Противоречие

      Она с жадностью смотрела на то, как Тизиан безжалостно прижимал к коже черномага раскалённый в огне металл и оставлял на груди метку, обозначающую, что он больше не жилец. Эвтида питалась его мучениями, довольно улыбалась. Она хватала его руками за горло и давила, давила, давила, вынуждая этого несчастного хрипеть, упивалась его безысходностью и тут же закусывала отчаянием, исходившим от него. В глазах шезму — паника, страх и боль. Эва могла бы вырвать ему язык одним движением руки прямо сейчас, но она послушно ожидала, когда ей предоставится возможность сделать свою работу. Она знала, что Тизиан не даст добить его сегодня, каждый должен будет увидеть то, как нужно поступать с черномагами — осквернителями рода человеческого. Поэтому она довольствовалась тем, что есть. Царапала кожу на его плече острым лезвием, пускала кровь и следила за тем, как багровые капли падали на каменный пол, въедаясь в него.       Отныне они останутся здесь навечно.       — Вы такие жалкие, — еле дыша проговорил черномаг и запрокинул голову назад.       Эвтида, услышав это, подняла бровь и убрала окровавленное оружие за спину, как будто сдаваясь, но тут же, связанный по рукам и ногам шезму, почувствовал, как начала гореть левая сторона его лица. Звонкий хлопок этому ощущению был предвестником. Рассечённая нижняя губа вновь закровоточила, и охотница специально задела это место большим пальцем. Сильно надавила, смазывая красную жидкость, и поднесла руку к своему лицу, вдыхая полной грудью. Эвтида обхватила палец губами и втянула его внутрь, облизывая фалангу, смакуя вкус железа во рту. Звонкий женский смех разлетелся по помещению, когда она, несколько раз причмокнув, наклонилась вперёд и коснулась своим носом щеки онейроманта.       — Ты будешь кричать, молить о пощаде, пока твои ноги и руки будут покрываться ожогами, приносить боль. Агония примет тебя в свои объятия и, когда ты уже не сможешь справляться с ней, выпотрошит твою душу, оставляя от тебя одну только плоть. Я тебе обещаю.       Тизиан тут же облил шезму ледяной водой и тот задрожал от шока, холода и обиды. Он плохо спрятался и теперь ему грозит смерть. И пока на его языке застыли мольбы Сету о спасении, единственное, что хотела сделать Эва — отмыться. Её руки были покрыты засохшей кровью, а под ногтями скопилась грязь; лицо в испарине, а ноги в пыли. Эта ночь очень тяжёлая для всего отряда, что уж говорить о девушке, взявшей на себя такую ношу. Пусть Эва и была физически подготовлена, но мужчины всё равно были сильнее неё в несколько раз. И это, кстати, её совершенно не смущало. Наклонив голову влево, а затем вправо, Эвтида дотронулась до своей шеи и потёрла её, наблюдая за тем, как Тизиан за ноги потащил из пыточной камеры ещё живое тело онейроманта.       Охота была славной.       Эва сдержанно кивнула сама себе, глядя на эту картину, и вместе с мужчиной покинула душное и мрачное помещение, где все стены пропитаны кровью, а в воздухе повисли стоны и крики боли, которые тяжело ложись на поверхность камней и будто пробирались в мозг, вызывая головную боль. Такую, от которой нет спасения даже некоторым молодым охотникам.       Эва — одинока. Она давно уже не помнила своей семьи, воспоминания из детства постепенно стирались из памяти с каждым годом её взросления и скитания. Первые деньги были заработаны враньём: она попрошайничала. Сейчас же, когда девушка под покровительством фараона, в этом нет нужды. Всё, что только могла пожелать, у Эвтиды было. Ремесло охотников оплачивалось достойно, поэтому и тряпки, и украшения были, но чтобы жить так, как она живёт сейчас, пришлось многим пожертвовать и самое дорогое, что отдала Эва, было сердце.       Отмывая своё тело в бане, охотница отчаянно тёрла кожу до красноты, пытаясь избавиться от этого горького вкуса смерти, что преследовал её, наступал на пятки и порой затягивал в свои скользкие объятия. Это была очередная попытка понять, правда ли она разрушила себя собственной рукой? Отражение в воде говорило о том, что ничего не проходит бесследно. Глаза, что в этом возрасте должны гореть огнём любви и страсти, видели только пытки, кровь и казни. А у уголков глаз пролегли еле заметные морщины, которые стали свидетелями вечной погони, недосыпа и молитв тех, кому после встречи с ней отмерены лишь несколько часов.       На следующий день стало известно о казни черномага, и к площади в поселении постепенно начали стекаться люди, жаждущие увидеть кровь. Эвтида практически всё время находилась в камере пыток и наблюдала за тем, как состояние онейроманта становилось всё хуже и хуже, он был уже на грани между жизнью и смертью.       Когда его вывели на свет, то он застонал, мучаясь от боли в глазах и бессилия. Помост для казни, который соорудили охотники в центре площади Фив, уже не отмывался от крови, пролитой на нём. Парня грубо бросили вперёд, и он упал, ударяясь лицом об испачканный эшафот. За его спиной послышался смех — очередная жертва собственного выбора сейчас падёт прямо к ногам тех, кто очищает землю от таких, и покажет всем зевакам пример, что будет с каждым, кто осквернил себя чёрной магией.       Роль палача в Фивах с момента самого приезда на себя взял Тизиан, как и роль основного руководителя. Его тяжёлый шаг и меч в руке кричали шезму о том, что пора прощаться со своей жизнью. Лезвие сверкнуло в лучах дневного солнца, когда мужская рука занесла её вверх над опущенной головой сгорбившегося онейроманта. Рассекая воздух, кончик оружия прошёлся по шее и из горла убиенного вырывался хрип, означающий, что это конец. Тонкая струя густой крови скатилась вниз от разреза и лицо юноши исказилось. Эвтида готова была поклясться в этот момент, что видит в его глазах всю недолгую жизнь, что удалось ему пройти. Было ли ей его сейчас жаль? Нет. В доказательство этого ухмылка тут же украсила пухлые женские губы, когда она с восхищением смотрела на мучения черномага, как он хрипел, закатывал глаза и никак не мог проститься с этим миром.       — Надеюсь, и в том ты тоже покоя не найдёшь, — говорит охотница так тихо, чтобы её никто не смог услышать.       Такие как он — пешки в большой игре за власть, богатство и успех. Если нет надёжного покровителя, то тебя никому не спасти. И именно такие оказывались с распоротым горлом у ног своих карателей.

      ***

             В большом зале было шумно. Кажется, что гости со всех земель Египта стеклись в одно место, чтобы поздравить фараона с рождением долгожданного сына. Большая радость — появился наследник. Молодая наложница, которая была выбрана среди служанок, стояла по его правую руку поникшая. Повелитель поднял бокал с гранатовым вином, чтобы в очередной раз прославить своего новорождённого ребёнка.       В самой тени, за массивными колоннами, что искусно были расписаны минеральными красками, стоял он. Тот, кого кто-то называл целителем, а кто-то — посланником Анубиса, но лишь единицы знали о нём правду. В столице он появлялся редко: большую часть времени проводил в городе Гелиополь, что был подарен этому мужчине самим фараоном вместе с титулом номарха.       Его имя — Амен. Резкое и жёсткое, как и он сам. Оно слетало с уст стремительно, оставляя за собой странное горькое послевкусие, как неджем.       В красивых руках Амен крутил свой кубок с красным напитком, и эта жидкость никак не лезла ему в горло. Всё его внимание было приковано к первой и единственной супруге фараона — Хёпри. Женщина в возрасте, что когда-то заменила ему мать, обучила грамоте, привила любовь к искусству и принимала его таким, какой он есть, сейчас стояла, разрушенная предательством своего мужа, что забрал её у богатого торговца в свои тугие объятия. Ему было жаль её. Она единственная относилась к нему по-человески, в отличии от тех, кто теперь лебезит, путается вокруг ног и кланяется, боясь лишний раз поднять взгляд. Таких Амен никогда не щадил и не будет.       Он увидел, как она вышла на открытый балкон и последовал за ней, как тень. Это привычка. Мужчина отлично помнил своё непростое детство. Всё до мелочей, кроме родного дома и родителей. С самого юного возраста он привык говорить всем, что сирота. С тех пор изменилось многое. Практически всё, кроме взгляда. Вот, что было его истинным оружием. Не умение общаться с живыми и мёртвыми, а две льдинки, от которых хотелось ёжиться, дрожать и сворачиваться калачиком, лишь бы он не смотрел.       — Знаешь, когда-то ты был таким юным, я даже не успела заметить, как ты вырос, — женщина повернулась к нему, будто почувствовав, что он подошёл. — Как жаль, что ты мне не родной.       Досада проскользнула в её голосе и не осталась незамеченной. Женщина рожала только девочек, все сыновья появлялись на свет либо мёртвыми, либо покидали утробу задолго до начала первых схваток. И что бы не делали с ней именитые лекари — всё было безуспешно. Плечи Амена напряглись: он хотел забрать её эмоции себе, собрать этот сгусток боли, терзавший разум и сердце, и сжечь его дотла.       Маска и мантия — не верх бесчестия, кто бы что не говорил. Ты можешь быть кем угодно: черномагом или охотником, но важно всегда помнить о том, что в первую очередь ты человек. Так ему всегда говорили. И мужчина знал это наверняка, потому что много раз видел и тех, и других. Его родители были шезму, которые пали от руки своих же. Охотники по приказу предыдущего фараона порой забывали о презумпции невиновности и вершили правосудие не по закону божьему, а по своей воле. И кто кого хуже?       — Я ведь так и не отплатил тебе долг за то, что ты попросила за меня у него, — он кивнул в сторону веселящегося фараона, которого окружали двое мужчин с оружием за поясом.       Отчего-то Амену стало так весело от этой картины, и блондин, прислонившись к стене, улыбнулся собственным мыслям, не успев скрыть эту эмоцию от той, что знала о нём практически всё.       — Я боюсь за тебя. Тебе нужно быть осторожнее, потому что… потому что он уже перестаёт себя контролировать. Ты должен уехать, спрятаться. Охотники скоро будут здесь, он хочет устроить для них пышный приём в благодарность за верность.       Её голос дрожал и Амен понимал почему. Повелитель всех земель Египта так сильно боялся, что демоны проникнут во дворец, что выставил меджаев по всему периметру своей обители. Порой он даже не спал ночами, беспокоясь, что кто-то проберётся в его сон или того хуже — убьёт, узурпирует власть. Как мило. Он даже не подозревал, что те демоны, от которых он так себя оберегал, уже давно вхожи в его окружение. Мужчина, обдумав сказанные слова, отрицательно покачал головой, тем самым говоря, что он никуда не уедет. Горький вздох сорвался с женского рта, а губы тут же превратились в тонкую линию от безысходности. С ним нет смысла спорить, поэтому Хёпри просто аккуратно сжала его руку, чтобы никто не увидел, и вернулась в зал.       Сердце Амена как-то странно сжалось, когда в его голове закрутились воспоминания. Они сменялись друг за другом, пролетали вспышками, но те, что когда-то заставляли его поджилки дрожать, были особенно яркими. Мужчина отлично помнил, как начал промышлять тёмным искусством, знал, что этим можно заработать хорошие деньги. Однажды чуть не попался, кажется, что так быстро он ещё никогда не бегал ни до, ни после тех событий. Нёсся сломя голову, спотыкаясь, почти падая, но не сбавлял темпа. Скитался по оазисам, что плотно скрывали его фигуру своей плодородной и богатой флорой. Порой не ел сутками, а только прикладывался к фляге с водой и, жадно делая крупные глотки, пытался насыться. Ему, маленькому и потерянному ребёнку, казалось, что везде по пятам следуют псы фараона — голос его закона.       Его учили, что в мире черномагов нет дружбы, любви, привязанности. Они одиночки, скитающиеся от одного заказа до другого, выполняющие их тайно и находящиеся постоянно в бегах. Всё так и было, пока он, измученный не упал без памяти на берегу Нила, что был сокрыт от людских глаз высокой растительностью. И так бы умер там, если бы его не нашла Хёпри и не выходила вместе с лекарями.       Именно так началась история Амена, шезму, что мог управлять чужими снами и разговаривать с мёртвыми. То ли дар, то ли проклятье. Он видел, что происходило с теми черномагами, что не имели большой власти или покровителей. Их забивали, как грязных крыс, прижимали лицом к холодному полу, давили ногой на голову, обливали кипятком и, в конце концов, убивали. Становилось ли шезму от этого меньше? Нет. Просто кто-то хорошо прятался, а кто-то, как Амен, имел в своих руках козыри, помогающие ему не просто выживать, а расцветать.       Признать в массивной фигуре, прикрытой чёрной мантией и маской, наместника фараона было сложно, и даже если кто-то и догадывался, то все молчали, под страхом собственной смерти. Амен не пощадил бы.       Его присутствие здесь — блажь. Он видел в лицах пьяных, противно смеющихся и абсолютно жалких, боль, которую они испытывали внутри себя. Там, где билось сердце и душа рвалась в клочья, упиваясь горестью прошлых событий. Питали ли его эти эмоции? Да. Он не скрывал своего превосходства над всеми, кто был здесь. Даже фараон, завидев его фигуру, отчего-то гордо выпрямлялся, хоть Амен и не его сын — не наследник. Каждый, кто хоть на секунду устремлял на него взгляд, затаивал дыхание. Необычный.       Его движения были расслаблеными, обтекаемыми, даже тогда, когда всё горело огнём и говорило об опасности. Он любовался на всех, раскусывал их чувства, пил этот сок и улыбался так, будто ничего не происходит. Будто псы фараона не исследуют каждый угол. Его спасение — уверенность, к которой стремились и молили у богов на коленях, а ему она досталась бесплатно.       — Амен, мой мальчик.       Мужчина обернулся, поправляя свою белую накидку. Увидев фараона, держащего за плечи главного палача Египта, улыбнулся и двинулся в их сторону.       — Небтауи, — поклонился, как следует правилам, — для меня честь быть здесь.       Повелитель довольно ухмыльнулся и сильнее сжал плечо своего собеседника, который пристально смотрел на Амена.       — Я говорил тебе о нём, мой дорогой друг. Амен — человек сильной воли и большого ума. Сумел-таки обуздать жителей Гелиополя.       Собеседник фараона — Низам — сдержанно поклонился, держа в руках бокал, а затем похлопал альбиноса по плечу.       — О вас много говорят, господин. Смотрящий управитель, — скользкая улыбка поразила лицо седовласого мужчины, и он приник к бокалу с вином.       — Говорят многое, — сказал Амен и провёл большим пальцем по кайме своего сосуда в руке. — Верить лишь словам не по чину такому благородному господину.       Взгляд Низама с каждым мгновением становился жёстче, когда он увидел, что Амен не отвёл взгляда и продолжил эту игру. Мужчине вся ситуация казалась забавной, поэтому он выжидал, что будет дальше. Вряд ли эта стычка перешла бы во что-то серьезное, но фараон, почувствовав напряжение в воздухе, быстро взял инициативу на себя и деликатно перевёл разговор.       — К слову, благородный господин, когда же прибудет один из твоих лучших отрядов? С нетерпением хочу увидеть этих воинов!       — Уже завтра, повелитель. Они пересекли два города и переправляются через Нил. Думаю, я смогу вас удивить, — ответил этпистат и вновь повернулся к Амену. — После небольшого отдыха в столице мы отправимся к вам, господин, в Гелиополь.       — Если на то будет вам веление, то заезжайте, — кивнул Амен и сдержанно улыбнулся. — Мои двери всегда открыты для вас.       С этими словами мужчина откланился, желая как можно скорее покинуть приёмный зал, в котором, кажется, людей стало ещё больше. Он поставил свой кубок с вином на стол и ускользнул также незаметно, как и появился на этом вечере. Мужчина направился в свои покои, которые ему выделили пока он гостил в столице. Звук его тяжёлого шага отскакивал от стен и раздавался эхом по коридору, оставляя за собой неприятное ощущение в груди. Веселье постепенно оставалось позади и голоса стихали.       Слова эпистата не выходили у Амена из головы. Надумали явиться на его территорию? Тогда пусть будут готовы к тёплому приёму. Жители Гелиополя охотников не просто боялись, они их искренне не любили. А страх вместе с этим вязким чувством неприязни превращал людей в озлобленных, но беззащитных. Амен старался быть хорошим представителем фараона на этой земле и за подаренную безопасность ему щедро платили, но не деньгами, а абсолютной верностью.       Когда мягкое покрывало затянуло мужчину в свои крепкие объятия, ему показалось, что всё что с ним произошло и происходит — это один большой сон, просто он никак не может проснуться. Если бы Амен мог знать, что ждёт его дальше, то не раздумывая бы отодвинул бы пелену и посмотрел. Хотя бы одним глазком. Одно он знал точно: ему не удастся познать то опьяняющее чувство, которое делает людей слабыми и иррациональными.       Мужчина поклялся, что никому не позволит забрать своё сердце и тем более — не посмеет отдать его сам.

      ***

             Когда от топота лошадиных копыт на площади поднялась пыль, жители столицы разбежались и прижались по сторонам, не желая быть затоптанными. Эвтида ехала второй в коннице и ловила на себе взгляды прохожих, но не смотрела ни на кого в ответ. Она была отличной наездницей и держалась в седле уверенно, чего не скажешь об Агнии — второй девушки в отряде. Та ехала почти в самом конце, в колеснице, которой заправлял Тизиан. Вопреки ожиданиям горожан, отряд свернул в сторону храма, который по приказу фараона и милости жреца должен был стать их временным домом. Отдых для охотников — непозволительная роскошь, но если такое случалось, то каждый хотел взять от этих спокойных, лишённых вечной погони, дней всё.       Когда вещи были разложены, а до встречи с фараоном оставалось несколько часов, Агния и Эва решили прогуляться по городу. Никого из них уговаривать долго не пришлось, потому что обе девушки были полны решимости и желания посмотреть столицу и самое главное — развеяться. Девушек можно было даже назвать подругами, по крайней мере именно так в представлении их двоих и выглядела дружба: они жили в одной хижине, разговаривали и делились чем-то не слишком личным.        Солнце медленно уходило за горизонт и людей на улицах становилось больше. Эвтида сменила свой охотничий чёрный наряд и стала похожа на настоящую госпожу, жаль только, что от госпожи в ней были лишь украшения и ткани.       Агния, взяв свою подругу под руку, повела её в сторону площади, где всегда толпились люди, играли музыканты, танцевали беззаботные прохожие. Атмосфера свободы так плотно легла на грудь Эвы, что она стала чаще дышать, боясь, что вот-вот задохнётся. Охотников никогда не удерживали силой, не запрещали им иметь личное время, но Эва, будучи одиночкой, всегда держалась особняком, пока в отряд к ним не пришла Агния. Яркая, открытая, игривая и обворожительная брюнетка была практически полной противоположностью Эвтиды.       — Может быть примеришь? — восторженно спросила девушка у Эвы, показывая её аккуратное колье из переливающихся на солнце камней.       Эвтида прикусила губу, раздумывая. Она совершенно ничего не смыслила в последних писках моды и не понимала этого восторга девушек, что готовы отдать последние утены за побрякушку. Ей потребовалось несколько минут на раздумье, чтобы согласно кивнуть, как вокруг закружил ушлый торгаш, лебезящий перед самопровозглашённой госпожой, пытаясь впарить ей эту вещь подороже. Эва, любуясь украшением, несколько раз покрутилась перед Агнией, а та, довольно хмыкнув, протянула монеты продавцу, который выхватил их с бешеной скоростью и несколько раз пересчитал, пока девушки исчезали из его поля зрения.       Сейчас ничего не выдавало в Эвтиде бесжалострую охотницу, и если бы не меч, с которым она не расставалась, то можно было подумать, что она дочь торговца или чужеземка. Агния что-то очень быстро рассказывала о том, как красиво во дворце фараона и какая это честь быть приглашёнными к нему. Верховный эпистат горел желанием представить охотницу повелителю всех земель Египта. Сама же Эва не особенно горела желанием встречаться в столь официальной обстановке. Несмотря на то, что она была образована и умна, всё это казалось ей чуждым, совершенно не вяжущимся с её характером. Но приказ — есть приказ, поэтому, когда девушки вернулись в храм, то охотница первым делом решила приодеться, чтобы не выбиваться из общества богачей.       Тёмно-красная ткань плотно обхватила тело Эвы, тяжёлым золотом и камнями падая на плечи, девушка выдохнула. Ей было очень волнительно, но показывать этого было нельзя. Затягивая пояс на талии туже, Эвтида смотрела на холодное оружие, которое покоилось на кровати. Прошло ровно несколько секунд и короткий меч плавным движением аккуратной женской руки оказался за спиной. Эва выдохнула, чувствуя открытыми участками тела ледяное касание металла. В дверь постучались. Это был Тизиан.       Его взгляд был тяжёлым, он обвёл им Эвтиду и одобрительно кивнул, поняв, что выглядит она достойной вечера у фараона. Сделав глубокий вдох, охотница быстро выскользнула из комнаты и направилась вниз, там, у входа, уже ожидала колесница, запряжённая тремя лошадьми. Забравшись, Эва сжала ладонями поводья, ожидая, когда поднимется Тизиан. Когда они тронулись с места, девушка начала отсчёт до того момента, как они окажутся у великолепного дома повелителя, который с нетерпением ждал встречи, гоняя слуг, вечно делающих что-то не так.       Когда колесница остановилась возле дворца, Эвтида спустилась за землю. На широкой лестнице их с Тизианом ожидал верховный эпистат, неприятно улыбаясь. Вся эта история со встречей — его рук дело. Охотница была в этом убеждена. Низаму хотелось почувствовать порцию хвальбы за преданность и мастерство своих подопечных. Вопроса почему именно Эва должна быть здесь не появлялось. Это было слишком очевидно: она — его личный повод для гордости.       Девушка поклонилась эпистату и тот махнул рукой, подзывая к себе. В очередной раз Эвтида почувствовала на себе оценивающий взгляд. Затем он указал рукой вперёд.       — Фараон ждёт нас, — последнее слово он как-то особенно выделил, и от этого Эва дёрнулась.       Верховный эпистат шёл впереди, Тизиан и Эва за ним. Шаги были уверенными, от волнения, что лёгким шлейфом накрывало девушку в комнате, не осталось ни следа. Теперь она хотела посмотреть в глаза того, чью волю выполняет беспрекословно, с безумной верностью и самоотдачей. Охотнице не нужна была благодарность, ей было достаточно признания. Повелитель так хотел похвастаться своими псами, что вновь собрал целый приёмный зал гостей, что с нетерпением ждали охотницу и охотника.       Голоса смолкли, когда эпистат Низам замер, оглядывая каждого присутствующего. Фараон восседал на роскошном троне. Одним кивком головы он пригласил их войти. Эва осмотрелась, пытаясь познакомиться с обстановкой и уходить опасность, если она есть. Привычка, которая ни раз спасала ей жизнь. Все люди здесь — фальшивые, словно картонки, от них хотелось избавиться, смять и выбросить. Чем ближе они подходили к повелителю, тем чётче она ощущала пожирающие её взгляды.       Амен внимательно следил за появлением охотницы. Она была красива и эта красная дорогая ткань, обнимающая её, буквально кричала об опасности, исходящей от хозяйки. Мужчина был готов поклясться, что на лезвии её оружия, что было надёжно спрятано за спиной, ещё остались капли крови. Девушка упала на одно колено перед фараоном и опустила голову. Он поднялся со своего места и посмотрел на неё сверху вниз. Она не выдержала и посмотрела на него, поймав мимолётную улыбку небтауи.       — Как твоё имя, дитя?       — Эвтида, мой господин.       Голос Эвы тихий, но уверенный. Амен расправил плечи, наблюдая за сложившейся картиной. Он стоит здесь, в паре метров от той, что несёт смерть ему подобным. Не знает пощады к черномагам и мучает их тем самым оружием, что всегда носит с собой.       — Правда ли, что ты верна своему делу? Клянёшься ли ты в этом передо мной, твоим повелителем? — фараон ходил вокруг неё, пока девушка продолжала стоять на одном колене.       Молчание в ответ не затянулось. Правой рукой Эва вынула свой короткий меч и быстро, без раздумий, полоснула острым лезвием по левой ладони. Крепко сжала руку, поднимая её вверх, и возле ног повелителя упали несколько капель крови.       — Клянусь, своей кровью клянусь, — проговорила охотница сквозь зубы, сдерживая боль.       Фараон, увидев это, кивнул и одним жестом приказал Эве встать. Она сделала это, поправив волосы, что были убраны в высокий хвост. Тизиан тут же увёл Эву в сторону, к ней подбежал лекарь, чтобы перевязать руку. Повелитель всех земель Египта восторженно говорил о том, что впечатлён теми, кого привёл Низам. Гордость переполняла эпистата, а в глазах читалось удовлетворение от собственной маленькой победы. Перешёптывания прекратились сразу же, как только начался пир. Столы ломились от еды и напитков, как всегда фараон Менес ll решил произвести впечатление.       Амен высматривал Эвтиду и этого охотника с ней, Тизиана кажется. Зачем? Он просто за свою жизнь понял одно правило: держать своих врагов нужно близко, очень близко. Поэтому мужчина решил, что если уж так совпало, что их пути пересеклись, то избегать их — это вызывать лишние подозрения. У этих ребят было то, о чём многие могли мечтать, изумительная интуиция, приправленная логикой и мастерством. Убийственное сочетание. Идти на контакт первым он, конечно же, не планировал, но ничего не запрещает наблюдать ему со стороны, кроме…       — Любуетесь, господин? — услышал Амен с правой сторону и обернулся на голос.       Рядом с ним стоял верховный эпистат и с огромным удовольствием наблюдал за реакцией мужчины, который не отводил взгляда от охотников.       — Не больше, чем остальные, — тихо ответил мужчина, смотря в глаза своему собеседнику.       Низам внимательно рассматривал лицо блондина, поднимая в нём волну негативных эмоций. Амен ненавидел, когда на него так пристально смотрели. С годами научился ставить своеобразную защиту от всех любопытных глаз, и это работало. Видимо, верховный эпистат что-то почувствовал, раз уже во второй раз за последние несколько дней желал пробраться не только в голову, но и под кожу.       Эвтида в это время с большим аппетитом уплетала виноград, держась подальше от вина, которое наоборот привлекло Тизиана больше всего, что было на длинных столах. Он был окружён вниманием мужчин и женщин. Первые хотели выгодно отдать замуж своих дочерей, вторые же получить внимание от охотника. Эва была уверена, что не смогла бы прожить в таком ритме долго, поэтому часто поглядывала на балкон, наблюдая за луной и небом. Им отсюда не уйти раньше положенного времени.       — Смущает?       Низкий мужской голос отвлёк Эвтиду от собственных мыслей и она резко развернулась, убирая руку к своему мечу. Её нельзя было заставать врасплох. Блондин, что подошёл к ней, поднял руки вверх, показывая, что совершенно безоружен. Эва прищурилась и опустила плечи.       — Нет, господин, устали с дороги, — на автомате отчеканила охотница, как доклад, и отвернулась от мужчины, надеясь, что он исчезнет.       — Охотно верю, — хмыкнул он и вдруг обратил внимание на раненную руку девушки. — Это было самоотверженно и немного недальновидно. Своим действием вы дали в руки нашему повелителю, — блондин кивнул в сторону веселого фараона. — Право распоряжаться вашей судьбой и жизнью.       — Вы плохо знаете меня, господин, — Эва напрягалась. — Я поклялась в верности своему ремеслу, но не обещала быть марионеткой в чужих руках.       — Действительно? А кто вы сейчас, Эвтида? — Амен улыбнулся, видя как в глазах девушки закипает огонь. Его вопрос оказался не к месту. — Простите, если смутил. Просто я думал, что охотники — это те люди, что живут приказами. Знаете, открою вам большой секрет: никто из нас, — он обвёл рукой присутствующих. — Ни вы, ни я не обладаем таким правом, о котором вы сказали.       Эва тяжело сглотнула, чувствуя, что атмосфера рядом с этим собеседником сгущается, становится вязкой и кричащей об опасности. Его взгляд — проницательный, обхватывающий своими когтями за рёбра и давящий. Эвтида смотрела в его глаза, пытаясь увидеть хоть какой-то ответ на происходящее с ней сейчас. Мужчина резко отвернулся, и подал охотнице бокал.       — Вы мудры, но неосторожны, — подвела итог сказанных им слов девушка. — Вам стоит быть внимательнее в том, что и кому вы говорите. Не все такие добрые как я.       — О такой характеристике самой себя говорят ваши поступки или всё же ваша самовлюблённость? — блондин усмехнулся. — Меня зовут Амен, добрая Эвтида. Был рад встретиться с вами.       С этими словами новый знакомый исчез, оставляя за собой флёр недосказанности и холод по коже. Находиться с ней долго — опасно, она уже смотрела на него так, будто хотела что-то откопать в его голове. Амен присоединился к беседе фараона, который так бурно рассказывал о своих планах на ближайшее будущее, но своей спиной чувствовал прожигающий его взгляд.       Эвтида рассматривала его с любопытством, потому что не привыкла к такой наглости в свой адрес, никто не подходил к ней так свободно, даже несмотря на статус. Она не чувствовала в нём страха, не могла вкусить аромат отчаяния, которое так сильно питало её изнутри. И для Амена, вопреки собственным мыслям охотницы, это было очевидно. Желая подогреть эту ситуацию и проснувшийся интерес, мужчина обернулся и столкнулся с ней взглядом. Эва резко увела глаза и направилась к Тизиану, обещая себе переварить сказанное этим господином и отпустить, забывая об этом коротком, но информативном разговоре.       — Эй, Тизиан, — окликнула мужчину девушка и перед ней расступились прекрасные танцовщицы, что облепили охотника со всех сторон. — Заканчивай с этим. Нам пора.       Верховных эпистат, поняв намерения этих двух ускользнуть с этого вечера, взял обещание, что они приедут завтра с утра и покажут фараону то, на что способны. Эва сдержанно кивнула, но весь её вид кричал о том, что если повелитель хочет зрелищ — повелитель их получит.       Амен видел, как они уходят, но был уверен, что это не последняя их встреча. И если бы Амен знал, что в скором времени будет нуждаться в этом сером взгляде, будет искать его везде, то не стал бы подходить к ней и начинать эту историю. Если бы Амен мог смотреть в будущее, как оракул, то он ужаснулся бы от того, кого из него сделает эта охотница — добрая Эвтида.