***
В темноте, между комодом и стеной в маминой комнате, кто-то прятался. Джия была в этом почти уверена и хотела проверить. Она думала, что там живут мышеликие, такие маленькие, юркие существа, которых никому из людей не удавалось увидеть. Это были чарующие духи, их иногда называли Яо Джинь, они прятались по укромным углам и должны были приносить удачу. Это Джия узнала от мамы. А мама вообще чего только не знала. И всё это было очень интересно. Мама рассказывала Джие сказки. А сказки были самые разные: про братьев, которых считали владыками Неба, про дворец, построенный под самым небом, про волшебную тыкву и птицу, оставшуюся без перьев. И, конечно, про Чанъэ, выпившую снадобье бессмертия. Она превратилась в богиню Луны и научилась летать среди звёзд. Мама немного грустно говорила, что Чанъэ теперь жила на луне совсем одна, лишь маленький заяц мог находиться с ней, а её муж, оставшийся на земле, вскоре умер от горя. Но раз в год, в осенний день, Чанъэ позволено встретиться со своим мужем, поэтому тогда луна особенно ярко светит. От этой истории Джие всегда хотелось плакать. Она любила слушать сказки про любовь, но тут с любовью как-то не клеилось. Зато мама знала много других легенд. Она читала из больших шёлковых книг про то, как богиня Нюва укротила на земле хаос и вылепила из глины первых людей, про небесную фею Чжинюй из Мира Духов и обычного пастуха, которые тоже могли встречаться только раз в год, но тут хотя бы никто не умирал, что Джию несказанно радовало. Чтобы они могли встретиться, надо было пересечь реку из звёзд и тьмы. А река была такой широкой, что на помощь Чжинюй слетелись тысячи сорок-саламандр и собрались в единый мост. Слушая, что с тех пор небесная фея и пастух каждый год собирались на сорочьем мосту, Джия очень радовалась и прыгала по кровати. — Я тоже хочу! У меня будут сороки-саламандры? Мама улыбалась и отвечала: — Когда-нибудь возможно. Но ты думаешь, они тебе нужны? — Конечно! — заявляла Джия, делая круглые глаза. Как же без сорок-саламандр? Она никогда не видела их вживую, только на картинках, но они ей и на картинках нравились. Такие маленькие, с ярко-жёлтой чешуёй, чёрной головой, белым брюхом и красивыми крыльями. Мама всегда рассказывала ей что-нибудь интересное. Она учила, что нельзя быть жадной, и Джия слушала смешную историю про проданную тень. Мама говорила, что не стоит расстраиваться, когда случается что-нибудь плохое, ведь всё может выйти как и в притче про крестьянина и лошадь. Были и такие истории, которые Джия совсем не понимала: например, про мальчика, который всю жизнь учился искусству убивать драконов, а когда состарился и стал бродить по миру, то понял, что драконов в нём не осталось — их всех, как учили мудрецы Огня, убили за столетнюю войну. И тогда он, будучи уже глубоким старцем, нашёл нового талантливого мальчика и стал учить его, как убивать драконов. Джия в этой истории лишь жалела бедных драконов, которые и так умерли, а их ещё и учились убивать. Но даже если она не понимала, о чём говорит мама, она всё равно любила слушать. Мама хорошо рассказывала и делала это часто. А вот папа почти никогда. Поэтому Джия очень удивилась и обрадовалась, когда он стал говорить с ней так долго, что успевал сказать больше пары наставлений, что она должна быть послушной и хорошей. А учить он стал её тому, что Джие скоро придётся принять на себя большую честь, а к этому нужно быть готовой. Джия не понимала совершенно ничего, и ей делалось скучно. Но папа ещё не ходил с ней так долго по коридорам и не держал так долго в руках её белую куклу, так что Джия вела себя тихо, слушала его и честно пыталась понять, что ей нужно сделать. Но пока всё это было напрасно. Вот и сегодня папа поговорил с ней и ушёл. Он всегда уходил куда-то, где делал важное что-то, чтобы потом заняться неотложным чем-то. Всё это, конечно же, было очень-очень нужно. И Джия понятия не имела, чем занят ей папа. Она немного погрустила, когда ему вновь пришлось уйти и он так и не узнал, как она назвала броненосных львят — две новенькие игрушки, которые ей подарили на три года. Игрушек-то было много, но броненосные львята стали у Джии любимыми. И вот, когда отец ушёл, Джия посадила львят у окна, посидела вместе с ними и пожалела папу, что он так много времени занят очень важной и такой непонятной работой, а потом грустить ей надоело. И Джия поняла, что она одна. А это обстоятельство было ей очень полезно, потому что она как раз собиралась посмотреть, кто живёт за резным комодом. Она слышала шорох — вроде бы, Джия не была уверена, что шорох именно из-за комода и из-за мышеликих. Она спрашивала у мамы, не живут ли они там, но мама смеялась и говорила что нет, за комодом их никто не видел. Впрочем, Джия со временем смекнула, что это ничего не значит — мышеликих ведь никто не видел, значит, можно не полагаться на мамины слова. Это надо было проверить, но в комнате постоянно была то Фэй, то мама, то ещё кто из взрослых, и при них заглядывать всюду Джия опасалась, ведь кто знает, будут её ругать за это или нет. Или вдруг спросят, а что это она делает, придётся сказать, что ищет мышеликих. Они услышат и уйдут раньше, чем она успеет подобраться к комоду. И это было бы грустно. Поэтому она, оставшись наедине с собой и львятами-броненосцами, решила, что ей срочно нужно посмотреть, кто там шебуршится за комодом. Джия сбежала из своей комнаты и затопала по коридору, оглядываясь по сторонам. Не зря Фэй учила её прятаться, ведь это такое полезное умение. Джия отворила высокие двери и заглянула в мамину комнату. Никого. Такое приятное, звенящее слово. Заветный комод стоял справа от окна, почти около кровати. Кровать у мамы была красивая — большая-большая, мягкая и с балдахином. Когда мама брала её на руки, Джия тянулась к свисающей бахроме и всё норовила повыдергать её, но мама почему-то отходила от кровати. Было тихо, никто не шуршал. Джия замерла, прислушиваясь, но ей это быстро надоело и она решила действовать. Она ухватилась за изящную ручку сундука и потащила к комоду. Деревянный сундук был тяжёлый — в нём хранились игрушки. Это Джия попросила маму, чтобы у игрушек домик был и здесь, и там, чтобы они могли ходить друг к другу в гости, да и надо же было чем-то играть, пока Джия была в маминой комнате. Сундук поскрипывал и нехотя ехал по полу, а Джия запоздало подумала, не лучше ли было бы сначала вытащить кукол из него, но решила, что она сильная и сумеет приволочь его и так. Придвинув сундук сбоку к комоду, Джия вскарабкалась на него и прильнула к стене. Белая ладонь пошарила между стеной и деревянной перегородкой комода. На ощупь оказалось занятно — так гладко, будто это и не дерево вовсе, а фарфоровая тарелка. Джия затаила дыхание, прильнула к щели между стеной и комодом и посмотрела в темноту. Смотреть в щель помещался только один глаз, так что второй пришлось зажмурить и прижаться лицом к разукрашенному боку комода. Джия увидела смазанные очертания, витающие в воздухе былинки и пол. Джия присела на корточки и захотела просунуть в щель хотя бы нос, но очень уж мешалась стена. Джия подумала, что строить стену так близко к комоду было очень глупо, вернула к щели глаз и снова всмотрелась в темноту. Где-то тут должны жить мышеликие… Но Джия не видела ни одного, даже не слышала. Кажется, успели сбежать. Ох и быстрые они… Но лучше бы сначала подарили удачу, а потом уже сбегали. — Грязно, — сказали вдруг над ухом, и Джию подхватили под руки. — Ой… — Да. Фэй сняла её с сундука и поставила на пол. — Туда не надо, — бросила она. — Надо! Я ищу! — И что? — Не нашла, — расстроенно пробормотала Джия. Фэй изобразила на лице печаль и вздохнула. — Но тебя теперь тоже ищут. Нам нужно идти. Она ухватила Джию за руку и повела из комнаты. Джия быстро перебирала ногами, стараясь поспевать за Фэй и спросила: — Почему? — Сказали, что нужно. — А почему нужно? Фэй пожала плечом. Почему нужно, Джия узнала скоро — мама сказала, что сейчас они немного поиграют, Джие лишь нужно быть тихой. А маме Джия безоговорочно верила. Мама красиво её одела, причесала и привела в большую залу. Там её усадили на табурет, и появившийся отец велел вести себя послушно. А кроме мамы, папы и нескольких служанок пришёл незнакомец. Джия любила новых людей, а у этого ещё были интересные штучки: много-много кисточек, большие шёлковые полотна и глиняные плошки с цветным порошком — краски. Мама сказала, что это господина зовут Шуа Цзу и это такая игра: Джию будут рисовать, а она должна показать, как умеет замереть и не двигаться. И Джия так обрадовалась, узнав, что. Потому что кроме Фэнг и мамы никто с ней играть не хотел. Но Шуа Цзу лишь поднимал на неё внимательный взгляд, макал кисть в краски и водил ею по полотну. Джия стала думать, что игра эта какая-то скучная. Да и что вышло, ей так и не показали, — отец велел унести картину и сам ушёл, а Джия осталась в неведении, как же господин Шуа Цзу сделал её на холсте.Глава 4. Кто живёт за комодом?
30 апреля 2024 г. в 18:21
Господин Шуа Цзу слыл мастером в обращении с кистью и шёлком, его считали благословлённым самим солнцем — такие дивные творения выходили из-под его руки. А так как Фабин был достоин только лучшего, он решил, что просто обязан заполучить Шуа Цзу с его золотыми руками. Художников, умевших передать истинную красоту людскую, почитали в высших кругах, потому что именно там передавать красоту и было делом первой необходимости. Кривозубым крестьянам господа-художники были не по карману, да и передавать там было нечего — из образины не сделаешь прекрасное. То ли дело Фабин. Ну и, конечно, все прочие величавые вельможи Страны Огня.
У господина Шуа Цзу были чудесные руки, кисти и холсты, которые должны были выручить Фабина. Принц Озай уже прямо-таки горел желанием увидеть свою будущую невестку и непрозрачно намекал, что его терпение не безгранично. Да и недавняя встреча с Хозяином Огня Азулоном дала понять, что испытывать благосклонность царской семьи не стоит. Азулон кратко, но весьма красноречиво дал понять, что коли Фабин уже многократно видел Зуко, а они с Озаем Джию — ни разу, выходит немножко нечестно. Они, конечно, бесконечно доверяют Фабину и у него в руках их полное расположение (в чём ему совершенно не стоит сомневаться, даже если почудится обратное), но бесчестности и лжи Азулон не любил.
Фабин отлично понимал их. Будь он сам на месте лорда Огня и Озая, его бы утаение ребёнка, которому ещё до рождения подарили статус в царской семье, тоже насторожило. Поэтому, раз он не мог привести Джию за руку во дворец Огня, придётся показать Озаю лишь её красоту, а чудесное воспитание, безоговорочное послушание и кротость расписать в словах. Разумеется, художник Шуа Цзу поможет ему сделать так, чтобы Озай с Азулоном остались довольны. Джия — прелестная юная девочка с волосами чёрными, как смоль, с красивыми глазами, которые точь-в-точь как у матери — как драгоценный янтарь. А сама она с крепким, как железо, здоровьем, от того и румяная такая, загорелая, потому что любит гулять, и солнце одарило её здравием до старых лет.
Фабин же не виноват, что Джия не соответствовала. Приходилось выкручиваться, а этому его научила жизнь. Поэтому Джия превратится в славную невесту хотя бы на словах, это будет их небольшой секрет. О том, что она слабая и тщедушная, будто тает со своего рождения, что у неё тонкие руки, кривые ноги и слабая грудная клетка, Озаю знать не обязательно. Фабин надеялся, что со временем его дочь хотя бы выправит свой характер. А характер у неё был просто скверный: Фабин и представить не мог, что дети настолько капризны и шумны. Конечно, он был с Джией далеко не так много времени, сколько Цинь Лу или селянка Фэй. Но ему хватало и тех редких минут с дочерью, чтобы понять: это никуда не годиться.
То ли дело было в Цинь Лу и её жалостливости, что она так избаловала Джию, то ли в неотёсанной Фэй, но это была беда. Джия плакала на порядок чаще, чем позволял бы ей Фабин, а ещё она смела орать, когда ей что-то не нравилось, и теряла всякое послушание. Таких детей надо было лупить. Непослушные дети — неполноценные, они не принесут никакого счастья. Фабин считал, что нужно ввести женщинам запрет на рождение непослушных детей, может, тогда Страна Огня наконец бы обрела покой.
Фабину нужно было самому взяться за обучение дочери. Это была трудная задача, почти непосильная. Он и не знал, где выделить время на этого гадкого ребёнка, но обязательно постарается. Ведь должен хоть кто-то вырастить из неё хорошую невесту. Нанимать учителей Фабин опасался — у некоторых из них был длинный язык, и порой даже золото не могло ему помешать. Было бы очень глупо, если б новость о проклятой девочке выболтал глупый учитель.
А Джие уже было три. Когда ей подступал этот мятежный возраст, Цинь Лу решила, что пора отучать её от груди. Фабин ничего не смыслил в этих низменных делах, они его не касались. Он же не женщина, не ему с утра до ночи заниматься тем, что вызывает отвращение, но пожалуй это было хорошо — хоть какое-то взросление. И вместе с тем он ждал момента, когда Фэй вернётся в прачечную и больше не подступит к его дочери за ненадобностью. Но когда он сказал об этом Цинь Лу, она вдруг взбунтовалась. О, эта женщина стала большой проблемой!
Фабину пришлось сдерживать своё негодование и тяжёлый вздох. Он попытался объяснить глупой Цинь Лу, что это лучшее, что можно сделать, но она оставалась такой же упрямой. Тогда у них снова начинались споры.
— Зачем она тебе здесь? — прямо спросил Фабин.
— Ты не можешь просто взять и отобрать Фэй у Джии! — слёзно заявила Цинь Лу и ухватилась за его руку. — Пойми, прошу тебя. Джия любит её. И Фэнг она тоже любит. Фэй не просто кормилица.
— О, ты не поверишь, я многое могу. И ты говоришь полную чушь. Я не позволю, чтобы моя дочь путалась с чернотой.
И он стал настолько терпеливо, как мог, объяснять этой глупой Цинь Лу, что Фэй пора сказать: «Прощай». Это же было ясно, как день. Женщины так любили всё усложнять, только бы Джия не выросла такой же дурной.
Цинь Лу с горестным вздохом упала на кровать и заплакала. Фабин не мого ждать, пока она успокоиться, надо было ещё подсчитать, какие расходы уйдут на господина Шуа Цзу и его золотые руки. Поэтому он поднялся и уже собирался выйти, но Цинь Лу вдруг заговорила:
— Остальные боятся её. Ты же знаешь.
Её — это Джию. Больше в поместье бояться было некого. Фабин кивнул и обернулся, надеясь, что Цинь Лу скажет что-нибудь стоящее.
— Фэй хорошо за ней присматривает.
— Я заметил. Она при Джие шьёт и чинит обувь. Этому ты хочешь, чтобы Джия научилась? Что вокруг могут крутиться те, кто захочет?
Цинь Лу подавила печальный вздох и сказала:
— Я не думаю, что это плохо. Сейчас. Потом, если ты хочешь…
— Да, хочу. Очнись, Цинь Лу. Джия — будущая жена Лорда Огня. Ей нужно показывать, кто она такая, а не разрешать возиться с девочкой из деревни. Эта дочка Фэй научит её дурному. Я уже запрещал, что-то не вижу, чтобы это выполнялось. А всё с твоей подачи, ты их защищаешь и всё им разрешаешь. Или мне приказать их высечь?
Цинь Лу вскочила, взяла его за руку и с мольбой заглянула в глаза.
— Прошу, не надо! Позабудь эти жестокие слова.
Фабин едва не усмехнулся. Цинь Лу просила сделать невозможное. Да и разве это была жестокость? Не казнить же он их, в самом деле, хочет.
— Я подумала…
«Ах, ты умеешь думать», — захотелось сказать Фабину, но он смолчал. Если женщина говорит так, значит, она хочет сообщить что-то неприятное. Фабин дёрнул рукой и нетерпеливо спросил:
— И что надумала?
— Ты хотел, чтобы я больше времени проводила с тобой, — сказала Цинь Лу, кротко опустив взгляд. — И я бы могла…
— Если с Джией будет кто-то другой, — закончил он.
О, эти недомолвки и загадки так раздражали. И то, что Цинь Лу упорно гнула своё, тоже. Фабин немного помолчал, не глядя на неё и обдумывая, полезно ли будет согласиться. Что ж, эти пререкания и долгие ссоры вынули всю душу, так что уже всё равно. Да и Фэй была полезна — уж кто-кто, а она слова лишнего про Джию не скажет за пределами поместья. У неё было целых три года на это, а она очень удобно молчала. Она была не из тех женщин, что любили болтать о всём, что видели и слышали, хоть какой-то прок от неё. Да и раз Цинь Лу согласна наконец оставить Джию и вспомнить, что у неё есть муж, Фабин не смел возражать.
— Пускай, — наконец сказал он. — Только проследи, чтобы эта твоя Фэй не научила Джию скверным словам. Озаю не понравится, если его невестка будет как невежа из-за холмов.