сон в пустом тереме

Одним вечером Сиба получает пугающее письмо от Кунисигэ, в котором тот просит приехать, ведь дело смертельной важности и больше ничего не поясняет, не читая даже сообщения. Он бежит к его дому со всех ног, и, когда взбирается по лестнице, уже воображает себе ужасающие сцены, из-за которых его друг мог бы вызвать его вечером так спешно, но, стоит ему остановиться перед домом, Сиба… не видит ничего необычного. Дом Кунисигэ выглядит как обычно, даже горит свет. Неужели что-то внутри? В страхе Сиба подбирается ближе, готовясь атаковать, но, стоит ему наступить на первую ступень лестницы к дому, как дверь неожиданно распахивается, и на пороге Сиба нос к носу сталкивается с Кунисигэ. Выглядят они, конечно, совершенно по-разному: Сиба весь потный и бледный от волнения, а Кунисигэ смотрит на него так удивленно, будто и не звал. Но потом вдруг начинает улыбаться и хмыкает. — О, наконец! — Что случилось?! Паника в голосе Сибы остужает энтузиазм Кунисигэ, и тот подозрительно смотрит на приятеля, будто не понимая причин для беспокойства. Потом в его голове что-то щелкает, и он цокает языком, будто наконец осознавая, и беззаботным голоском отзывается: — Мне нужно кое-куда срочно съездить, вызвали, но я же не могу оставить Тихиро одного. Присмотришь? Сиба смотрит на Кунисигэ во все глаза. Он смотрит, и понимает, что впервые с войны действительно хочет кого-то придушить. Посидеть с сыном!.. Вызвал под вечер с таким посылом!.. Да Сиба там поседел, небось, а эта бестолочь продолжает улыбаться! Когда испуг на его лице сменяется на ярость, Кунисигэ, кажется, начинает что-то подозревать, а потом и вовсе взвизгивает, когда получает смачный пинок под задницу и слетает с лестницы. — Да что такого?! — Дебил сраный! Научись нормально письма писать! Я чуть не сдох от стресса, а он себе няньку ищет! Дурень! — Ой, подумаешь, такой-то повод для волнения!.. — Я тебя прибью! Кунисигэ со смехом уклоняется от еще одной попытки ему врезать, и Сиба наконец выдыхается. В самом деле, бесполезно тратить на эту бестолочь энергию, такого человека ничего не исправит. Он лишь качает головой, думая, как тот так легко остается столь беззаботным даже после всего пережитого, после чего бросает взгляд вглубь дома, где сейчас тихо. Посидеть с Тихиро — не самая тривиальная задачка, он мальчик послушный и умный, мозгов явно побольше, чем у отца. Впрочем, планочка не столь высокая. — Ну и катись отсюда! Тупица, — ворчит Сиба, проходя внутрь. — Тихиро! Сегодня твой папаня решил свалить, поэтому нянчиться с тобой буду я! Тихиро недавно исполняется шесть, и для шестилетки он невероятно сообразительный и послушный ребенок. Никаких изрисованных обоев или раскиданных игрушек, он даже посуду за собой моет, отчего Сиба в недоумении — откуда столь чудесная привычка у сына человека, что оставляет после себя свинарник? По зову он выходит навстречу Сибе и смотрит на него настолько серьезно, насколько может позволить себе шестилетний пацан. Это по-своему мило. Честно, Сибе довольно сильно нравиться возиться с Тихиро… В такие моменты он начинает жалеть, что у него нет своих детей. Но тот ситуацию воспринимает спокойно и даже не удивляется, наверное, слишком привыкший к отцовским причудам. Потому, когда Кунисигэ сваливает по своим делам, вечер проходит максимально спокойно: они вместе готовят ужин, потом едят, и Тихиро просит рассказать немного про заслуги отца в войне. Смешно, что он никогда не делает этого при Кунисигэ, будто стесняется, потому Сиба старается припомнить все самое интересное, что можно рассказать ребенку, фильтруя, конечно, все ужасы, что происходили в те времена. Тихиро слушает его так пристально, что подивиться можно. Ночевать тоже приходится в доме Кунисигэ; Сиба не собирается церемониться и занимает хозяйскую постель, достаточно большую, чтобы в ней могло поместиться человека три. К счастью, ночью хотя бы не нужно беспокоиться о том, чтобы следить за Тихиро. Признаться, сложно понять вообще, почему Кунисигэ зовет его, Тихиро наверняка способен посидеть дома и в одиночестве, но такая забота по-своему умилительна. За этими размышлениями Сиба проводит пару часов, когда время давно переваливает за полночь, и почти проваливается в сон, но вдруг слышит тихие шаги по направлению к комнате. Он приоткрывает один глаз и видит, как у постели, будто маленькое приведение, стоит Тихиро. В обычное время такое зрелище напугало бы Сибу до усрачки, но он лишь устало приподнимается на локте. — Что-то случилось? — Сон… плохой. Тихиро смущенно опускает глаза, будто ему неловко об этом говорить, но Сиба и виду не подает. Все еще стесняется, Сиба-то пусть и знакомый, но все же не папашка, вот и не может решиться, но все равно приходит. Значит, доверяет. Приятное чувство! Сиба призывно стучит ладонью рядом с собой, приглашая мальчика сесть рядом, а когда тот подсаживается, то добродушно фыркает: — И часто вы так с отцом в обнимочку спите? — Иногда. — Н-да, и именно сегодня он нарушил эту традицию… Тебе следует его отругать, — Сиба глухо смеется, и, несмотря на отсутствие реакции со стороны Тихиро, неловкости не ощущается. Какой ужас, Кунисигэ, до чего ты скатываешься! Неужели тебя реально отчитывает шестилетка?! — Если тебе страшно, ты можешь остаться. — Я могу? — тот дергается, пристально вглядываясь в глаза Сибе. — Правда? — Почему нет? — Ну, Вы все же не папа… — Ой, Тихиро, я знаю тебя всю жизнь! Мы почти как семья, чего тут стесняться? Ну, давай ложиться уже, а то негоже тебе сейчас бодрствовать. Сиба едва сдерживает улыбку, когда Тихиро забирается на кровать с ногами и подныривает ему под руку, ложась рядом, будто бы кошка. Он еще совсем мелкий, костлявый, и, когда очень острая коленка упирается Сибе в ребро, он сдерживает желание поморщиться и треплет Тихиро по волосам, после чего накрывается одеялом. Сегодня ночью он спать точно не будет. Тихиро с любопытством заглядывает ему в глаза. — Правда все в порядке? — Конечно! Почему нет? — Не знаю… — Лучше спи, — смеется Сиба. — А то завтра голове будет болеть. Засыпает Тихиро быстро, и спит очень тихо, как мышка. Слыша его дыхание под ухом, Сиба невольно продолжает гладить его по сторонам, гадая, как при всей своей безответственности Кунисигэ умудряется быть настолько хорошим отцом, что даже несмотря на вечное недовольство, Тихиро так сильно к нему тянется. Впрочем, это вопросы на другой раз. Он посильнее прижимает к себе Тихиро, а потом прикрывает глаза, чувствуя, как сон все же приходит. Но с утра инстинкты дают о себе знать — и Сиба просыпается, когда чувствует на себе взгляд. Прямо у кровати стоит Кунисигэ и смотрит на все с таким довольным видом, что Сиба едва не взвизгивает. Но он сдерживается ради Тихиро и одним взглядом спрашивает, какого хера тот творит, в ответ на что гордый отец-одиночка прикрывает рот рукой и хихикает. — Какая миленькая сцена. Когда Кунисигэ начинает тихонько смеяться, Сиба не сдерживается и использует один из приемов ближнего боя, который коротко можно обозвать ударом вплотную. Он просто бьет того в нос, отчего Кунисигэ взвывает и отшатывается, а сам Сиба грозит ему кулаком, отгоняя, как назойливую муху. В этой немой перепалке удивительно лишь то, что из-за всей этой возни Тихиро не просыпается, продолжая сладко посапывать под боком. Спустя чуть меньше десяти лет Сиба остается с Тихиро ночью наедине вновь. Но в этот раз не потому, что Кунисигэ его просит. Хотя, будь он жив, наверное, попросил бы. Но он умирает, Тихиро остается один, и Сиба, как единственный оставшийся близкий друг, забирает последнее наследие друга с собой, пообещав себе, что присмотрит за мальчиком и во всем ему поможет. Цель ребенка похожа на крайне экстравагантное самоубийство, но что Сиба может сделать? Он ведь все равно полезет в эту клоаку, а так Сиба хотя бы сможет его контролировать. В случае чего — поможет. Во всяком случае, он на это надеется. Проходит чуть меньше недели со смерти Кунисигэ. Тихиро все еще в прострации — он не может найти себе места в новом доме, пытается заняться привычными делами, чтобы немного отвлечься, но все валится из рук. Попытки отвлечь мальчика на что-то безобидное, вроде просмотра фильмов, не помогают, Тихиро бродит по квартире Сибы, будто приведение, неспособный никак успокоиться. Он уже не плачет, просто сил не остается, но по ночам его мучают кошмары, и каждый раз Сиба вздрагивает, когда слышит из соседней комнаты сдавленный вскрик. Сам он в такие дни ночует в гостиной на диване, отдав комнату мальчику — ну не будет же он вынуждать ребенка спать черти где после всего произошедшего, да и с такой раной стоит получше отдыхать. Тихиро спит плохо. Днем он пытается бодрствовать, боится вновь увидеть кошмары, но нельзя не спать так долго, и иногда он проваливается в дрему, пробуждается от которой резко, будто его кто-то будит. Неделя подобного режима сказывается не только на нем, но и на Сибе, но Сиба уже привыкает не спать днями и ночами, он — взрослый. А Тихиро же… Одной ночью Сиба лежит на диване и бессмысленно глядит в окно, откуда видно восходящую луну. В голове пусто, а сон никак не идет. Он размышляет о том, как стоит тренировать Тихиро, о словах Азами про беспокойство в рядах «Камунаби», но отвлекается, услышав тихую поступь, что становится все ближе. Он не шевелится, когда в комнату тенью входит Тихиро и замирает у края дивана, после чего осторожно опускается на самый краешек, стараясь не задеть Сибу. Наверное, он думает, что Сиба спит, потому пытается его не задеть, чтобы не разбудить. Бедный ребенок, боится даже признаться в слабости. Он ведь не просто так сюда приходит, совсем недавно Сиба слышит очередной тихий крик. Под лунным светом его лицо кажется одного цвета с белоснежной повязкой. — Не спится? Тихиро опускает взгляд на Сибу, потом медленно качает головой. — Опять кошмары? — Вы слышали? Я каждый раз слышу, думает он, но потом вздыхает и садится рядом. Тихиро подсаживается ближе, но все еще далеко, будто намеренно держа дистанцию. Он держит спину ровно, складывает руки на коленях — будто восковое изваяние, а не человек. — Да я сам когда-то так просыпался каждую ночь. — Правда? А раньше Вы рассказывали только про героические стороны войны. — Такие истории для спокойных времен. А сейчас… Сиба не заканчивает, лишь цокает языком. Потом вспоминает вдруг тот момент десятилетней давности про то, как следит за еще совсем маленьким ребенком, и тот приходит к нему ночью. Забавно, что эта деталь не меняется, Тихиро все также тянется к кому-то в поисках помощи, но теперь ему сложнее в этом признаться. Маленький ребенок был искренней, но у него не умер отец на руках. Разница… колоссальная. Он вдруг улыбается и хмыкает, а когда чувствует на себе внимательный взгляд, поясняет: — Да вот, что-то задумался. Помнишь? Я один раз следил за тобой, а ты пришел ко мне ночью, мол, кошмары мучают. И мы тогда уснули в обнимку, а потом я чуть не сломал твоему папане нос, потому что он стоял над нами и умилялся, как самый огромный в мире дурак. — Я не помню последнего, — искренне признается Тихиро. — Это потому что это было наедине! Представь, если бы я начал колотить этого дурака у тебя на глазах… Но, тем не менее, было. Сиба на мгновение замолкает, смотря в окно. Солнце взойдет нескоро. Воспоминания о Кунисигэ неприятно горчат на языке. — Хочешь? Мы можем воскресить эту старую традицию. — Зачем? Тихиро устало на него смотрит. Он не возмущается, не заявляет, что это глупо, у него совершенно мертвый взгляд, и Сиба хочет сказать, что да — это одна из причин. Кошмары изводят сильнее, чем раны, ведь если от боли еще можно спрятаться, то от собственного подсознания — никогда. Потому он просто пожимает плечами. — Если тебе станет проще. Сейчас Тихиро скажет, что это глупо, и уйдет. Да, примерно так и будет. Он слишком серьезный мальчик, и единственный, с кем он мог быть откровенным — Кунисигэ, который уже никогда не вернется. Но нельзя же бросать его просто так, соглашаться с этой самодеструктивной мыслью. Тихиро все еще ребенок, и нет ничего плохого в том, чтобы вести себя по-детски. Нельзя возвращать привычки войны, где детям приходилось взрослеть за считанные дни, потому что иначе было не выжить. Но Тихиро… Ох, он ведь не сможет, ведь тогда будет ощущать себя, будто предаст воспоминания об отце. Потому Сиба не удивляется, когда Тихиро ему не отвечает, и некоторое время они сидят молча, пока первому это не надоедает, и он не встает на ноги, отправляясь готовить чай из трав. Приходится включить свет. По-хорошему, было бы неплохо выпить горячительного, раз нервишки пошаливают, но Тихиро еще рано пристращаться к алкоголю. Обойдется отварами. Кружку он принимает молча, и некоторое время смотрит на нее, будто разглядывая. Потом пьет, потихоньку, и Сиба молча — вместе с ним, гадая, что им двоим делать дальше. Жаль, что у Кунисигэ нет родственников. Жаль, что единственный, кто остается у Тихиро — это бывший убийца из «Камунаби». От зеленого чая Сибу уже тошнит. Сколько он выпил его за последние пятнадцать лет — и что, опять по новой? — Правда можно? Сиба невольно дергается, когда слышит голос Тихиро. Тот опускает голову низко-низко, но на бледном лице легко различить даже самый незаметный румянец, настолько неловко ему об этом говорить. — Почему нет? — Я уже не ребенок. И не хочу навязываться… Я не Ваш сын. Последнее он произносит немного тише остального. — С учетом обстоятельств… Стоит ли нам оглядываться на все это? Да ладно тебе, Тихиро. Я хочу помочь. Тем более, — фыркает он, — для меня ты все еще ребенок моего дорогого друга. Считай, как племянник. Вот уж нашел стесняться. Тихиро пытается скрыть смущение за тем, что утирает лицо, но Сиба видит, как тяжело дается ему этот вопрос. Иногда в таких вещах надо быть настойчивым, и в этот раз эта роль отведется Сибе. Он поднимается на ноги и кивает в сторону спальни. На диване вдвоем не уместиться. Тихиро послушно следует за ним, и в самый последний момент Сиба слышит настолько тихое, что его можно упустить: — Спасибо Вам… Все будто повторяет ту самую ночь десятилетней давности, они вновь лежат рядом, и Сиба чувствует, как ему в плечо утыкается Тихиро. Сначала он лежит недвижимо, будто труп, но потом, видимо, погружается в полудрему, и его вновь настигают эмоции. Плачет он немо, и лишь по тому, как футболка на плече вдруг становится мокрой, можно что-либо понять, и Сиба не переставая гладит его по спине. Он гадает, где они в жизни поступили не так, что судьба их так всех наказала: сначала войной, а потом — этой трагедией. Когда же тишина прерывается тихим всхлипом, он лишь болезненно морщится, не зная, что ему делать. Может, если бы он был хорошим человеком, то нашел бы ответ. К сожалению, Сиба не без греха. Он бормочет успокаивающую нелепицу, продолжая прижимать Тихиро к себе, моля богов, чтобы в один день весь этот кошмар прекратился. Но думать так в самом его начале… Возможно, слишком эгоистично.