пересчитай звезды

      Сириус самому себе в этот час кажется взрослым. Может, оттого, что вечерний надвигающийся холод пока едва задевает его кожаную лёгкую куртку, а может, оттого, что сегодня он снова не придёт домой.       Сверкающий в сумерках Париж встречает его сигналами стоящих в пробке машин, вывесками дорогих магазинов и дешёвых клубов. Все в ненавязчивом свете, и город кажется Сириусу освящённым только за счёт сверкающих заведений. Он не видит фонарей.       Блэк проходит небольшую улочку уже второй раз — что поделать, он плохо ориентируется в чужих местах. Сейчас было бы хорошо уехать в поместье в Англии, провести там остаток августа в одиночестве, а потом добровольно вернуться в закрытый пансионат на окраине дождливого Лондона. Он бы встретил своих мальчишек с улыбкой и дорогими сладостями, которые купил на деньги мамули. Ему было бы привычно оставаться богатеньким мальчишкой в глазах других и тщательно маскировать жёлтые синяки разных форм стащенной у Лили тоналкой. Она никогда на него не злилась.       Но пока он остается здесь, во Франции, в легкой кожаной куртке, растянутой белой рубашке и чёрных солцезащитных очках. Ночью. На телефон приходит ещё несколько сообщений, но Сириус из последних сил давит внутри комок тревоги и выключает мобильник. Поместье Блэков осталось где-то намного севернее. И он хорошо преуспел в том, чтобы уехать от него как можно дальше. Сириус даже не знает в какой части города сейчас находится: он проехал остановок двадцать на пойманном такси, а потом не заплатил ни франка за поездку. И также успешно побегал от патрулирующих окрестности жандармов. Хороший вечер, насыщенный.       Руки уже начинают замерзать. И хочется зайти куда-нибудь погреться. Он оглядывается пару раз в попытках найти те места, в которые обычно заходят люди после работы, но кроме уставших пеших ничего не находит.       "Они идут домой, наверное" — невесело усмехается Сириус, потому что ему в отличии от всей этой кучи людей домой не хочется. Да, ему хочется спокойного теплого места, возможно, поспать пару часов и поесть, но лучше он замерзнет на улице, чем вернется домой к родителям. Он может стерпеть удары холодного ветра по красной коже щек, но не удары фамильных перстней матери, за то что он снова другой. За то, что он не готов ненавидеть людей ниже его по статусу, за то что не может быть серьёзным, за то что не может выбирать удобных людей для общения, за то что вырос неудобным сыном, за то что он других взглядов, других решений, другой. Чужой.       Сириус беспокойно выдыхает и пугливо оглядывается по сторонам. Эта тревога разъедает его. Вдали мерцающим светом мигает Эйфелева башня, и набережная недалеко от неё словно впитывает и поглащает этот вечерний свет в темной воде. Экран телефона показывает без семи минут десять вечера, но Сириусу хочется верить, что в такое время еще работает хоть что-то. Хочется пройтись и попытать счастье на тёплые полчаса хоть в каком-нибудь старом здании, но в тоже время Блэк не может сдвинуться, не оставив при себе страх и панику. Эта маленькая улочка стала ему почти родной за все эти минуты раздумий, да и он её проходил уже два раза на своём выдуманом пути. Это как шаткий ориентир. Это место кажется безопасным, потому что маленькие двухэтажные магазинчики напоминают ему ларьки на благотворительных ярмарках в Лондоне, куда их пускала миссис М., если они заканчивали полугодие без неудовлетворительных оценок. Там всегда можно было найти что-то забавное или полезное: старые замыленные фотоаппараты, неизвестные кассеты с выцарапанными по бокам звездочками, плетенные браслеты, потрепанные книги, бесчисленное количество свеч, значков и гитара. Сириус купил себе гитару на такой ярмарке в прошлом году. Она до сих пор хранится в комнате Римуса, и Блэк даже научил играть на ней ребят из соседнего корпуса.       В общем, у него была хорошая репутация в том месте. И сейчас, во Франции, незнакомая улица кажется таким похожей, пусть это даже лишь мысленная ассоциация, но эти обветшалые стены вселяют странный покой.        Когда его мысли чуть расплываются, он выцепляет взглядом другую фигуру. Средний рост, небрежный пучок светлых, чуть вьющихся волос, тёмный галстук на фоне горчичного делового костюма и клетчатый шопер в руках. Какая нелепость. Посреди припаркованных лакированных машин и ночного блеска эта девчушка кажется Сириусу совсем неуместной, и может потому чуть немного родной. Он смотрит как покачивающаяся фигура исчезает за поворотом, где расположился круглосуточный магазин-забегаловка и тело само тянется вперед, прямо за скрывшейся девушкой.       Холодный, тускнеющий свет падает на его лицо, как только Сириус переступает порог магазина. От такого жуткого света расплываются красивые тени: Блэк это знал ещё с детства. В его комнате было вкручено шесть таких лампочек.       Сириус оглядывается на девушку —  та набирает стандартный набор покупок. Наверное, он ошибся. Наверное, ей есть куда идти, и сейчас она оплатит покупки и выйдет, топая кедами к дому, и все дальше уходя от неуютного круглосуточного. А Сириус будет выглядеть как дурак, хоть это и заметит только он сам.       Лазанья, консервированная рыба, хлеб, крекеры и сигареты. Блэк поворачивается к ней ещё раз и смотрит. На мягкие, ещё совсем подростковые и детские черты лица, тонкие губы, подведенные бардовым карандашом. Блэк не может сдержать ухмылку и звучный полу-смех полу-рокот, который рвется из глотки от чужого вида. Она выглядит... чудесно. И Сириус никогда не видел такого яростного и смущенного взгляда одновременно. В свою сторону.       — Тебе не хватает? — шепчет он, пока кассир принимает последнего покупателя. Она кивает.       Сириус даже не знает ее имени, но отдает ей последнюю купюру на сигареты. Он даже не оборачивается на эту светленькую молодую девчонку в неуместном деловом костюме, и уж тем более не старается запомнить ее мягкое лицо и большие глаза, когда выходит из магазина. Иногда неуместные вещи делаются для того, чтобы стать важными для кого-то в будущем. Она красивая, но Сириус, наверное, ошибся.       — pourquoi tu me dis rien? — звучит голос за спиной звучный, совсем без акцента, и это заставляет его остановиться.       — je n'ai rien à dire. — отвечает Сириус. И вопреки всему забирает из теплых рук протянутую ему сигарету.       — Марлин. — она переходит на такой же чистый английский и протягивает руку.       "Ей так подходит" — мысленно выдыхает Блэк. Небрежность, красота, самостоятельность и изящная молодость.       — Сириус, — он сжимает её ладонь чуть сильнее, чем принято при знакомстве. — У тебя красивое имя, Марлин. — улыбается он.       — Спасибо, я знаю. — также солнечно отвечает она, и до Сириуса доходит: он не ошибся. Может, он слишком сильно боится одиночества, а может, она его родственная душа, кто там что разберет. Ему нравится эта Марлин: она выглядит сильной и приятной.       — Тебя где-то ждут? — спрашивает она.       "Разве что в аду" — шутит в мыслях Сириус.       — А по мне не видно?       — Как сказать, — хмыкает она. — Как думаешь, много в такой час разгуливает мальчишек в кожанках, которые будто забыли по какому адресу будет пати? И ты владеешь двумя языками. Как минимум, завтра в семь утра открываются все конторы. Можешь пройти собеседование.       — Это... очень мило, — хрипло и заливисто смеется Сириус — М-да-а. Но спасибо. Меня не ждут.       Марлин в ответ лишь пожимает плечами, будто извиняясь, за то что не угадала.       — А тебя ждут?       — Нет.       — Даже с таким набором продуктов?       — Только моя пыльная квартира.       — О... — выдыхает Сириус. — так ты торопилась домой?       — М... Да. Пойдёшь со мной? — весело подмигивает Марлин, и Блэк просто не может не отказаться.       Может, приглашать парня с которым ты знакома полчаса к себе не самая лучшая идея, но Сириус выглядит своим. И ещё он выглядит голодным и заблудившимся, даже если вырядился в модную кожанку.       Марлин идёт впереди: её широкие шаги будто меряют сухой и жёлтый от ночного света асфальт. Она вытаскивает из пиджака зажигалку и сразу протягивает Сириусу, потому что они ещё даже не зажгли сигареты.       — Спасибо, — кивает головой Блэк и сразу же передаёт вещь обратно, на секунду задерживая хватку на тёплой ладони. — Так сколько тебе лет?       — Шестнадцать, — едва слышно бормочет она и тоже поджигает сигарету. — Неподходящий возраст для спокойных прогулок в ночи, что скажешь?       Сириус качает головой.       — Мы во Франции. А я старше тебя всего на два года.       — Во Франции правит организованная преступность. А нас двоих никто не ждет. — Марлин курит быстрыми, большими затяжками и не замедляет шагов, потому и Блэку приходится не отставать.       Они поворачивают к небольшому четырехэтажному дому и заходят в подъезд. Здесь совсем темно, если не считать две небольшие лапочки, расположенные на первом этаже. Марлин вертит в руках тяжелую связку ключей, а потом щелкает замком и проходит по длинному коридору в небольшую квартиру. Снова гремит ключами — закрывает дверь.       — Проходи. — коротко приглашает Марлин. Он небрежно скидывает потрепанные кеды в прихожей, двумя руками пытаясь обхватить сумку с продуктами, а после быстрым движением кисти расплетает пучок. И Сириусу остается только завороженно смотреть на растекающиеся по стройным плечам светлые пряди. Он не знает, можно ли это клубящееся в грудной клетке чувство тепла и восхищения считать отголоском симпатии, но ему точно не хочется ставить границы между собой и Марлин выдуманной влюбленностью. Он ведь ее совсем не знает. Они проходят на кухню. Звонко щелкает кнопка электрического чайника, включается свет. Блэк осматривает квартиру неторопливо: небольшие каменные подоконники с облупленной местами белой краской, крепкие деревянные стулья-громадины с витиеватыми ножками, гирлянда в зале и парочка суккулентов у окна. Сириус находит покой в этой потрепанности интерьера, находит тепло и искренность, потому что маленькая квартира Марлин так отличается от вычурных роскошных особняков Блэков. В этой квартире есть что-то свое и семейное. Что-то, что можно назвать домом.       — У тебя неплохо тут. — кивает Сириус самому себе, пока девушка разливает теплый чай по кружкам. Он ловит на себе ее быстрый взгляд и снова улыбается. Боже, он просто не может не улыбаться в этот вечер.       — Спасибо. Это... квартира родителей. — коротко вздыхает она. И Блэк чувствует, что вопрос, который уже крутится на языке, будет лишним.       — Все в порядке? — спрашивает он вместо этого, и Марлин неубедительно кивает.       В конце концов, у них есть это мгновение. Они оба точно не в порядке, а за окном засыпает Париж. И они оба незнакомцы, которые еще будут делиться своими историями друг с другом этой ночью, выкуривая сигареты и безуспешно стараясь побороть сон. Сириус не знает, что будет завтра: обменяются ли они номерами, найдет ли его Регулус, чтобы насильно отвести к родителям или может, они вместе с Марлин спонтанно возьмут и уедут из города всего через пару часов, чтобы надышаться холодным ночным воздухом...       Через пару часов они готовят какой-то странный фруктовый салат из завалявшегося у Марлин киви и двух бананов. Получается сносно. Настенные часы в зале показывают два, мобильник Сириуса стоит на беззвучном и этот вечер, что давно перетек в ночь кажется не таким уж чужим и беспокойным.       — Мне нравится это. — шепчет Марлин. Они лежат на полу, укрытые большим махровым ковром и полупрозрачный дым, который выдыхает Марл плавно поднимается к потолку и открытой форточке. Сириус доедает остатки их фруктового салата, отчасти для того, чтобы он не стоял зря ещё пару часов, а отчасти чтобы тоже закурить вместе со знакомой. Сириус никогда бы не смог представить себя лежащим на полу в какой-то незнакомой квартире с незнакомой девчонкой рядом, которая так и не сняла чёрный галстук (и теперь он болтается на её худой шее, сливаясь с футболкой Queen), но он тут. Здесь и сейчас. Даже представлять не надо.       — Что именно нравится? — спрашивает наконец он и ставит пустую тарелку подальше от них двоих, чтобы случайно не разбить.       — Что нас связал этот вечер. Что в этот определённый момент я не знаю о тебе почти ничего, кроме имени и твоих основных детских травм, но мы находимся вместе в моей квартире и... я доверяю тебе сейчас.       Оу. О. Не то, чтобы Сириус не привык к откровениям: в Англии он часто болтал с Ремусом и... у них действительно получалось быть ближе других в разговорах. Ну, и, возможно, они могли бы быть ещё чуть ближе друг к другу, когда Сириус разберется со своей семьей и эмоциями. Но не раньше, ему и так хватает ответственности. И все таки откровения с Марл кажутся Сириусу другими: более безопасными, что-ли. Они не обязаны рассказывать что-то друг другу, они, возможно, видятся в первый и в последний раз в эту ночь. Все истории, что они расскажут друг другу, могут быть рассказаны в пустоту. И это как-то... по-другому. Они ведь другие.       Сириус громко сглатывает и поворачивается к Марлин, опираясь на локтях.       — Мне тоже нравится. Я тоже доверяю тебе сейчас.       Эти слова срываются с языка так просто и может, оттого, что они совсем не знакомы, рассказы о собственной жизни и эмоциях стекают с губ так легко, словно патока?       Сириус зажигает сигарету и все еще не отрывает взгляда от Марлин. Часы на стене бьют, показывают четыре утра, а они все еще не легли спать. Они говорили всю ночь. За окном все еще сумеречное (но не слишком) небо расплывается вперемешку с небольшими холодными облаками, а летняя листва сейчас кажется хмурой. Центр Франции ещё спит, и нет ни одной проезжающей мимо машины. Лишь порывы августовского ветра колышут листву за окном.       — Ты красивая. — внезапно роняет Сириус и не чувствует вины за свои слова, потому что впервые так свободно говорит правду. Ему свободно с белокурой Марл. Они лежат совсем рядом, прижавшись друг к дружке боками и когда Блэк говорит это, он чувствует ребрами смех отвернувшейся девушки.       — Мне поцеловать тебя? — она снова поворачивается к нему, стряхивает пепел с тлеющей сигареты куда-то в сторону и улыбается. У неё такая красивая улыбка.       — Если хочешь. — кивает Сириус и закрывает глаза.       — А может быть действительно хочу... — выдыхает Марлин и осторожно ц-е-л-у-е-т. Почти невесомо притрагивается к его губам своими, так сонно и лениво, спокойно. Свободно. Всего пару секунд она остается в том же положении, а потом завершает простой поцелуй звучным чмоком, прикусывая нижнюю губу.       Когда Сириус открывает глаза, Марл выглядит почти смущенной.       — Меня ещё никто не целовал, знаешь ли. — просто улыбается она.       — Ещё все впереди. Люди будут без ума от тебя. — также спокойно отвечает Сириус.       — Прямо как ты?       — Прямо как я. — кивает он.       Марлин выдыхает чуть спокойнее и даже кажется чуть счастливее.       — У нас нет шанса на продолжение, верно, Сириус?       — Кто знает... — отвечает он. Блэку не хочется строить и давать ложные надежды на приторно-сладкое будущее, потому что у других оно встречается не часто. И они, конечно, могли бы стать друг для друга чем-то очень ценным, даже более значимым, чем сейчас, но на это нужно время. А Сириус никогда не знает, сколько часов ему остается на свободу, прежде чем его снова запрут в золотой клетке.       — Можно задать вопрос? — пора бы уже решиться на последние откровения перед рассветом, Сириус.       — Постарайся. — отвечает Марлин.       До их первого рассвета осталось совсем немного.       — Что случилось с твоими родителями? — выдыхает Сириус. И белокурая Марл замирает.       — Это... — она прокашливается, чуть потирая горло. — Все было не так просто. Меня в тот день не было дома и... а у них был выходной. — голос у неё дрожит и Сириус уже почти жалеет, что задал этот вопрос.       — Это было внезапное нападение. Когда квартиру вскрыли, те люди в масках, наверное, подумали, что дома никого нет. Но родители были там...       — Прости, Марл. Я не хотел, правда... — пытается перебить её Блэк.       — Они были там, Сириус. Они убили их. А я была так далеко в тот день. И до сих пор жалею, что не была убита вместе с ними...       — Прости. — еще раз отвечает Сириус. — я думал, что имею право спросить.       — Все в порядке, — дрожащим голосом говорит Марлин. — я сильная. И за мной приглядывают дальние родственники. А что насчёт твоих? Они ставят запреты на общение, диктуют свои порядки, а ты отрекаешься от роли наследника, чтобы не стать им подобным?       — Верно. — кивает Сириус. — Я слишком подробно рассказывал про них, извини. Они действительно были и остаются чудовищами. Но иногда я жалею, что не могу закрыть глаза на всю эту черноту и быть тем сыном, которым они бы гордились. Но это лишь иногда.       Они говорят до шести, пока веки не становятся совсем тяжелые. Последние моменты перед ясным утром просачиваются сквозь пальцы, и сейчас так хочется узнать все, прежде чем новый день поглотит их рутиной.       Сириус слышит ещё пару звонков, приходящих на мобильник, но успешно их игнорирует, отшвыривая гаджет куда-то под кровать.       — Ты вроде сказал, что тебя нигде не ждут? — устало интересуется Марлин.       — Мать не ждет меня. Я просто нужен им в качестве красивой вещи для какого-нибудь гламурного показа. Им нужен я, который будет удобным ребёнком.       Девушка сочувственно хлопает его по плечу.       — Ты совершеннолетний. — пытается подбодрить его она, но выходит слабо.       — В моем случае совершеннолетие не спасает меня от древнего рода Блэков. Увы, Марл...       — Ничего! Дождешься моего совершеннолетия, детка? Уедем куда-нибудь подальше отсюда. — улыбается Марлин, стараясь шутить. Сириус снова ловит себя на мыслях о её красоте. Небрежность и изящество в одном флаконе.       — Дождусь, — также смеется он. — Но за билеты, чур, платишь ты.       — Я безработная!       — Я тоже! И очередная шуточная нелепая перепалка вновь накрывает их с головой.       Семь часов. Сириус получает сорок три пропущенных от матери, пятнадцать звонков от отца и два сообщения от его младшего — Регулуса.       Первое из них явно было написано Вальбургой, только с его телефона, а второе (отправлено в 04:43) гласит лаконичное: "я еду. не подводи родителей. тебя ждёт долгий разговор."       — Черт... — выдыхает Сириус. Небо за окном стремительно светлеет с каждой минутой и нарастающий шум за окном кажется беспокойным.       — Ничего. Ты справишься с ними. — хлопает его по плечу Марлин. — Ты ведь восемнадцать лет справлялся. Ты тоже сильный.       Теперь они стоят в прихожей: такие уставшие, но уже не такие незнакомцы, какими были много часов назад. Как всё таки нелепо и красиво. Сириус ещё раз смотрит на нее: на светлые распущенные волосы, на растянутую чёрную футболку с таким же потертым принтом, на её большие выразительные глаза и яркие губы. Сириус смотрит на нее и понимает, что они слишком мало успели друг другу рассказать и слишком быстро переместились из зала в длинный коридор-прихожую.       Но у него нет права остаться сейчас. Его ждёт такой же несчастный брат как и он сам, которого он не может забыть или оставить. Его ждёт ответственность и наказания, его мальчишки в Англии, хорошие и не очень моменты. И этот вечер с Марлин станет одним из них. Лучшим воспоминанием. Может быть, когда у него будет больше уверенности и сил, когда он приедет в этот город снова счастливым и гордым, он снова встретит в круглосуточном магазине нелепую девушку в горчичном деловом костюме. И если ему совсем-совсем повезет, то это будет его давно забытая Марлин. Может, он познакомит её с Лунатиком, может, пригласит к себе домой на день рождения, может-может-может... Сириус может абсолютно все после этой долгой и спокойной ночи.       — Я ещё вернусь. — спокойно отвечает Сириус и в мягко прижимается губами к её щеке. — Ты такая красивая...       — Я знаю, — все также смеется она. — Я оставлю тебе свой номер, малыш. Подожди секунду...       И восторженная девушка убегает на кухню. Сириус лишь позволяет себе расслабиться в последний раз и навсегда запечатлеть в памяти мягкое прикосновение её губ. Её шепот и смех. Дрожащий голос. Кажется, будто за один вечер она стала для него самым дорогим человеком. Заменила ему дом.       — Держи. — вырывает его из мыслей Марлин и протягивает небольшой клочок бумаги с аккуратно выведенными цифрами.       — Спасибо. — он обнимает её, на секунду задерживая кисти рук в нежных светлых прядях. — Спасибо...       Молочный рассвет окрашивает улицы Парижа в нежно-розовый, утренним лучами приветствуя тех, у кого этот день начинается со счастья. Что ж, Сириус почти счастлив. Он сам себе подарил надежду на другой мир и другое будущее. Он сам себя заставил жить.       Когда он выходит на улицу его уже ждёт невысокая фигура, облаченная во все черное — Реджи любит соблюдать традиции семьи.       — Тебе здорово влетит... — жёсткий холодный голос так напоминает голос матери, но Сириус точно знает, какой страх кроется за этим тоном. Может ли он изменить себя, если убежит от своей семьи, если оставит Регулуса один на один со всем тем, что он не смог постигнуть и исправить? Есть ли у него право думать о ком-то другом, когда его собственный брат обречен на такую же роль как и у него?       И вместо очередной язвительной шутки Блэк заключает младшего в долгие объятия.       Он оборачивается назад всего один раз, и цепким взглядом ищет фигуру Марлин среди зашторенных окон вечно сонных домов. А когда находит, то улыбается ей самой тёплой улыбкой, на которую способен. Сложенная в два раза бумажка с её номером сильно колется у сердца — спрятана в потайном кармане его кожанки. Он вернется сюда, когда у него будет другое будущее. А по приезду в Англию он обязательно позвонит родной девчонке из незнакомого города.