Опять открыта дверь, всё как-то ты за ней, А я сижу как зверь, гадаю на друзей. Я расставляю сеть, тебя мне не поймать, Я остаюсь терпеть, себя не понимать. Ты говорила: «Трезвой жить неуместно» И прожигала жизнь, ища свое место. Не обещала, не клялась собой лестно, И для меня ты стала чёрной невестой. За гранью всех страстей нет больше новостей, Но ты всегда найдёшь с фантазией людей. Оговоришь себя, найдёшь все сто причин, Но утро для тебя начнётся с двух мужчин… (Кукрыниксы «Чёрная невеста»)
Лёшка Мишке не завидовал. Ну, он так считал. В детстве, конечно, какие-то незначительные ссоры у них случались — как всегда между братьями. Но так, по мелочи, ничего серьёзного. Когда Мишка загорелся идеей основать собственную рок-группу, Лёшке поначалу до этого вообще не особо было дело — не тот возраст ещё. Потом как-то тоже втянулся, взял пример со старшего брата — пока что не думая о том, что может и что-то своё сделать, от Мишки отдельно. Просто — с Мишкой и его друзьями было весело, да и рок начал всё больше увлекать. Вот когда Мишка в пух и прах разругался с отцом, Лёшка с него пример не взял. Даже, стыдно сказать, втайне порадовался, что его буря отцовского гнева миновала. Ну, как-то… с ушедшим из дома Мишкой ему общаться никто не запрещал, а вот самому вслед за Мишкой уходить совсем не хотелось. Дома, как бы там ни было, всегда лучше. Да и вообще — что он, виноват, что Мишка с отцом вообще общего языка найти не могут? Мишка, как показалось Лёшке, был втайне на них с матерью немного обижен. Ну, что не взяли его сторону в ссоре с отцом. Но — а как её было взять, тоже поругаться, что ли? А смысл. Но что бы там Мишка про себя не думал, а ни с матерью, ни с Лёшкой не поссорился. Это главное. И в Мишкиной группе Лёшка продолжил время от времени играть (о своей всё ещё не помышляя). А что Мишка всегда больше притягивал к себе людей (чёртова харизма, мать её) — Лёшка ему не завидовал. Привык быть младшим. Пока что.***
Незнакомая девчонка, поймавшая Лёшку после концерта, вызвала у него только одну мысль: «Какая классная!». Вроде бы и ничего такого особенного в ней не было — ну, хорошенькая, видно, что заводная, так их полно таких, заводных и хорошеньких, — но мысль вызвала. Лёшка уже даже успел порадоваться, что она хочет с ним познакомиться. На несколько приятных, но коротких секунд — потому что девчонка, назвавшаяся Анфисой, на все лады нахваливала «Король и Шут» и, кажется, реально неплохо разбиралась в их репертуаре, но познакомиться хотела не столько с Лёшкой, сколько с Мишкой. Естественно. Но он же не завидует, правда? Родному брату завидовать — последнее дело. Ещё и из-за девчонки. Да и много их таких… Анфис. Хорошеньких, заводных и шарящих в панк-роке. Наверное.***
У Мишки с Анфисой закрутилось. Он начал таскать её на репетиции — и ребятам из группы она, задорно хохоча, твердила, что за каждого из них, кто в «Короле и Шуте», готова жизнь отдать. Посматривала при этом больше всего на Мишку — но это понятно. Вроде бы всем она понравилась. Андрей, правда, время от времени косился в их с Мишкой сторону как-то странно — но у Андрея с Мишкой свои отношения. Остальные могут сколько угодно думать, что они просто лучшие друзья, но Лёшка-то не дурак. И даже не то что не дурак, а главную причину Мишкиной ссоры с отцом прекрасно помнит. Не из-за панк-рока была в первую очередь та ссора, а из-за «пидорасни». И рок-то что, он в Мишкиной жизни ещё до Князя появился, а вот с отцом он вдрызг разругался… ну, ясно, из-за чего. И девчонки, конечно, и у Мишки, и у Андрея всё это время иногда случались. У Андрея даже гораздо чаще случались, на самом деле, — у Мишки насчёт девчонок какие-то личные загоны были, в которые Лёшка толком не вникал. Не его дело, в конце концов. Но всерьёз у Мишки и Князя, по ходу, было только друг с другом. А теперь… теперь, кажется, у Мишки и с Анфисой всерьёз — хотя с Андреем тоже ничего не изменилось, Лёшка в этом уверен. По ним видно — может, не всем, но ему точно. Интересно, а Анфисе видно? Про Мишку и Андрея? Или Мишка ей вообще сам сказал? С него станется — раз уж у них всерьёз. Мишка не такой, чтобы от тех скрывать, кого «совсем своими» считает. И если Анфиса всё знает — а ведь должна знать, или Мишка ей сказал, или сама уже поняла, она ведь далеко не дура, — то как к этому относится? Вроде бы не ревнует. Ей как-то всё по приколу — а ещё она, похоже, реально до одури влюбилась в Мишку. Больше даже, чем тот в неё — потому что как ни крути, а у Мишки есть ещё и Андрей. Вот Князь — он точно ревнует. Хоть и старается не ревновать и делать вид, что ему тоже всё в кайф и по приколу. И с Анфисой хорошо общается — а всё равно видно. Лёшке, по крайней мере. Но Андрея Лёшке как-то не жаль. Нет, он хороший, и если бы у него правда что-то плохое случилось — тогда было бы жаль, конечно. А если слегка ревнует Мишку к Анфисе — ну, они с Мишкой всяко между собой разберутся. Всегда ведь разбираются — и Мишка всем хвастается, что и в голову, и в душу друг другу залезть могут. Сказал бы Лёшка, куда они друг другу залезают. Но не говорить же такое про родного брата, правда? Да и вообще, он не против. Он же не такой, как их с Мишкой отец. Так что Андрея, Лёшка считал, жалеть не за что. А вот Анфису ему почему-то было немного жаль. Хоть Анфисе вроде бы и правда всё в кайф — и уж она-то Мишку точно к Князю не ревнует. Но вот понравился бы ей Лёшка больше Мишки — и не пришлось бы делить его ни с Князем, ни вообще ни с кем. Ну, он-то, Лёшка, на парня бы точно не сумел запасть, так ведь? А девчонкам ведь обычно всем хочется, чтобы ни с кем не делить. Анфисе, наверное, тоже — даже если где-то в глубине души. Князь ревнует. В глубине души. Анфиса, вроде бы, не ревнует. А Лёшка что? Неужели ревнует — Анфису к Мишке? Да нет. Нет, конечно. Ревновать к родному брату его девушку — на которой он как бы и не женился в итоге? Последнее дело. Но вот… Вот Шура Балунов — сразу назвал Анфису «умницей и красавицей». И Лёшке почему-то кажется, что у них с Шурой по поводу неё мысли схожие. Как-то Шура по-другому на неё посматривает, чем прочие ребята в группе. И хотя, конечно, поди ещё найди такую девчонку, чтобы Шуре Балунову не приглянулась, — но всё же… Но с Шурой Лёшка поговорить об Анфисе тоже не может. Потому что это будет означать разговор и о Мишке. О родном брате и его девушке — с одним из лучших друзей (или просто — лучшим другом? Князь — он Мишке друг или его уже как-то по-другому надо называть?) всё того же брата. И о том, что Лёшке эта девушка по-прежнему нравится. Хоть и не влюблён, конечно. И Шурке она, кажется, нравится тоже. Но не будут же они об этом друг с другом говорить.***
Про то, что Мишка иногда балуется героином, Лёшка тоже узнал уже давно. По чистой случайности, на самом деле, — пришёл на репетицию вместе с Князем, заранее, и нашёл там старшего брата. Сам лежит в коробке, будто в кота поиграть решил, а ноги кверху. Лёшка в первые секунды даже испугался, живой ли. Но Андрей сразу выдохнул тяжело сквозь зубы: «Вмазался» и первым кинулся Мишку из коробки доставать. Лёшка спохватился, бросился ему помогать, и первой его мыслью было: «Живой, главное». Потом, конечно, подумалось и другое: а Князь-то откуда знает? Тоже, что ли, вместе с Мишкой пробовал? Лёшка почему-то был уверен, что пробовал. Но — реже, чем Мишка (или вообще только раз… или не раз — чёрт его, Лёшка с Андреем не настолько был близок, чтобы спрашивать), и то, что Мишка увлёкся, точно не одобрял. Потом вообще мать у Мишки в кармане шприц нашла. Разговоры разговаривала — и Мишка её уверил, что обязательно бросит (вот прямо уже, считай, бросил), а если надо будет, то и полечится. Мать Мишке, кажется, в тот день поверила. А вот Лёшка — нет. Но если даже материны уговоры на Мишку действия почти не возымели, то Лёшке эту тему и поднимать нет смысла. Ну, и… Мишка же правда бросит?.. Не сторчится же он, в самом деле. Болтался бы с какими-нибудь кончеными наркоманами — тогда да, было бы чего бояться. Но и Андрей, и Шура, и остальные — они же не нарки. Ну, могут какой-нибудь шнягой побаловаться иногда, но на Мишку дурного влияния точно не окажут, да и вообще, присмотрят за ним, если что. О том, что за Мишкой можно присмотреть, только если он сам это позволит, Лёшка старался не думать.***
Почему-то, сойдясь с Анфисой, Мишка со временем начал появляться под «хмурым» чаще. И она вместе с ним — хотя до этого, Лёшка был уверен, не принимала. Ну, героин не принимала — за другую-то шнягу он не в курсе. Кто из них на кого плохо влиял, сказать было сложно. Наверное, оба друг на друга — хотя сами по себе уж точно были не из тех людей, кто на всех вокруг станет плохо влиять. Ну, брата своего Лёшка всё-таки с детства знал — да и Анфису, как ему казалось, успел узнать достаточно хорошо. Может… может, Мишка с Анфисой просто друг другу не сильно подходят?.. Глупо, конечно, так говорить. С виду ведь идеальная пара. На одной волне, как говорится. Даже отцу Мишки и Лёшки Анфиса понравилась. Хоть Лёшка втайне и подозревал, что отец просто рад исцелению старшего сына от «проклятой пидорасни». Ага, исцелился он, как же. Что у них с Князем было, то и осталось. И Анфиса, вроде, не против. И отец готов им с Мишкой свадьбу организовать, если жениться надумают. Может, и правда всё у них хорошо? А что наркотой балуются… ну, иногда ведь, да? Не сторчатся же?.. И вообще — не Лёшке судить. Тем более, он, кажется, в этом вопросе не то чтобы беспристрастен. Ему-то Анфиса тоже сразу понравилась. Нет, он Анфису к Мишке, конечно же, не ревнует. Но вот правда… обратила бы она тогда внимание не на Мишку, а на Лёшку, — и с Князем его не пришлось бы делить, и герычем бы баловаться не начала. И Мишка бы баловался реже. Лёшка думал обо всём этом (чаще, чем хотелось бы) — и ему всё больше начинало казаться, что в этих мыслях его поддержал бы не только Шура, но и Андрей. И в том плане, что Мишка с Анфисой, кажется, не во всём хорошо друг на друга влияют, и в том, что… Ну, Шура бы, пожалуй, согласился, что Анфиса заслуживает парня, которого ей не придётся делить с другим парнем. А Андрей явно в глубине души сам не шибко рад делить Мишку с Анфисой. Но говорить об этом нет смысла ни с Андреем, ни с Шурой, ни ещё с кем. Решать-то всё равно Мишке. А он уверен, что с Анфисой у них всё зашибись.***
…В тот день на съёмной квартире Мишки и Анфисы была общая, шумная и весёлая попойка. Изрядно захмелевший, но всё ещё полностью отдающий себе отчёт в своих действиях Лёшка в какой-то момент обнаружил себя одиноко курящим на подоконнике и сообразил, что давно не видел ни Мишки, ни Андрея, ни Анфисы. Мишка с Андреем куда-то улизнули вдвоём — это он точно помнит. Может, конечно, их внезапным творческим приходом накрыло или просто о жизни поболтать захотелось, но у Лёшки в голове было только одно слово: «трахаются». Ладно. Их дело. Главное, чтобы не спалились… хотя — это тоже их дело. А Анфиса? Кажется, сказала, что ей слегка заплошало и она пойдёт приляжет. И с тех пор её нигде не видно. Лёшка немного забеспокоился. Нет, конечно, скорее всего, Анфиса просто уснула, но… Но проверить не мешает. Особенно если вспомнить, что они с Мишкой балуются героином — и сегодня тоже оба выглядели вмазанными. Лёшка вздохнул, затушил окурок в импровизированной пепельнице и пошёл искать Анфису. Та обнаружилась в полутёмной спальне. Лежала на кровати на боку, волосы растрёпаны, глаза полузакрыты. Не спит?.. Словила героиновый приход?.. — Анфис?.. — осторожно спросил Лёшка, входя в спальню и притворяя за собой дверь. — Всё хорошо?.. — Ты?.. — негромко уточнила Анфиса, не поворачивая головы. — Я, я, — ответил Лёшка и вдруг сообразил: а что, если она под кайфом приняла его за Мишку?.. Так-то голоса всегда были похожи, и в глаза не смотрит… — Ты в порядке? Если в порядке, то я пойду… — В поря-я-ядке, — протянула Анфиса, и Лёшка понял, что она не просто слегка под кайфом — она нафиг обдолбалась. В начале вечера выглядела куда живее — может, догналась здесь, в спальне, без Мишки?.. — Я — что… я в порядке… Анфиса всхлипнула в подушку. Лёшке стало её так жаль, что даже в груди сдавило, и он, присев на край кровати, решился положить ей руку на плечо. — Анфис… — Всегда с Кня-я-язем, — бормотала Анфиса в подушку, продолжая всхлипывать. — Всегда со своим Князем… а я что, я в порядке… мне всё в кайф… хоть и на вторых роля-я-ях… Чёрт. Она жалуется Лёшке на Мишку — или жалуется, думая, что он и есть Мишка? Скорее второе. Потому что Лёшке она вряд ли бы такое сказала… даже под кайфом. Вот чёрт. Лёшка погладил Анфису по плечу, с которого сползла бретелька платья. Подумав, отвёл ей с лица прядь волос, слипшуюся от слёз и пота. Его вело. Чёрт. Всё-таки, он был пьяный, а она ему нравилась. И она — девушка его брата. Почти жена. Чёрт… И брата рядом с ней нет. Он правда с Князем. Скорее всего, трахается. А она здесь одна, обдолбалась проклятым героином, и ей очень плохо и одиноко. Не будь Лёшка настолько пьян, он бы, наверное, всего этого не решился подумать. В особенности — обвинить Мишку в том, что он оставил Анфису. Ну, её ведь тоже никто не заставляет с Мишкой быть, правда? Но он был пьян. И на брата сейчас самую чуточку даже злился — а Анфису очень жалел… …и хотел. — Разве я не лучше? — спросила Анфиса у промокшей от слёз подушки. — Я же всё-таки баба… И тут у Лёшки в голове что-то щёлкнуло. — Конечно, лучше, — бархатным, мурлычущим голосом, похожим и не похожим на Мишкин, проговорил он, наклонившись к уху Анфисы так близко, что щекотал его губами. — Ты лучше всех. Лучше или не лучше, но она хочет это услышать. И Лёшка сумеет сказать это так, чтобы она поверила. — Точно?.. — спросила сквозь всхлип Анфиса и собралась повернуться на спину, но Лёшка проворно, хоть и бережно, закрыл ей глаза ладонью. Она путает его сейчас с Мишкой. Скорее всего. Поймёт, с кем разговаривает, — заорёт и пошлёт нахуй, а там и скандал с братом неминуем. Причём такой позорный скандал, что дальше некуда; после этого Мишка, наверное, с Лёшкой вообще разговаривать перестанет. Но Анфису сейчас так жаль… так хочется утешить… — Точно-точно, — всё тем же голосом, стараясь подпустить в него как можно больше уверенности, сказал Лёшка и навалился на Анфису, не давая ей повернуться и на него посмотреть. — Князь — он что? Он — друг… хороший друг… просто друг… как вас вообще можно сравнить… Лёшка сейчас, конечно, озвучивал свои мысли — а уж точно не Мишкины. Ну, он-то точно никогда не смог бы воспринять Андрея Князева кем-то, кроме друга. Мишку он, конечно, не осуждает, это его дело, но… …но бросать Анфису вот так — разве хорошо?.. Нет, Мишк, что вы сейчас с Андреем делаете, это дело твоё. А за Анфису не волнуйся. Я о ней позабочусь. Чёрт, я, наверное, на самом деле вдребезги пьян, да?.. Ладно, потом разберёмся. Всё — потом. — М-м, — почти довольно промычала Анфиса, моргнув под его ладонью и щекотнув её ресницами. — М-м-м… иди сюда… Она снова попыталась перевернуться на спину, но Лёшка не дал. Нет, какая бы обдолбанная она сейчас ни была, но взглядами им лучше не встречаться. И вообще — под кайфом, говорят, на спине лучше не лежать. — Анфис, давай сзади?.. — бархатно шепнул он и понял, что слетел с катушек. Смутно вспомнилось то, что всегда твердит Шурка Балунов: что если ты много выпил и тебе кажется, что трезв как стёклышко, значит, уже допился до ручки. И кажется, что всё контролируешь, а на самом деле вообще отчёта в своих действиях не отдаёшь. А, Шурка, иди нафиг из моей головы. Можешь вон к Мишке с Андреем присоединиться. Или просто присмотреть, чтоб они вместе не обдолбались по примеру Анфисы или в процессе ебли откуда-нибудь не навернулись. Фу, да что такое в голову лезет… Не думать. О Шурке, о Мишке, об Андрее — не думать. Мне тут Анфису утешать. Кто о ней сейчас позаботится, если не я? Да, Анфис?.. Анфиса тем временем под Лёшкой хихикнула, перевернулась на живот и помогла задрать повыше своё к чертям измявшееся платье и приспустить весь вечер не дававшие Лёшке покоя сетчатые чулки. — Контроли-и-ируешь? — уже не обиженно, а игриво протянула она, когда Лёшка осторожно, но уверенно удержал обе её руки за спиной (чтобы больше не пыталась перевернуться) и сжал тонкие запястья одной своей. Анфиса вырваться не пыталась. Даже наоборот — помогала. Это главное. Если бы попыталась — Лёшка бы, конечно, сразу же отступил. Извинился бы, что перепил и с кем-то спутал, всё такое. Но Анфиса не только не пыталась вывернуться. Она больше не плакала, не злилась и не обижалась на Мишку. Ей стало хорошо. А значит… — Контролирую, — шепнул Лёшка Анфисе в ухо и широко провёл по нему языком. — Я всё контролирую. Лёшку качало на волнах где-то между сном и явью. Просыпаться не хотелось — потому что он смутно помнил, что накануне много выпил, а значит, лучше поспать подольше. Проснуться, когда тебя колотит этой, как его, детоксикацией организма, — хуже не придумаешь. Где-то что-то зазвенело и грохнуло. Нечаянно уронили или специально барагозят? А, да не пофиг ли… — Кто?!.. — это был голос Мишки — низкий, хриплый, рычащий, словно у медведя-оборотня из сказок Князя. Медведя-оборотня-шатуна, блин… — Я тебя спрашиваю, кто?!.. Взвизгнула Анфиса — как показалось то ли спящему, то ли не спящему Лёшке, почти испуганно. На секунду он даже уверился, что надо всё-таки заставить себя проснуться и идти её спасать. Но — от кого спасать? От Мишки? Да чтоб Мишка Анфису хоть пальцем тронул — это и во сне не приснится. Мишка вообще никогда в жизни ни на одну девчонку руку бы не поднял. Снова что-то звякнуло, стукнуло, загрохотало. Голоса стали совсем неразборчивыми и отдалёнными. — Да мне хуёво было пиздец! — внезапно отчётливо послышался крик Анфисы — высокий истеричный визг, настолько не ассоциирующийся с той Анфисой, которую Лёшка знал, что в него верилось ещё меньше, чем в Мишку, от которого Анфису надо спасать. — Может, если бы не он, я бы вскрылась вообще… Анфиса в голос зарыдала, Мишка что-то загудел. Лёшке сквозь полусон представилось, как он неловко топчется сейчас на месте, становясь ещё больше похожим на растерянного медведя, и пытается Анфису обнять. — Миш, а у нас есть?.. — снова разборчиво, сквозь всхлип, но уже не истерично — заискивающе-просяще. — На сегодня — есть?.. — Не знаю, — сердитое медвежье бурчание. — Если ты вчера всё не всадила… — Да если бы я вчера всё всадила, меня бы сейчас здесь уже не было! — Тихо, успокоилась, ну? Раз не всё всадила, значит, есть… ща, погоди… Где-то возились, неразборчиво бормотали. В последних словах Мишки и Анфисы Лёшке смутно почудилось что-то плохое, но ему слишком сильно хотелось доспать, а поэтому, убедившись, что никого ни от кого спасать не надо, он решил забить. Он вчера напился… и, кажется, сделал что-то не очень хорошее… или нет?.. Ладно, пофиг. Повернуться на другой бок — вот так… Уснуть удалось так крепко, что даже приснился сон. Воспоминание из детства, как он украл у Мишки конфету (предварительно съев свою) и был свято уверен, что Мишка, когда узнает, его убьёт. И матери не решался рассказать — потому что считал, что убить его Мишка имеет полное право. Мишка, правда, так в итоге и не убил. — Просыпайся, на пожарника уже сдал! Мишкин голос — отвратительно бодрый и громкий — гаркнул над самым ухом, отдался в черепной коробке, и Лёшка, не разлепляя век, застонал. — Давай-давай, Анфиса за пивом сбегала, сейчас похмелишься… и сожрём чего… Мишка, не унимаясь, начал трясти за плечо, и глаза пришлось всё-таки открыть. К счастью, день выдался пасмурный, так что светом их не резануло, но голова болела — жесть. — Пиво, — еле ворочая языком в пересохшем рту, повторил Лёшка. — Пиво — это хорошо… — Во, а я о чём? Давай, вставай, мы с Анфисой на кухне ждём… Лёшка заворочался, вылезая из-под одеяла — накинутого на него вчера, скорее всего, кем-то другим. Может, даже Мишкой. Судя по всему, он просто завалился одетым на диван и отрубился. Туса постепенно разбрелась, а он остался отсыпаться у брата. Ну что ж, вроде бы, всё в порядке. А с похмельем он сейчас разберётся. Лёшка сел, потёр ладонями лицо — и замер, вспомнив вчерашнее. Блядь. Цензурно тут просто не выскажешься. Одно слово: блядь. Он… он… Он трахнул девушку брата. Будучи к чертям пьяным (сейчас, проспавшись, Лёшка понимал, что если бы был хотя бы самую чуточку трезвее, то никогда бы такого не натворил), трахнул угашенную Анфису. Которая то ли принимала его за Мишку, то ли… Скорее всего, всё-таки принимала за Мишку. Блядь. Чёрт. Блядь. Интересно, Анфиса помнит? Хоть бы не помнила. Или — главное, чтобы не поняла, что это был не Мишка. И Мишка… он же не может знать?.. Нет. Не может. Разбудил по-человечески, по морде не врезал, видно, что весёлый, — значит, ни о чём не знает. Но тот их разговор с Анфисой, что Лёшка слышал сквозь сон… что, если он был об этом?.. Теперь, вспоминая услышанное, понимаешь, что всё сходится… Нет. Нет, Мишка не может знать. Иначе бы он Лёшку уже убил. А разговор — да приснилось ему, и всё. Кто сказал, что он на самом деле это слышал? Ладно. Мишка с Анфисой ждут на кухне. Надо к ним. Завернув по пути в туалет и в ванную — сполоснуть лицо, прополоскать рот и сделать пару глотков воды прямо из-под крана, — Лёшка добрёл до кухни. Мишка с Анфисой сидели за столом и курили — улыбающиеся, довольные жизнью и… …вмазанные? Снова вмазанные?! Лёшка чуть нахмурился, но голова болела так сильно, что не было сил даже беспокоиться о брате. В любом случае — Мишка ведь не признается, ставился или нет. И даже если бы признался, Лёшка на него повлиять не сможет. Может, был бы Лёшка не младшим братом, а старшим… Но нет — Мишка и с отцом разругался, и даже уговоры матери, которую он безгранично любит и уважает, на него не особо подействовали. И надумай Лёшка ему мозги полоскать — тоже разругались бы, да и всё. Да и не тому, кто накануне напился до чёртиков, осуждать брата хоть даже и за наркоту. Нет, наркота, конечно, куда серьёзнее алкашки, но тем не менее. И не тому, кто… Кто трахнул девушку брата. Блядь. — Садись давай, — усмехнулся тем временем Мишка, ногой отодвинул стул и протянул Лёшке открытую бутылку пива. — И пей. А то вид как у мертвяка восставшего. — Это у вас с Князем… мертвяки… восставшие, — не удержался Лёшка, но послушно сел, схватил бутылку и жадно приложился к горлышку. От нескольких глотков прохладного пива жизнь сразу показалась заметно терпимее. Лёшка сцапал лежавшую на столе початую пачку сигарет, тоже закурил и уже собрался было спросить, что там с обещанным «сожрать чего», когда… — Лёша, а Миша всё зна-а-ает, — протянула Анфиса, откровенно кокетливо улыбнулась ему, стрельнула глазами (и накрасилась уже, свеженькая, умытая, причёсанная… вот уж кто на восставшего мертвяка не похож) и выдохнула в лицо дым. Лёшка поперхнулся и закашлялся. Совсем не от табака. — Что… знает?.. — спросил он, осторожно косясь в сторону брата и на всякий случай пытаясь прикинуться дурачком. — Про вчерашнее, — хихикнула Анфиса — теперь уже точно было видно, что она снова вмазанная, да и Мишка, по ходу, тоже. — Про нас с тобой. Про нас… блядь. Лёшка подумал, что трусить стыдно даже перед казнью, и заставил себя посмотреть брату в лицо. Нет, вчера, конечно, у него в голове было полно более чем убедительных аргументов — про то, что Мишка сам виноват, оставив Анфису одну и свалив куда-то с Андреем, про то, что ей нужен кто-то, кто её утешит… Но то, что кажется убедительным, пока ты пьян (и пребываешь в блаженном заблуждении, что у тебя всё под контролем, — чёрт, прав был Шурка!), втрезве становится полным бредом. А даже если и не совсем бредом, то Мишке такое точно в лицо не скажешь. Да и не только Мишке. Кому угодно. Значит, тот утренний разговор Лёшке… не приснился?.. Значит… Лёшка никак не мог понять, почему Мишка его до сих пор не убил (и почему Анфиса говорит о вчерашнем так легко, весело и при Мишке… или под героиновым кайфом всё легко и весело?..), — а Мишка смотрел на него в ответ и ухмылялся беззубым ртом. И убивать по-прежнему не собирался. — Я… — Лёшка прокашлялся, прочистил горло, крепче ухватился за свою бутылку, но так и не сделал следующий глоток, — Мишк, я пьяный был… Да уж. Аргумент, прямо скажем, хуже некуда. — И я… пьяная, — Анфиса снова хихикнула, придвинулась к Мишке, погладила его по плечу, но на Лёшку снова стрельнула глазами — она что, вообще не боится?! — И все пьяные… — Ага, — сказал Мишка, глотнул из своей бутылки и затянулся сигаретой. — Я утром понял… Мы даже посрались. Будь кто другой — просто нахуй бы убил. Но это… того… Анфиса мне сказала, что ты ей помог, во. Ну, и… не чужой же, да? Мишка встал из-за стола, не выпуская из одной руки бутылку, а из другой сигарету, обошёл стол и закинул руку с бутылкой Лёшке на плечи, обнимая. — Вот если б мы все могли одной коммуной жить, — заговорил он, наклоняясь и обдавая Лёшкину щёку тёплым дыханием с запахом пива и табака. — Ну… не как хиппи всякие… а кто свои… совсем свои… понимаешь, да? Анархистская коммуна… идеал будущего… Мишка тоже вмазанный, окончательно убедился Лёшка. Нет, мечты о коммуне «совсем своих» у него, конечно, всегда были (и ребята из его группы вроде бы даже эту мечту разделяли — ну, Князь-то разделял точно, ещё бы ему не разделять), но… Но — к чёрту. Главное — он не собирается Лёшку убивать. И вообще, кажется, не злится на него за Анфису. — Анфисе плохо было, — всё же решил попытаться оправдаться Лёшка. — Я… утешить хотел… хоть как-то… а потом… как-то оно само… Анфиса заливисто рассмеялась, Мишка гоготнул, а Лёшка про себя подумал: нифига ведь не само. Фактически притворился Мишкой. Да, был пьяный, да, втрезве бы никогда, но… — Слышь, а тебя чего хуёвило-то? — внезапно повернулся Мишка к Анфисе. — Говорила — если бы не он, вскрылась бы вообще… Анфиса дёрнула плечом и снова поднесла к губам сигарету. — Чего-чего… Не помню. Просто так. Что, не знаешь, как оно бывает? Лёшка на секунду задумался: правда не помнит? Или не хочет, чтобы Мишка знал, что она способна приревновать его к Князю? Может, и второе. Потому что любит и не хочет ссориться. И потому что… И потому что не дура. Лёшка представил, что Анфиса поставила бы перед Мишкой выбор — она или Андрей, — и очень сильно засомневался, что Мишкины чувства к Анфисе победили бы. Он чуть было снова не начал Анфису жалеть — как вчера, — но потом вспомнил, что вчера-то её утешил. И хорошо, кажется, утешил. И перед Мишкой она никакой выбор не ставит. И больше они не ссорятся. Вот плохо, конечно, что снова вмазались. Но если это помогло им прекратить ссору… Да и в любом случае — ничего Лёшка с этим сделать не может. А вот с тем, что Анфисе вчера было плохо, — смог. И сделал. Так что хорошо даже, что был пьяный. А то бы ведь и не решился — ну, утешить так, как утешил. А Анфисе, судя по всему, именно такое утешение и было нужно. Слушая, как брат продолжает заливать про идеальную анархистскую коммуну для своих, Лёшка широко улыбнулся, подмигнул Анфисе и в несколько глотков выпил половину бутылки. — А ты пожрать обещал, — напомнил он Мишке, чуть поворачивая голову к нему. — Ой, сейчас, — подорвалась вместо Мишки Анфиса. — Я бутерброды… — А это ещё зачем?! — взревел Мишка, вслед за Анфисой заглянув в принесённые ей пакеты и вытаскивая оттуда трёхлитровую банку томатного сока. Лёшка подумал, что такие банки с соком он видел в магазинах ещё в детстве. И Советский Союз развалился, а банки эти трёхлитровые так и продолжают то в одном, то в другом магазине попадаться. Наверно, они и Лёшку, и Мишку, и Анфису переживут. И вообще всех. Тьфу, лезет же с похмелья в голову… — Я сока хотела! — закричала Анфиса. — Не хочу одно пиво пить! Тебе что — на сок денег жалко?! — Да при чём тут деньги?! Он же, сука, тяжёлый! Ты надорваться могла! Мне бы сказала, я бы сходил… — Да какой он тяжёлый, три килограмма! И до магазина пара шагов… — Я тоже сока хочу, — решил встрять Лёшка, не давая разгореться новой ссоре, и, вскочив из-за стола, перехватил банку из Мишкиных рук. — Я открою?.. — Ага, — мгновенно успокаиваясь, сказал Мишка и снова заулыбался. Анфиса чмокнула Мишку в уголок губ, Лёшку — в щёку (при Мишке, и Мишка не был против), и занялась бутербродами. Лёшка нашёл в шкафу три целых стакана (Мишка не говорил, что будет сок, но он решил, что будет) и взялся открывать банку. Никто его убивать не собирался. И вообще всё, кажется, было просто замечательно. Ну, не считая наличия в жизни Мишки и Анфисы героина.***
Вскоре после этого Мишка объявил, что они с Анфисой женятся. Пригласил всех на свадьбу. Отец Мишки и Лёшки, как обещал, свадьбу оплатил. И выглядел довольным — наверное, правда верил в излечение старшего сына от «пидорасни». Тем более, что Князь, из-за которого в своё время произошёл главный конфликт Мишки с отцом, был на свадьбе свидетелем. Значит, перестали заниматься пидораснёй, остались друзьями, всё теперь как у людей… почти. Авось в скором времени совсем остепенятся. Ну, это отец так считал — по мнению Лёшки. Сам-то Лёшка прекрасно понимал, что и остепеняться никто не собирается, и Мишка с Андреем как трахались, так и трахаются. Но если и Мишку, и Андрея, и Анфису всё устраивает (и Мишка с Анфисой женятся, и Андрей свидетелем быть согласился), значит, всё хорошо, так? Вон Лёшку Мишка тоже за Анфису убивать не стал. Про коммуну задвигал. А хорошо бы — позволил себе немножко помечтать Лёшка, глядя на новобрачных. Коммуна эта «для своих». Для Мишки, Анфисы, Андрея… и для него, Лёшки. И для всех остальных, кто «свой». Ведь здорово было бы. Но коммуной они заживут едва ли. И вообще — если Андрей в жизнь Мишки и Анфисы вписывается как раньше, то Лёшка… Нет, как брат и друг семьи, само собой, вписывается. Но то, как Мишка тогда утром на кухне, после пьянки, был, казалось, вообще рад, что Лёшка с Анфисой… Теперь-то, когда поженились, вряд ли рад будет. Да и Анфиса — кто сказал, что хотела бы? После того раза она Лёшке, конечно, улыбалась, в щёку целовала — но и только. Не предлагала ведь… повторить. Лёшка мысленно отругал себя за то, что снова мечтает теперь уже не о девушке, а о законной жене брата, и напомнил себе, что должен желать им счастья. Ну, и если самую чуточку остепенятся (хотя бы в плане героина — может быть, вообще бросят), то это ведь хорошо. И их любовный треугольник с Князем — уж точно не Лёшкино дело. У них ведь треугольник, а не квадрат, правда?..***
— Миш, пошли со мной, а?.. Ну Мишут… ну пошли… Сегодня группы и Мишки, и Лёшки (да, у Лёшки уже была собственная группа, и он считал, что имеет полное право этим гордиться) выступали в одном клубе. Точнее, «Кукрыниксы» уже выступили, а «Король и Шут» — ещё нет. Лёшка отставил недопитую бутылку пива и прислушался. Голос Анфисы доносился из коридора, соединяющего их импровизированные гримёрки и прочие подсобные помещения, — и, судя по всему, что-то у них с Мишкой не ладилось. Может, это, конечно, и не его дело, но Лёшка всё же встал, сделал несколько шагов к приоткрытой двери и осторожно выглянул. Анфиса тянула Мишку за собой, улыбалась ему, кокетливо стреляла глазками — а тот откровенно упирался и, кажется, еле сдерживался, чтобы не выдернуть руку. — Миш, ну пошли, я тут одну подсобку нашла… потискаемся… — Дома не натискалась? — буркнул Мишка, отводя от Анфисы глаза. — Не хочу… да и выступать скоро… — Да ещё не скоро, успеем! Пошли, ну чего ты не хочешь?.. Анфиса повернулась к Мишке лицом, привстала на цыпочки, обвила его руками за шею. Лёшка понимал, что ему стоит перестать смотреть и вообще закрыть дверь, — но почему-то продолжал подглядывать, хотя сегодня пьяным точно не был. — Не хочу и всё, — проворчал Мишка, упрямо избегая встречаться с Анфисой взглядом. — Не… не стоит. — Ах, не стои-и-ит! Анфиса отступила от Мишки на полшага и зло сощурилась. Лёшка невольно подумал, что такой её прежде не видел, — но с другой стороны, он ведь и их с Мишкой ссору слышал только один раз. Тогда… из-за него. — И почему же, интересно, у тебя не стоит? — голос Анфисы грозил сорваться на визг — как в то приснопамятное утро. — Может, потому что пять минут назад уже кончил? — Каких пять минут, ты чё, ты… — Ну не пять, так десять! С Князем своим любимым уединялся, он потом челюстью двигал, губы при всех облизывал — я что, не понимаю, что отсосал?! Хорошо, наверно, умеет, да? Вон как на сцене рот на микрофон разевает — на твоём хуе научился, ясное дело… а тебе и нравится, я, небось, так, как он, не умею… — Да ты!.. Мишка схватил Анфису за оба запястья, и она громко вскрикнула. Наверное, больно сжал. Хорошо, что в коридоре больше никого не было. Или, наоборот, плохо? А ему, Лёшке, стоит вмешаться? Или если вмешается, станет только хуже? А если не вмешаться — хоть бы, блин, не подрались. И Мишка-то ладно, ничего с ним не случится — хотя с другой стороны, с каким-нибудь следом от пощёчины на сцену выходить тоже не очень хорошо, — а вот за Анфису Лёшка боялся больше. Ну, она всё-таки девчонка… да и вообще — Мишка, конечно, прежде на девчонок ни разу руку не поднимал (вроде бы… не дерутся же они с Анфисой дома, пока никто не видит?..), но если вдруг что, то силы явно неравны. — Ревновать надумала? — Мишка заговорил глухо, в голосе послышалось низкое горловое рычание — тоже как в то утро. — Смотрите-ка, как заговорила… Раньше всё устраивало, а теперь? Я тебя, блядь, мало ебу? — Миша, Миша, прости, я не хотела… Анфиса всхлипнула. Мишка резко отпустил её, сделал шаг назад, но она снова обхватила его за шею. — Миш, да я же не к тому, ну? Я и не к тому, чтоб потискаться, у меня просто… ну, у меня ещё с собой есть, давай догонимся?.. Вот чёрт. Героин. Опять героин. — Нет… нет, — Мишка явно колебался — гораздо сильнее, чем минуту назад. — Мы и так уже… говорю ж, мне на сцену скоро… буду в невменозе — придётся Андрею одному отдуваться… — Ну и ладно, ну и справится! Рот пошире разинет — все бабы и мужики его будут… Что, не так, не так?! У Мишки на щеках проступили красные пятна, и Лёшке показалось, что на этот раз он собирается схватить Анфису не за запястья, а за шею. Наплевав на все возможные последствия своего вмешательства, он выскочил в коридор и выпалил: — Ребята, а я тут… вас случайно услышал. Анфис, пошли, пива выпьем? А то Мише правда выступать скоро, как же на сцене и без него… а вы дома договорите… Анфиса несколько раз быстро перевела взгляд с Мишки на Лёшку и обратно. Лёшка улыбнулся как можно более обаятельно и невинно — и она вдруг улыбнулась в ответ. — А пошли! — это снова была та Анфиса, которую Лёшка хорошо знал, — как будто они с Мишкой и не собачились минуту назад. — А то Миша так за-а-анят… Миш, я пойду с Лёшей, да? — Угу, — мотнул головой Мишка; взгляд у него слегка блуждал, и, как показалось Лёшке, он отчасти жалел, что отказался «догнаться». — Иди. — Точно? — на всякий случай уточнил у брата Лёшка, в то время как Анфиса уже повисла на нём, обхватив одной рукой за шею. И это, конечно, было чертовски приятно, но хорошие отношения с Мишкой для Лёшки всё-таки были в приоритете. — Точно, — Мишка резко встряхнулся, как большой зверь, и тоже улыбнулся своей обычной улыбкой. — Все свои, ну. Лёшка с Анфисой выпили по бутылке пива (точнее, Лёшка выпил полторы — ту, что не допил прежде, и ещё одну), выкурили по паре сигарет, поболтали о чём-то незначительном, пошутили, посмеялись. Ссоры Анфисы с Мишкой, которую Лёшка кинулся разруливать, будто бы и не было, Анфиса выглядела привычно весёлой и беспечной — а значит, всё к лучшему. Дружеские посиделки, да? Дружеские… семейные… братские… — Лёш, пошли, я тебе одно место покажу? — внезапно спросила Анфиса, резко давя окурок в пепельнице, и Лёшка почувствовал, как к щекам прилила кровь. И не только к щекам. Вот чёрт. Почему-то он сразу понял, что речь о той самой подсобке, куда Анфиса звала и так и не сумела зазвать Мишку. — Пошли, — ставя на стол пустую пивную бутылку, сказал он и на всякий случай уточнил: — Миша точно против не будет? — А чего ему быть против? — Анфиса хмыкнула и скорчила гримаску. — Он же сам сказал, что занят, ты слышал, да, слышал? И что все свои. Ну, и всё. — Анфиса, ты не обижайся, — Лёшка уже шёл вслед за Анфисой, тянувшей его за руку, как совсем недавно Мишку, но говорить всё равно продолжал. Всё-таки сегодня он был недостаточно пьян, а недоразумений и тем более ссор с Мишкой не хотелось совершенно. — Ты просто пойми, он же мой брат… Анфиса хихикнула, открыла оказавшуюся совсем недалеко дверь искомой подсобки, втолкнула туда Лёшку и зашла сама. Прикрыла дверь, щёлкнула выключателем, включая свет. — А в прошлый раз тебе было всё равно, что он твой брат… Что, скажешь, нет? Я же по-о-омню… Я тебя правда тогда за него приняла… сначала… потом поняла… ну и ничего, мне понравилось… Лёш, ты же меня правда тогда спас, я же не врала, я Мише правду сказала… Анфиса обняла его за шею — тоже совсем как Мишку, — и шагнула ближе, почти прижимаясь. Сильнее запахло смесью пива, сигарет и сладковато-пряных духов — почему-то жутко возбуждающей. — В прошлый раз я пьяный совсем был, — Лёшка поднял руку и провёл ладонью по тёмному шёлку её волос — чёрт, как же приятно… — Анфис, я очень хочу, я… Губы Анфисы вздрогнули. В глазах заблестели слёзы. — Ну давай, скажи, что хочешь, но не можешь, — сердито зашипела она. — У Мишки на Андрея его стоит больше, чем на меня, а у тебя на кого? Тоже на мужика или бабу красивее меня нашёл? Уже не самая лучшая — или раньше после брата не было зазорно пользовать, а теперь да? — Анфиса, ну что ты… Анфиса убрала руки с его плеч и дёрнулась к двери, но схватиться за ручку не успела — Лёшка поймал её за талию и дёрнул обратно к себе, невольно впечатывая всем телом. Чёрт. Сейчас она точно поймёт, что у него стоит. — Пусти, — буркнула Анфиса, но вырваться не пыталась совершенно. — Я пойду. Все вы… — Нет, не все, — Лёшка сжал её тонкую талию увереннее и просунул одну ладонь под свитерок — добраться бы скорее до кожи… — И не… Анфис, Мишка тебя любит. Просто… А, ладно, — он мотнул головой, увидев в глазах Анфисы предупреждающий блеск — не ври, дескать. — Пофиг. Чего мне за него говорить? Он сам тебе скажет, что захочет. А я… я тебя хочу. Да я после того раза только о том и думал, как бы повторить! Последние слова он выпалил помимо воли, но совершенно искренне. Действие они возымели самое положительное — Анфиса от души рассмеялась. — Вот и повторим! Что, с братом боишься поссориться? Да не бойся, правильно ты говоришь — пофиг, пофиг… пофиг ему! Иди сюда, ну… — Ему не пофиг, — всё же сказал Лёшка, уже внаглую задирая свитер Анфисы и всё теснее прижимая её к себе. — Просто — помнишь, что он сказал? Все свои. У нас эта… коммуна… для своих… Анфиса, кажется, хотела что-то возразить, и Лёшка поспешил запечатать ей рот поцелуем. Мельком подумал, что трахаться они уже трахались, а вот целуются впервые — и целоваться с ней круто. А трахнуться после поцелуя будет лучше всего… — Лёш, слышишь? — Анфиса уже щёлкнула пряжкой его ремня, но вдруг замерла, заглянула в глаза. — А хочешь… может, ты хочешь? Я Мише предлагала догнаться… — Героин? — не выдержав, прямо спросил Лёшка. — Ну… да. Да ты не бойся, там немного совсем, так, побалуемся… — Нет, — Лёшка резко и уверенно мотнул головой и почувствовал себя героем, совершающим ещё одно доброе дело — не дающим Анфисе, и так явно находящейся под кайфом, вмазаться повторно. — Не хочу. Мне и так кайфово, — быстро добавил он, увидев мелькнувшую в глазах Анфисы обиду. — И тебе не надо… сейчас больше не надо, да? Тебе же и так хорошо… а я ещё лучше сделаю… Он снова, как и в прошлый раз, понижал голос до бархатного, убеждающего мурлыканья — я всё знаю, я всё контролирую, мне виднее, как сделать тебе хорошо. И снова это подействовало — Анфиса улыбнулась, провела языком по губам, взглянула на стоявший за её спиной невысокий стол какого-то чуть ли не дореволюционного вида и, подтянувшись на руках, изящным прыжком уселась на него. — Лю-ю-юбишь быть главным, — протянула она, глядя, как Лёшка наконец закрывает на щеколду дверь (хорошо, что до сих пор никому не пришло в голову сюда ввалиться). — Да? — Люблю, — подтвердил Лёшка и уже шагнул к ней, но тут вспомнил ещё об одном. — Выключить свет? Если хочешь, можешь Мишу представлять… как тогда… На самом деле, ему совершенно не хотелось, чтобы Анфиса сейчас представляла Мишку. Но вот сделать ей хорошо, по-настоящему хорошо — хотелось очень. — Не выключай. Никого представлять не хочу, — Анфиса дёрнула головой, резко стянула свой и так задранный до груди свитер и отбросила его в сторону. — И не смогу. Ты — это ты… Сам? — она потянулась к застёжке лифчика. — Или мне?.. — Сам, — Лёшка перехватил руки Анфисы, положил себе на плечи и развёл её ноги шире, устраиваясь между них. — Я всё сам. После того, как выступили уже все — и «Кукрыниксы» вместе с «Королём и Шутом» собирались к кому-то на квартиру, вместе отпраздновать, — Лёшку неожиданно поймал и отвёл в сторону Князь. — Спасибо, что Анфиску от Михи увёл, — шепнул он ему вполголоса. — Я знаю. Лёшка на секунду даже задумался, о чём именно Андрей знает. О… неужели обо всём?.. О том, что они с Анфисой… о том, что он Анфису… мог ли Мишка Андрею рассказать? Пожалуй, да. Кому другому — нет, а вот Андрею — точно мог бы. И догадывается ли Андрей, что сегодня они тоже… Мишка-то, наверно, догадывается. А может, уже и знает — от Анфисы. Но если не ревнует — все свои, анархистская коммуна, что там ещё, — то это главное. И вообще — мелькнула у Лёшки мыслишка, которую он тут же постарался затолкать на самое дно сознания. С чего бы Мишке Анфису ревновать? Сам вон… с Андреем. А Анфисе, между прочим, тоже утешение нужно. Лёшка поспешил мысленно одёрнуть себя, запрещая думать о брате плохо. Всё у них всех хорошо. И все свои. И это… ну, в общем — нечего ему, Лёшке, лезть не в свои углы их любовного квадрата. — А чего спасибо-то? — Лёшка повернулся к Князю и улыбнулся. Хотелось подколоть: «Что, дал вам с ним спокойно вдвоём побыть?», но для подобных шуток они с Андреем были всё-таки недостаточно близки. — Того, — Князь в ответ не улыбнулся — и даже нахмурился. — Плохо она на него влияет. Да ты уже заметил, наверное. Лёшка тоже посерьёзнел. Андрей явно имел в виду героин — и возразить ему было нечего. Раньше ведь Мишка правда… ну, просто баловался. Иногда. До того, как сошёлся с Анфисой. А теперь — такое ощущение, что всё чаще. И она тоже — раньше вроде не принимала вообще (ну, героин точно не принимала), а теперь и сама постоянно «догнаться» хочет, и Мишку уговаривает… — Заметил, — подтвердил Лёшка и, не удержавшись, добавил что думал: — Может… может, и он на неё. — Угу, — Андрей кивнул и всё-таки улыбнулся — впрочем, весёлой эта улыбка не была. — Может, им и жениться не стоило, а? Да и вообще сходиться… — Ну не разводить же мы их будем, — хмыкнул Лёшка, всё больше чувствуя абсурдность ситуации — учитывая отношения между всеми в их… квадрате. Вспомнилось, как он сам думал, что зря Анфиса сразу запала не на него, а на Мишку, — так бы и на хмурый не подсела, и с Князем делить бы не пришлось, — и эту мысль Лёшка тоже постарался упрятать куда подальше. — Не будем… наверное, — Андрей опять нахмурился — так, словно ему уже случалось обдумывать, не стоит ли развести Мишку с Анфисой. — И я это… понимаю, что всё равно вместе живут, всё такое… но — чем меньше наедине будут, тем лучше. И перед выступлением… незачем Михе оно. Ты же понимаешь? Лёшке на миг даже показалось, что Князь сейчас спросит, как Мишка: «Понимаешь, да?». — Понимаю, — кивнул он и вздохнул. — Вот… А, ладно, выше нос! В общем, отвлёк ты её — и спасибо. И дальше так делай, — Андрей перестал хмуриться и улыбнулся уже своей обычной, солнечной и заразительной улыбкой, — если получаться будет. — Обязательно, — пообещал Лёшка и улыбнулся в ответ.***
…И когда у них всех снова случились совместные посиделки, Лёшка при первой же возможности подмигнул Анфисе, и они тихонько улизнули в одну из задних комнат. Мишка (в очередной раз заливавший всем вокруг про анархию) этого, кажется, вообще не заметил — или заметил, но ему действительно было пофиг, — а вот Андрей заметил и одобрительно показал Лёшке большой палец. Все свои. И всё у них будет хорошо.