Опасный соперник / Tyger! Tyger!

Северус Снейп смотрел на студентов седьмого курса, присутствующих на объединенном уроке зелий, не позволяя взгляду слишком долго задерживаться на пустующем месте рядом с Лонгботтомом. И снова он пришел к удивительному выводу, что Гермиона, как жена, приносила гораздо меньше хлопот и перечила ему реже, чем в период, когда она была его студенткой. В классе она фактически срывала его четко структурированные занятия. Она настолько опережала одноклассников интеллектуально, что ему приходилось прилагать усилия, чтобы контролировать ее прогресс, и в то же время следить за тем, чтобы ни один из других учеников не проделал брешь в стенах Хогвартса. Присутствие Грейнджер на уроке фактически означало преподавание двум классам одновременно. В большинстве случаев эффективным способом было игнорировать стремление девочки выдавать развёрнутый ответ на каждый его вопрос, но это было почти невозможно, когда она, с упрямой настойчивостью, высоко тянула руку. Были дни, когда он мог поклясться, что все, что ей нужно, — это пара сигнальных флагов, и она сможет руководить с берега целым флотом. Если бы он мог получать галлеон каждый раз за последние семь лет, когда он приказывал девочке опустить руку, он стал бы богатым человеком. Ему сложно было признать, но когда он возвращался к себе в конце утомительного, а иногда и приводящего в бешенство дня, он вообще не возражал против присутствия в его жизни некой мадам Снейп. Было бы удобнее думать о ней, как о совершенно другом человеке, ничем не напоминающим назойливую гриффиндорскую выскочку Гермиону Грейнджер. Создавалось впечатление, что это вообще не та Грейнджер, которую он знал семь лет. Мадам Снейп была маленькой серьезной леди, а не надоедливой школьницей в короткой юбке и с такими пышными и густыми волосами, что они заслуживали отдельного обращения. Мадам Снейп вела себя чинно и заплетала волосы в густую косу, что придавало строгость ее нежному лицу. Слово «строгость», применительно к ней, заставило его спрятать лёгкую усмешку, затронувшую уголки рта. Эта девушка не была похожа на типичную Грейнджер, она одевалась, как взрослая ведьма в скромные, хотя и слегка облегающие платья. Большую часть времени она вела себя очень разумно. Разговор между ними вовсе не был неприятным, даже когда она проявляла агрессивное любопытство, и как бы его это ни раздражало, в глубине души она все же оставалась Гермионой Грейнджер. Но простой факт заключался в том, что он не особо возражал против жизни рядом с ней… Он поднял взгляд и понял, что Уизли и Лонгботтом смотрят на то же пустующее место за партой, что и он. В этот момент он обнаружил, что его мысли приняли весьма неприятное направление и с усилием подавил нецензурную брань, готовую сорваться с его губ. Хотя он испытал большое облегчение от того, что его не заставили лишить ее девственности в первую брачную ночь, но это также означало, что один из этих кретинов завладел ею первым. Не то чтобы он собирался упрекать её в этом. Это просто было тем, что он не считал нужным обсуждать, поскольку это давало возможность его жене задать вопросы на тему, которую он предпочел бы не затрагивать совсем.. Сама эта мысль заставила его стиснуть зубы. Это точно была не ревность, а вопрос дисциплины в классе. Как можно проявлять должное уважение к своему профессору зелий, если ты переспал с его женой? Никто из мальчиков не вел себя дерзко или, по крайней мере, не более дерзко, чем обычно. Так кто это был? Он пристально посмотрел на Лонгботтома. Мальчику хватило наглости вырасти в здоровяка, способного конкурировать как с Крэббом, так и с Гойлом. Правда, он остался таким же робким, как прежде, но, возможно, женщинам этот тип нравился. Являлась ли забота Гермионы о мальчике чем-то большим, чем милосердие к более слабому ученику, или это было увлечением? Он перевел взгляд на Уизли. Едва ли этот вариант был лучше. Уизли вымахал и стал одним из тех немногих учеников, которые физически могли сравниться с ним. Он снова оценивающе взглянул на него, — они были одинакового роста, одинакового телосложения. Разница была лишь в том, что Уизли не был запятнан меткой Пожирателя смерти. Северус с отвращением содрогнулся от самой мысли о том, что его хрупкая, маленькая жена извивалась и стонала под этим невежественным, напористым мальчишкой. Он прокручивал в уме мысль, как легко из объятий этого юнца она перепорхнула в окровавленные руки покрытого шрамами, несчастного профессора. Холодное чувство наполнило его грудь, но нет, он не ревновал. Не ревновал. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Тот вечер в его комнатах, нет, в их комнатах, ничем не отличался от любого другого вечера. Когда он вошел, она, конечно же, читала книгу, лежащую на коленях, опустив голову и подперев лоб ладонью. Она невинно улыбнулась, увидев его. На столе лежал пергамент, исписанный уравнениями. Это было привычное зрелище. Как в любой другой их вечер. Однако он не мог выбросить все эти грязные образы из головы. Ему удалось заставить ее задохнуться в попытке подавить смех за столом в Большом зале. Все, что ему нужно было сделать, это шёпотом сказать какую-то сомнительную остроту, касающуюся мадам Хуч. После ужина они мирно сидели на диване и читали. Он молчал, не в настроении задать ей хотя бы пару нейтральных вопросов. В тишине и тепле камина она задремала, опустив голову на спинку дивана, даже не успев высказать ему свою обычный вечернюю просьбу. Он сказал себе, что не разочарован и решил позволить ей провести ночь на диване, когда она пошевелилась. — Ммммм, — она потянулась, протирая глаза. — Я думаю, что сегодня вечером мы могли бы попробовать что-нибудь новое. — Ты подразумеваешь набор наручников, которые мистер Филч хранит в своем кабинете? — спросил он, надеясь, что она правильно оценит шутку. — Не рассчитывай на это, — она закатила глаза. Он приподнял одну бровь. — Как ты относишься к фелляции? — жеманно спросила она, потягиваясь и подавляя зевок. Он прочистил горло. — Думаю, я мог бы приложить усилия, чтобы пережить это ради тебя. Она посмотрела на него сквозь ресницы, опустилась на пол между его ног и начала расстегивать его брюки. Очевидно, она делала это и раньше. Ее рука уверенно обхватила его сквозь ткань брюк. Он был тверд еще до того, как она закончила расстегивать его пуговицы. Какой маленькой шлюхой была эта внешне чопорная студентка… Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Божественно, ее рот был божественен. И все же каким-то образом каждое сладкое прикосновение ее языка заставляло его кипеть от злости, гадая, где она научилась такой изысканной технике. Когда она полностью взяла его в рот, это было мучение и наслаждение. Тонкие пальчики на его теле… Нежные губы целовали шрамы, которые, как верёвки, тянулись по внутренней стороне его бедер. Она все делала правильно. Он обхватил руками ее голову в соответствии с проверенной временем практикой, когда мужчине делают минет, но вместо того, чтобы заставить ее голову опуститься, он оттолкнул ее. Она вытерла рот тыльной стороной ладони и растерянно посмотрела на него. — Я сделала что-то не так? — Напротив, мне стало интересно, где ты научилась такой экспертной технике? — прозвучал мертвенно-холодный голос ее мужа. — В основном, литература, — покраснев, ответила она. — Возможно, здесь ты почерпнула теорию, моя дорогая. Но с кем ты тренировалась на практике, с мистером Уизли или, возможно… с Лонгботтомом, — спросил он опасным, обманчиво шелковым голосом. — Это низко, — защищаясь, ответила она. — И подло. Ты так говоришь … словно ревнуешь, — она выглядела так, как будто сама идея была возмутительной. — Это совершенно… — Ревную? О, нет, не обольщайся, — холодно сказал он. — Просто беспокоюсь о своём авторитете в классе. Я вряд ли смогу поддерживать порядок, если моя жена… — Даже не думай продолжить эту фразу! Ты собираешься выговаривать мне о правилах приличия в тот момент, когда у тебя спущены брюки? Ты невероятно лицемерный козел! — сказала девушка, которая недавно заявляла, что ненавидит брань. Она сжала губы, сдерживая поток ругательств. — Нет, не собираюсь, — ответил он, застегивая штаны и приподнимаясь, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. — Я никогда не спрашивала о твоих бывших любовницах, — огрызнулась она, все больше раздражаясь. — У меня их не было, — гневно выплюнул он. — Ты лживый ублюдок, — воскликнула она в яростном изумлении. — Ты правда ожидаешь, что я в это поверю? — Прошу прощения? Должно быть, я ослышался, — прошипел он. — Какой бред, — прошипела она в ответ. — Если ты собираешься лгать мне в глаза, Северус Снейп… — Это правда, — прорычал он. — Не рассчитывай, что я поверю в это, — бросила она в ответ. — О, у меня были женщины, Гермиона, — сказал он шёлковым голосом. — У меня было три типа женщин: шлюхи, участницы оргий и жертвы насилия, но у меня никогда не было той, которую можно было бы с полным основанием назвать — любовницей. — Тогда кто я для тебя? — спросила она сквозь зубы. — Не знаю, дорогая, я колеблюсь между жертвой и шлюхой, — сказал он, но произнося эти горькие слова вслух, он пожалел об этом. Услышав такое, она вспыхнула и посмотрела на него так, словно он ее ударил. Затем молча развернулась и быстрым шагом направилась к дверям. — Куда именно ты собралась? — тихо спросил он ее. — Именно к Альбусу Дамблдору, — холодно отозвалась она. — Ты думаешь, он спасет тебя? Он предложит тебе какую-нибудь сладость и отправит обратно ко мне — вот что он сделает, Гермиона, — произнес Северус. — Он так не поступит. Он добрый и понимающий, и он не станет…— прошептала она. — Он такой. А я злодей, который доводит до слез маленьких девочек, — он навис над ней, стиснув зубы. — Я тебя не боюсь. Ты меня бесишь. Научись видеть разницу, — презрительно сказала она. — А ты, — сказал он, оскалив зубы, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица, — научись бояться. — Ты жалок. Он не знал, как это произошло, но в следующую секунду он всем телом прижал ее к стене и очень тихо и очень быстро прошептал ей на ухо: — Возможно, это действительно так. Возможно, каждое твоё слово правда. Но именно Альбус толкнул меня в преисподнюю, когда я был… ненамного старше тебя. И тебе следовало бы знать кое-что о его… гуманности. — Что ты имеешь в виду? — Во время войны я получил конкретные инструкции от директора не совершать ничего, что могло бы поставить под сомнение мою лояльность Тёмному Лорду. Орден отчаянно нуждался в информации о группировке Пожирателей смерти, которую мог предоставить только я. Я спасал всех, кого мог, но иногда Волдеморт был близок к тому, чтобы заподозрить правду. Однажды Пожиратели Смерти должны были подвергнуть репрессии семью магглов. Я просил Дамблдора найти способ помочь им. Мы не успели спрятать их… Я не виню его, некоторыми… ценностями приходилось жертвовать в разгар войны, но… в ночь перед нападением он прислал мне Патронуса и попросил позаботиться о молодой девушке, почти ребёнке, вернувшейся из Хогвартса домой на Йоль, одной из моих собственных учениц, мало чем отличающейся от тебя, моя дорогая, возможно, не такой блестящей, но мы не должны винить ее в этом… Альбус просил избавить ее от страданий, — профессор говорил быстро и отрывисто, его взгляд застыл неподвижно, и казалось, он больше не видел перед собой Гермиону. — Мой извращенный разум нашел единственный способ угодить обоим моим хозяевам… Я незаметно свернул ей тонкую шейку, а затем надругался над ее мертвым телом на глазах у ее родителей. Мои соратники зарезали их, как свиней и подожгли дом… Никакое количество спиртного не помогло мне забыть ее лицо. Он не замечал, как его слезы капали на лицо Гермионы, все время, пока он продолжал свою страшную исповедь. — Можно сказать, что ты чего-то достиг, если вызвал отвращение даже у Беллатрисы Лестрейндж. И молись, что не оказалась на месте той несчастной школьницы. Я могу быть твоим мужем, моя дорогая, но я ни для кого не был любовником, — задыхаясь, произнес он. Его лицо было залито слезами, он сотрясался от рыданий, прерывистое дыхание с хрипом вырывалось из его груди, когда Гермиона потянулась к нему и обвила его шею руками. Это выглядело жалко, но он был не в силах отстраниться. Он насиловал, убивал, лгал, выполняя приказы, как послушный солдат. Меньшее, что он мог сделать, это сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Что-то должно было принадлежать ему, даже если это всего лишь чувство вины. Так почему он все еще дышал и держался за эту маленькую ведьму? — Я все испортил, — простонал он, уткнувшись в ее одежду. Они вместе откинулись на диван, он все не мог успокоиться, судорожно сжимая ее в объятиях и, наверное, невольно причинял ей боль. Она утешала его, ее руки ласково пробегали по его волосам. Он не мог даже представить, что подобное произойдёт, но был бессилен остановиться. Он хватался за неё, как утопающий за последнюю соломинку. — Больше не будет ничего хорошего, — повторил он, стыдясь самого себя больше, чем мог выразить. — Не говори так, Северус, — ответила она. — Ты знаешь, что это не так. Если бы кому-то не пришлось делать трудный выбор во время войны, нас бы всех сейчас не было. — Я ненавижу…ненавижу смотреть на их славные лица и видеть в них всех детей, которых я не спас, — с отчаянием сказал он ей, полностью поддавшись боли, захлестнувшей его, как волна. Гермиона вытирала ему слезы, но он не обращал на это внимание. — Те, кого я когда-то обидел… Разве они не знают, что это за мир? Нет, конечно, нет, они просто живут счастливо. Я убил их сверстницу, она медленно остывала, пока я трахал ее мертвое тело, и на следующий день они уже были здесь. Класс тот же, что и всегда… Те же восторженные дураки, которыми они были всегда, — весь яд его сердца излился в его словах. — Это был Виктор, — тихо сказала она. — Ты хотел знать, это был единственный мужчина, с которым я когда-либо… Снейп выпрямился с растерянным видом. — Болгарская звезда квиддича? Ученик Игоря? — спросил он в полнейшем изумлении. — Но ты же была всего лишь на четвертом курсе… Этот ублюдок…. Она взглянула на него с недоумением. Иногда Северус Снейп казался ей невозможным, загадочным человеком, подаренным ей самой судьбой, в награду или в наказание — она не могла сказать. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Но что-то изменилось, словно между ними рухнула ледяная стена, ранив каждого из них острыми осколками. Это было похоже на их с Гарри и Роном битву с горным троллем на первом курсе, только почему-то последствия казались ей важнее, чем спасение жизни или смерть. Выбор между жизнью и смертью был однозначен. Либо ты победитель, либо мертвец. Среднего не дано. С Северусом Снейпом все было сложнее. Она вышла замуж за преступника и убийцу, отверженного волшебника, который убил студентку, чтобы избавить ее от страданий и верил, что это было милосердие. Более того, после всех ужасающих признаний Гермиона не нашла в себе силы, чтобы оттолкнуть его. Она искренне жалела его. Сложно было представить, что было худшим в создавшемся хаосе. Для неё, определенно прямодушного человека с гриффиндорскими понятиями, все это выглядело как чертовы двойные стандарты. У неё заныло в груди. Она была замужем за человеком, для которого Волдеморт никогда не будет мёртв. На войне Северус потерял нечто большее, чем глаз или руку. Он был морально уничтожен. Она не знала, чего ожидала, когда услышала его слова: — Оденься потеплее, есть кое-что, о чем тебе следует знать. Она моргнула. И вот она, в каком-то тяжёлом оцепенении, все ещё пытаясь собраться с мыслями, схватила плащ и последовала за ним. Как обычно, он заставил ее бежать, чтобы угнаться за ним. Затем, не оглядываясь на неё, он вышел из замка и широкими шагами направился к главным воротам. Она буквально прыжками спешила за ним. Выйдя за ворота, он принялся ощупывать стену, словно отыскивая незакрепленный кирпич, затем, казалось, нашел нужный камень и отодвинул его в сторону, обнажив еще один камень, маленький, гладкий, ничем не примечательный. — Портключ, — сказал он, кивнув на камешек. — Куда мы идём? — успела она спросить, прежде чем он прервал ее. Это сводило с ума, он никогда не позволял ей закончить мысль. — Ты готова? Наш пункт следования — место преступления, иначе известное как Снейп-Холл, — твёрдо сказал он. — Что за преступление? Это не может немного подождать? Может быть, достаточно ужасов на сегодня, — устало возразила она. Был поздний вечер, у неё слипались глаза, и странное чувство тревоги нарастало в груди. — Нет, это не может подождать до завтра, или до выходных, или до летних каникул, или когда бы ты ни решила. Оно ждало слишком долго. Альбус должен был предупредить тебя, прежде чем ты согласилась стать моей женой. Я мог бы настоять, — нетерпеливо сказал он. — Видишь ли, преступление — это само мое существование, и если я подожду еще немного, боюсь, мне не хватит смелости рассказать тебе всё. Она посмотрела на него с удивлением. — Что, черт возьми, ты должен мне рассказать? — Если бы ты смогла захлопнуть рот и сделать так, как я говорю, мы, без сомнения, уже были бы на полпути к объяснению, — раздраженно ответил он. Она фыркнула. — Держись, — сказал он, обняв ее и сжал в руке портключ, и они аппарировали. Она почувствовала знакомое тянущее ощущение возле пупка, и ее глаза болезненно сузились, когда она внезапно обнаружила себя рядом с Северусом в хорошо освещенном вестибюле, где два домашних эльфа целовались перед камином. — Как видишь, я редко бываю дома, — сказал он, обращаясь к ней, а затем обернулся к эльфам: — Котти и Мадди, простите, что помешал, хотя, я не сказал бы, что мне нужны еще эльфы. Гермиона заметила, что два эльфа были более чем смущены. — Хозяин, Котти и Мадди — неблагодарные, глупые, никчемные создания, — подобострастно воскликнули они в унисон, упав ниц на каменный пол. — Прекратите это сейчас же! — заорал он. — Вы знаете, как я это ненавижу. И хватит оглядываться назад, его здесь нет, это не выходные. Он взглянул ей в глаза впервые с тех пор, как они прибыли, и, бесстрастно оглядывая ее с ног до головы, добавил: — Полагаю, мне следует познакомить вас с вашей новой хозяйкой. Эльфы издали нескрываемые вздохи. — Да, ваш ужасный хозяин нашел себе жену, — снисходительно сказал Снейп. — А теперь быстро бегите и сообщите остальным, прежде чем я позволю леди Снейп подарить всем вам безобразно связанные носки. И даже Аргус вам не поможет. — Наш господин не ужасен, — укоризненно сказал один из эльфов. Гермиона не могла определить, был ли говоривший мужского или женского пола, и какое из двух имён ему принадлежало. — Хозяин слишком долго отсутствовал дома, но Хозяин никогда не подарил бы Котти и Мадди одежду, никогда… — глаза эльфа наполнились слезами и он всхлипнул. — Идите, сейчас же! Или я попрошу у леди ее перчатки! — заорал он. По стандартам Северуса Снейпа сейчас его гнев не был по-настоящему пугающим, но эльфы, тем не менее, бегом удалились. Она посмотрела на него, размышляя об услышанном. Единственным Аргусом, которого она знала, был Филч, но с какой стати домашним эльфам Снейпа знать его? Она уже было открыла рот, чтобы спросить, но он быстро остановил ее, прижав к ее губам палец. — А теперь, моя дорогая, я бы хотел, чтобы ты ненадолго сохранила молчание, чтобы дать мне возможность многое объяснить, — он галантно поклонился и предложил ей руку, прежде чем отвести в глубину зала. — Я уверен, если не на все, то на большинство твоих вопросов будут даны ответы. Они остановились у противоположной стороны зала, и она поняла, что то, что издалека казалось многочисленными трещинами на белой штукатурке, на самом деле оказалось мудреным переплетением линий, окружённых именами, написанными слишком мелким шрифтом, чтобы она могла их разобрать. Она наклонилась поближе. — Мое семейное древо, Гермиона. Вот, — сказал он, потянув ее в дальний конец, — я. Твое имя добавлено, как имя моей жены. Она зачарованно смотрела, забыв на мгновение, что мистер и миссис Уизли удочерили ее перед свадьбой. Ее имя блестело крошечными черными буквами: «Гермиона Уизли». Казалось, он ждал, что она заговорит, но она ограничилась удивленным восклицанием. — Это ещё не все, — он потянул ее вдоль стены к противоположному концу семейного древа, — прародители, — его длинный палец почти коснулся пары имен: Аид — Персефона. Аид и Персефона. Просто. Без фамилий. — Словно в мифе, — прошептала она. — Они были такими же волшебниками, как ты и я, — скромно заметил он. — Если бы ты родилась пять тысяч лет назад, я осмелюсь сказать, что ты тоже стала бы объектом поклонения. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы шокировать своим впечатляющим происхождением, — то, как он это сказал, звучало так, как будто Северус Снейп мало что считал менее впечатляющим. — Итак, — нетерпеливо сказала она, — хватит драматической прелюдии, продолжай! Его глаза сверкнули, как будто он не мог решить, рассердиться ему или рассмеяться. — Здесь ты видишь имя Сидхе, — он протащил ее за руку ещё несколько шагов. — Она была последней магглорожденной ведьмой, вышедшей замуж за представителя моей фамилии. Ее муж, Комитас, построил этот дом во времена вашего римского императора Адриана. Посмотри на эти линии, моя дорогая, взгляни внимательно и скажи мне, что ты видишь? Она ходила вокруг, внимательно рассматривала извилистые ветви семейного древа и видела знакомые имена. Его родители были двоюродными братом и сестрой, бабушки — кузинами, дюжина фамилий повторялась бесконечно. Она увидела имена всех чистокровных волшебников, которых знала из Истории Хогвартса. Минерва МакГонагалл была троюродной сестрой Северуса Снейпа. Как и Люциус Малфой. Уизли многократно сочетались браком с Блэками и Люпинами. Кто бы мог подумать? — Я вижу здесь опасный инбридинг, — сказала она, — И это касается не только твоих родителей. Близкородственными браками связаны и другие чистокровные фамилии. Притока свежей крови не было уже давно. — Поздравляю с тем, что ты заметила очевидное, — одобрительно сказал он, — и главную причину, по которой мы оказались в этом браке, а также… причину, по которой я такой, как есть. Откровенно говоря, Гермиона устала от этой длинной предыстории и какой-то общей недосказанности. Она не понимала, к чему он ведёт. Ей очень хотелось заставить его говорить конкретнее, встряхнуть его или что-то в этом роде. Потом она поняла, что он выглядит крайне неуверенно. — Мне раньше никогда не приходилось рассказывать эту историю, — угрюмо сказал он, — каждый волшебник старше сорока лет знает ее из «Ежедневного пророка». Посмотри на стену, — приказал он. — Что я должна увидеть? — настороженно спросила она. — Мои родители, — сказал он, — Аврелиус Снейп и Мелюзина Филч, — сколько раз их семейные линии пересекались на этой стене? Не важно, я скажу тебе — тринадцать. Это стало ответом на вопрос, какое отношение Филч имеет к Снейп-Холлу — смотритель был его родственником. Она попыталась взглянуть ему в глаза, но он снова отвернулся, изучая стену. — Мне внушили, что это был брак по любви, — произнес он. — Все изменилось, когда выяснилось, что их первенец родился сквибом. Мой отец не позволил бы, чтобы его фамилия была запятнана ребенком, который не был одарён магией. Аргус Филч — мой старший брат, — он указал на выжженное место рядом со своим именем. Она вспомнила о следах повреждений на семейном гобелене Сириуса Блэка. — Это многое объясняет, — ответила она ему, мысленно заполняя пробелы. Присутствие Филча на свадьбе, то, с каким восхищением смотритель каждый раз обращался к Мастеру зелий. Семь лет наблюдений внезапно слились в одну картину. В своей грубоватой манере Северус с очевидным постоянством проявлял определенную заботу о своём брате. Как ни странно, это согрело ее сердце. — Это нужно было рассказать тебе в Хогвартсе. Один сквиб был бы позором для моих родителей, но за двадцать два года между мной и Аргусом моя мать произвела на свет шесть мертворожденных младенцев, пока на свет не появился ещё один сквиб. Они назвали его в честь моего отца — Аврелий, прежде чем поняли, что он такой же, как Аргус, — продолжал он, все ещё глядя на стену. — Как печально… Но что случилось с Аврелием? Где он сейчас? — спросила она, касаясь его руки. Он отстранился, не глядя на нее. — Дальше будет намного страшнее, моя дорогая. Я уверен, что все началось достаточно безобидно: чары плодородия, укрепляющие женские зелья, амулеты для беременных из магазинов в Косом переулке… Но Мелюзине и Аврелиусу ничего не помогало, до тех пор, пока… — Пока… что? Что? — произнесла она, внезапно похолодев. — Они обратились к Темным Искусствам, — ответил он, посмотрев ей в глаза. — Что это значит? — с ужасом спросила она. Ее познания в Темных искусствах начинались и заканчивались Защитой, и она понятия не имела, что он пытается до неё донести. — Ты действительно понятия не имеешь, правда? — негромко спросил он. Она покачала головой. — Я думаю, ты знаешь, что подобной литературы нет в школьной библиотеке, по крайней мере, в свободном доступе. — И это не те вещи, которые питают твое ненасытное любопытство, не так ли? — уверенно сказал он. — Не могу сказать, что я удивлен. Тишина затянулась, когда он прислонился к стене и пристально посмотрел ей в лицо, как будто пытался разгадать загадку. — Существует несколько Темных Обрядов, которые гарантированно приводят к рождению сильного волшебника, — сказал он без тени эмоций. — В ту ночь, когда я был зачат, мои родители перерезали горло моему брату Аврелию и умылись его кровью. Он медленно умирал, истекая кровью, в то время, когда мои родители совокуплялись рядом с его телом, пытаясь зачать ребёнка. На момент смерти ему было всего шесть лет. Глядя в его бесстрастное лицо, Гермиона почувствовала подступающую к горлу тошноту. Ужас был всего лишь слабым определением того, что она сейчас чувствовала. — После того, как я родился, начались взаимные обвинения, начало моей жизни стало проклятием для всей семьи. Судьба с тех пор продолжила устилать мой путь телами мертвых детей, — с мрачной насмешкой сказал он. — Я думаю, ты… что надо! — выпалила она. Он громко рассмеялся, как будто она сказала что-то очень забавное. — Посмотри на меня, Гермиона. Посмотри на меня. Любой рядом со мной чувствует это — разрушительную Тьму. Точно так же, как люди смотрят на красивое дитя и понимают, что он родился в любви, они смотрят меня и видят зло. Сердце Гермионы пропустило удар. Вот почему, несмотря на то, что она любила его, его близость все еще вызывала у нее фантомную боль и мурашки по коже. Это объясняло многое… Ей стало обидно за Северуса, страдающего из-за чудовищного поступка его родителей, — Знаешь, многие люди кажутся приятными, пока ты близко не столкнёшься с ними, а потом с них слетает маска, и ты выясняешь, что они подлые и двуличные. — сердито сказала она. — С тобой все наоборот. Ты кто-то вроде противоположности Локхарта. Он неуверенно посмотрел на неё. — После всего… я правда тебе нравлюсь, Гермиона? — Тебе должно быть совестно думать иначе, — устало ответила она. — Конечно, ты мне нравишься. Теперь продолжи рассказ и поведай мне, что произошло дальше. Северус выглядел растерянным, но продолжал идти дальше. — Мой отец нашел утешение на дне бутылки, и в конце концов вся грязная правда вышла наружу. Он взял на себя всю ответственность, защищая мою мать в суде, и в результате попал в Азкабан. В то время мне исполнилось пять лет. Он все еще жив, все ещё там… Моя мать пыталась заставить себя полюбить меня, но у неё ничего не вышло, я был слишком уродливым для неё, — он снова отвернулся. — То, что она совершила ради чистоты крови, не прошло без последствий, — она впала в безумие и свела счёты с жизнью. Это совпало с моим поступлением в Хогвартс. Так что, возможно, мой отец сел в тюрьму из чувства самосохранения, иначе она бы потащила его за собой. В любом случае, было много тех, кто считал, что мне не место в Хогвартсе. Большинство моих профессоров были удивлены тем, что мне удавалось добиться значительных успехов в учебе. Некоторые открыто ополчились против меня. Если бы не Альбус, меня бы исключили после первого конфликта с другим студентом, когда я пытался защищаться. — Если к тебе благоволил Дамблдор, почему ты… — она запнулась. — Присоединился к Темному Лорду? — продолжил он. — Потому что он был первым взрослым волшебником в моей жизни, который высоко оценил меня. Он заявил, что то, что сделал мой отец, оба моих родителя, заслуживает восхищения. Тёмный лорд называл мою мать мученицей Крови, — горькая улыбка исказила его лицо. — Он обещал, что когда мы победим, он освободит моего отца и мы воссоединимся. — Но потом тебе стало противно то, что он приказывал тебе сделать, твоя душа не лежала к этому, — тихо произнесла она. — Возможно, ты — порождение Темных Искусств, но ты не злой волшебник, — она не отводила взгляд от его побледневшего лица. — Ты не жестокий, в твоём сердце есть сострадание и доброта. — Доброта? — спросил он с явным отвращением в голосе. — После всего… ты все ещё считаешь меня хорошим человеком? — Альбус Дамблдор знал, что ты защитишь мою жизнь, — ответила она. — Он доверял тебе и во время войны, и после неё. Он доверяет тебе твоих учеников, он верит, что ты принимаешь верное решение, даже если это причиняет тебе боль… Я доверяю тебе. Из своего собственного опыта, своих наблюдений она знала как минимум дюжину случаев, когда он спасал ее, или Гарри, или Рона, или даже злосчастного Невилла, к которому Северус чувствовал такую же симпатию, как к куче крысиного помета. Одно дело идти на риск ради того, к кому ты чувствуешь привязанность, но гораздо большее — подвергать опасности себя ради того, кого ты презираешь. Она знала, что Северус Снейп склонен поступать по совести с таким же постоянством, как и высказывать самые отвратительные вещи, которые обычному человеку сложно было даже представить. Кто мог представить себе, что само порождение Тьмы — Северус Снейп будет так упорно сражаться на стороне Светлых сил. — Могу только сожалеть, что добрый директор не счел нужным предложить мне кого-нибудь с более пышными формами, — сказал он, с лёгкой улыбкой. — Заткнись, задница, — ответила она, нерешительно ударив его по плечу. В мгновение ока она обнаружила себя окутанной его мантией, а его губы приблизились к ее уху. — Возможно, это выглядит сентиментально, но сейчас мне хотелось бы поцеловать свою жену, — прошептал он, его черные глаза сверкнули. — Тебе обязательно каждый раз спрашивать разрешение? — спросила она. — Позволь мне самому решать, как я должен вести себя с собственной женой, — твёрдо сказал он. Она замерла в его объятиях, в замешательстве. — Итак, ты позволишь мне поцеловать тебя? — повторил он. — Разумеется. Он обхватил ее подбородок своими длинными пальцами и немного приподнял, а затем нежно прижался к ее губам в коротком поцелуе, больше похожим на обещание. — Я не могу сказать, гений ли Альбус Дамблдор или я дурак, а ты опасно наивна… а может все вместе, — пробормотал он, скользя губами по ее шее. Именно в этот момент Гермиона поняла, что они не одни. Северус выругался, это заставило ее лишь на мгновение вздрогнуть, она уже привыкла к его сквернословию. Не менее двух десятков домашних эльфов, облаченных в наволочки с вышитой буквой S, робко смотрели на них. — Хозяин, наш добрый Хозяин, самый лучший на свете, — пел тонкий голос, — Домашние эльфы Снейп-Холла не заслуживают такого подарка, какой преподносит Хозяин, — отозвался другой. — Хозяйка, — послышался шепот. — Хозяйка, — повторилось. — Хозяйка, — эхом звучало у них на устах. — Хозяину и госпоже понадобится чай, и Мофф будет счастлив подать его, — с гордостью сказал старый домашний эльф с седой прядью волос, ниспадающей на один глаз. — Котти приготовит тосты. — Мадди и Морте принесут запеченную с розмарином баранью ногу, — пропищали в унисон два голоса. — Ростбиф, госпоже отчаянно нужен ростбиф! — раздался крик из толпы. — Хозяин любит пирог с почками, и Тикер испечёт его! Северус Снейп был явно напуган. — Они будут кормить нас до рассвета, если им дать хоть малейший шанс. Этот дом практически заброшен с тех пор, как моя мать умерла. Уже тридцать лет им нечем заняться, кроме как есть и размножаться. Гермиона балансировала между ужасом и весельем. Армия домовых эльфов, выведшая из равновесия самого Северуса Снейпа… Это нужно было видеть. — Книги! — раздался еще один крик. — Хозяин Северус любит свои книги, и книги должны у него быть… — И чистый пергамент! — Перья! Мастеру нужно много новых перьев, острых перьев! Это было что-то очень близкое к хаосу.