Глава 4. Карл
28 февраля 2024 г. в 15:04
У Карла Галлагера было в жизни два человека, на которых он мог полностью положиться — его старшие братья. Фиона, конечно, тоже, но Карл с детства воспринимал её больше как мать; она никогда не знала и о половине хуйни, которая с ним происходила. Не она ошарашила его новостью о том, что девушка ему изменяет, объяснив — через осторожные запинки, неловкую тишину и брутальную честность — что он не мог передать девушке гонорею, если сам ей не болел. Не она накачивала его транквилизаторами в скорой, чтобы помочь ему удержаться от стояка, когда он сделал обрезание. И — она не здесь. Это… хорошо для неё. Карл счастлив, если она счастлива. Это правда; Господь свидетель, она заслужила свой билет в один конец. Но она не здесь, она непостоянна. В отличие от его братьев.
Две опоры в хаосе его жизни. Особенно Йен. Лип периодически теряется, слишком запутывается в собственном дерьме, что обращать внимание на то, что происходит вокруг него. Но Йен? Йен охуенно стабилен. Карл знает, что больше никто так не думает; он видит, как братья и сёстры ходят вокруг Йена на цыпочках порой. Но по мнению Карла, Йен — самый крутой человек на свете. Этот парень украл военный вертолёт, ради всего святого! И пусть ему не удалось довести дело до конца, и его это заставила сделать мания, но всё-таки. Это пиздец как круто.
Карлу кажется, что из них всех Йену лучше остальных удаётся держать свою жизнь под контролем. И уж точно он старается больше всех. Он видел Йена разбитым больше раз, чем может сосчитать, но этот паршивец всегда умудрялся снова встать на ноги. Большинство людей, включая его родных, смотрят на Йена и видят тикающую бомбу. Карл видит устойчивую точку. Он никогда в жизни не ходил около Йена на цыпочках. Точно как Микки Милкович.
Микки обращается с Йеном также безжалостно, как когда они были детьми — может быть, немного мягче сейчас. Микки похуй на болезнь Йена, к ужасу, скажем, Дебби, но Карл-то видит, как Йен расслабляется, когда Микки выдаёт что-то такое. Как будто он благодарен, что даже самая тёмная, самая пугающая часть его не может противостоять этой природной, потрясающей динамике их с мужем отношений.
Микки не психует, когда у Йена очередной эпизод — он даёт ему пинка, когда начинается мания, тащит в клинику пересмотреть лекарства и заставляет его попуститься; и он делает всё необходимое, когда у Йена депрессия. Микки не ведёт себя с Йеном как-то по-особенному, потому что он тоже видит, насколько Йен чертовски цельный.
Карл обожает Микки. Он любит то, как Микки любит его брата; и он в восторге от того, насколько Микки ёбнутый. Они похожи как две капли воды, и Карл хотел бы быть чуть старше, чтобы у него была возможность тусить с Микки, когда он был мелким. Они бы перевернули весь Саус-сайд.
Микки тоже очень стабильный. Он стал ещё одной постоянной в переменном мире Карла. Третья опора. Наглухо ёбнутая опора, которой абсолютно похуй на то, что Карл такой же отбитый.
Так что, когда он несётся по улицам Чикаго, нарушая буквально каждое из существующих правил дорожного движения, и Йен говорит: «У него проблемы с сердцем», — Карл психует. Он сходит с ума внутренне, потому что Лип тут уже достаточно всем подействовал на нервы, — хотя, на самом деле, что в этом такого? Но тут Лип наконец берёт себя в руки. Он говорит: «Жми», и Карлу очень хочется его придушить, учитывая, что последние десять минут на него орали именно потому, что он это самое и делал.
Он слушается, впрочем. Он жмёт. Он и не планировал затормаживать. Он в душе не ебёт, что это значит, — «проблемы с сердцем», — ясно только, что ничего хорошего. И чем быстрее они доберутся, тем скорее Йен объяснит им это.
Но Йен ничего не объясняет, когда они, наконец, доезжают. Он говорит что-то на медицинском, типа, «пароксизмальная фибрилляция предсердий», что бы, блядь, это ни значило; рассказывает врачам медицинскую историю Микки в терминах, которых ни Карл, ни Лип не понимают, и заполняет все бланки, которые ему подсовывают. А когда с этим покончено, он падает в кресло в зоне ожидания, уперев локти в колени и положив голову на руки. Он нервно постукивает ногой, глядя невидящими глазами в пространство.
Карл никогда не ходил вокруг Йена на цыпочках, но сейчас он делает именно это. Он не знает, как быть с этой версией его брата. Йен в мании? Да ему даже нравится этот парень. Йен в депрессии? Разумеется. Но вот это… тревожное безобразие? Он даже не знает, как с ним говорить. Хотя Лип, похоже, знает, что делать. Он садится сбоку от Йена и кивает Карлу на пустое кресло с другой стороны. Карл слушается. Лип обнимает Йена за плечи, его рука там выглядит так правильно. Стабильно. Братья Карла — стабильные.
— Объясни нам, что происходит, — говорит Лип. — Позволь нам помочь.
Йен смотрит на Липа, глаза покрасневшие и потерянные.
— У него врождённая аритмия, — наконец произносит он, как будто это должно иметь какой-то смысл. По крайней мере, Карл всё ещё нихуя не понимает.
Голос Йена тихий и хриплый, как будто он рыдал, хотя на самом деле он не проронил ни слезинки (и слава Богу, блядь, потому что Карл не выносит слёз).
— Она впервые дала о себе знать, когда мы были детьми. Он просто… мы шли домой из Кэш-н-Грэб вечером, и он просто… упал. Без предупреждения.
— Типа как сегодня? — спрашивает Лип, и его голос звучит слишком мягко по сравнению с прерывистыми интонациями Йена. Тот кивает. И Карл ничего про болезнь не спрашивает, потому что, ну, а хули тут спросишь? Всё равно нихуя непонятно. Он говорит:
— И он так и гонял все эти годы? Я видел, как Микки делал такую хуйню… ни один сердечник бы так не смог.
Уголок губ Йена слегка приподнимается, и Карл на секунду чувствует себя победителем.
— Это не настолько серьёзно, — говорит Йен.
Лип хмыкает.
— Достаточно серьёзно, как по мне.
Йен качает головой:
— Нет. По большей части это можно контролировать. Он… — он устало прикрывает руками лицо и вздыхает в ладони, прежде чем опустить их. — Он принимает таблетки. Кроверазжижающие, чтобы снизить риск тромбоза, бета-блокаторы, чтобы снизить нагрузку на сердце… Вот эта вся хуйня.
«Вот эта вся хуйня» буквально ничего не значит для Карла, но он не придирается. Он на сто процентов уверен, что ничего не понял бы и из более подробного объяснения.
— Его врач прописал ему что-то вроде карманного набора.
— И что это за хуйня? — вырывается у Карла.
Йен вздыхает так, словно каждое следующее слово придавливает его к земле.
— Это одноразовый комплект таблеток на экстренный случай, если симптомы усиливаются. Они дают это пациентам, у которых приступы нерегулярные.
— Почему он их тогда не принял, после того, как ему плохо стало? — спрашивает Лип.
Йен снова качает головой. Движения медленные и словно тяжёлые.
— С таким сильным приступом бы не сработало. Этого было бы недостаточно.
Повисает тишина, такая плотная, что, кажется, её можно потрогать. Карл уже всю голову сломал в поисках слов, которые могли бы помочь, но ничего не приходит. Он слишком не врубается, чтобы задавать вопросы, которые бы имели смысл. Лип прокашливается и, видимо, выстраивает в голове что-то связное из всех этих обрывков информации.
— Как думаешь, что это сегодня было?
И Йен стабильный, такой стабильный, но его руки трясутся, так что ему приходится сцепить пальцы, чтобы остановить дрожь.
— Если б я, блядь, знал, — признает он, и голос дрожит, когда он опускает голову, упираясь взглядом в пол. — Может, таблетки нужно пересмотреть. Может… ещё что-то.
Карлу это вообще не нравится. Ему не нравится, что слова, произнесённые Йеном, поселяют что-то холодное и противное в желудке.
— Типа чего? Он умрёт?
Йен издаёт придушенный звук. Лип смотрит на Карла через его голову.
— Господи, Карл.
— Да я просто спросил, — защищается Карл.
Всё, чего он хочет — это услышать «нет». Нет, Микки не умирает. Нет, нет никаких осложнений с этой его как-там-эта-штука-называется, опасных для жизни, не будет. Он хочет услышать «да». Да, Микки будет в порядке.
Но Йен ничего не говорит. Он сидит, смотрит в пол и молчит.
Лип сжимает его плечи и прижимает лоб к затылку Йена, шепчет:
— Всё будет в порядке.
Карл пытается ему поверить.