Из дневника Мины Мюррей

9 августа.

Это был ужасный день. На долю бедняжки Люси выпало такое испытание, что я искренне опасалась за её рассудок. Но обо всём по порядку. С самого утра стояла такая чудесная погода, что мы позавтракали наспех, давясь булочками и чаем, и даже заслужили несколько строгих взглядов от миссис Вестенра. Первым делом мы отправились на нашу любимую скамью. Воздух был настолько свеж и прозрачен, что можно было рассмотреть во всех деталях маяк и даже стену дамбы за ним. Казалось, словно кто-то создал огромное увеличительное стекло, чтобы мы могли полюбоваться гаванью. Помня о том, что после долгих прогулок на свежем воздухе Люси крепко спит и не ходит во сне, я предложила спуститься вниз по одной из многочисленных лестниц. Люси с радостью согласилась, и мы выбрали тропку, по которой ещё не ходили. Плиты, по которым мы спускались, были настолько древние, что грозили рассыпаться при каждом шаге. То слева, то справа среди живописных кустов прятались развалины склепов и каких-то каменных лачуг. Они были увиты плющом и девичьим виноградом, умытая недавним штормом трава весело зеленела среди обломков. Всё это напоминало останки Древнего Рима, так, как об этом пишут путешественники в своих дневниках и путевых заметках. Сама-то я никогда не была в Италии. Надеюсь, мы с Джонатаном накопим достаточную сумму и сможем позволить себе небольшое путешествие по колыбели современной цивилизации. Наконец лестница закончилась. Дальше был пологий склон, по которому идти оказалось не в пример удобнее, чем прыгать со ступени на ступень. Вниз змеилась узкая, еле заметная в траве тропинка. Из-под ног то и дело выпрыгивали кузнечики, разноцветные бабочки порхали и грелись на камнях. Вскоре мы спустились к самой воде. За очередной скалой прятались остатки домика. Крыша совсем прогнила и провалилась внутрь, часть стены осела. Наверно, это была рыбацкая хижина — от самой двери уходил небольшой причал. Правда, от него остались лишь столбы и несколько темных от времени досок, на которые было страшно смотреть, не то, чтобы взойти по ним. Это была закрытая от всех ветров бухта, тихая и безмятежная, даже волны лениво накатывали на каменистый берег, а не бились в него со всей необузданной силой, как в гавани. В воздухе стоял странный запах — сладковатый, с привкусом гниющих водорослей и чего-то ещё, смутно знакомого, притягательный и отвратительный одновременно. Я ощутила лёгкую тошноту, а вот Люси побледнела и крепко сжала мою ладонь. — Может быть, мы вернёмся? Мы и так долго гуляем, — предложила я, жаль что я была не слишком настойчива. — Ничего страшного, — уверила меня Люси, — Это лишь минутная слабость, я не очень хорошо спала этой ночью. Давай посмотрим, что прячется в этих руинах. Тут мне надо было отказаться, но снедаемая любопытством, я отправилась вслед за Люси. Мы обогнули дом, держать от него на почтительном расстоянии. Хоть он и выглядел крепко, но было видно, что брёвна, из которых он был сложен, наполовину сгнили, наполовину изъедены червями. Там оказался очень удобный спуск, выложенный булыжниками. У одной из свай причала на волне слабо покачивался какой-то длинный ящик. Казалось, странный запах стал гуще. Мы подошли ближе, заглянули в этот ящик и — о Боже! — лучше бы мы этого не делали. На мокром, выцветшем бархате покоилось тело. Неизвестно, сколько он пролежало так, сжигаемое солнцем и омываемое солёной водой. Наверно, долго, если успело распухнуть до неузнаваемости и лопнуть. От лица практически ничего не осталось — чайки выклевали глаза, расклевали щёки, чтобы достать до языка, на месте носа торчало бесформенное нечто, кажется, там копошились черви. На обнаженном черепе торчали несколько пучков волос с запутавшимся в них водорослями. Но самым ужасным было не это. У несчастного не было рук. Одна культя заканчивалась чуть выше локтя и выглядела аккуратно, словно руку кто-то отрезал, а потом бережно зашил, вторая же была сломана — белые кости с острыми краями торчали из лохмотьев полуразложившейся плоти. На месте живота была огромная яма, и в ней копошились белые черви, мелкие, какие обычно бывают на трупах, но в глубине кольцами извивались длинные, толщиной в палец. Один такой неожиданно поднялся над клубком, его тупой розоватый хвост изогнулся в нашу сторону. Казалось, что он рассматривает и оценивает нас. Я задержала дыхание, оглянулась на Люси. Она с ужасом смотрела на содержимое ящика. Её лицо было белее снега. Она была на грани обморока. Собрав всю свою силу воли, я обняла Люси за плечи и шагнула назад, увлекая её за собой. Как мы поднялись вверх по склону и вышли к лестнице, я не помню. Помню только странный свистящий шёпот, который окружал меня со всех сторон. Он увещевал, обещал, грозил. Он хотел, чтобы мы остались там. Чем дальше мы уходили, тем он становился тише и, наконец, пропал. Люси всё ещё была бледна, она дрожала как осенний лист на ветру. Я закинула её руку себе на плечо, обхватила за талию, и мы медленно стали подниматься наверх. Это был очень долгий путь. Люси то и дело теряла сознание, и мне стоило немалых усилий поддерживать её. К счастью, на нашей скамейке оказались мистер Свейз и его друзья. Они заметили нас и поспешили на помощь. Пусть они и весьма почтенного возраста, силы у них предостаточно, чтобы помочь двум девушкам. Один из приятелей мистера Свейза, тоже морской волк, угостил нас своим «лекарством» из видавшей виды фляги. Оно оказалось настолько обжигающим, что у меня на глазах выступили слезы, в горле запершило, и это вернуло мне ясность ума. Люси же так и оставалась в полуобморочном состоянии. Я рассказала мистеру Свейзу об ужасной находке. Он тоже был впечатлён и отправил одного из приятелей за констеблем, а другого — за повозкой для Люси. Констебль пришёл раньше — он оказался неподалёку, совершая очередной обход улиц. Это был мужчина средних лет, очень спокойный и очень вежливый. Первым делом он осведомился о здоровье бедной Люси, наверное, решил, что его позвали из-за неё. Свейз и его приятели стали хором рассказывать о находке, сделанной этими молодыми леди, то есть нами. Констебль выслушал их очень внимательно, не перебивая. Он обладает поистинне олимпийской выдержкой, я бы на его месте совершенно ничего не поняла бы из многоголосого рассказал. После того, как старики рассказали всё, что слышали от меня, констебль обратился уже ко мне. Я подтвердила то, что они рассказали, и добавила то, чему свидетелем была сама. Вопреки моим опасениям, он не стал выражать мне своё сочувствие и всячески демонстрировать сострадание. Напротив, он деловым тоном спросил, не могу ли я показать ему это самое место. После некоторых колебаний я согласилась — мне не хотелось оставлять Люси одну, но мистер Свейз сообщил, что позаботится о ней, как о родной дочери, точнее, правнучке, спросил, где она живет, и пообещал отвезти её домой, если я не успею вернуться до того, как придёт его приятель с повозкой. Я предупредила, что миссис Вестенра себя плохо чувствует, поэтому сообщать о состоянии дочери надо со всей возможной деликатностью. Мистер Свейз пообещал, что будет очень деликатен с почтенной леди. После чего я отправилась вместе с констеблем туда, где была обнаружена страшная находка. По пути мы зашли в полицейский участок, констебль забрал помощников и фельдшера. Путь показался гораздо короче, чем в первый раз. Обходить развалины домика я отказалась, и констебль отнёсся с пониманием к моему желанию. Он только сказал, чтобы один из его помощников проводил меня домой, а потом позвал ещё подмогу — своими силами они не справятся. Рядом с полицейским участком помощник остановил пустую повозку и строгим голосом приказал, чтобы меня довезли туда, куда я укажу. Возница был любезен. Правда, он всю дорогу рассказывал о рыбе и способах её засолки, чем несколько утомил меня. Когда он привез меня домой, я вручила ему несколько пенни за беспокойство. Люси была уже дома, её осматривал врач. Я пишу эти строки и поглядываю на Люси — она наконец-то заснула, но сон нервный, беспокойный, и я очень переживаю за неё. Кто знает, какие кошмары ей сейчас снятся.