Через терни к бездне.

Опять разлегся, вставай! Аластор, вставай! Девчушка лет двенадцати укоризненно смотрела на десятилетнего, свернувшего в плачущий клубок мальчонку. Лора, натыкалась на соседского паренька почти каждый день, когда шла в сарай работать. Она не знала, чем так привлекает их небольшой сарайчик таких гостей, хотя нет, знала. Небольшая щель за дровами, куда мог пролезть любой мелкий засранец и стащить курицу или увести парочку свиней, плюсом было ещё и то, что взрослые сюда не суются. Отец вечно на работе и приходит только поздним вечером, из-за чего эта проклятая дыра в стене не может заделаться долгое время, а мать, что должна держать быт на себе, больна, а метод лечения специфичен, это проклятый морфий, который въелся уже в обивку мебели, вызывал у женщины только агрессию и апатию. Малышка вечно одна в этом сарае присматривает за скотом, можно считать это тихим и спокойным местом, где можно прятаться от всех проблем, иногда Лорен сама так делала, когда родители ссорились. - Ну чего ты мелкий? — Подсаживаясь, Лора заботливо вытирает лицо мальчика своим передником. — Улыбнись, улыбка так тебе идет. Тише, тише. Девчушка уже и не помнит, сколько слез она вытерла с этого смугленького лица. Громко шмыгнув носом, мальчонка прижимается, обнимая со всей силы старшую, начиная лепетать ей в плечо о проблемах, которые обрушились на маленькую голову юнца. Лора не вслушивалась в его слова, заменяя это мягкими поглаживаниями по каштановым волосам. Проблемы, казалось, они преследуют любого ребенка, который живет на ферме. Тебе с самого утра нужно батрачить в сарае, хлопотать по дому. Лора сказала, что, слава богу, у нее нет младших, за которыми нужен глаз да глаз, но полгода назад с переездом новой семьи на соседнюю ферму она обзавелась «младшеньким», конечно, за ним не нужен постоянный уход и следить, но находить плачущий комочек, коим являлся её «друг», обязывал о нем позаботиться. Признаваться не хотелось, но девочка рада хоть такой компании в этом одиноком её месте. В голову шли мысли, что она могла бросить всё хозяйство на матушку и просто пойти на соседнюю ферму, пригласив Аластора погулять, к примеру, сходить к реке, половить лягушек или же покидать камни и посчитать, сколько у кого вышло блинчиков на гладкой поверхности воды. В этих мечтах всегда присутствует ожидаемое «но», Лорен обреченно вздыхает, продолжая кивать мальчику головой, перебирая каштановые волосы. Но заключалось в её дрожащей дорогой матери, ах, она помнить, когда эта светлая и лучезарная француженка была с ней ласкова, эти теплые объятия с привкусом морфия всегда пленили юного ребенка, который хотел любви, как и сейчас. Кривя губы, Лорен сильнее прижимает мальчонку к себе, утопая в своих воспоминаниях, игнорируя мокрую ткань, неприятно липнувшую к груди. Она помнит семью Аластора так, вскользь, мужчину она не видела, но его мать, боже, эта мягкая улыбка подобно ангелу на тех фресках в церкви, которую она посещала вместе с родителями в воскресенье, а голос? Даже мама не говорила с ней ласкова, когда едкий запах морфия гулял по дому. Она помнит, как мать Аластора и сам маленький наглец пришли на порог их дома, в руках женщины была джамбалаила, у Лорен тогда текли слюнки, приведи еды, она помнит тот голодный день, тогда весь дом вонял этим смердящим морфием, а мать была настолько агрессивна, что любой шум или тихую поступь дочери воспринимала как нечто оскорбительное, сидеть в своей комнате тише мыши было вполне логичным решением, а когда заснёт, можно будет спуститься и поесть, но тут пришла эта милая женщина с едой в руках, Лорен была боготворить эту женщину, если бы отхватила кусочек еды. Но недолгим разговором появляется точенная, точна старая ветвь давно умершего дерева матери, Лорен приходится только отводить постыдно глаза, пропуская мимо ушей брань двух женщин. Обычная агрессия после наркотика или её мать ненавидела гостей, малышка не знала, но чётко помнила, что до прихода отца она совсем не ела. — Лорен! — Девчушка вздрагивает всем телом, переводя взгляд на нарушителя её спокойствия. Аластор, отпустивший свои переживания, смотрел на неё заплаканными глазами, но в них чётко виднелась злость, что девчонка опять его не слушала. — Прости, прости, моя вина. — Запричитала девчонка, попутно пытаясь придумать отговорку. — Прощаю. — Аластор довольно кивнул, сложив руки на своей груди, Лорен закатила глаза, да, не стоит забывать, что этот мальчуган тот ещё хитрый засранец. — Когда ты поедешь в город? — Лорен хитро улыбнулась, понимая, к чему клонит маленький непоседа, не особо часто, но Лорен удавалось купить уличный шашлычок из оленины, этот вкус был необычный, особенно когда питаешься только овощами и по праздникам свининой, этот вкус так взбудоражил девчушку, что она не могла поделиться таким сокровищем с Аластором, гаденько хихикая, прижимая мальца к себе, девчонка начинает трепать каштановые волосы, который начинает пищать, как загнанный зверёк. — Ооо, кто-то хочет оленьего шашлычка, да? Какой же ты всё-таки гурман! — Смех Лорен разлетается по всему сараю, пока мальчуган, который смог освободиться от плена, начинает приглаживать растрепанные волосы. Ах, Новый Орлеан, сейчас технологии идут вперед, искусство процветает, как и торговля, чем и занималась семья Лорен. Они держали небольшую лавочку во французском квартале, там, где песни и танцы переплетались в изящный тандем, завораживая любого человека, сколько себя Лорен помнит, отец не особо силен в торговле, да интереса его не вызывало, но наследство, которое перешло от его отца, мужчина решил сохранить, хотя дела вёл не особо хорошо, из-за чего малышка могла вместо отца днями сидеть за прилавком, обслуживая клиентов и просматривая учетные книги, отец был больше человеком искусства, играл на саксофоне в одном из баров французского квартала, там он и познакомился с матерью, как отец говорил: «Она пленила его своей живой искрой». Эх, вот бы Лорен увидела эту искру, она бы спрятала её в тайный карманчик её любимого передника. - Лорен! Паскудная девка, иди сюда! — Дети вздрогнули, синхронно поворачиваясь в сторону закрытой двери сарая, каждый из них боялся сделать хоть шаг или вздохнуть, они помнили, чем заканчиваются выкрики родителя. Прикусив внутреннюю часть щеки, успокаивая внутреннюю дрожь, Лорен твёрдой походкой шла к двери, готовясь не к самому лучшему исходу, да когда это после криков матери происходило что-то хорошее? - Аластор, иди домой. — Вздрогнув, мальчонка перевел напуганный взгляд с двери на девочку, которая улыбалась, слабо, в ней не было того веселья и задора, но улыбалась ему нежно, как могла. Приближаясь к дыре, Аластор только кивнул на прощанье, убираясь прочь из чужой фермы в сопровождении грязных, словно дёготь, французских слов. *** В тусклом свете керосинки под проливной дождь осени на соломенном полу сарая сидела Лорен в привычной компании маленького неугомонного Аластора, словно волчок, он кружился вокруг подруги, пытаясь в тусклом свете рассмотреть, что она делает, и вскоре жуткое любопытство было удовлетворено, в руках девочки лежала тряпичная, не до конца доделанная кукла, она не была чем-то идеальным, казалось, эту куклу нашли на помойке, так ещё собаки успели её хорошенько помять, а эти волосы, их как будто достали из слива ванны. Осев рядом с подругой, сказал: - Эта кукла похожа на твою маму, а волосы странные, бе. — Аластор скривил губы в отвращении, смотря на проделки Лоры, девчушка только закатила глаза, продолжая делать последние стяжки. — Они не странные, а настоящие, знаешь, мне потребовалось приложить много сил, чтобы это достать, проявить уважение. — Смотря в карие глаза, в которых читалось непонимание, Лора поняла, что, возможно, ей стоит поведать о неком таинстве, которое окутало Новый Орлеан. Лора, как и её отец, не были «чистыми» белыми американцами, от этого в городе всегда много проблем, наставления отца перед торговлей в лавке свежи как никогда. Если её начнут дразнить из-за цвета кожи и показывать, где её «место», она должна проявить стойкость, её могли обвинить во многом только из-за цвета, это раздражало и зарождало непонимание, за что она заслужила ненависть. Посмотрев на Ала, который был светлее её, но смугловат, она понимала, к нему навряд ли могли придраться. «Да и с таким милым личиком торговля пошла на ура». Замотав головой, Ло быстро отогнала от себя ужасные мысли, он слишком мал, чтобы втягивать его в грязь торговли Нового Орлеана. Хотя ему недавно исполнилось двенадцать, в этом возрасте Лорен начала торговать, как торговать, отец, который закрутился в бумажках, плюсом было то, что прошлый продавец ушёл с большим скандалом от безысходности, её и посадили за прилавок. Сжимая куклу сильнее, Лорен скривила губы, фигура родителя была ещё свежа в её памяти, совсем недавно, вроде год назад, она схоронила его, сильная лихорадка, температура и этот мерзкий, как сейчас, барабанный по маленькому стеклу сарайчика дождь, из-за этой проклятой погоды врачи не смогли приехать в эту глушь, в тот момент Лорен переполняло чувство злобы, она была зла на себя, что никак не могла повлиять на ситуацию, чувство бесполезности сильно охватило её тогда, но не только на себя она держала злобу, мать, ох эта точенная ветвь настолько иссохла, что, пытаясь дозвониться до врача, всё время набирала не тот номер, а если и повезло дозвониться, то язык женщины просто заплетался и ничего внятного сказать не мог. Вот так от глупости двух женщин семья лишилась кормильца, сколько слез она пролила у деревянного гроба? Этот проклятый деревянный ящик и вся похоронная процессия стоила продажи лавочки, их лавочки, как Лорен тогда истерила и кричала на мать за её решение, но сейчас всё это так размыто и так далеко, легче было только от фальшивых мыслей, что отец жив и дома, что сейчас он приготовит поесть, и они все вместе сядут за стол, сердце пронзает тонкой иглой, похожей на ту, приготовленную для ритуала, от осознания, что «этого не будет». Под боком девушка почувствовала копошения и тихое шуршание сухой соломы, переводя взгляд карих глаз, увидела, как Аластор пристроился рядом, приобнимая девушку за талию, эти оленьи глазки смотрели прямо в душу так жалобно, что в голове просилось лишь одно «хитрец», но можно ли его ругать за это? Лорен категорически не хотела лезть в воспитание мальца, да и в его проблемы уж точно, он скорее был ей компаньоном в эти краткие моменты в тихом сарае, да и эти манипуляции пригодятся в дальнейшей жизни, мешать в развитие этого навыка она не могла, так что, одарив младшего тёплой улыбкой, девушка начала. - Ох, её зовут Бриджид, пристроила у себя в конторе, а также аукнутся в это таинство. - Какое? - В этих ясных от света керосинки глазах читалось любопытство, тонкие губы Лорен лишь растянулись в улыбке, попутно в кладовую в смуглые ладошки тряпичную куклу своей матери. - Вуду, Аластор, магия силы. - Голос был тихий, который едва заглушал шум дождя за стеной. В свете одинокой лампы Лорен прижимала Аластора к себе, играясь с его руками, в которых ещё находилась кукла вуду. Тихий и мелодичный голос Лорен можно сравнить с голосом обречённой, но не теряющей надежды матери, умирающего на руках ребёнка, поющая его последнею колыбель. После смерти отца на девочку свалилось слишком много, теперь она стала кормильцем, ведь мать находится на долгом, не приносящем плодов лечении, морфий, который ей прописали врачи, должен был улучшить состояние, но вызвал привыкание и злобу на домашних. В таком состоянии она не могла работать, да и потому делать ничего не могла. Совсем обречённая от этой ситуации, Лорен могла только пасть на колени и плакать, так бы она сравнивать с матерью эти мысли отрезвляли, заставляя встать и с поднятой головой идти вперёд по улочкам Нового Орлеана, погружаясь в грязь города. Новый Орлеан — шумное место, красочное, готовое ко всему новому и необычному, за это Лорен и любила его, но в каждом ярком, как огонёк свечи, городе есть и мрак, Сторивилль. Квартал, куда стекаются мотыльки, привлечённые светом Нового Орлеана, но обожглись и богатые люди, которым тут не откажут. Для молодой девчушки, которая только стала женщиной, место было не самым благоприятным, но даже там отец сумел оставить ниточку, за которую Лорен, как отчаявшийся утопающий, хотела зацепиться. Огромный двухэтажный дом, пышущий роскошью и джазовой музыкой, был известен многим цветным людям, точнее, не дом, а сама хозяйка. Мадам Бриджид — чернокожая женщина, которая держит публичный дом. Лорен соврала бы, если бы сказала, что мадам была знаменита только этим, работая в лавке, девочка многое слышала про неё, к примеру, что она сурова и неприступна, хоть мадам ведёт такой необычный бизнес. Эти слухи шли из уст мужчин, с которыми Бриджид не хотела вступать в какой-то долгий контакт, не дольше, чем просто попить кофе на террасе дома. Но из уст женщин, которые по четвергам закупали свежее мясо, слухи были благоприятны: таинственная мадам с добрым сердцем помогает пристроиться несчастным девушкам у неё в доме, а также занимается таинствами лечения. Эта удивительная мадам сильно запала в мысли маленькой Лорен, из-за чего та крутилась около отца волчком, расспрашивая про могущественную мадам. Отец только закатывал глаза от нозолевых вопросов дочери про старую знакомую, обещая их познакомить. Лорен только хмыкает, смотря на визитку мадам Бриджит, сверяя адрес, как иронично, но её знакомство с таинственной мадам пройдёт без отца. Найти Бриджит не составляло труда, молоденькие девушки на разный вкус, увидев малышку, быстро проводили к хозяйке дома. Не сказать, что первая встреча была довольно благоприятной: кабинет встретил Лорен прокуренным воздухом вперемешку с запахом воска, который шёл от странно увешенного разными приблудами алтаря, куклы, бусы, свечи и даже кости животных — всё было увешено только знающей хозяйкой последовательности, пока Лорен всё это просматривала, хозяйка с ног до головы осмотрела незнакомку, улавливая знакомые черты почившего знакомого. — Как твоё имя? — Голос Бриджит был с прокуренной хрипотцой, но в нём присутствовали стальные нотки, напугавшие Лорен, заставляющие ту вытянуться по струнке и смотреть в чёрные, как два уголька, глаза хозяйки дома. Прикусив до крови внутреннюю часть щеки, девушка твёрдо молвила. — Лорен, мадам Бриджит. — Мадам только кивнула своим мыслям, затягиваясь сигаретой. — Прими мои соболезнования по утрате родителя. — Мне это не нужно. — Лорен ослабила плечи, но не перестала стоять твёрдо, видя, как в этих двух чёрных, как бездна, глазах промелькнуло сожаление, решила действовать. Но Бриджит опередила. — А что тебе нужно, дитя? Пришла за услугами? Так я знаю ваше бедственное положение, денег не хватит, да есть ли смысл лечить того, кто сам продал душу и был обманут? — Бриджит вскинула бровь, смотря на девочку с азартом, надеясь растревожить юное дитя и вырастить больше гнева к матери, ох, эта французская куртизанка появилась быстро, так же быстро увлекла дорогого друга в свои сети. Но Лорен помотала отрицательно головой. — Нет, мне это не нужно, мной движет другое, мадам. — Хм? И что же? — Выпуская облачко едкого дыма, мадам встала со своего кресла, приближаясь к девушке с гордо поднятой головой, она напоминала птенца, который строил из себя важную взрослую птицу, это вызывало внутренний смех. — Я хочу вернуть бизнес отца, хочу работать на вас. — Бриджид разразилась смехом, из-за чего Лорен опешала, а её фигура немного покривилась, глаза забегали в разные стороны, но то была минутная слабость, успокоившись, Лорен вытянулась по струнке, как ни в чём не бывало, смотря на женщину, выдирающую слезы от смеха, с вызовом. — Деточка, ты хоть знаешь, где оказалась? — Бриджид медленной элегантной поступью начала обходить девочку, словно зверь, готовясь вот-вот напасть. — Да, конечно, ты уже созрела для встреч, молода, но, — Бриджит встала напротив, смотря на худое тельце девушки, — ты кожа да кости, груди нет, губы тонкие, а глаза совсем невыразительные, противные, как остывший кофе поутру. Сжав ткань платья Лорен сильнее, прикусила щеку. Эти слова не были чем-то новым от матери, она никогда её слышала ничего лесного, она всегда причитала: «Почему уродилась такая уродливая девочка, почему не мальчик?» После этих слов слезы всегда накатывали на неё, только в объятиях отца она находила утешение. Но отца больше нет, как и защиты, она сама по себе с большим грузом на плечах. — Я знаю толк в учётных книгах. Знаю, как вести торговлю. — Лорен смотрела прямо в глаза Бриджит, та только лукаво улыбалась, прокручивая тлеющую сигарету в руках. — Мне нравится твой запал, довольно интересно. — Возвращаясь на своё место, Бриджит тушит сигарету в пепельнице, перебирая тонкими пальчиками бумажки. — Что ж, дам тебе испытательный срок на две недели, будешь вести книги, а также следить за девочками, чтобы с ними ничего не случилось. Знаешь, сколько козлов хотят попортить товар? Справишься? — Бриджит довольно улыбается, протягивая документы, смотря, как девочка колеблется, но Лорен понимала, что эта последняя нить её спасения, да, с нюансами, но чтобы восстановить всё побыстрее, нужно шевелиться. Ухватываясь за край документов с другой стороны, говорит: — Согласна. Вот так и начались трудные будни: полдня дома, обычные домашние дела и забота о матери, а ночь в ярком и пышущем похотью и развратом доме Бриджит. Затихая, Лорен взглянула на Алостора, кутающего в её шаль, прижимаясь ближе, по карим глазам было видно, что он держится, чтобы полностью не сомкнуть веки и не заснуть. Забрав из рук мальчика куклу, девушка продолжила. Стажировка пролетела быстро, даже без каких-то казусов, всё настолько стремительно, что Лорен совсем не помнила, как Бриджит разрешила ей присутствовать на таинствах обрядов и ходить с ней на заказы. Она помнит один такой, мадам Бриджит трудно вывести из своего дома, она любит работать оттуда, но если ей могли предложить большие деньги, беря предоплату, женщина выеживалась, но этот случай был совсем иным. Наспех собрав выездную сумочку для таких ритуалов, Лорен, спотыкаясь, спешила за мадам Бриджит, которая, только получив звонок, начала собираться, в её практике это было что-то новое. Прибыли они в самые трущобы, останавливаясь около маленького ветхого домика, подходя к двери, Лорен могла поклясться, что слышала тихое пение, такое тихое, что шум улиц своей суетой мог легко перебить эту чарующую песню, но, на удивление, узкая улица трущоб на удивление была тихой и мрачной. Обстановка в доме была ожидаемой, всё грязное и облезлое, где-то стоит поломанная мебель, а из дальней комнаты доносилось чарующее пение, последовав за хмурой мадам, Лорен узрела всю эту загадочную картину. В тёмной комнате, где единственным источником света было маленькое окно, в куче застиранного постельного белья сидела женщина, покачивая ребёнка на руках, тогда Лорен и догадалась, что пели. Колыбель, но её пели не той нежностью и любовью, которая была принята, а с тоской и скорбью, ощущением того, что вот чуть-чуть и костлявые руки потянутся к ребёнку. В заплаканных глазах матери Лорен видела только отчаяние и надежду на своих гостей. Бриджит не теряла времени, руководя Лорен, чтобы та расставила всё в правильной последовательности, женщина приступила за ритуал, куча свечей и трав, казалось, должны были пропитать комнату своим запахом, но единственное, что девочка чувствовала, это холодный запах смерти. Щелканье зажигалки заставило Лорен вздрогнуть и перевести взгляд на тучную мадам Бриджит. Новый Орлеан встречал их рассветом, ласково лаская их лики, они пробыли там целую ночь, но ничего не помогло, ребёнок скончался, мадам приняла на себя весь гнев матери от потери ребёнка, на душе было тоскливо не за мать, потерявшая ребёнка, а за мадам, которая всеми силами хотела помочь, но их обругали и выгнали. Это вызывало гнев, как можно быть такой неблагодарной! — Мадам? — Что, тыковка? — Лорен покраснела, отводя от женщины взгляд, после года совместной работы женщины наедине называла её ласковыми прозвищами, это сильно подкупало юную душу. — Почему вы ей помогли, хочу заметить, бесплатно! И этот её гнев — это отвратительно! — Лорен сильнее сжимала походную сумку, негодуя, мадам была щедра, но её не приняли, женщина только потрепала чёрные волосы малышки, затягиваясь сигаретой. — Не в деньгах суть, — выдыхая клубок серого дыма, Бриджит смотрела прямо на только просыпающийся город. — Наши ритуалы используются для силы, власти и денег, но раньше было не так. Вуду — эта сильная магия, которая спасала многих наших от смерти, даже белые ходили к нам за лечением от смертельных недугов, но наша жадность сущего заставила богов питаться кровью и просить большего. Возможно, моя жадность погубила того ребёнка. — В чёрных, как два уголька, глазах за столько лет появились слезы горечи, чувство вины полностью захватило бы мадам, если бы Лорен не выскочила перед госпожой. - Мадам, не говорите так! - Лорен говорила решительно, не сомневаясь в своих словах. - Вы самая добрая мадам, которую я знаю! Вы помогли мне, хотя могли этого не делать! Оставили бы там около ворот своего дома или отдали на съедение тем мужчинам, которые посещают ваш дом каждый день! Ло была готова продолжать свою тираду, если громкий смех мадам не осек её, женщина приобняла малышку за плечо, идя с ней, поступь мадам стала такой же лёгкой и грациозной, как раньше. - Ах, малышка Лорен! Мне нужно показать тебе одно увлекательное место, я убедилась в твоём запале. Лорен затихла, смотря на закутавшегося и сопящего под боком Аластора, пройдясь по каштановым волосам, Лорен перевернула мальчонку так, что он устроился на её груди, а сама она оперлась на деревянную поверхность, закрывая глаза.