«Мы все мечтаем о светлом будущем. И чтоб оно наступило, работаем над настоящим»
Иван Наумов «Балканский рубеж»
Однажды он сказал: «Твой полёт — всего лишь сон», И ты летать не стал, стал таким, как он. И по земле ходить научился, как ребёнок ты — Но всё не мог забыть той прозрачной высоты. Максимов разлепляет глаза. Голова, кажется потяжелела килограмм так на пять. Перед глазами все плывёт, а в ушах звенит. Когда более менее мужчина приходит в себя, он принимает сидячее положение. Голова слегка кружится, а взгляд мутнее. Самое ужасное после ночной пьянки, это утро с похмельем. Он встаёт и шаркая, направляется к холодильнику. Открывает. Ничерта нет. Даже палки колбасы. Он разворачивается. Смотрит на журнальный столик и столешницу. Тоже ничего. Направляется обратно к дивану и садится, при этом споткнулся об пустую бутылку из-под водки. Максимов её поднимает. На дне оставалось пару миллиграмм алкоголя. Теперь же Макс почувствовал помимо голода дикую жажду. Он откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. Пытается заставить себя пойти в магазин и купить хотя бы минералки и хлеб. Открывает глаза и взгляд цепляется за календарь. Второе марта. Максимов хмыкает. На улице давно уже лето. Июнь. Солнышко светит. Птички поют. Шаталова уже третий месяц, как в Сирии. Прошу тебя, только себе не лги Ты пол меня, я пол тебя, но мы не целое И не друзья и не враги Я твой недостаток, ты моя Вселенная Ты восхитительна, я обречен полюбить тебя Если бы ты была музыкой, я бы ставил на репит тебя Давай попробуем все заново, ты — половина, не целое А я — постоянный герой, а не просто камео, типа появление Так мало от «не отпускай меня» до «убери от меня свои руки» Ты сейчас к своему идиоту поедешь, а я к своей сделанной суке Метель за окном, января уже в спальне, а я все ищу эти звуки Я буду писать у окна небоскреба о тебе все эти хуки. Липкая паутины печали сковала Макса. Тоска и грусть по единственному человеку, который все ещё любил и поддерживал Макса, брали верх. А сейчас от неё даже мимолетной весточки не было. Не было и одного маленького предложения. Он не знал как она. Не знал здорова ли она. И вообще, она жива? Мысли о смерти подруги ещё больше загоняли Макса в запой. Даже по Лене он перестал так скучать. — Максимов! — Вспомни гов… чудо вот и оно. Лена и Лёша входят в квартиру и проходят в зал. — Опять пил? — Скорее не спрашивает, а утверждает Леонидов. Он поднимает бутылку с пола, рассматривает и ставит на стол. — Какие люди, — лениво тянет бывший следователь, — и с чего же вы решили удостоить меня своим приходом и вниманием, — ядовито бросает Макс, не удосужившись открыть глаза. Раны на сердце снова начали кровоточить. А сердце забилось быстрее при виде бывшей, хотя разум кричал, что они предатели, которых можно простить, но нельзя доверять. — Хватит паясничать, — резко обрывает Лена, параллельно открывая окна в квартире. Свежий летний воздух резким порывом врывается в квартиру. Приносит с собой запах выпечки из пекарни, которая расположилась неподалёку от многоэтажки. — Елена Николаевна, если мне память не изменяет, то мы уже развелись, — Максимов продолжает язвить, бросаться ядовитыми словами и фразами наполненными сарказмом, — и ты вроде бы замуж вышла. — Максимов! — Лена всегда называла только фамилию Макса, когда не знала, что ещё ему сказать или ответить. — Да, Леночка?! — Также громко повторил мужчина. — Может уже прекратишь язвить! Мы тебе вообще-то помочь хотим! — Спасибо. Без вас справлюсь. Где выход показать или сами разберётесь? — Эгоист ты Максимов! Настя уже две недели лежит в больнице, а ты к ней не разу и не пришёл, — Лена оставляет кое-какие продукты на столе, — между прочим она неделю в коме провела! А Максимов кажется и протрезвел, когда услышал о том, что Настя в городе. Он вскидывает брови и вопросительно смотрит на бывшую жену и друга. — Что значит в больнице? — Голос становится сиплым, а мозг медленно, но начинает работать. — То и значит. Их группа попала под обстрел. Много раненных, Слава Богу нет потерь с их стороны, — поясняет судмедэксперт. — В какой она больнице? — В третьей, — отвечает Лена и тянет за собой Лёшу в сторону выхода. Максимов сразу же подрывается с дивана, как-будто бы и не пил всю ночь. Быстро собирается, потому что понимает, что в таком виде его к капитану не пустят. Когда выходит из квартиры, прямиком направляется в магазин. Покупает яблоки, мандарины, бананы. Всë, кроме апельсинов. Потому что знает, она апельсины на дух не переносит, а вот яблоки она готова килограммами есть.***
Однажды ты привык и почти не стал летать, Но только чей-то крик вдруг позвал летать. И поднял ты глаза в высоту, где голоса плывут — Там люди в небесах тебя с собой зовут. Больница встречает его не особо гостеприимно. Максимов больницы терпеть не мог и этих дотошно правильных докторишек тоже не любил. В нос ударяет запах медикаментов, стерильной чистоты и чего-то особенно больничного. Чем-то чем всегда пахнет больница. Он проходит к регистратуре, где находился, на удивление Макса миловидная брюнетка, а не как обычно, старая бабушка, которая, кажется эту больницу пережила и переживёт. — Здравствуйте. — Здрасте. А в какой палате Шаталова Анастасия? — В сто восьмой. Это налево и прямо, четвёртая дверь справа, — Макс кивает и уходит. Дверь в палату он находит быстро. Останавливается напротив и выдыхает. Дёргает за ручку, открывает, заходит. Отец Насти — полковник Шаталов Андрей, сидел с одной стороны кровати, а с другой сидела её мама — Анна Шаталова. — Ой, Максим приехал, — Анна тепло улыбается мужчине, — здравствуй. — Здравствуйте, — Макс выдавливает что-то наподобие улыбки. Пожимает полковнику руку. — Как жизнь? — Нормально. — Ладно, Настëн, мы поехали, — родители целуют дочку и уходят, оставляя молодых людей одних. — Вот, — Макс ставит пакет на тумбочку, а сам садится на стул, — тут яблоки, бананы. — Спасибо, — кивает капитана и сосредоточенно изучает лицо Максимова, — пил? — Да, — Максу невероятно стыдно. Обещал же ей, что бросит, а в итоге? А в итоге он спустя две недели узнает, что Шаталова лежит в больнице, — с тобой что случилось-то? Макс только сейчас видит, что из-под футболки показывается бинт. Костяшки пальцев на обеих руках перебинтованны. Левое плечо тоже перебинтованно, он заметил маленькое красное пятно на бинте. Значит плечо простреленно. Синяки, гематомы и царапины по всему телу. — Под обстрел попали, — мрачно отвечает капитан и поворачивает голову к окну. Макс знал. Знал какими возвращались все военные после командировок в горячие точки. Знак, как после увиденного там, у них надламывалась психика. — Как пёс? — Макс, — она поправляет Максимова и улыбается. Максимов с псом Насти никогда не ладил. То овчарка укусит Максимова или украдёт бутерброд майора, то Макс «случайно» наступит на хвост собаки или просыпит его корм. Настоящие друзья, — нормально. Очень ждёт встречи с тобой, — Макс фыркает на слова подруги. — А я то как жду нашей встречи, — она тихо посмеивается, — может расскажешь, что произошло? — Настя сглатывает слюну, опускает глаза. Начинает заламывать пальцы. — Мы были на задании с группой. И попали в засаду, но открыли огонь, чтобы я смогла освободить всех заложников как можно быстрее, — объяснила Настя, — подстрелили в левое плечо, в правую сторону под сердцем и в ногу рядом с главной артерией. Мне повезло, что я осталась жива, — усмехнулась девушка, но Макс заметил эту моральную подавленность. — Главное, что ты жива, — мужчина приобнимает подругу, мысленно благодаря всех Богов, что она сейчас рядом с ним. — Главное, что заложников освободили. — Гражданские? — Военные. Из другой роты. Дверь в палату открывается и входят родители девушки вместе с Максом. — Привет родной, — девушка интенсивно треплет загривок овчарки, а тот радостно виляет хвостом и облизывает лицо хозяйки. — А меня так не встречала, — бурчит Максимов и делает обиженный вид. Пёс отвлекается от хозяйки и лает на Макса, — поори ещё на меня, — Макс щёлкает по носу овчарки, а тот начинает лаить ещё громче. Смотрит на хозяйку. Жалуется. Шаталовы посмеиваются, наблюдая, как тезки начинают опять ссорится между собой. — Максим, можно тебя на пару слов, — за спиной раздаётся голос Шаталова. Макс кивает и поспешно встаёт. Анна остаётся с дочкой и собакой в палате, пока мужчины отошли. — Да, Андрей Андреевич? — Мужчины вышли на крыльцо. — Пройдёмся, — они идут во дворе больницы, а Макс терпеливо ждал, когда полковник начнёт говорить, — как у тебя жизнь? На работу не вернули? — Нет, — Максимов поджимает губы, знал он нрав и характер Шаталовых. — У меня к тебе просьба, — Максимов вопросительно смотрит на отца подруги, а тот продолжает, — у Насти после случившегося психика пошатнулась. — Я заметил. Я слышал, что после таких случаев солдат отправляют к психологам. — Не без этого. Я сам проходил через это и знаю, что лучшего любого психолога, помогает только близкий человек, — Макс слушает внимательно и не перебивает, — Настя нам не откроется так как тебе. Оттого у меня к тебе просьба, будь с ней рядом. Она очень нуждается в тебе, как собственно и ты в ней. — Конечно, Андрей Андреевич. — Только одно условие, — они останавливаются и смотрят друг на друга, — никого алкоголя, — сурово говорит и смотрит полковник, — пообещай мне. — Обещаю, — Макс понимает, он только что дал слово завязать с алкоголем, как минимум на месяц. А продержится ли он столько? Максимов не знал, но как говорят «Попытаться сам Бог велел». Он дал обещание, которое не имел права не сдержать.***
Давай за жизнь, держись, брат, до конца, Давай за тех, кто дома ждет тебя. Давай за жизнь, будь проклята война, Давай за тех, кто дома ждет тебя. Давай за них, давай за нас И за Сибирь и за Кавказ, За свет далеких городов И за друзей и за любовь. Давай за вас, давай за нас И за десант и за спецназ. За боевые ордена, Давай поднимем, старина! Давай! Она смотрела на письмо в своих руках, в котором говорилось, что еë рекомендовали к награждению орденом мужества. Она не знала, что об этом думать. Настя не чувствовала, что едва не погибшая при исполнении служебных обязанностей, достоина награды, особенно когда она с самого начала винила себя во всей этой неразберихе. Сослуживцы и семья пытались сказать ей, что она не может знать всего, но Шаталова гордилась тем, что очень хорошо осознает себя на задании, а также осознает все, что происходит вокруг нее, и этот предсмертный опыт укрепил ей решимость никогда больше не попадаться «спящей». — Что это? — Спросил Максимов, заглядывая ей через плечо. Она быстро сложила письмо и засунула его обратно в конверт. — Ничего, — ответил она. — Орден мужества? — Спросил он. Конечно, он увидел письмо. У него ведь был орлиный взор. — Ничего, — повторил она. — Насть, — сказал он ей, твердо положив руку ей на плечо, — это большая честь. — Тогда почему мне так не кажется? — Бросила она с вызовом. — Ты винишь себя? — Спросил он. — Конечно. Если бы я просто вернулась, чтобы проверить еще раз. — Сколько раз ты проверяла? — Дважды, но это не… — Насть, ты всего лишь человек, — оборвал он её, — ты не можешь быть в десяти местах одновременно. Ты сделала все, что могла, и когда вы попали в засаду, ты снова сделала все, что могла. Я не рад, что ты чуть не погибла, но тот факт, что ты подвергла себя риску ради всех остальных, был очень благородным. Для этого нужны храбрость и мужество. — Смотри-ка, теперь ты у нас великий философ, — язвит капитан, — это не помогает, — сказала ему Настя. Шаталова смотрела на конверт, лежавший у нее под пальцами на столе, чувствуя, как слова прожигают её насквозь и въедаются в кожу. К ней вернулись воспоминания обо всем, из-за чего несколько ночей она просыпалась в поту и хватала ртом воздух. — Может ты прав, — пожимает плечами и откладывает конверт в ящик. — Родители знают? — Да. — Что сказали? — Точь-в-точь тоже что и ты. — Видишь, мы правы. Ты большая молодец, — Максимов заглядывает в карие глаза и прижимает девушку к себе. Она не сопротивляется, позволяет себе расслабиться в руках друга. Или не друга. Макс успокаивающе гладит спину Шаталовой. — Когда Лена сказала, что ты в больнице, думал ушатали тебя, — тихо говорит Максимов, не выпуская девушку из объятий. — Шаталову ещё никто не ушатал! — Возразила капитан. Подумав немного, она все-таки спросила, — все ещё любишь Лену? — Нет, — Максимов почему-то на все сто процентов уверен в своём ответе. Дверь в палату открылась, вбежал Макс, а за ним и родители девушки. Овчарка начала лаять на Максимова и прыгать на него передними лапами. Слегка куснул резцами, по ощущениям будто бы ущипнул. Максимов на него шикнул и отдернул руку. — Скотина, — фыркнул майор потерая руку, но все-таки отошёл от Насти, а Макс радостно устроился возле хозяйки и снова возмущённо гавкнул на Максимова, будто-бы понял, что его обозвали, — не ори на меня, — твёрдо сказал Максимов, но пёс не унимался. Шаталовы рассмеялись, наблюдая, как «собачатся» тёзки. — У вас любовь на все времена, — ухмыляется Настя гладя овчарку. — Ага, абьюзивные отношения, — недовольно бурчит Максимов, а Шаталовы снова смеются. — Да ладно, не дуйся, — Настя приобнимает Максимова, а после шепчет, — мы тебя очень любим. Максимов улыбается, после они слышат, как Шаталов-старший предлагает выйти на улицу. Все радостно соглашаются и выходят вслед за полковником. Идут они под лай пса, крепкие выражения Макса в сторону собаки и смех Шаталовых. Для себя Макс осознаёт, что смог сдержать обещание. Он вытащил Настю. Был рядом с ней ночами, когда та просыпалась в холодном поту от ночного кошмара. А Шаталова вытащила Макса из запоя, из болота в котором он увяз. Помогла избавиться от зависимости от алкоголя и от воспоминаний о прошлом. И лететь по белому свету, Став одним движением ветра лететь куда-то вдаль. И не думать, как приземлиться, А у птиц свободе учиться, оставив всё то, что жаль.