Стрелка компаса всегда указывает на север

      Моя никчёмная жизнь была полна пустых обещаний.       Защищу!

      Помогу!

Вылечу...       Какая глупость!       Не было ничего важнее, чем стать сильнее.       — Я убью любого на своём пути!       ведь…       Если не стану сильнее, мне не сбежать с украденным кошельком.       Если не стану сильнее, то не одолею тех, кто захочет со мной поквитаться.       Если не стану сильнее, я буду осуждён и наказан.       Если… если…                         если…?       — Грязный щенок!       — Богомерзкое отродье!       ... доносилось повсюду, изо всех щелей, пока меня волокли по земле, словно тряпку. Сегодня меня ровно девяносто пять раз избили плетью по спине и ногам, а за то, что я смеялся, мне ещё по физиономии понадавали раз семь. Пока я не начал харкать кровью, самураи, не жалея сил, меня били. Мой левый глаз заплыл, но я всё равно с вызовом всматривался в эти серьёзные и кислые рожи, которые с хорошо скрываемым удовольствием били плетью по лопаткам и пояснице.       Поскольку я уже не в первый раз попадаюсь, было принято решение меня «пометить». Несколько самых сильных мужчин сдерживали меня, чтобы я оказывал меньшее сопротивление, пока на моих руках выводили тёмно-синие, почти чёрные три полосы. Я слабо чувствовал боль, да и... Было как-то ровным счётом всё равно. Меня также мало волновало то, что я буду изгнан с территории Эдо. Я что — не найду другого места и человека, которого смогу обокрасть? Меня явно недооценивают!       — Ты помечен татуировками в три линии, как карманник, — прозвучал высокий мужской голос одного из господ. — При следующем нарушении мы отрубим тебе кисть.       Я сидел на коленях, связанный по рукам и ногам, перед местным магистратом. Ещё двое мужчин, что присутствовали здесь, с нескрываемым презрением смотрели на меня исподтишка, попутно что-то записывая. Я чувствовал, как просачивается их аура, полная ненависти к моему существованию. После слов господина, что сидел практически напротив меня, я рассмеялся.       — Ха-ха! АХА-ХА-ХА!       — Как смеешь ты смеяться, подлый мальчишка?! — чуть ли не вскочил со своего места господин судья, но быстро вернул себе самообладание.       Меня это рассмешило ещё больше. Была бы возможность, я бы плюнул ему прямо в лицо, но вот незадача — этот высокопоставленный выродок сидел слишком далеко от меня. Жаль растрачивать попусту ценные ресурсы.       — Да пожалуйста! — дерзко ответил я, поддавшись вперёд, и меня мгновенно окружила стража. — Лишусь рук — буду использовать ноги! Буду обшаривать карманы ногами! Да и вообще… — я снова рассмеялся, более страшно и угрожающе, чем ранее. Единственно здоровый глаз заблестел недобрым огоньком. — Чёрта с два вы меня снова поймаете!       Господин медленно покачал головой, доставая из-за пазухи закрытый бамбуковый веер и направляя его в мою сторону. Когда наши взгляды встретились, он скривился от отвращения, будто ему подсунули под нос стухшую рыбу:       — Уже не в первый раз ты попадаешься на воровстве, так ещё и смеешь дерзить после сотни ударов плетью, которые любого здоровяка бы усмирили! — он нахмурился, а я в ответ лишь презрительно фыркнул. — Ты — воистину, демоническое дитя.       «Болтай что хочешь, старик! — мысленно ответил ему я, выслушивая окончательный приговор и ожидая, когда меня поскорее отпустят. — Только и умеют, что языком чесать! А толку?..»       Когда меня отпустили, я побежал по узким улочкам старинного Эдо в сторону своего дома. В квартале, в котором я жил, процветала бедность. Не сказать, что люди здесь жили хуже крыс, но болезни и голод делали своё дело. Ребёнком я быстро освоил два правила: «Пан или пропал» и «Хочешь жить — умей вертеться». Я не был уроженцем богатой семьи. Моя мать умерла, когда я только-только родился. Мне не довелось её знать. Не думаю, что если бы она была жива, то была бы рада, что её сын промышляет воровством.       А отец...       — Хакуджи!       Я обернулся, когда меня внезапно окликнул дедушка Санго. Это был очень пожилой мужчина, который часто навещал наш дом и которого я даже уважал. Санго был учителем каллиграфии, и благодаря ему я с лёгкостью овладел искусством красивого письма. Отец мной гордился, ведь сам когда-то учился у старика, и отправил к нему в подмастерья.       Я остановился и непонимающе посмотрел на деда. Вид у него был несколько мрачный и взволнованный. Из дома вышел и его внук Такэру, который не внушал мне доверия, но я всегда терпел его только из уважения к Санго. Я подошёл к деду и косо поглядывал на его внука, который очень хотел мне что-то вякнуть, но в присутствии Санго не решался. Мои руки зачесались, но я также не решался начинать первым стычку на пустом месте.       — В чём дело, старик? — нетерпеливо спросил я, показывая всем своим видом, что очень спешу. — Некогда мне лясы с тобой точить!       Неестественно трясущиеся старческие руки потянулись к моим плечам и вцепились в них. Я внимательно смотрел в выцветшие глаза Санго, которые вот-вот готовы были заплакать. Он начал что-то невнятное бормотать себе под нос, но я не прерывал его и не призывал повторить сказанное ранее, а просто слушал.       — Когда твой бедный отец услышал, что тебя снова арестовали, Хакуджи...— он громко и жалобно всхлипнул, а в моей голове образовалась пустота. Я замер. — Он повесился!                         Помер!       Стрелой пролетело это слово в сознании, и мне показалось, что сердце на мгновение остановилось. Я не мог оторвать глаз от старика, который повис на мне и начал громко плакать:       — Мне так жаль, мальчик мой!       ... а отец мой был очень хорошим и честным человеком, как и дедушка Санго. Он любил меня, воспитывал, но из-за болезни слёг. Сначала отец просто кашлял, а затем начал кашлять кровью. Нам не хватало денег на лекарства, и я не придумал ничего лучше, чем обворовывать других. Никто нам не хотел помочь. Даже дедушка и его внук не могли — сами едва выживали, да вдобавок выхаживали больную жену и мать пятерых детей.       Я стоял, прикованный к земле, и не мог пошевелиться. Я не понимал, что чувствую в этот момент.       — Отец, оставьте его! — сухо произнёс Такэру, уводя старика Санго от меня. — Матушка ждёт!       — Как ты не понимаешь, Такэру?! — возмутился старик, но отпустил меня, вытирая слёзы и сопли, размазывая их по своему морщинистому лицу. — Ему всего одиннадцать, и он только что стал сиротой!       — Он — не наша забота, отец, — жёстоко отрезал Такэру, сопровождая отца в дом. Напоследок, он обернулся через плечо и грубо мне бросил: — Ступай домой, пацан. Там осталось предсмертное письмо. Через четверть часа постучись, и я отведу тебя к могиле твоего старика.       Соседи скрылись, а я продолжал в исступлении стоять и смотреть в пустоту. По макушке подул неприятный холодный ветер, и я впервые вздохнул с мыслью, что мне надо идти. Несмотря на то, что дома меня больше никто не ждёт. И у меня больше нет ни семьи, ни дома.       Я еле волочил ноги, не обращая внимания на окружающих. Было холодно и пустынно. Когда я переступил порог дома, то чуть не поперхнулся воздухом и успел пожалеть о том, что и вовсе не задохнулся и не умер здесь. Пахло смертью, и я кожей ощущал, как всё вокруг зачахло.       Внутреннее убранство нашего дома не отличалось богатством или каким-то средним достатком, но жить было можно.       Было.       Меньше всего я хотел оставаться здесь. Я прошёл в комнату отца и мрачно её оглядел. Пахло смертью. На протёртом татами лежал свёрток рисовой бумаги. Мои ноги словно сковали цепи, я едва отрывал их от пола, пока прошаркал в его сторону, чтобы забрать. Взяв письмо отца, я быстро принял решение покинуть стены дома, которые душили меня своей энергетикой.       Я не заметил, как схватился за грудь и стал тяжело дышать, вернувшись на улицу. Испарина выступила на лбу и медленно скатывалась по виску. Отдышавшись и успокоившись, я решил самостоятельно найти могилу отца и прочитать его письмо по дороге. Интуиция мне подсказывала, что его недалеко захоронили, и я легко смогу найти могилу без посторонней помощи.       Я уверенно шагал в сторону лесной чащи, где было обустроено самобытное крестьянское кладбище. Я шёл, доверяясь внутреннему компасу, который никогда меня не обманывал.                               «Через десять шагов на север, и там посмотрим по свежевырытым могилам, — мысленно констатировал я, периодически посматривая на небо. — Хотя бы здесь меня дождись, отец...»       К слову, я нашёл отцовскую могилу без особого труда. Почему-то для меня она выделялась очень сильно, несмотря на то, что вокруг было около десятка, если не сотни похожих друг на друга одиноких каменных могил. Я ускорил шаг, сжимая письмо в руках, а когда остановился перед могильным столбом, на котором было выцарапано знакомое имя, то рухнул на землю и горько заплакал. Я плакал несколько часов, обнимая холодный могильный камень, будто тело покойного отца.       Я готов был отдать всё, чтобы вновь его увидеть.