Бог в каждом из нас

      Этот мост — последний. Последний рубеж. Больше через глубокую и кишащую рыбами-мутантами реку никак не перебраться. Я стою на втором из трех лестничных пролетов, на противоположной от поселения стороне реки. Вокруг меня еще несколько десятков солдат. Кто-то занял позиции вдоль дороги, а кто-то за бетонными блоками прямо на переправе, а по округе расставлены группы наблюдателей.       Все парусот метров моста, что позади меня, усыпан минами, ловушками и пулеметными точками. Насколько это нам поможет? Ни малейшего понятия… Те немногочисленные выжившие, которым повезло сохранить жизнь после встречи с этим существом и добраться до помощи, описывают его по-разному. Но в основном все сходятся в одном: это неестественно крупное животное, скорее всего млекопитающее, покрытое густой серо-коричневой шерстью, которую, кажется, даже пули не пробивают. Перемещается оно на четырех лапах, очень быстро и, при необходимости, абсолютно бесшумно. Ночью, в белом свете луны, оно выходит на охоту. Кажется, что его глаза не отражают, а, наоборот, источают хищный и, наполненный безжалостностью и жестокостью, кроваво-красный свет. Огромные клыки, словно двуручные мечи атлантов, и острые как бритва полуметровые когти не оставляют ни малейшего шанса тем, кто уже оказался в его смертельной хватке. От его рыка лопаются барабанные перепонки, трескаются стекла в противогазах и машинах. А его дыхание настолько горячее и тяжелое, будто исходит из самого сердца преисподней, изрыгая нечистую силу в наш мир и разгоняя ее среди наш душ в форме страха. Но, в это же время, оно рычит и даже принюхивается, когда до нее доносится запах добычи, а значит оно дышит, а все те, кто был пойман — были съедены. Это значит, что оно живое. Как и мы, оно состоит из крови и плоти, и даже ест похожую еду. А ко всему живому, рано или поздно, приходит смерть.       Я, конечно, был не прав, когда сказал, что выжившим после встречи с монстром повезло. Наши отряды находили их случайно, лишь пару раз изувеченные люди могли передать свое место положение по радио. Мы, конечно, оказывали им всю возможную и доступную помощь, но то, что с ними происходит сейчас — сущий кошмар. Лишь одному человеку каким-то чудом удалось сохранить все свои конечности и даже не получить серьезных травм, а вот здравый рассудок не сохранил никто.       Так говорит Денис Евгеньевич — учитель в нашей школе. До того, как мир рухнул он работал психиатром, сейчас учит детей читать и писать и паралельно приглядывает за выжившими. Говорит, что подобное случается с людьми, которые пережили сильнейший испуг. Мозг дорисовывает в памяти детали, которых нет и не было никогда, чтобы обезопасить себя от повторной встречи с опасностью в будущем. Например, даже если причиной страха является какая-нибудь лепидоптерофобия, человек, неожиданно столкнувшийся с обыкновенной капустницей, может испугаться, в прямом смысле, до смерти. Поэтому наши защитные механизмы в голове могут дорисовать к образу бабочки хоть окровавленные клыки, хоть острое жало со смертельным ядом, хоть глупые усы с уложенной челкой. Главное, чтобы человек максимально старался избегать повторной встречи с маленькой безобидной бабочкой.       Не самое правильное сравнение, я считаю. Ведь Денис Евгеньевич не учел, что при встрече с бабочкой, от группы из нескольких взрослых вооруженных мужчин не может остаться лишь кучка костей и кровавое пятно, как бы они ее не боялись. Поэтому и сойти с ума от страха после встречи с этим существом, может каждый, а от встречи с бабочкой — очень вряд ли. А наши люди и имени родной матери не помнят после случившегося.       Кто-то считает, что верить всем ужасам, что рассказывают выжившие, не стоит. Никто из них даже не способен говорить о чем-то обыденном. То и дело по бесконечному кругу рассказывают о событиях той ночи и, кстати, почти никто не помнит всех подробностей, только не очень подробный внешний вида существа. А нападает на людей в наших краях оно уже давно. Достаточно давно, чтобы слух о нем дошел даже до самого глухого мальчишки в самом дальнем посёлке. Короче говоря, каждый выживший слышал эту историю задолго до случившегося. Историю про гигантского мутанта, который с неслыханным рёвом и адским пожаром в глазах разрывал на куски наши вооруженные отряды, которые не успели вернуться с задания до заката. Некоторые даже лично натыкались в лесу на фекалии с человеческими костями, обрывками одежды и иногда даже деталями от оружия. А наш священник — Дядя Слава, раньше в какой-то сектантской церкви служил, так вообще ухаживал за стадом оленей, что паслись на опушке прямо за лесом, голов пятьдесят, а может и больше. Однажды пришел он утром загон открыть, а по округе только рога да копыта разбросаны, и кровь кругом. А как еще человек может вообразить себе существо, которое перебило пятьдесят оленей и даже не подавилось? Вот так-то.       Только вот у Дяди Славы еще ученик был, Егор звали. С детства в очень богобоязненной семье рос, крестился до и после каждой съеденной ложки супа: Бога за еду благодарил. Во время войны сиротой остался, как и многие, в прочем. В нашей общине поселился, а Дядя Слава, увидев родную христианскую душу, «усыновил» Егора. Грамоте научил, молитвам там всяким, а главное — оказанию медицинской помощи. Много интересных книжек у него в церкви было. В шестнадцать лет Егор начал работать в госпитале, а уже в восемнадцать ходил в патрули и вылазки с нашей «Народной Милицией», в качестве санинструктора, конечно, но оружие, в случае чего, применял очень умело. И о вере своей не забывал никогда. Помолиться и благословить словом Божьим всю группу — его обязательный ритуал перед каждой вылазкой. А как иначе? Каждую ночь он даже «говорил с Богом» во сне, вот только тот ему не отвечал, Егор искренне не мог понять почему. Обиделся чтоли? Или просто бросил его и всех людей доживать свои последние годы на мертвой земле. Из-за этого, кстати, многие считали Егора не совсем разумным, но я глупым его назвать не могу.       И вот однажды в назначенное время его отряд не вернулся с вылазки, на связь не выходили. Поиски начались с восходом солнца, вот только никаких следов группы на маршруте не было. Вдруг у всех рации зашипели и раздался голос Егора, который звал на помощь по всем нашим частотам поочередно. По радиосканеру нашли его часов через восемь, с разорванной ногой, сломанным чуть ниже рёбер позвоночником и облитым, словно из ведра, кровью. Жгут-то он наложить успел, благодаря чему не истек кровью и выжил. Только жгут этот все то время затянут был… Не удалось ногу сохранить в общем.       Так вот, когда его на базу привезли, он рассказывал все то же самое, что и остальные. Про клыки, глаза и все остальное. Вот только он это совсем без страха рассказывал и без каких-либо эмоций, в то время как остальные будто срывались об этом в истерике.       Однажды был я у Дяди Славы в церкви по ремонту помогал, а Егор на своей коляске ко мне подкатывается и говорит:       — Тимур, друг. Ты только не думай, что я совсем головой двинулся.       — Ну, рассказывай, — без какой-либо надежды на нормальный диалог вздохнул я, хотя уже был удивлен тем, что он не начал разговор с клыков или когтей.       — Когда эта тварь убежала, оставив меня умирать, — начал говорить он, — «забыла, наверное», думал я, когда под кустом лежал. Хотя кровь хлестала, должна была учуять же…       — Так… — тут я окончательно понял, что это что-то новенькое, ведь раньше выжившие так связно и с какой-никакой расстановкой не разговаривали. — продолжай.       — Так вот, отключился я тогда, от боли. — продолжил он, — а она всех съела, а меня под кустом не заметила. Так это не случайно. Это он мне помог.       — Кто? — не понял я.       — Как кто? Бог, конечно, — глаза Егора смотрели будто сквозь меня, — я видел его тогда, он, наконец, поговорил со мной. Понимаешь?       — И что же он тебе сказал? — начал я подыгрывать Егору.       — Он сказал, что спасёт меня. — он улыбнулся. — но только сегодня. — улыбка ушла с его лица. — и только меня. Знаешь почему?       — Почему?       — Потому что мы, люди, уничтожили прекрасный мир, который он создал. — говорил Егор будто с чувством вины, — созданный для всех его детей, которых мы тоже уничтожили. Поэтому он бросил нас.       — Как это бросил?       — Ушел. Или улетел. Не знаю. Но его больше нет в этом мире.       — Как же он тогда с тобой говорил?       — Как-как? — тут мне показалось, что Егор начал немного злиться, но он снова немного улыбнулся и продолжил, — за то, что мы уничтожили его творение, мы обречены скитаться по этому погибшему миру вечно. И всем на земле он послал свой гнев, нам — этого зверя, который будет вечно поедать нашу плоть снова и снова. И никому из людей не перешагнуть порог рая, мы будем вечно смотреть на разрушения, учиненные нами, потому что мы уже мертвы и мы уже в АДУ. — жестко отрезал Егор, слегка прикрикнув с гримасой гнева на лице.       Я стоял и не мог произнести ни слова. А Егор бормотал себе под нос:       — А меня он спас тогда, чтобы… — тут он замер и будто пытался вспомнить, — не помню… не знаю…       У Егора началась истерика, он хватался за голову, рвал волосы, кричал и раскидывал вещи со стола. Успокаивали его долго, но через пару дней он умер, так и не оправившись от упавшего ему на голову «слова Божьего» .Сердечный приступ или тромб оторвался. Обычное дело. Но этот разговор произвел на меня впечатление. Больше никто из выживших не говорил ничего подобного. Мы долго пытались понять все его слова и ситуацию в целом. вместе с Денисом Евгеньевичем и Дядей Славой рассуждали и пытались проанализировать каждое слово, но даже Дядя Слава, человек подбожный, сделал вывод, что Егор просто свихнулся на фоне произошедшего.       Солнце уже садилось за замутненный пылевыми вихрями горизонт. На тайгу опускалась полная опасностей тьма. И скоро, судя по докладам разведки, нам придется принять бой с неизвестным. А мне всё не давали покоя слова Егора. Может Бог спас его, чтобы Егор попытался донести эти слова до оставшихся людей. Хотя бы в нашей общине. Может у нас еще был шанс вновь завоевать его внимание и вернуть в наш мир. Но как? Мир вокруг превратился в радиоактивный пепел, кишащий страшными и готовыми тебя сожрать тварями. Конкретно у нашей общины остались только мы, и мы заботимся друг о друге. Каждый делает свою работу и выкладывается максимально, чтобы в общине была еда и вода, чтобы дети умели читать и писать, чтобы люди, в конце концов, жили под крышей и строили семьи. Как тогда, до войны. Я не знаю кем были все эти люди до того, как мы оказались вместе, я не знаю были они плохими или хорошими, но факт в том, что сейчас каждый вносит вклад в жизнь соседа и всегда помогает ближнему, как и наставляли нас все священные писания. Никто из этих людей не заслуживает вечных мук. Тем более сейчас, после двадцати лет отчаянной борьбы за себя и близких, после стольких жертв, принесенных за право даже не жить, а просто ступать ногами на эту землю. Ну и в таком случае, я просто не понимаю, что же такого должен увидеть Бог, чтобы вернуться к нам? Что еще мы должны делать? Но для меня все это больше не важно.       Мутант уже несколько недель нападает на наши отдаленные районы по ту сторону от нашего поселения реки. Рано утром нам докладывают о больших следах в нескольких километрах, вечером поселение объявляет тревогу и… На следующий утренний сеанс связи уже никто не выходит. Группы выживших, если они и были, к нам не пришли. Высланная нами помощь успевала лишь посмотреть на картину прошедшей бойни.       Уже две ночи датчики движения в лесу давали сигналы. В любой момент гнев Божий обрушится и на нас. Он послал нам эту тварь и сбежал. Ну да и хрен с ним. Я больше не собираюсь ничего говорить тому, кто не хочет слушать. Не собираюсь ничего объяснять и доказывать тому, кому плевать. Меня волнуют только тысячи людей, которые молят о спасении по ту сторону моста. Но раз уж отец не собирается спасать своих детей, нам придется спасать себя самим. Их молитвы на небесах не слышат, но их услышат две сотни бойцов, которые стоят тут, со мной, у реки, те которые находятся на наблюдательных пунктах в лесу и каждый боец, который примет сегодня этот бой, услышит их. И их услышу я. Поэтому стою на последнем рубеже с автоматом в руках, и сегодня мы покажем свою волю к жизни. И покажем ее не бросившему нас на верную гибель Богу, в надежде заслужить его милость и прощение, а покажем самим себе и друг другу.       Всё погрузилось во тьму. Еще никогда ночи не были настолько темные. Тишину прервал писк прибора, сигнализирующего об активности в лесу, в след за ним раздался тот самый неимоверный рёв со стороны леса, задрожала земля.       «Чёрт, он именно такой, каким его описывали выжившие!» — подумал я. Вслед за рёвом стали слышны автоматные очереди и взрывы.       «Мост! Мост! Приём! Оборона в лесу прорвана, оно идет к вам!» — громко прошипела рация.       Раздалась команда о полной боевой готовности. Я зарядил автомат и приготовился к бою.       Я посмотрел в сторону леса и сквозь стену дервьев вышло оно. Размером с карьерный самосвал, серое… и оно двигалось прямо на нас. Красные горящие глаза и огромные клыки было видно даже с такого большого расстояния. Я оцепенел и не мог пошевелиться, внутри всё сжалось и не давало даже вдохнуть.       «Точно как в рассказах выживших…» — последнее, что подумал я и страх парализовал даже мои мысли. Я просто дрожал и ждал неизбежного.       Но вдруг… что-то будто толкнуло меня в грудь, будто изнутри, и не ладонью или кулаком, а каким-то… Теплом? По венам снова побежала кровь, в голове начались прояснения, мышцы переставали быть деревянными. Это почувствовали все, я понял это по их взглядам. И когда это странное внутреннее тепло почти привело меня в чувтсва, такой же теплый голос сказал мне где-то глубоко-глубоко внутри:       «Бог в каждом из нас».       Я вскинул автомат и взвёл затвор.       Страха больше не было.