Берёзки

— Отчего так в России берёзки шумят?.. Отчего белоствольные всё понимают?..— Услышав совокупность тихого голоса и гармони, Вадик высунул нос на улицу. Сквозь вечернюю темень и тишину, парнишка заприметил растрёпанную макушку, на которой красовалось гнездо пшеничных волос. А из-под них, глядели на изумлённого эксперта голубые глаза, полные такого же удивления. Будто это не он пришёл посреди ночи с песнями, а к нему. Замолчал на секунду, и вот, искренне так, чисто: — Вадик… — Д-да? — И снова весёлый нетрезвый голос Павла: — От-че-го так печальные листья летят? Под рубахою… Душу… Ласкают! А-а на сердце опять горячо-горячо, и опять, и опять без ответа-а! А-а с бе-ерёзки листочек упал на плечо, он как я оторвался от веток…— И пел так горячо-горячо, словно и правда же что то чувствовал, и под рубахой ему сердце не ласкало, а жгло огнём, и так чётко, уверенно, будто ни грамма спиртного в нем не было. Но Вадик понял, что был, и далеко не один. — Павел Серге’ич… Вы человеком ошиблись…? Подите к Нине, а вообще, вы пьян. Домой идите лучше. — Он уже окно собирался закрыть, а лучше и осадок некий внутри от этой встречи, но вместо пения раздался голос. — Вадик, стой! Не надо, ты послушай… Никем я не ошибся, я к тебе шёл.— Шёл. Сильно сказано, скорее приполз в дрова, а говорить огнём хочет. — Вадик, это важно… — Ну…— Парень помялся, взглядом побегал, но окошко распахнул, облокотившись на подоконник. — Ну говорите. — Вадик, я тебя люблю.— Вот так честно и просто: — я знаю, что тебе нравится Нина, я знаю, что я женат, но в последнее время стало слишком трудно всё держать в себе. По этому я хочу, что бы ты знал хотя бы об этом. — А после, встал и ушёл. И гармошку свою оставил, и Вадику ни рукой не махнул, ни взглянул на него. Пару минут, парень смотрел на удаляющуюся фигуру, шатаясь направлявшуюся в темноту. Затем, смекнув, что сделать надо, снял длинный мешающийся халат и побежал за милиционером, прихватив с собою многострадальную гармонь. — Павел Серге’ич, Павел Серге’ич, подождите! Павел Серге’ич, один вопрос…— Блондин остановился, медленно обернувшись. — Ну валяй, Вадик.— Шатен только улыбнулся, подходя ближе. — А вы целоваться как больше любите, в губы или в щеку? — Совсем близко друг к другу они стоят, улыбаются, да в поцелуе растворяются тут же, и ладные такие вместе, как берёзки.