Дождь

Двое внешне противопоставленных друг другу мужчина и юноша вышли из университета. Первый выглядел более уставшим, бледным, как рисовый лист бумаги, хмурым, показывая свое недружелюбие с большими синяками под глазами, словно преподователь совсем позабыл, что такое спать или с самого рождения был лишён его; темные волосы, подобно неограненному алмазу, обромляли острые скулы, о которые можно было порезаться, губы были тонки совсем, как лепестки роз, но скорее белых, нежели алых, они были бескровны и с мелкими ранениями, а так же, казались, на вид сухими, очи придавали парню большей загадочности, они были подобны драгоценному аметисту. Хоть на улице и была ясная погода брюнет, не смотря на это: был в черной, как смоль рубашке, заправленной в темные брюки, с расстегнутыми тремя пуговицами и в угольном пальто, на груде виделся крест с рубиновыми камнями, на правой руке часы, а также лакированные туфли. Рядом с ним шел студент юноша с более здоровым видом, хотя скорее ярким: ногти раскрашены по разному на правой руке были белые и черные, а на левой разноцветные с котиками, глаза подведены красным, на руках было множество браслетов из-под закатанных штанов виднелись разного цвета и разной длины носки, светлые подобно лучам солнца волосы были собраны в косу, доходящую до бедер. Юноша был ниже преподаватель и в самостоятельно рваных белых джинсах, местами разукрашенных от руки, и в жёлтой футболке, и кедах с изображением медведей. Изюминкой парня были разноцветные глаза: один самоцвет и небесно-голубой глаз, а так же можно было увидеть шрам, что судя по всему был разукрашен блестящими тенями. Их можно было назвать: солнцем и луной, интровертом и экстравертом, черным котом и золотистым ретривером. Настоящие противоположности. Николай протянул Фёдору свой телефон, показывая открытый чат с матерью, где последнее недавно отправленное ей сообщение было удалено. — Моя мама призналась, что я приемный и удалила сообщение. Пха-ха-ах, -вытирая несуществующую слезу рассмеялся блондин. — Я думал ты это знал, — со вздохом великомученика, закатывает глаза, парируя брюнет. — Ты слишком жесток, Феденька! — Гоголь скорчил грустную рожицу, утрируя, будучи и вправду задетым словами преподавателя. — Меня этому обучали с самого рождения, чего ты ожидал? — И то верно. Как же я могу рассчитывать на благородность самого Достоевского, — блондин стал говорит тише и зловеще, даже пригнулся и изобразил руки в виде «когтей», — о великий и могучий, о страшный, жестокий, в его жилах течет смоль, а умывается он кровью студентов, питаясь их слезами, умывается только в кипятко, до такой степени, что кожа с него сползает. Поговаривают, что когда кожа окончательно спадет миру явиться настоящий дьявол! — На последнем слове он подпрыгивает, вскрикивая, но подобными спецэффектами на Федора впечатление не произвести. Брюнет привык к подобному, поэтому удивлен особо не был. — Знаю это я. Побольше тебя в этих стенах чалусь, — невозмутимо сказал брюнет, заправив волосы назад и глянув в небо. — Думаю тебе бы солнцезащитные очки одеть надо, а то на солнце сгоришь и народ синяками напугаешь, — усмехнулся блондин, но брюнет с ним не согласиться не мог. Подходя ближе к фонтану в парке, тучи на небе стали сгущаться, приобретая серые оттенки, на асфальт стали падать мелкие капли дождя, превращая его в решето, а после и полностью покрывая. Студент поднял голову кверху, закрыв одной рукой лицо, становясь серьезнее. — Федь, а ты знаешь почему солнце любит дождь? — Коля сделал несколько медленных шагов к бортику фонтана. — И почему же? — Достоевский спросил из интереса, банально понимая, что солнце не имеет чувств и высказывание бессмысленно. — Оно помогает ему не сгорать окончательно. Понимаешь ли, солнце отдавая свое тепло другим, само сгорает от него, — грустно вздыхает блондин, поникнув головой, смотря на образовавшуюся лужу перед собой. — Бред, — коротко констатирует он. Все что сказал Коля бессмысленно и глупо, хотя он часто несёт ересь. — Лягушка ква-квакушка, — радостно заулыбался и в белых кедах прыгнул в лужу, смеясь, став сочинять бред на ходу. — На мне прозрачная ночнушка-а-а, — начинает петь блондин на высоких нотах, игнорируя фальшивость и запрыгивая на бортик фонтана.- Сними же ее с меня и развернуться тебе моя душа-а-а. Федор наблюдает за «концертом» со стороны, не понимая изменчивости настроения Николая, но во всяком случае «он не с ним и я вообще не знаю кто это», в одиночестве наслаждаясь дождем, промокая насквозь. — В твоем стакане виски и кола. Еле стоишь — тебе больно, а я к тебе автостопом. Мне поебать на погоду, — ветер начинает усиливаться вместе с дождем, но он все не двигается с места, жестом подзывая Федора, тот колеблется, но ближе подошёл.- Я так зависим тобою мне так хуево и холодно. Обними меня, будто луна-а-а, — после этих слов он упал в объятия Достоевского. — Тебе бы ноты высокие брать научиться, — беззлобно хмыкнул брюнет, на что блондин самодовольно улыбнулся. — Как-нибудь позже, — после чего коснулся его губ своими.