Let Me Be Your Eyes

Тачихара всегда боялся, что умрëт от ножа Мори, и, возможно, сегодня этот день настал. Вампиризм не продержался и недели, но Портовая мафия всё ещё оправлялась от последствий. Да, члены мафии были излечены от способностей Брэма, но последствия были необратимыми. Во-первых, Тачихара получил порез на лице, из-за чего ослеп. Именно поэтому он сейчас лежал на операционном столе главы мафии. С его положением мало что можно было сделать, хотя, возможно, всё было бы не так радикально, если бы после ранения Тачихару не укусил Брэм. Рана слишком долго оставалась незалеченной, что вызвало некроз глаз. Их пришлось удалить. Тачихара больше никогда не сможет видеть. Несмотря на то, что во время процедуры Тачихара был в сознании, ему всë равно дали успокоительное. Он искренне ожидал, что операция пройдет без каких-либо лекарств. Временами врач мог быть довольно жестоким, даже по отношению к своим собственным работотникам. Тачихаре не хотелось разговаривать во время операции, хотя его хирург без умолку болтал о его дочери Элис. Она была милой, но он не мог выдержать такой бессмысленной болтовни. Если бы у него были глаза, он бы непременно их закатил. Тачихара попытался сосредоточиться на чём-то, кроме одностороннего разговора Мори, и вместо этого обратил своё внимание на свои ощущения. Капельница, подсоединенная к вене, закачивала холодный физраствор в его тело. Огромное количество стерилизационных средств, витающих в воздухе. Этот отчётливый запах клиники, который всегда вызывал у него отвращение. Его тело - спокойное, но застывшее на операционном столе. Ритмичные движения рук Мори, втягивающих и вытаскивающих иглу из его теперь пустых глазниц. Это нервирующее чувство, что главный убийца мафии может легко оборвать его жизнь, когда ему заблагорассудится. Эта мысль заставляла Тачихару содрогаться, но он ничего не мог поделать, если бы врач принял меры. По крайней мере, это была бы быстрая и безболезненная смерть. К облегчению Тачихары, он был освобождён от пули убийцы. После того, как удалили капельницу, Тачихаре помогли сесть. Голова была тяжёлой, и если бы не обезболивающие, ему бы точно было больно. Мори начал рассказывать о том, как вести себя после операции. Лекарства, которые ему придется принимать, ограничения в нагрузках и список чего можно и нельзя. Мори подчёркивал, как трудно ему будет приспособиться к жизни после потери зрения, но Тачихара был сыт по горло рассказами на что он способен, а на что нет. Он стиснул зубы, когда врач помог ему дойти до двери. Мори настаивал на том, чтобы проводить его до палаты, но Тачихара выругался и отмахнулся от него. Когда он направился к двери, Мори вмешался: — Мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше, Тачихара-кун. Даже если ты решишь уйти, мы всё равно примем тебя, если захочешь остаться. — Портовая мафия – моя семья… — Тачихара замялся. — И не ждите, что я уйду, пока меня не застрелят. Мори захихикал: — Вот что мне по нраву слышать. А теперь ступай и отдохни, — сделал отмахивающееся движение руками в перчатках. Тачихара ненавидел нездоровое чувство юмора главаря мафии и его полное пренебрежение к чувствам своих подчинённых, и это заставляло его задуматься, зачем он вообще вступил в Портовую мафию. Но он не мог уйти, как бы плохо ни обстояли дела. Мафия была его семьёй, а ещё была девушка, которую он любил… — Дерьмо! Как же я предстану перед Гин в таком виде? — подумал Тачихара. Он хотел официально пригласить её на свидание, прежде чем принять опрометчивое решение бросить вызов лидеру Ищеек, Фукучи, но решил, что будет мягче по отношению к её чувствам, если пригласит еë после этого. Тогда, если бы он погиб во время их поединка, ей не пришлось бы оплакивать любовника. Но теперь Тачихара жалел, что не пригласил её на свидание раньше. По крайней мере, тогда бы она прониклась к нему состраданием, тогда как в данной ситуации она видела в нём лишь отчаявшегося слепца, хватающегося за жалость. Тачихара был раздосадован на себя, что просчитался в своих чувствах и чувствах Гин. Он протопал по коридору, пытаясь выпустить пар, пока не почувствовал, как сильно кружится голова. Вытянув руки, Тачихара попытался нащупать стену, чтобы сориентироваться. Без зрения он часто не мог ориентироваться, если у него не было твёрдого предмета, на который можно было бы опереться. Это злило его. Все простые задачи, которые теперь были невозможны без гида, — как часто его тошнило. Это было жалко. Прислонившись к стене коридора, Тачихара в отчаянии колотил по стали. Когда он успокоился и боль в костяшках пальцев стала утихать, он продолжил путь по коридору. Его пальцы мягко касались стены, пока он шëл. Надёжный проводник к тому месту, куда бы не направлялся. Тачихара усмехнулся, вспомнив, как однажды пошутил Гин, что знает базу так хорошо, что мог бы ориентироваться в ней с закрытыми глазами. Какая злая шутка – судьба. Пока Тачихара пробирался по коридорам, в нём поселилось какое-то беспокойство. Он всегда так чувствовал себя перед засадой, ощущая зловещее присутствие. Он напрягся и попытался стать как можно более незаметнее (хотя не было никакой возможности узнать, не пропал ли он из виду). Он потянулся к пистолету в кобуре, но его быстро выдернули с места и ударили о твёрдую поверхность. Тачихара уже готов был закричать, как вдруг почувствовал холодное острие клинка у своей шеи. Это было плохо. Стоит ли ему закричать, чтобы предупредить остальных, и ему перережут горло, или промолчать и, возможно, позволить бандитам настигнуть всю мафию. Он уже собирался произнести последние слова, когда услышал слабое хихиканье. Не варварское, а голос невинной девушки. Тачихара тут же испустил дух, затаив дыхание от хриплого смеха. — Ох, Гин! Ты поймала меня! Девушка была стройной, но сильной, она подняла его одной рукой, чтобы посмотреть ему в глаза. Когда он оказался на одном уровне с ней, Гин громко ахнула. Нож выпал из её изящной руки и со стуком приземлился на пол. Сердце Тачихары сжалось. Он не хотел причинять ей боль, особенно такую. Он хотел сказать ей об этом заранее, чтобы она могла быть готова к резким переменам, произошедшие с ним. Он мог представить, как она дрожит и плачет, глядя в его незрячие глаза. Он представил, как она отстраняется от него, в ужасе от того, что он с собой сделал. Он даже приготовился к пощечине. Гин была бесшумным убийцей, но ничто не подготовило бы его к той скрытности, которую она проявила, когда набросилась на него. Напав, как гадюка, Гин бросилась на свою ничего не подозревающую жертву. Это было прямое попадание. Её губы врезались в его, как пуля, выпущенная из револьвера. Ее руки обвились вокруг него с силой анаконды, душащей свою жертву. Силы удара хватило, чтобы повалить их обоих на землю, и при этом Гин отказывалась ослаблять хватку на теле Тачихары. Она прижала его руки к земле и наклонилась, словно пожирая его. Жажда, которую она испытывала, можно утолить только на охоте. Как леопард на неспособную добычу. Поцелуй вырвался, казалось, из другого измерения. По силе воздействия он мог сравниться с гранатой. Тачихара, хотя и был слеп, впервые обнаружил, что его чувства обострились так, как и представить себе не мог. Ощущение было подобно взрыву. Каждый нерв, каждая жилка – след от пороха, который Гин только что подожгла. Жар от её губ – дымящийся пистолет, слишком горяч, чтобы до него дотронуться, но слишком бодрящий, чтобы его бросить. Она повалила его на пол, словно они были кометами, падающими на землю, — напряжение, огонь, непревзойдённая сила, способная, несомненно, вызвать разрушение планеты. Оказавшись неподвижным, Тачихара подчинился звериной натуре Гин. Как она вцепилась в него когтями, словно в приступе бешенства. Он потянулся, чтобы прикоснуться к ней, размышляя, сможет ли он приручить этого зверя. Его ослабевшие руки вцепились в её спину, моля о пощаде, и он почувствовал, как с губ сорвался удовлетворённый вздох. Гин потянула его к себе за воротник рубашки, а затем позволила ему упасть, как кукле, к себе на колени. После она ласково погладила его по волосам и, спустившись по лицу, нависла над его незрячими глазами. Тачихара никогда не чувствовал себя таким бесполезным и в то же время в таком экстазе. Это ощущение ошеломило его, но он сумел выдавить из себя: — Что это было, Гин-тян? Гин покраснела и начала одну из своих обычных пантомим. Из-за жестокого детства она была немногословна, но Тачихара всегда понимал её нежные выражения и молчаливые шарады. К новому Тачихаре будет трудно привыкнуть. Не желая говорить вслух, она вывела слова по буквам на его мозолистой руке. «Мне сказали, что ты умер». На его лице отразился шок. Он никогда не задумывался о том, что не вернётся после поединка с Фукучи, и о том, какое беспокойство это должно было вызвать в Портовой мафии. Неужели его товарищи из Ищеек тоже решили, что он мёртв? Он тяжело сглотнул, чувствуя вину за то горе, что причинил Гин и всем остальным, кому он небезразличен. — Я теперь слеп, Гин. Я бесполезен для мафии и для тебя… — прошептал Тачихара. Гин склонилась над его телом у своих колен и тихо заплакала. Он чувствовал, как она дрожит, стараясь не издавать ни звука. Её тёплые слëзы падали и пачкали лицо Тачихары. — Ну, думаю, это моё наказание за то, что я не сказал тебе это раньше… Я люблю тебя, Гин. — Тачихара натянул дурацкую ухмылку, стараясь не выглядеть как школьник, столкнувшийся со своей пассией на перемене. Гин тихо хихикнула и вытерла слëзы с глаз. Он мог быть таким придурком, но это заставляло её любить его еще больше. Её голос дрожал, но она четко произнесла слова: — Я тоже тебя люблю. — Она притянула его ближе и нежно обняла. Его горячее ровное дыхание на её шее напомнило ей о брате, который всегда был рядом, чтобы защитить её. Единственная константа в её постоянно меняющейся жизни. Теперь настала её очередь быть защитницей. Тачихара будет тем, ради кого она будет жить, кого будет защищать до последнего вздоха. Гин осторожно опустила его голову к себе на колени и залюбовалась его чертами. Его удивительно детское лицо, тонкий нос, на котором всегда красовался пластырь, веснушки, проявляющиеся на солнце. Ей захотелось поцеловать его снова. Целовать его до тех пор, пока у неё не перехватит дыхание, вдыхать его пьянящий аромат, стать с ним единым целым. Гин наклонилась для очередного поцелуя, не в силах больше сопротивляться. Но в этот момент он начал контратаку. Тачихара встретил её на полпути ещё одним столкновением, почти таким же мощным, как и её. Сила, которую он использовал, чтобы подбросить её вверх и застать врасплох, напоминала пикирующий бомбардировщик. Она была ошеломлена тем, как он поддался ей и в то же время полностью контролировал ситуацию. Он наклонился всё сильнее, пока не оказался оттеснëнным назад. Гин отпрянула назад и позволила Тачихаре перекатиться на неё сверху. Теперь командовал он, хищник превратился в жертву. Тачихара целовал её так, словно от этого зависела его жизнь. Этот сладкий яд, от которого оказался зависим. Вдыхать её дыхание, делясь её жизненной силой. Он сильно прикусил её губу, пуская кровь. Когда металлическая жидкость наполнила его рот, он подумал, сможет ли он использовать свои манипуляции с металлом, чтобы управлять ею. Каждая жилка в её теле повиновалась бы его желанию, если бы он того захотел. Марионетка на ниточках, которой может управлять только он один. Удовлетворённый её предложением крови, Тачихара продолжил предаваться удовольствиям. Его язык вслепую исследовал её лицо. Словно питон в темноте, это был единственный способ видеть. Он прослеживал нежные черты Гин, стараясь не упустить ни дюйма. Её тонкие ресницы, ямочки на щеках, которые она всегда прятала под маской. Её вкус был изысканным. Он не мог устоять на ногах. После лица Тачихара провел языком по её шее. Он чувствовал пульс Гин в её яремной вене. Он больше не был заражен вампиризмом, но Тачихара испытывал почти неконтролируемое желание перекусить ей горло и выпить ещё больше рубиновой жидкости, которая текла внутри неё. И тут он понял, что льется его собственная кровь. В результате всех этих кувырканий и суматохи разорвался шов на свежезашитой ране. Когда Гин это поняла, она усадила его и осмотрела жидкость, стекающую по его лицу. Это была небольшая слеза, но она решила, что всё равно поможет. Взяв маску в рот и крепко сжав её одной рукой, Гин разорвала ткань, чтобы сделать грубую повязку для лица Тачихары. Гин захихикала, глядя на то, как она пытается обмотать ткань вокруг его головы, и разразилась хохотом, когда ткань сползла с его лица и оказалась на шее. Гин покраснела от этого насмешливого жеста и дёрнула его вперёд за повязку, отчего он подавился. — Ок, я понял, извини, — игриво ответил Тачихара. — Спасибо, что беспокоишься обо мне, Гин. Я серьёзно. — Он переместился в сидячее положение, чтобы ему могли помочь встать. Им придётся вернуться в Мори, чтобы его снова зашили. Гин подняла его на ноги и позволила опереться на неё для поддержки. Тачихара чувствовал себя глупо, когда ему помогала девушка, но был рад, что это была Гин. Его рука обхватила её острые, но крепкие плечи, ощущая, как напрягаются её мышцы при каждом шаге. Она была такой сильной, и это в ней ему нравилось. Единственный раз такое случилось, когда они вместе участвовали в перестрелке в составе «Чёрных ящериц» и его ранили в ногу. Гин несла его всю дорогу до дома, как невесту. Ребята не дали бы ему покоя. Что бы они подумали о нём сейчас? Он усмехнулся, подумав: «Парни хотели бы, чтобы им повезло так же, как мне, и чтобы Гин была их любовницей». Когда они вернулись в клинику Мори, Тачихара почувствовал тошноту. При мысли о том, что он снова окажется на столе во власти убийцы, снова захотелось рваться. — Можешь пойти со мной, Гин? — спросил он дрожащим голосом. Она легонько сжала его руку, сказав «да». Не успела Гин взяться за ручку, как дверь распахнулась с огромной силой, казалось, сама по себе. Двое приготовились драться. Но, приглядевшись, Гин увидела, что это не Мори, а его дочь Элис. Почему она там была? Элис склонила голову набок и с недоумением посмотрела на Тачихару. — Тачи-кун? Ты не пострадал? — с беспокойством спросила Элис. Она сжала его щëки и смотрела, как струйки крови пачкают её крохотные ладони. — Папа! — позвала она в процедурную, —Это Тачи-кун! Позади Элис возникла громадная фигура Мори, когда он крепко обнял ту. Она брыкалась и отбивалась. Элис была маленькой и милой, но терпеть не могла, когда её обнимали. Наконец она нанесла ему удар в солнечное сплетение, от которого он попятился и отпустил корчащегося ребёнка. Всё ещё задыхаясь, поверженный Мори пригласил их обоих внутрь. После осмотра Мори решил, что Тачихаре снова нужно успокоительное, чтобы зафиксировать разорванные швы. Он набрал в шприц прозрачную жидкость и ввел её Тачихаре в руку. Он поморщился, когда игла глубоко вонзилась в его кожу. Почувствовав, что слабеет, он жестом попросил Гин помочь ему. Она присела на край операционного стола и положила голову Тачихары себе на колени. Мори бросил на девушку косой взгляд и отругал её за то, что она загрязнила его стерильную рабочую зону. Гин отстранилась, когда Тачихара протянул руку, чтобы схватить её за подол пальто. — Не оставляй меня, пожалуйста, — пискнул он. Гин поцеловала его в щеку и прошептала на ухо, что будет ждать его в комнате. Мори бросил на неё подозрительный взгляд и подала знак Элис выйти из комнаты вместе с ней. Элис почувствовала, как напряглась Гин, и слегка сжала её руку. Она улыбнулась, когда ребёнок прижался к ней, и они вместе вышли из комнаты. Тачихара, не осознавая, что происходит, начал паниковать. Он не понимал, почему Гин оставила его наедине с этим монстром. Не желая рисковать смертью дважды за один день, он вскочил из-за стола и направился к двери. Под действием наркотиков ему показалось, что комната кружится, и вскоре он оказался на холодном полу. Мори цыкнул, подходя к упавшему Тачихаре, чтобы забрать своего пациента. Последнее, что он помнил, - как в его тело ввели очередную дозу анестезии, и он погрузился в бессознательное состояние. Тачихара проснулся, казалось, после нескольких дней, проведенных в своей постели, от мелодичного гудения. Было лето, почему же обогреватель был включён? Прислушавшись, он понял, что это не техника шумит, а Гин напевает какую-то мелодию, отжимая очередное полотенце и прикладывая к его разгорячëнной голове. Он слабо улыбнулся и был уверен, что она улыбнулась в ответ. Ему так хотелось увидеть её. Он видел её в повседневной одежде всего один раз и чуть не умер от одного только вида. Длинные чёрные волосы, ниспадающие каскадом до талии, шёлковое платье, плотно прилегающее к телу, бледная светящаяся кожа. Она была абсолютным воплощением ангела. Он понятия не имел, одета ли она так сейчас, но решил пофантазировать. Утро прошло в том же духе. Гин помогала Тачихаре во всём, что ему было нужно. Одеться, ориентироваться. Это было неловко. Он так отчаянно хотел всё делать сам, но не мог без посторонней помощи. Он любил Гин, но беспокоился, что она просто была его служанкой. Делает всё за него, потому что её попросили, или потому что ей его жаль. Он не хотел мешать ей заниматься любимым делом. Было так много других дел, и Портовая мафия, несомненно, нуждалась в её помощи. Им нужен был мафиози, а не медсестра. Он должен был это сказать ей: — Гин, пожалуйста, оставь меня. Я отвлекаю тебя от твоих обязанностей. Я всего лишь рутинная работа, а у тебя впереди столько всего, кроме роли няньки для слепого. Пожалуйста, уходи и будь счастлива. Я только отягощаю тебя. Он разрыдался, и солёные слëзы засочились в его чувствительные раны. Его кулаки сжались на простыне, пытаясь скрыть отчаяние. Гин перевела взгляд на него. Это было совсем не похоже на него. Она никогда не видела его таким расстроенным, таким уязвимым. Тачихара был крутым парнем, который без раздумий покончил бы с жизнью врага. Видеть его таким сломленным было нереально. Охваченная эмоциями, Гин набросилась на Тачихару, повалив его на кровать. Она осыпала его лицо влажными липкими поцелуями, шепча в перерывах между ними. — Никогда не смей ТАК говорить о себе, Тачихара-кун. — Она склонилась над ним так, что её длинные волосы щекотали его лицо. — Ты ведь хотел, чтобы я была счастлива? Так вот, именно ты делаешь меня счастливой, ты, со всеми своими трудностями и проблемами. — Она небрежно откинула прядь волос с лица и положила голову на его обнажённую грудь, слушая биение его сердца. — Я думала, что однажды потеряла тебя, Тачихара. Больше я тебя не отпущу никогда, — Гин вздохнула, заметив, как замедлилось его учащённое дыхание. Тачихара лежал с открытым ртом. Он не ожидал от неё такой реакции. Это было удивительно… ОНА была удивительна. — Значит, ты не против помогать мне вот так постоянно? — спросил он, притягивая Гин поближе к себе, и оба погрузились в дремоту от тепла тел друг друга. — Тебе не нужно ни о чëм беспокоиться, любимый, — прошептала она. — Просто позволь мне быть твоими глазами.