***
Я предпочитала усмирять свою тревогу работой и, к счастью, у меня её теперь было предостаточно. Совсем недавно яйцо младшего сына принцессы Рейниры, Джоффри Велариона, проклюнулось, и из него выбрался совершенно здоровый и очаровательный малыш, которого было решено назвать Тираксесом. Он рос очень быстро и отличался весьма зловредным характером, подражая в чём-то своему товарищу по колыбельке, который, по слухам, не давал покоя кормилицам своими воплями. Но после того, как Тираксес покусал одну из нянек, принцесса Рейнира приняла решение отправить дракончика в логово, опасаясь того, что следующим мог пострадать её сын. Я в этом, конечно, сомневалась, но была рада тому, что теперь у меня появился новый подопечный. Вермакс и Арракс стремительно росли и уже не были такими очаровательными малышами, какими я их запомнила, а потому к ним я теперь приближаться не решалась. Особенно к Вермаксу, который, судя по всему, слушался только Джекейриса — и то, с большой неохотой. Поправив сумку с мелко нарезанным бараньим мясом, я скользнула в грот, в который поместили детёныша. Знакомое тепло окутало меня со всех сторон, стало жарко и запахло дымом и огнём. Однако, как оказалось, посетить это место решила сегодня не я одна. Подле большого очага, где потрескивало пламя, сидела сгорбленная мальчишеская фигура — ярко-алые искры подсвечивали длинные серебристо-белые волосы. Сегодня на Эймонде Таргариене не было привычного зелёного дублета, обозначающего принадлежность к соответствующей партии, а красовалась самая обыкновенная тёмно-синяя котта, подпоясанная кожаным ремнём. Я видела лишь его напряжённый профиль и плотно стиснутые челюсти на бледном благородном лице. В руках мальчик сжимал драконье яйцо, размером едва ли превышающее мою голову, и держал его над огнём. Я видела по его дрожащим от усталости пальцам, что он уже долгое время занят своим нехитрым делом. Однако ничего не менялось — яйцо оставалось безмолвным к призывам своего обладателя. Я сглотнула непрошеную жалость и неловко потопталась на пороге, неуверенная в том, стоило ли мне нарушать уединение юного драконьего принца. Но Эймонд вдруг выругался — да так грязно, что у меня уши запылали. Не думала, что аристократы так умеют… — А ну выходи оттуда! — закричал мальчик и подскочил на ноги, занося яйцо над головой. — Если не можешь — я тебе помогу! У меня всё в душе перевернулось, когда я поняла, что он намеревался бросить яйцо об пол. Моё тело осознало происходящее раньше, чем разум, и бросилось к Таргариену в отчаянной попытке спасти то, что, возможно, давно не было живым. Я успела перехватить яйцо до того, как оно соприкоснулось с каменным полом, но сама не удержала равновесия — и упала левым локтём прямо на горячие угли. Боль пронзила всё тело, обожгла само нутро, растекаясь жидким огнём по моим венам. Я взвыла, оглушённая и ослеплённая, не заметив того, что из глаз брызнули слёзы. Тонкие мальчишеские пальцы впились в мои плечи и помогли отползти подальше от очага, но я всё ещё чувствовала горячее дыхание пламени совсем близко, возле своей щеки. — Ты что, совсем дурная?! — взволнованно закричал Эймонд, который выглядел потерянным и испуганным не меньше, чем я. Впрочем, его наверняка больше волновало не моё самочувствие, а то, что на него могли повесить обвинение в насилии над девочкой-прислужницей. — А если бы ты угодила лицом в пламя? Хочешь стать уродиной на всю оставшуюся жизнь? — А вы чего яйца бросаете?! — в тон ему завыла я, забывая про всякое уважение и церемониал. На моём локте пузырился здоровенный ожог, однако я при всём желании не могла повесить на него ответственность за это — справедливости ради, был выбор не лезть. — Если вы будете так делать, дракон раньше на свет не появится! Вы его просто убьёте до конца! Эймонд пристыженно замолк и посерел, только теперь, по всей видимости, осознав последствия собственных действий. Слухи не врали — все Таргариены и правда импульсивны и непостоянны, словно огонь. Они быстро воспламеняются и поддаются внутренней ярости и также быстро сгорают дотла, оставляя на месте былых чувств лишь пепел и дым. Я зашипела от боли, пытаясь разогнуть раненную руку, и посмотрела на спасённое драконье яйцо, которое всё это время крепко прижимала к животу. Чешуйчатая скорлупа была сапфирово-синей и сверкала в свете огня столь ярко, словно и правда состояла из драгоценных камешков. Пурпурные узоры рассекали округлые бока волнистыми линиями. Удивительно красивое яйцо — под стать королевскому сыну. — Он всё равно уже мёртв, — глухо сказал Эймонд, заметив, что я с интересом разглядывала драконий зародыш. — Мои племянники получили свои яйца позже, чем я, но… у них они уже проклюнулись. Значит, этот мёртв. Неприкрытая обида и зависть отравила мальчишеский голос яростью. Я шмыгнула носом, сморгнула слёзы и попыталась подняться на ноги, но тут же снова взвыла от боли в обожжённом локте. Помощь пришла с неожиданной стороны — Эймонд аккуратно подхватил меня за здоровую руку и помог выпрямиться. Что ж, воспитанием второго сына королевы Алисенты явно занимались лучше, чем первого. — Некоторые яйца со временем обращаются в камень, мой принц, — с грустью сказала я и положила яйцо на невысокий каменный постамент. Малыш Тираксес, всё это время молчаливо наблюдавший за нами, с интересом вскарабкался вверх и принялся обнюхивать своего ещё не рождённого товарища. — Но мне кажется, что ваше яйцо ещё можно спасти. Оно… тёплое. — Едва тёплое, — поморщился Эймонд, в которого мои слова не вселили особой надежды. — Если он и жив, то, скорее всего, болен. И умрёт в скором времени… — Вам кто-то это сказал? — нахмурилась я. — Об этом все говорят. Эйгон… — юный принц замолк, оставив свою мысль при себе, и опустил взгляд. Видимо, не желал посвящать постороннюю девчонку в дрязги королевской семьи. — В любом случае, в этом яйце больше нет никакого смысла. Всё равно, что мертворождённый ребёнок. Как бы он не пытался придать своему голосу равнодушия, я отчётливо слышала сокрытую в нём горечь. Я окинула задумчивым взглядом молчаливое яйцо, горящее сапфировым блеском в свете огня. Мои знания о мире Джорджа Мартина давали мне необычайное преимущество и позволяли проникать в некоторые таинства, которые откроются многим жителям Вестероса ещё не скоро. Даже окаменевшие драконьи яйца были грозными оружием в руках человека с драконьей кровью. История Дейенерис Таргариен полнилась загадками — подаренные ей дракончики вылупились в тот миг, когда она вошла в погребальный костёр своего мёртвого супруга. Однако что именно послужило толчком к этому? Магия? Кровь принцессы? Или же всё сразу? Я понимала, что это яйцо, вероятнее всего, могло бы при удачных обстоятельствах преломить ход событий. Если обещанный Эймонду дракон всё-таки выживет и проклюнется — у мальчика не будет никаких причин седлать Вхагар. И тогда, быть может, не случится трагичной истории с Люцерисом и потерянным глазом… Но насколько велика вероятность того, что яйцо сможет проклюнуться? — Оставьте его здесь, мой принц, — аккуратно предложила я задумчивому и расстроенному Эймонду. — Вы сможете навещать его, когда вам захочется, но не будете травить себе душу лишний раз. Может быть, время этого малыша ещё не пришло… — Делай с ним всё, что хочешь, — обиженно отозвался принц и отвёл взгляд от сапфировой чешуи, словно она резала его своими острыми гранями. — Я найду себе другого дракона… или яйцо, которое точно проклюнется. Я не успела придумать достаточно миролюбивый ответ, который бы не вызвал у него приступ гнева, когда услышала вдруг приближающиеся к нам голоса. В одном из них я узнала Дарио, но другой, женский и мелодичный, был мне не знаком. Мы оба обернулись на звук, и моему взгляду предстала высокая и очень красивая женщина с классической валирийской внешностью. Её белоснежные волосы, собранные в сложную царственную причёску, обрамляли бледное утончённое лицо. Лёгкая полнота, свойственная роженицам, ничуть не умоляла её прелести — лишь подчёркивала округлость бёдер и женственную грацию. — Мы могли бы принести дракона в Красный замок, ваше высочество, — почтительно сказал Дарио. — Вам не стоило спускаться сюда… — Всё хорошо, не беспокойтесь так, — улыбнулась принцесса Рейнира и аккуратно поправила сползающего с её рук двухгодовалого принца Джоффри. — Я так давно не бывала в Драконьем Логове… Чуть позже загляну к Сиракс, безумно соскучилась по ней. Следом за ней в грот с криками и оглушительным топотом ворвались старшие принцы Веларионы. В пылу своих игр Джекейрис и Люцерис едва не сшибли с ног собственную мать. Но, увидев Эймонда и меня подле него, они замерли, настороженные и растерянные. Люцерис, которого в прошлый раз знатно испугала моя настойчивость, отступил за брата, словно за неприступную стену, которая обязательно его защитит. Но, полагаю, их больше смутило присутствие здесь второго сына королевы, который, так уж вышло, был обделён драконом. Я заметила, как смолкли голоса — и взгляды двух королевских отпрысков скрестились, словно мечи. Лицо Рейниры покинула былая мягкость, свойственная счастливым матерям, а на дне фиалковых глаз разлилась холодная учтивость. Годы жизни бок о бок с единокровными братьями не примирили наследницу Железного Трона с их существованием, а лишь сильнее выточили стальное неприятие, сокрытое в глубине её души. — Младший брат, — вежливо обратилась к нему принцесса. — Рада встрече. — Взаимно, сестрица, — отозвался Эймонд, но я заметила, как сжались в кулаки его пальцы. Мне стало дурно от этой напряжённой атмосферы. Наверное, я никогда не пойму причин, по которым настолько близкие родственники не желают мириться с существованием друг друга. Всю свою жизнь я мечтала о том, чтобы у меня была большая семья — родители, братья, сёстры, тётушки и дядюшки… Однако ни в одной из вселенных меня этим не наградили. А дом дракона, напротив, отчаянно желал перегрызть друг другу глотки, пролить родную кровь ради каких-то надуманных обид и претензий. Я вдруг поймала на себе взгляд принцессы, расширившийся в испуге. — Боги, девочка, что с твоей рукой? — спросила она. За всеми своими размышлениями я невольно и позабыла об ожоге, который всё ещё отдавался пульсирующей болью в покалеченном локте. Дарио, проследив за взглядом молодой наследницы, поспешил ко мне с видом крайне обеспокоенным. Он схватил меня за руку, с недовольством оглядывая покрасневшую и отёкшую кожу, на которой стали появляться внушительные волдыри. Мне подурнело от одного только взгляда на это. — Да всё хорошо, я просто споткнулась, — соврала я на ходу. — И упала на угли. Случайно. Эймонд, стоящий сбоку от меня, поджал губы и отвёл взгляд, явно почувствовав облегчение от того факта, что я не стала сообщать взрослым всю правду о случившемся. В последнюю очередь мне нужны были проблемы со вторым сыном короля, что славился своей мстительной и зловредной натурой. — Īlon'll ȳdragon rȳ lenton, — строго сказал Дарио и похлопал меня по спине. — Беги к бабушке, Сейра. Сегодня дракона покормят принцы. Меня снова отсылали — не было в том уже ничего удивительного. Каждая встреча с семейством Таргариенов оборачивалась либо неприятной ситуацией, либо тем, что меня ненавязчиво, но весьма настойчиво выставляли прочь. Казалось, мою скромную персону всячески старались оградить от общения с ними. И пусть я в глубине души не была ребёнком, но обида, что кипела во мне в тот миг, так и порывалась превратиться в детскую истерику. Но я затолкала все свои желания прочь и поспешила в сторону выхода, совершенно расстроенная. Я свернула к выходу из подземелья, но успела услышать голос Рейниры Таргариен. — Красивое имя для девочки с её внешностью. Но, боюсь, судьба у его носительниц не самая счастливая, — с сомнением сказала принцесса, в тоне которой, однако, не звучало ничего злобного. — Это имя — желание моей умирающей дочери, ваше высочество. Боюсь, отказать ей в этом было бы преступлением с моей стороны. На этом разговор о моей загадочной матери прервался, а я с унылым видом направилась к выходу. Вопросов, как и всегда, было больше, чем ответов. Впрочем, я не спешила опускать руки — у меня теперь прибавилось забот. Несколько дней спустя я вновь наведалась в грот, но уже не для того, чтобы навестить Тираксеса, хотя он и крутился неподалёку, пуская дым из ноздрей, пока я рассматривала сапфировое яйцо. Мне не почудилось в первый раз — оно было тёплым, внутри него ещё таилась жизнь. Но она висела на тоненьком волосочке, подвешенном над пропастью. Любое неаккуратное действие могло окончательно и бесповоротно убить детёныша. И если в оригинальной истории Эймонд Таргариен также бросил своё яйцо на каменный пол, то у меня не возникало вопросов по поводу того, почему оно так и не проклюнулось. Он просто убил его своими же руками. — Не стоит питать особой надежды, — опечаленно сказал Дарио, когда я попросила у него совет. — Вероятно, принц прав — детёныш внутри очень слаб. Будет чудом, если он вылупится. И ещё большим чудом будет, если после этого проживёт хотя бы сутки. Эти слова выбили почву из-под моих ног. Я с грустью смотрела на сияющую скорлупу и клала яйцо в очаг, в молчаливом ожидании вглядываясь в языки пламени, облизывающие чешуйчатый покров. В книге не было однозначного секрета, который мог бы помочь детёнышу выбраться из яйца, как не было и единственно верного решения. После того, как погиб последний дракон, многие поколения королей делали всё, чтобы воскресить их. Вплоть до того, что сжигали себя с окаменевшими яйцами дотла. Однако получилось только у Дейенерис Бурерождённой. Когда я думала о ней, меня посетила странная идея, которая едва ли могла мне хоть чем-то помочь. Но я рискнула попробовать. Для этого, правда, мне пришлось оббегать всю Королевскую Гавань, чтобы поймать хотя бы одного голубя. Я, скрепя сердце, свернула добытой птице шею, не обращая внимания на то, с каким удивлением на меня таращились люди вокруг. Справедливости ради, это был чистейшей воды эксперимент. Я бросила тушку голубя в очаг, где лежало яйцо, но ничего не произошло — только запах жжённой плоти растёкся по всему гроту. Впрочем, это было ожидаемо. Жертвой должно быть что-то более ценное, чем то, что принесла я. — Что же с тобой делать? — обратилась я к молчаливому яйцу. — Если бы ты появился на свет, быть может, мы бы избежали многих смертей… Но я, скорее всего, выдавала желаемое за действительное. Танец Драконов случится рано или поздно — независимо от того, оседлает Эймонд Таргариен Вхагар или же кого-то другого. А я до сих пор не знала, что делать с осознанием этой неизбежности и как пережить близящийся штурм Драконьего Логова. Бросить всё и сбежать? Это казалось слишком эгоистичным даже для меня, человека, который большую часть своей жизни прожил в одиночестве. Да и оставить здесь этих существ, таких величественных и гордых на вид, но на деле — невероятно уязвимых, нуждающихся в защите… Кто бы что ни говорил, а люди всегда были самыми жестокими тварями на свете. Мои относительно спокойные серые будни прервались одним тихим вечером, когда Дарио вернулся домой и обратился ко мне со странным вопросом: — Сейра, хочешь отправиться в морское путешествие? Я непонимающе моргнула в ответ, но для вида кивнула, в глубине души ожидая какого-то подвоха. Дарио понимающе усмехнулся и с усталым вздохом сел за стол. Его морщинистое лицо словно в миг состарилось на десяток лет. — Лейна Веларион умерла родами. На Дрифтмарке соберутся члены обеих семей. Корона отправляет нас туда, чтобы присмотреть за драконами. Так что, Сейра, поплывёшь?Мёртворождённое
3 марта 2024 г. в 15:39
— Это грабёж среди белого дня, дяденька, — возмущённо сказала я, глядя на круглощёкого торговца с высоты своих девяти лет. — Целый олень за такую рыбу — слишком дорого.
Хозяин прилавка глянул на меня с нарастающим недовольством, о котором вполне красноречиво говорило его заливающееся багрянцем лицо. В мелких поросячьих глазках читалось открытое пренебрежение и раздражение, которое он, по всей видимости, даже и не намеревался скрывать. Я устало поморщилась, понимая, что случай тяжёлый, и вновь пересчитала кончиками пальцев лежащие в маленьком холщовом мешочке монетки. У меня оставалось два оленя и пять звёзд, доверенные мне Айлин для покупки нужных продуктов. Однако даже она, наверное, не ожидала, что торговец загнёт столь большую цену за одну захудалую рыбёшку.
Я глянула в белёсые глаза скумбрии, которая лежала на прилавке, и вновь отметила то, насколько крохотной она была. Явно не самый крупный улов за последнюю неделю. Однако цену за неё этот засранец заломил, как за треску, которая размером в три раза превышала скумбрию.
— Либо отдай мне деньги, девочка, либо иди отсюда. Ишь какая умная нашлась, — ворчливо отозвался торговец, явно не готовый идти на уступку и снижать цену.
Вот же жадный старикашка. Я поджала губы в немом раздражении и сказала нарочито спокойно, стараясь сохранять подобие вежливости:
— Пять звёзд.
— Шесть.
— Пять звёзд, дяденька, за твою рыбу, — повторила я с нагловатой настойчивостью. Сиротская жизнь рано научила меня беречь копейки и торговаться до победного, не уступая ни в чём. — Я и без того даю вам больше, чем следовало бы за такой товар.
Видимо, мой последний язвительный комментарий весьма огорчил и разозлил торговца, потому что всё его лицо вдруг побагровело от злости. Большие щёки затряслись и задрожали, словно пудинг, а тонкие маленькие губы сделались почти незаметными — так сильно он их сжал. Мне казалось, ещё чуть-чуть — и торговец просто взорвётся от переполняющей его ярости. Неужели его жадность столь сильна?
— А ну-ка иди отсюда, мелкая паршивка! Или я тебя сейчас…
Он, по всей видимости, хотел отвесить мне смачного подзатыльника в отместку за подобную наглость. Здоровенная ладонь, в два раза больше моей неуёмной головы, замахнулась — но так и не опустилась. За запястье его вдруг перехватили чьи-то смуглые крепкие пальцы и сжали так, что под загорелой кожей вздулись венки. Я незаметно выдохнула и глянула на Беллами, который с мрачным видом сжимал руку торговца, а в другой ладони держал пирожок с ягодным вареньем, которое капало прямо на грязную истоптанную сотней ног землю.
— Пять звёзд, дяденька, — с хмурой улыбкой повторил мои слова Беллами и кивнул на лежащую на прилавке рыбку. — И отдавай товар. А девочек маленьких лупить — дело поганое. Своих дочерей также дома воспитываешь?
В свои двенадцать Беллами был выше и рослее многих сверстников, а крепкие мышцы, перекатывающиеся под холщовой рубахой, выдавали в нём будущего воина. Торговец поджал губы и бросил на меня мимолётный быстрый взгляд, в котором скользнула тревога. Я заметила, как остальные обитатели рынка обратили свои взгляды в нашу сторону, вдохновлённые и взбудораженные разыгрывающимся представлением. Проклятые любители хлеба и зрелищ.
Поэтому я молча вытащила из своего мешочка несколько медных монеток и протянула торговцу с лукавой улыбкой. Он, скрепя своё жадное сердце, принял их — и почти бросил мне завёрнутую в бумагу скумбрию. Я надёжно спрятала её на дне плетённой корзинки, накрыв сверху тёмной тканью.
— Спасибо вам, дяденька! Хорошей торговли! — пропела я напоследок, но в ответ получила только полный раздражения взгляд.
— И откуда они такие наглые берутся, — хмыкнул Беллами, стоило нам покинуть рыбный рынок. — Неужели он думает, что может так глупо дурить людей? Да если бы к нему подошёл кто-нибудь постарше и услышал подобную цену — вмазал бы без лишних слов…
— Именно поэтому он решил отыграться на неразумной соплячке, — хихикнула я, вспоминая подрагивающие щёки торговца. — Нам нужно ещё зайти в пекарню. Бабушка просила купить свежего хлеба.
Беллами покорно кивнул, сунув в рот остатки пирожка, и вдруг протянул мне небольшой бумажный свёрток, от которого сладко пахло мёдом и пряностями. Я не сдержала счастливой улыбки, когда вытащила из него большой печатный пряник. В средневековом мире Вестероса не было привычных мне современных сладостей, однако нашлось немало более качественных альтернатив. Которые, тем не менее, стоили неприлично дорого — всё-таки спрос на продукцию был совсем иной, а многие вкусности могли позволить себе только лорды и леди из благородных семей. Подобные пряники выпекали из мёда, масла и молока, а для вкуса добавляли корицу, мускатные орехи и имбирь — и все эти ингредиенты были не из дешёвых.
— Беллами, он же стоит очень дорого, — смутилась я, неловко поглядывая на сладкую посыпку, что оставалась на пальцах. Очень хотелось сунуть пряник в рот сразу же, чтобы не отобрали, но совесть моя того принять не могла. — Может, лучше ты его съешь?..
Беллами глянул на меня почти оскорблённо и ворчливо отозвался:
— Я его тебе купил, между прочим! Так что ешь и помалкивай. От покупки одного такого пряника я не обнищаю.
Я засмеялась в ответ на его обиженно поджатые губы, но послушно сунула в рот пряную сладость. Вкус мёда и корицы приятно растёкся по языку. Пусть Айлин и Дарио баловали меня по мере своих возможностей, но сладкого мне отчаянно не хватало — наверное, сказывался детский организм. Мы петляли вдоль запутанных улочек Королевской Гавани, отчаянно пытаясь не потеряться в шумной толпе, которая спешила в сторону рынка, чтобы успеть раньше остальных урвать себе продукты покачественнее.
Несмотря на раннее утро, солнце уже вовсю полыхало на небе, грозясь сжечь своим жаром мою несчастную макушку. Лето убивало во мне всякое желание высовываться на улицу в дневное время, но Айлин была непреклонна — ей хотелось порадовать нас рыбным пирогом сегодня на ужин. Я, стоит признать, к рыбе относилась равнодушно, а вот дедушка обожал. Видимо, пиратские корни в нём были неискоренимы.
Когда впереди замаячила знакомая черепичная крыша, а ветер принёс аромат свежеиспечённого хлеба, Беллами окликнул кто-то из его знакомых. Он приветливо махнул рукой стайке мальчишек в потрёпанных серых рубахах и глянул на меня с робкой надеждой.
— Иди, думаю, в этот раз я и сама справлюсь, — улыбнулась я. — Увидимся в Логове!
— Хорошо, будь аккуратнее!
Я лишь хмыкнула в ответ и, поправив корзинку, метнулась вперёд, стремясь поскорее выбраться из сердца неугомонной толпы, которая неприятно смердела кислятиной и потом. Благо, торговец пекарни был старым другом моей бабушки, а потому не просто продал мне самый добротный кусок хлеба, но и потрепал меня за щёки, приговаривая, какой я стала красавицей. За это я и люблю пожилых людей — за их ласковую невинную заботу. Его большие и добрые глаза, каждый раз напоминающие мне об очаровательных вислоухих щеночках, смотрели на меня почти со слезами умиления.
— Как ты выросла, Сейра! Я помню твою маму, Эдду, ещё с того времени, когда она была в твоих летах, — засмеялся он, но в старческих складочках его лица мелькнула застаревшая горечь. Словно вместе с приятными воспоминания память подкинула ему и дурные. — Вы с ней очень похожи. Жалко так, такая хорошая девочка была…
Я навострила уши, решив воспользоваться возможностью и узнать чуточку больше, раз уж разговор невольно свернул в эту сторону.
— А какой была мама? Расскажите! — пытаясь состроить самую милую рожицу, попросила я. В конце концов, детское очарование — моё единственное действенное оружие. — Расскажите, дяденька, пожалуйста!
Но пекарь лишь виновато поджал обветренные губы и стушевался. Тень упала на его лицо, углубила старческие морщинки. Он махнул рукой и протянул мне буханку белого хлеба, свежую и ещё горячую.
— Потом, Сейра, подрастёшь — и бабка тебе всё-всё расскажет, — торопливо проронил он и потрепал меня по голове. — А пока иди, не задерживай очередь!
Я огорчённо поморщилась, но не удивилась очередной своей неудаче. Все люди в ближайшем окружении предпочитали держать подробности о жизни моей матери втайне от меня — и подобное порождало множество всевозможных теорий. Я знала о том, что не была рождена в законном браке, а потому, вполне возможно, подробности моего рождения не разглашали, чтобы лишний раз не порочить память Эдды и не вешать на меня малоприятный ярлык «бастарда». Но правда не исчезнет, если замазать её толстым слоем лжи. Рано или поздно она обязательно всплывёт на поверхность, как дерьмо из сточной ямы.
Я настолько погрузилась в свои размышления, что не заметила, в какой момент свернула не туда. Спешащие куда-то люди оттеснили меня с широкой дороги, и я едва устояла на ногах, прижимая к себе корзинку с продуктами. Но сбоку вновь прилетело — на этот раз чей-то локоть весьма немилосердно стукнул меня по затылку. Я тихо ойкнула и рухнула на землю, на мгновение потерявшись в пространстве.
— С тобой всё хорошо, дитя? — прозвучало над моей головой. Голос явно принадлежал женщине, умеющей петь — и был очень мелодичным.
Я моргнула и подняла прояснившийся взгляд вверх, натыкаясь на бледное и красивое женское лицо. Лавандовые глаза разглядывали меня с интересом и насмешкой, а тонкие, но удивительно чувственные губы кривились в улыбке — фальшиво-ласковой. С подобной обычно выступали театральные актрисы, такие же пустые и наигранные, кукольные в своей неправдоподобности. Из-под чёрного бархатного плаща выпал серебристый волосок, такой же белоснежный, как волосы правящей королевской семьи.
— Так нравится смотреть на меня, милая? — кокетливо рассмеялась женщина, хищно сощурив свои кошачьи глаза. И в её голосе я, наконец, уловила странный чужеземный акцент — нечто похожее на валирийский говор, но немного иное. Более экзотичное. — Давай ручку.
Она протянула мне раскрытую ладонь — белую, словно снег. Я сглотнула слюну, скопившуюся во рту, и послушно приняла помощь. Моя память и моё предчувствие не могло меня обманывать — передо мной стояла «Бледная Пиявка» Мисария. Бывшая шлюха и невеста Деймона Таргариена и одна из опаснейших женщин Королевской Гавани. У меня невольно похолодело в груди, хотя таинственная незнакомка ещё не успела сделать мне ничего дурного. Но было в ней что-то такое, что внушало невольный трепет — в её хищных движениях, в нарочито ласковых улыбках и прищуренных глазах. Мисария разглядывала меня так, словно я была одной из куриц, оставшихся в курятнике без надзора, а она — лисицей, притаившейся в кустах.
— Сколько тебе лет, милая? — спросила она и мягко подняла мой подбородок пальцами.
— Девять…
— Всего девять, а уже такая хорошенькая, — пропела Мисария и скользнула прохладной ладонью по моей щеке. Но мне стало дурно от этого прикосновения. — Ты похожа на него — губы, нос и этот острый горделивый подбородок… Не хочешь пойти со мной, детка? Я отведу тебя в весёлое место.
У меня сжалось сердце от страха и рухнуло куда-то в пятки. Я даже думать не хотела о том, в какие весёлые места меня желала отвести женщина, продающая своё тело по баснословной стоимости. В голове вновь разверзлась пропасть, а из памяти вылезли те события прошлой жизни, которые я отчаянно желала забыть. Холодные липкие руки на моём теле, нож, мигающий фонарь и обезумевший взгляд… И боль, бесконечная боль и ужас. Внутри и снаружи. Я ощутила, как в горле застряла тошнота — недавний пряник отчаянно просился наружу. Но мне удалось сдержать себя.
— П-простите, мне пора идти, — пролепетала я и отступила назад, стараясь не показывать свой страх слишком явно. Подхватила с земли брошенную корзинку и вновь шагнула в сторону центральной дороги. — Спасибо за помощь, до свидания!
Я рванула от неё так быстро, словно за мной гналась свора бродячих собак. Но острый взгляд Мисарии продолжал преследовать меня всюду, куда бы я ни бежала. В каждой тени, в каждом углу, в каждом переулке — везде мне мерещились лавандовые глаза и чёрный бархатный плащ, подбитый изнутри кроваво-красным шёлком. Я влетела в дом, почти срывая дверь с петель, с застрявшим в горле сердцем и слезящимися глазами. Айлин, замешивающая тесто, воззрилась на меня с удивлением и испугом. Она обхватила моё лицо пальцами, испачканными в муке, но никто из нас не обратил на это ни малейшего внимания.
— Что такое, ñuha jorrāelagon? Что случилось? — спрашивала бабушка, отчаянно пытаясь успокоить меня. — Тебя кто-то обидел, Сейра?
Но я не могла вымолвить ни слова в ответ, захлебываясь своими слезами и давясь сбившимся дыханием. Признаться честно, я не понимала причин своего испуга в тот миг, но моё детское тело чувствовало всё гораздо острее и ярче. Рядом с Мисарией воздух был густым и тяжёлым, а её голос резал меня на лоскутки подобно острейшей валирийской стали.
«Бледная пиявка» была опаснейшей женщиной Королевской Гавани, которая не брезговала никакими знакомствами и пачкала руки во всевозможном дерьме с большой охотой. И она, по всей видимости, знала меня. Или кого-то из моей семьи. От этих мыслей делалось дурно настолько, что я едва могла удержать еду в желудке. Признаться честно, в такой ужас меня не вгоняли даже драконы. И мне совершенно точно больше не хотелось с ней пересекаться — никогда в жизни.