How much pain do you need to feel How much shame do you have to conceal
Я хочу, чтобы ты спросил меня, сколько боли и стыда я скрываю. Я хочу, чтобы ты увидел меня насквозь и позволил мне приложить тебя к себе, как будто ты можешь меня исцелить. Я хочу приползти к тебе, моё сладкое солнце, чтобы из тебя состояло всё, что я вижу, мыслю и чувствую, чтобы мир сузился до тебя. Сейчас он сужен до дыры в моей душе, пробитой на безграничную глубину. Может, поэтому я не удерживаю перспективу в две минуты ни в будущее, ни в прошлое, а мозг плавает в тупом анабиозе. Больше всего мне жаль, что я не могу спать двадцать часов.There is no sunshine, just endless night Nobody's there, nobody cares when you cry
Никто по-настоящему не может услышать всего крика, которым исходится моё существо. Большая часть со дна той дыры просто не доходит.Is it my face you see? Do I haunt you in your sleep? On your hands and knees when you crawl Through your nightmares
Все, кто должен видеть друг друга во снах, видят, хотя, может, и не помнят об этом на утро. Не мешайте мне верить в это.When there's no more grace Does your heartbeat start to race? Crawling everywhere in the dark Poisonous shadows
Когда не остаётся света Божьего, ускоряется ли сердце, пока в темноте тебе лижут спину ядовитые тени? Ещё как, будь я проклят. Дэвид, боже мой, если бы ты знал, как мне безмятежно, когда можно просто спрятаться в тебя. Ты не знаешь, насколько фантастическая у тебя эта способность. Когда моё лицо утыкается в твою грудь, твои мягкие волосы или твоё бедро – это заглушает остатки моих мыслей и метаний и я оказываюсь дома, хотя всё остальное время прекрасно знаю, что у меня дома нет. И ты каким-то образом рядом спустя столько лет. Когда ты где-то рядом, у меня есть силы продолжать бороться и не соглашаться проиграть, как будто я веду этот бой на равных. Знаешь, когда я проваливаюсь в воспоминания о периоде, когда всё ещё действительно было хорошо, я не могу поймать тепло, которым они меня манят. Пустота проникает и туда, выгоняя всё. Дэвид. Только ты знаешь, как я устал. Только ты знаешь, как на самом деле работает моя голова, и только ты знаешь, как мне на самом деле плевать на суету сегодняшнего дня – на ссоры, скандалы и сплетни, хотя о них у нас столько песен. Последнее время я не могу позаботиться почти что о единственном, что по-настоящему важно. О том, чтобы заставить себя действительно выбрать жизнь. Я бы хотел сказать тебе всё это, но с утра я лежу пластом и молча разглядываю мокрое серое небо в панорамное окно, потому что чтобы хотя бы начать разговор, нужно вставать, подходить и формулировать хотя бы что-то. Блять, въебите мне разряд, чтобы я проснулся. Только посильнее. Если переборщите и последняя крупица холода упадёт на меня, чтобы меня погасить, ничего страшного. Почему-то я уверен, что на том свете я точно проснусь. Тёплая, близкая, будто осветившая комнату фигура Джуниора забралась к Дэйву на диван и вытянулась вдоль его тела. Тот почувствовал бережное касание плеча подбородком. Подступившее ощущение провала миссии выбирать жизнь во что бы то ни стало понемногу размылось, и Дэйв понял, что провал оттягивается ещё на неопределённый срок. «Спасибо» – шепчет Дэйв про себя, и вдруг до него доходит, что он рыдает. Точнее, его тело. Дэвид молчит и только улыбается глазами, когда Мастейн поворачивается к нему, чтобы сгрести его в охапку.