see me

      Можно было бы подумать, что слепота причинит кому-то огромную боль. Не иметь возможности видеть красоты мира, черты лица возлюбленного человека, улыбки на устах людей вокруг. Глаза больше не нужны: два белых шара, вечно смотрящих во тьму, — это прозвучало бы кошмаром для любого, кто услышал.       Потеря чувства, утрата того, что делало человека нормальным, была для многих утратой, слишком большой утратой, чтобы ее вынести. Когда-то, очень давно, Джон был одним из таких людей. Для него, как для скульптора, глаза были самым ценным достоянием. Известность в своей области, имя, нарицательное в эпоху, когда люди были слишком заняты, глядя на других из-за того, что они не могли позволить себе шелк, было большим престижем. Но сейчас, почти шесть лет спустя, Джон не променял бы то, что у него есть, ни на что другое.       Если бы кто-то сказал ему отказаться от своей нынешней жизни, чтобы вернуть прежнюю, жизнь с работающими глазами и творческой натурой, на которую мужчины и женщины из более богатых частей города ездили бы на своих колесницах, чтобы увидеть, Джон бы отказался.       По правде говоря, он никогда не считал себя человеком, который однажды закончит вот так. Так безвозвратно, невероятно влюбленным. Тем не менее, чувствуя, как мягкие музыкальные пальцы пробегают по его волосам, он понимает, что перемены — это, пожалуй, лучшая часть в жизни человека. Его любовь напевает над ним тихую мелодию, время от времени нежно почесывая голову, разбирая спутанные между собой кудряшки. Дует мягкий ветерок, который почти всегда дует там, где они живут.       Высоко на скале, в небольшом уединенном дом, над прекрасным морем.       По крайней мере, Линч говорит ему, что это красиво. Прошло довольно много времени с тех пор, как он видел его в последний раз. Линч продолжает напевать плавную мелодию, которую, он уверен, Джон слышал на рынке несколько дней назад. Он поет ее уже почти неделю, и Джон мечтает стать самим воздухом вокруг них, чтобы впитывать каждую ноту, срывающуюся с губ его возлюбленного, стать частицами, которым повезло, что их движения диктуются им.       — Ты проснулся? — шёпотом спрашивает Егор, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб. Джон мычит в ответ, наклоняется и ждет, пока к его губам прикоснутся чужие. Один поцелуй, два поцелуя, а потом они отстраняются. — А ты бы хотел вернуться обратно?       Джон некоторое время молчит, наслаждаясь потоком воздуха вокруг них, шумом моря, ощущением прохладного мрамора и гладкой кожей Линча под своим телом. Он скользит рукой по бедру черноволосого, нажимая почти незаметным прикосновением, и поднимается в сидячее положение. Линч встает на ноги первым, и Джон, словно слепой котенок, протягивает руку, чтобы ему помогли, даже спустя несколько секунд. Как только ему помогают, он ласково обнимает Егора за талию, чувствуя, как шелк на его теле развивается на ветру.       — Привет, — По-детски усмехается Линч, его рука ложится на щеку слепого. В свою очередь Джон на интуитивном уровне наклоняется к нему, целуя ладонь, прежде чем Линч снова накрывает его губы, создавая контраст вкусов.       Они стоят там, за высокими колоннами, под заходящим солнцем, целуясь, как будто не могут насытиться друг другом. Во многом они не могут насытиться. Они всегда жаждут большего, мира, который они нашли друг в друге, любви, которую Джон дарит Линчу, и огромной радости, которую другой дарит в ответ своему сердцу.       Маленькие змеи, сидящие на голове Линча, тоже любят его. Им нравится гладить его по щекам так же, как самому Линчу, им нравится запутываться в кудрявых и неряшливых волосах Джона, как будто они влюблены в эти коричневые неодушевленные пряди, как будто они принимают их за нечто, близкое с ними по духу. И хотя потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому, парни очень полюбили ощущение маленьких существ, пробегающих по их локонам с нежностью, которой, казалось, обладал только ангельский Линч.       — Теперь я готов вернуться — говорит он, и Егор хихикает в ответ. Он кладет голову Джону на плечо, обхватывает его более массивную руку. Даже после того, как Джон оставил ваяние позади, он следил за тем, чтобы его тело оставалось похожим на его искусство. В любом случае Линчу очень нравилась фигура Джона. Румянец, расцветающий на его щеках, подобен огню, растопившему лед. Застенчивая улыбка подобна солнцу, выглядывающему сквозь грозовые тучи. Если это делает его счастливым, значит жизнь прожита не насмарку.       Они возвращаются внутрь мягкими шагами, пока не оказываются у своего дома. Линч направляет его, несмотря на то, что находится рядом с ним. И когда они укладываются спать ночью, Линч со своими маленькими змеями удобно отдыхают у Джона на груди, а ветерок всё ещё дует сквозь открытые стеклянные окна.       Говорят, нужно потерять одно, чтобы получить другое. Джон потерял бы зрение и форму в каждом мире, вселенной и эпохе, если бы это означало, что парень, спящий у него на груди, мог бы принадлежать ему. Даже не задумываясь об обратном.