — Думаешь, если по имени меня назвал, то все? Сразу победил в споре? Ты давай признавайся, как тебя самого зовут, тогда и посмотрим! Несколько секунд Рокухиро странно на него смотрит, будто не веря, потом по-собачьи склоняет голову набок и недоверчивым тоном спрашивает: — Ты не знаешь?.. — Все, что я знаю — что ты сын Рокухиро Кунисигэ. И то, только потому, что ты тогда сам это ляпнул. Пойми, пацан, ты хоть и крайне примечательная фигура, терзавшая мои мысли… долго, но я не искал про тебя ничего. Было слегка некогда. — Меня зовут Тихиро. Забавное и слишком милое имя для такого жестокого пацана. Несколько раз Содзе проговаривает его про себя, и это сочетание — Рокухиро Тихиро — начинает звучит все более и более верно, едино. Да, пожалуй, ему подходит. Рокухиро — крайне обезличено, больше звучит как наследие отца, нечто далекое, но Тихиро? Когда Содзе злится на Рокухиро, это нечто без конкретики. Когда он думает про Тихиро, начинают ныть старые раны, и это уже личное. Но нет смысла сейчас рассуждать о ранениях, и он просто отпивает немного из банки, гадая, когда потерял собственные клыки. В самом начале Содзе только мечтал о том, как придушит мальца голыми руками, а теперь спокойно сидит с ним рядом на изгороди, будто они не пытаются убить друг друга за те невероятно долгие, и вместе с тем — почти несущественные, двенадцать секунд. — Ну, я тоже думал, что ты будешь злиться. — Я злюсь, — мгновенно отвечает Тихиро. — Но сейчас бросаться в бой для меня бессмысленно. — А-а-а, ты у нас теперь логикой апеллируешь? С каких это пор? Содзе ухмыляется во весь рот, когда Тихиро пытается пнуть его под колено. — Просто, если я тебя убью, то это привлечет слишком много внимания. А так я могу надеяться, что все отвлекутся на тебя. — Кто? «Хисяку»? Содзе кажется, что «Хисяку» на него уже наплевать. Иначе бы они точно пришли за ним после боя и не дали бы доползти до датенсеки, спасли бы… Тогда бы он отделался просто раной на торсе и потерянной рукой. Было бы неплохо: все лучше, чем попытка залатать себя самостоятельно, постоянно проваливаясь в бессознанку. Опыт вышел так себе, даже не порекомендуешь. — Нет, «Камунаби». Я теперь тоже враг правительства. — Ты?! Ты же ссаный моралист! Каким хером ты стал врагом правительства?! Тихиро делает крайне мудреное лицо. — Потому что ты плохо выполнил свою работу. — Чего-о-о? Что за обвинения?! — Ты убил не весь отряд, что за тобой послали, и один парень меня сдал. Когда Тихиро это произносит, Содзе молчит пару секунд, вникая в услышанное, а зачем начинает смеяться. Он давно так не хохочет — до боли в животе, приходится согнуться пополам, чтобы случайно не свалиться назад с ограждения, но Содзе все смеется и смеется, и Тихиро молча за ним наблюдает. Лишь в самом конце он вдруг фыркает, а Содзе, с трудом успокоившийся, кое-как возвращается в вертикальное положение. Боги!.. Из всех обвинений, которые он слышит от Тихиро, это самое смешное. — Ну, как видишь, я в тот день суперски обосрался. Даже тебя не убил. — Зато ты лишил меня руки, и это жутко неудобно. Содзе выразительно на него смотрит. — Ой, правда что ли? Мне расскажешь? — Да пошел ты. — В этом весь ты!.. Но жаль. Очень и очень жаль. — Почему жаль? — Думаю, я просто перехотел тебя убивать. Так Содзе и произносит. Он ставит банку на землю и тянется в карман. Курить с одной рукой — так неудобно, но особого выбора нет, и он закусывает сигарету в зубах, пытаясь выжечь искру. Это осознание не бьет его внезапно, на самом деле, Содзе довольно медленно к нему подходил все это время после боя, но он думает о том, что было… Да, Тихиро было бы неплохо съездить по зубам, но убивать? О, нет. Есть нечто чарующее в том, чтобы наблюдать за ним, за тем, как меняется Рокухиро Тихиро, как взмахивает клинком, как гарцует в крови. Поэтичный человек сказал бы, что сердце трепещет с каждым ударом. Содзе думает, что открыл в себе пару новых фетишей, и, возможно, любовь к другому Рокухиро. Отец преуспевает в создании оружия убийства, а сын — в этом самом убийстве. Яблочко от яблоньки. — Представляешь?.. После такого охрененного боя. Хотя я с самого начала говорил, что мне ты больше интересен в другом плане. Тихиро молча смотрит на него. В его взгляде неожиданно нет презрения или отвращения, он просто молчит. Молчит долго… но потом отворачивается и смотрит куда-то вдаль. В блеклом свете фонаря его шрам на коже кажется белым. — Да. Я помню, ты говорил такое. Про то, что нам надо о многом поговорить. — Я польщен, что ты это запомнил… Что ты запомнил еще? Это легкое поддразнивание, но Тихиро вновь смотрит на него, не впечатленный. — Как мой клинок рассек твою плоть. — Ебать, вот это словцо подобрал! Литератор херов, сказал бы, мол, как тебя ударил, а ты… — Нет, — обрывает его Тихиро. — Я сказал именно то, что хотел. Болит? Твоя рана. Содзе наклоняется к нему чуть ближе, но, неожиданно, Тихиро не дергается в сторону. Не шевелится даже, когда он тянет пальцы к его лицу и касается белесого шрама на виске и ведет по нему пальцем сверху вниз. Будто полумесяц. Рокухиро Тихиро… пытается походить на своего отца, но, как лунный свет, он лишь копирует, но не создает своего. Впрочем, даже их короткое знакомство дает понять — это ненадолго. — Болит. А твой шрам? Ноет по ночам? Рука Тихиро перехватывает пальцы Содзе, но не отдергивает в сторону, просто держит. Пальцы у него шершавые, особенно подушечки пальцев, все стертые. Теплые, касаться их приятно. Хорошая сильная рука. Проиграть такой… даже не обидно. — Тоже болит. Но хорошо, что твоя рана ноет. Значит, ты запомнишь этот проигрыш. — И запомню тебя, — криво улыбается Содзе, на что Тихиро в ответ фыркает. — С чего бы тебе меня забывать? — О? Что? Ты намекаешь, что это не конец? А я думал, мы сейчас как в кино, попрощаемся и разойдемся… — Хорошо, что я не смотрю кино. — Блин, Тихиро, тебе кто-нибудь говорил, что ты просто отстойно флиртуешь? Сейчас он должен смутиться. Или разозлиться. Содзе примерно представляет себе, как тот думает, и видит эти маленькие намеки, но в очередной раз тот его удивляет, когда просто качает головой и отворачивается в сторону, смотря на ночное звездное небо. Воздух становится холоднее, и изо рта у него вылетают облачка белого пара. Тихиро выглядит иначе, это не ледяной взгляд убийцы, что взирает на него под светом луны мертвыми глазами, совершенно иной, но тоже по-своему интересный… Бля! Это даже в мыслях звучит тупо! И кто тут еще отстойно флиртует? Но, наверное, признание об отсутствии желания убить тоже задевает Тихиро или заставляет его задуматься о чем-то, потому что он просто сидит рядом, молча. Содзе молчит, смотря куда-то в ту же сторону, не слишком глубоко задумываясь. Сигарета в руках начинает тлеть и обжигает пальцы, и он затягивается в последний раз, гадая, как закончится вся эта история. Когда это случится? Справится ли Тихиро один? Хотя, что тут сомневаться. Уж он-то точно сможет. Но было бы интересно в этом поучаствовать… По небу плывут облака, напоминая о сломанном клинке. Вот тогда-то все и изменилось. Тогда Тихиро вместе с лезвием меча сломал ему и клыки. Они продолжают сидеть рядом, смотря на безлунное звездное небо. В полной тишине.