bloodripe

Когда Мегуми только подумал, что дело сделано, он обратил внимание на то, чего не замечал всё время. На лицо. На каждой своей фотографии он разглядывал… то, что было ниже пояса. После стольких неудачных попыток он, наконец, остался доволен результатом: задранная толстовка обнажала живот, опущенная резинка нижнего белья пряталась под твёрдым членом, который Мегуми на фото сжимал в кулаке. Тусклый свет падал так, что тени прятались в каждой виднеющейся ямке тела: в пупке, по бокам от подвздошных косточек, между бёдрами. Толстая вена набухла справа, большой палец лежал на покрасневшей головке. Мегуми решил, что это сойдёт. И ровно перед тем, как нажать кнопку “отправить”, заметил на картинке и своё по-нелепому напряжённое лицо со сведёнными к переносице бровями. Мегуми поспешно вышел из сообщений, чтобы отредактировать фотографию, и решил поделиться ей с Изуми прямо из галереи. Изуми работала в любимой кофейне Кугисаки и каждый раз, стоило зайди туда, смотрела на Мегуми влюблённым взглядом. Со временем Мегуми сдался под натиском Кугисаки и Итадори и пригласил её на свидание. Мегуми нравилось, что она не имела ничего общего с миром магов. Мегуми нравились и откровенные фотографии, которыми они часто обменивались, особенно когда Мегуми был далеко от Токио. В этот раз Токио покинула Изуми — уехала в деревню неподалёку, чтобы навестить родителей. Интернет там был паршивый, на видеозвонок выйти не получалось. Зато изображения грузились хорошо. Мегуми прикусил губу, листая галерею вниз. Изуми на фотографии, сделанной в зеркале, сидела на кровати, задрав футболку. У неё была маленькая грудь с ярко-розовыми сосками, небольшой животик, совсем белый в холодном освещении её комнаты. Мегуми провёл языком по пересохшим губам и открыл следующую сохранённую картинку. На ней Изуми сидела уже с раздвинутыми ногами, и Мегуми в очередной раз заметил: под юбкой не было белья. Мегуми приблизил фотографию. Между влажных бёдер Изуми виднелся аккуратный треугольник чёрных волос. Следующая фотография была сделана на переднюю камеру. Теперь Мегуми мог разглядеть каждую мурашку на бледной коже Изуми, каждую капельку пота. Коротенькие пальцы сжимали грудь, аккуратные соски порозовели. Мегуми начал водить по члену быстро и беспорядочно; он достаточно измучил себя, пытаясь сделать нормальную фотографию. Мелькнула мысль записать на видео как он кончает, тяжело дыша в микрофон; Изуми говорила, что ей это нравилось. Его подкинуло от возбуждения, когда он увидел ещё одно пришедшее сообщение. Нетерпеливо Мегуми открыл его, надавив большим пальцем на головку, и… “Это специально для меня?” Мегуми моргнул. Что она имела в виду… Взгляд метнулся вверх, к отправителю, и рука замерла. Сердце на мгновение, кажется, тоже. Он послал фотографию Годжо-сенсею. Мегуми с силой сомкнул ладонь вокруг телефона, прежде чем уронить его на грудь. Застонав, он перевернулся набок и спрятал лицо в подушке. Никогда ещё в жизни возбуждение так быстро не ускользало от него. Телефон завибрировал, уведомляя о пришедшем сообщении, но Мегуми был не готов читать его. Он послал фотографию Годжо-сенсею. Уронив руки на одеяло, Мегуми мрачно одёрнул толстовку. С такой силой, что где-то треснул шов. На свой всё ещё твёрдый член он посмотрел, как на предателя. Телефон сохранял скорбное молчание. Мегуми больше сохранять скорбное молчание не мог. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он разблокировал телефон и уставился в экран. “Мегуми?” Было ещё одним сообщением от Годжо. Мегуми печально глянул на свою фотографию. На блестящую от предэякулята головку и сухую нижнюю губу, которая всё-таки осталась в кадре после редактирования. “Годжо-сенсей”. Напечатал он внезапно подрагивающими пальцами. И что дальше? Мегуми тяжело вздохнул. “Я ошибся диалогом. Приношу свои извинения”. Ответ не заставил себя долго ждать. От Годжо-сенсея ему пришло: “Ничего страшного, мне понравилось”. И подмигивающий смайлик. От этого смайлика у Мегуми едва не дёрнулся глаз. Он глубоко вздохнул. Выдохнул. Бездумно нажал на последнее входящее от Годжо большим пальцем и посмотрел на вылезшие варианты. Скопировать. Удалить. Добавить в избранное. Собственное изображение всё ещё мозолило глаза в диалоге. Ни лица, ни груди уже не было видно, зато нижняя часть тела… Мегуми беспомощно откинул голову назад, вновь уронив телефон на живот экраном вниз. Приподнялся лишь тогда, когда опять почувствовал вибрацию. Ему даже перед проклятиями особого уровня не было так страшно, как сейчас. “Давай пришлю себя, если хочешь”. “НЕ ХОЧУ”. Может, он и слукавил. Может, хотел. Годжо-сенсей всё равно отправил ему свою фотографию. Это было селфи, на котором он широко улыбался, сложив два пальца в знак V. За его спиной резвились слабые волны зимнего моря Окинавы. Чёрный воротник формы царапал острый подбородок. Мегуми сам хотел поцарапать его подбородок. Прикусить так, чтобы на фарфоровой коже остались красные следы зубов. Он поёрзал бёдрами на кровати, на этот раз уже мягко ведя большим пальцем по приближенному лицу Годжо. “Ты выглядишь ужасно”. “А ты — хорошо”. Мегуми громко выдохнул. Рука против воли потянулась вниз, но он вовремя остановил себя. “Удали мою фотографию. Пожалуйста”. Годжо-сенсей часто щёлкал его на камеру. И нежно хранил все фотокарточки: раньше в альбомах, нынче в телефоне. По этим изображениям можно было отследить, как рос и менялся Мегуми, как Годжо-сенсей ловил его через объектив в течение более десяти лет. Мегуми не был против. Он смирился. Но этот случай был совершенно другим. “Я удалю, если тебе будет от этого спокойнее”. Конечно, ему будет спокойнее. Разве это не было очевидным? “Но я бы хотел оставить её”. “Не стоит”. Ответил Мегуми прежде чем до него дошёл смысл слов Годжо. “Что угодно для любимого ученика”. Прислал Годжо секундой позже. Со смайликом поцелуйчика. Мегуми собрался было отправить ему смайлик среднего пальца, но подавил в себе это желание. Пришлось подавить и другое. Перед глазами стояло лицо Годжо и высокий воротник, целующий его шею. Его длинные пальцы, сложенные в знак V, и растянутые в улыбке блестящие от слюны губы. Мегуми отбросил телефон к изножью кровати и надавил ладонями на глаза, избавляясь от образа. Почему из всех людей именно… Мегуми очень не хотел задумываться о том, что, заметив присланную Годжо фотографию, надеялся увидеть не просто его селфи на песочном фоне окинавского пляжа. * * * Ясное дело, Годжо был не тем человеком, который станет притворяться, что ничего не произошло. Учитель застрял в Окинаве, якобы по заданию, но что-то подсказывало Мегуми, что он просто не хотел возвращаться в Токио. Мегуми его не винил: зимой на Окинаве было тепло и спокойно, водная гладь холодела под лучами низко стоящего солнца, а тучи плыли на запад. В Токио никогда не было спокойно: с этим Мегуми уже давно смирился. Он ждал редкого январского снега, но тот всё никак не хотел идти. Мегуми думал об этом, рассматривая присланную Годжо-сенсеем фотографию зелёных крон деревьев на фоне ясного, голубого неба. И с десяток фотографий спокойного моря и плоского пустого пляжа. На одной картинке Годжо красовался своими босыми ногами и закатанными до середины икр штанинами. Он стоял около спящего моря, и песчинки липли к его коже. “Мне холодно из-за одной только фотографии”, — написал ему Мегуми. Сколько градусов там было, двенадцать? Не лучшее время для прогулки босиком. “Ты прекрасно знаешь один хороший способ согреться”. Мерзавец. Мегуми шумно выдохнул, прислонившись к стене в своей комнате. Ответить не успел. “Я задумывался: а не специально ли ты тогда прислал мне своё фото?” Мегуми недоверчиво фыркнул, прочитав сообщение несколько раз. Годжо ведь явно понимал, что Мегуми бы никогда не стал такого проворачивать. “Твою девчонку Изуми зовут, да? Изуми и Годжо стоят далеко друг от друга в контактах”. “Изуми и идиот — близко”. Обычно он не позволял себе подобной грубости, но с Годжо иногда иначе не выходило. Тот, явно не обидевшись, послал ему смеющийся смайлик. “Надеюсь, я тогда хотя бы не помешал вам и ты смог довести дело до конца”. Проведя языком по пересохшим губам, Мегуми скатился спиной по стене, тяжело сев на пол. Нет, он не довёл дело до конца. Изуми на него обиделась и не отвечала на его сообщения уже три дня. Мегуми, к своему стыду, не особо из-за этого переживал; куда больше его беспокоило происшествие с Годжо. Он много думал. Слишком много. С замиранием сердца он представлял, как Годжо тогда взял телефон и открыл диалог. Увидел фотографию Мегуми. Что он в тот момент сделал? Замер? Приблизил в определённых местах? Солгал и сохранил в галерею? С ужасом Мегуми осознавал, что его не особо злит последняя мысль. Она его волнует. “Это не твоё дело”, — поспешно ответил он Годжо. Годжо прочитал его сообщение сразу же, но привычных точек, говорящих о наборе текста, Мегуми не увидел. Пожав плечами, он вышел из диалога и тупо уставился на список чатов. Бездумно пролистав его вверх и вниз, он чуть не подпрыгнул, почувствовав вибрацию. Открыл он диалог с Годжо слишком быстро. И едва не выронил телефон из рук. Годжо уже был не на пляже, а в какой-то комнате. Он был одет (слава Богу), но приличнее от этого фотография не становилась. Вместо привычной униформы он носил спортивные серые штаны из тонкой ткани. Через эту тонкую ткань были отлично видны очертания члена Годжо — не слишком длинного, зато толстого и твёрдого. Он и футболку слегка задрал, чтобы можно было разглядеть дорожку белых-белых волос на животе и круглый аккуратный пупок. Мегуми приоткрыл рот, зачарованно смотря на пупок. Хотелось скользнуть в него языком, чтобы волоски кольнули кожу, потом спуститься дальше, губами спотыкаясь о резинку штанов… “Прости, я ошибся диалогом”. “И с кем же ты меня перепутал?” “Ты у меня тоже записан «Любимый»‎. Только с сердечком”. Мегуми не сдержал смеха. Он знал, что был записан у Годжо в контактах как “Мегуми”. Хотя действительно с сердечком. Зелёным. На Мегуми же были свободные чёрные штаны. Те самые, которые он приспустил в прошлый раз, чтобы скинуть фото Изуми, но скинул учителю. Возбуждение кольнуло от вида Годжо, однако этого всё-таки было мало. Рука предательски тянулась вниз. Мегуми сдерживался. “Я могу ошибиться ещё раз”. “Ты только этим и занимаешься”. Годжо в ответ просто прислал ему фотографию. Теперь Мегуми знал: волоски от паха шли вверх. Белые, они были даже вокруг сосков. Сами соски оказались светло-розовыми и совсем маленькими. Тени лежали во впадинах ключиц, об острые кости наверняка можно было порезаться даже через кожу, о жар яркого румянца — обжечься. К чёрту. Мегуми быстрым движением стянул с себя штаны вместе с нижним бельём до самых колен. Сплюнул на свободную ладонь и обернул её вокруг начавшего вставать члена. Годжо он знал большую часть жизни, но Годжо всегда прятался: за дорогой тканью одежды, за беспощадным барьером Бесконечности. Мегуми помнил, что каждое прикосновение к учителю отдавало холодом на кончиках пальцев: Годжо никогда не убирал технику. Это было несправедливо; Мегуми был уверен, что кожа у него на самом деле горячая. Он представил, как пробивается сквозь ненавистный барьер и роняет пальцы посреди его груди, вырывая из неё громкий выдох. Как румянец расползается от места их прикосновения по всему телу, а остатки одежды скользят на пол. “Что ты делаешь, Мегуми”. Он забыл про знак вопроса. Мегуми поймал зубами нижнюю губу. Нервно пролистнул вверх, к первой фотке, натыкаясь взглядом на очертания члена Годжо и сжимая в кулаке собственный. “Тебе прислать фото?” — дрожащими пальцами набрал он. “Да”. И с небольшой задержкой: “Пожалуйста”. Наведя камеру на вид между своих ног, Мегуми почувствовал головокружение. Мысли плавали в тумане, словно он хорошенько выпил. Боясь передумать, Мегуми поспешно отправил Годжо слегка смазанную фотографию, на которой он, широко разведя бёдра, сжимает себя у основания. “У тебя такой красивый член, Мегуми”. Мегуми едва не подавился следующим выдохом. “Я хочу позвонить тебе, можно я позвоню тебе”, — продолжил Годжо. “Нет”, — ответил Мегуми в ужасе. К этому он точно не был готов. Годжо послал ему плачущий смайлик, чем снова заставил Мегуми хрипло рассмеяться. “Расскажи мне как тебе нравится”. Он писал без знаков препинания. Интересно. Левой рукой? Мегуми почти сразу же перешёл на левую руку — правая была занята. “Зубы”, — написал Мегуми просто. “Любишь кусаться?” “И когда меня кусают тоже”. Следующая фотография пришла полминуты спустя. Всё ещё выше пояса — зато с лицом. Голубые глаза выглядывали из-под прикрытых век, а верхняя губа была прикушена с такой силой, что Мегуми казалось: вот-вот лопнет. Зубы у Годжо, у этого белоснежного до рези в глазах человека, были неожиданно желтоватыми, но ровными. Мегуми представил, как они сжимают его шею, и едва не застонал, стукнувшись затылком о стену. “Я бы хотел тебя всего искусать”, — написал ему Годжо, и Мегуми подкинуло вверх — он подался бёдрами вперёд так резко, что копчику стало больно. “У тебя на вид тонкая кожа”. “Я мог бы оставить следы по всему твоему телу. Начал бы с шеи”. Мегуми оттянул воротник толстовки и щёлкнул камерой. Отправил. “Спустился бы к груди”. Мегуми задрал толстовку вверх, чтобы поймать пальцами сосок. Ещё раз щёлкнул камерой. Отправил. “К животу”. Мегуми едва сумел выпутаться из одежды и бросить её рядом на пол. Навёл камеру так, чтобы в кадр помимо живота попала и блестящая от предэякулята головка. Щёлкнул камерой. Ещё раз. Отправил. “И к твоим бёдрам Мегуми. Раздвинул бы ноги и пометил каждый сантиметр твоей кожи перевернул на живот и сжал бы зубы на твоей заднице”. Телефон выпал из рук и ударил по коленями, ложась на них экраном вверх. Дыхание стало сбиваться. В этот раз фотографию прислал Годжо. Резинка его серых штанов съехала вниз, длинные пальцы обернулись вокруг ствола. Член был обалденный: толстый, необрезанный, блестящий, кажется, от слюны. С губ Мегуми сорвался тихий звук, похожий на стон, и он кончил, поджав пальцы на ногах и не в силах отвести взгляд от присланной фотографии. Офигеть, подумал он, приходя в сознание. Туман не выветривался из головы. Мегуми чувствовал себя уже не просто пьяным — он будто был под кайфом. Слабой рукой Мегуми сделал последнюю фотографию: опадающий член, забрызганные спермой бёдра, и отправил это Годжо. “Офигеть”, — прислал ему Годжо спустя около шестидесяти секунд. Мегуми усмехнулся. “Не то слово”. Прошло три мучительных минуты, прежде чем Годжо ответил. Мегуми всё это время как идиот сидел голый на твёрдом полу с высыхающей на коже спермой. “У меня ещё есть дела на Окинаве. Не скучай без меня”. “Мечтай”. Только получив дурацкий смайлик с поцелуем, Мегуми вышел из их диалога и стукнулся затылком о стену — в этот раз специально. Что он натворил? * * * Годжо появился за его спиной внезапно и без предупреждения пять дней спустя, когда Мегуми стоял у автомата с напитками и пытался найти глазами колу без кофеина. На его плечо в этот момент опустилась ладонь, и Мегуми повёл им, надеясь сбросить чужую руку — наверняка это был Итадори. Но когда голос Итадори раздался вдалеке, Мегуми всё-таки медленно обернулся, сразу же натыкаясь взглядом на широкую улыбку. — Мегуми! — проворковал Годжо. — Скучал по мне? И сгрёб его в объятия. Чертыхнувшись, Мегуми сдался, утыкаясь носом в его шею. Так хотя бы не будет видно, как вспыхнули его щёки. Итадори и Кугисаки прервали неловкий момент. Они вынырнули из-за угла здания и бросились к Годжо, на ходу засыпая его вопросами. Годжо выпустил Мегуми, чтобы в следующее мгновение вновь притянуть к себе, на этот раз обнимая за плечо одной рукой. В другой ладони был пакет с сувенирами, который он протянул Кугисаки. — Тепло в Окинаве? — поинтересовалась Кугисаки, рассматривая новое ожерелье из чёрного жемчуга. — Теплее, чем в Токио, — просто ответил Годжо. — В следующий раз возьми меня с собой, — нахмурившись, потребовала она. Годжо потрепал её по макушке, не выпуская Мегуми из объятия. Тот, застыв, наблюдал, как Итадори оборачивает ожерелье вокруг шеи Кугисаки и щёлкает застёжкой, напоследок нежно ведя кончиками пальцев по атланту. Из-за этого по телу Кугисаки пробежала короткая, но заметная дрожь. Принявшись доставать один сувенир за другим, вдвоём они незаметно стали отходить, не прекращая при этом разговаривать. Мегуми проводил друзей взглядом, ощущая сбоку холодное, покрытое тонким барьером Бесконечности тело Годжо. — Ах, эта юная любовь, — мягко сказал Годжо, когда Итадори положил ладонь на талию Кугисаки и начал уводить её ещё дальше. Теперь, стоило им остаться наедине, Мегуми захотелось провалиться сквозь землю лишь сильнее. Он попытался отстраниться, но Годжо с силой сжал ладонь вокруг его плеча. Мегуми чувствовал его прожигающий взгляд на себе даже сквозь чёрную плотную повязку. — У меня и для тебя кое-что есть, — тихо сказал Годжо, передав Мегуми небольшой пакет. Мегуми не ожидал вытащить оттуда маленькую ракушку, из которой росли длинные, острые “рога” во все стороны. — Напомнила о тебе, — ласково пояснил Годжо, потрепав его по волосам. Он часто это делал. Ерошил волосы на макушке и шёл дальше, будто ничего не произошло. В этот раз убирать ладонь с его головы Годжо не спешил. Осторожно он пригладил непослушные пряди и зарылся в них пальцами, мягко ведя по затылку. Дрожь пробрала Мегуми, и он едва не поранился об опасные шипы окинавского сувенира. — Если приложить к уху, то можно услышать море, — пробормотал он, опустив смущённый взгляд к ногам. Годжо не ответил, лишь внезапно отстранился, чтобы забрать у него ракушку. Мегуми моргнул, позволяя ему, и едва не дёрнулся, когда на щёку упала чужая широкая ладонь. Годжо провёл большим пальцем по его скуле, а другую руку поднял, чтобы приложить к уху Мегуми ракушку, поймав его в ловушку с двух сторон. — Слышишь море? — спросил Годжо почти шёпотом. Мегуми не слышал ничего, кроме собственного сбившегося дыхания. — Слышу. Улыбнувшись напоследок, Годжо сделал широкий шаг назад, роняя сувенир обратно в подставленные ладони. Развернулся и потянулся, сведя лопатки, собирая чёрную ткань на спине. Мегуми понял, что никогда не видел его голую спину. Мегуми стало совсем плохо. * * * Мегуми привык к тому, что первый год колледжа Итадори часто ошивался у него в комнате. С тех пор как лучший друг начал встречаться с Кугисаки, то стал чаще пропадать уже у неё, и Мегуми, хоть и завидовал ему белой завистью, винить Итадори не мог. Поэтому он и удивился, когда увидел стоящего рядом с дверью в свою комнату Итадори, держащего в одной руке целую упаковку колы. — Фушигуро! — улыбнулся ему Итадори, отлипнув от стены. — Ты ведь пьёшь без кофеина, да? Мегуми лишь кивнул, не став говорить ему, что он в принципе не любил газировку, но всегда брал колу, потому что привык к этому вкусу — ведь именно её постоянно хлестал жаждущий любого сахара Годжо. Открыл дверь, пропустив внутрь Итадори, который с лёгкостью расправился с вакуумной плёнкой и кинул ему одну бутылку. Сев на кровать, Итадори принялся болтать обо всём на свете, иногда говоря что-то невпопад — явно отвечая ворчливому Сукуне в своей голове. Мегуми скучал по Итадори. И по Кугисаки. Иногда от ощущения себя третьим лишним становилось тошно, однако Мегуми понимал, что рано или поздно это должно было произойти. Он слепым не был и замечал взгляды, которые друг на друга кидали друзья едва ли не с первой встречи. Легче от этого не становилось. Вот и сейчас Итадори внезапно отвлёкся, когда телефон в кармане запищал от уведомлений. Вытащил его и принялся всматриваться — он никаких книг так внимательно не читал. Улыбка начала появляться на губах, и даже тихое ворчание: — Заткнись, осталось всего девять пальцев, и я от тебя избавлюсь. Не смогло остановить её. Мегуми мрачно уставился в окно. Бутылка открытой колы шипела в ладони. Итадори принялся что-то быстро печатать, ногтем большого пальца постоянно громко стуча по экрану телефона. Вчера, четвёртого января, пошёл снег, а сегодня уже растаял. Погода стояла промозглая и влажная. Паршивая. Мегуми вздрогнул, когда его лежащий на столе телефон ожил из-за вибрации. Итадори поднял голову, кинув взгляд в сторону источника звука. — Вдруг что-то важное? — Это наверняка Кугисаки. Вечно какие-то дурацкие видео шлёт. — Они не дурацкие, — с улыбкой сказал Итадори. Пожав плечами, Мегуми проехал ножками стула по полу, чтобы подвинуться ближе к столу и взять телефон с его поверхности. Сердце пропустило удар, когда он увидел пришедшее сообщение от Годжо. — О, — вырвалось у Итадори. — Ну и лицо у тебя. — Это Изуми, — проворчал Мегуми, не решаясь открыть диалог. — Не надо заливать. Мы вчера с Нобарой ходили в кофейню, Изуми сказала, что вы расстались. Так вот почему Итадори пришёл к нему. Мегуми поморщился. Некрасиво вышло, конечно, но после долгой недели молчания он нашёл в себе силы сходить к Изуми на работу и поставить точку в их отношениях. Судя по дёрнувшейся руке, Изуми хотела бросить в него керамическим молочником, но сдержалась. — Ты что, — уставившись на него круглыми глазами, продолжил Итадори, — уже нашёл новую девчонку? — За кого ты меня принимаешь? — обиженно спросил Мегуми, отворачиваясь. Он не знал, где сейчас находился Годжо. Иджичи сказал, что где-то далеко. Годжо никогда ровно не сиделось в Токио, и он хватался за любую возможность отправиться на задание, чем дальше, тем лучше. Вначале Мегуми на это было всё равно. Потом, только привязавшись к Годжо Сатору, он из-за этого бесился, не желая слушать ни самого Годжо, ни Цумики. Всё отрочество он, как мог, пытался привлечь внимание Годжо и радовался, когда ему это удавалось. Мегуми до сих пор помнил, как Годжо однажды пришлось воспользоваться телепортацией, чтобы успеть в кабинет к директору, который отчитывал Мегуми за очередную драку. Годжо был уставшим и взмыленным, чёрные очки съехали к кончику носа, а наспех надетая рубашка была помятой. Удивительно, но Годжо на него тогда не разозлился. Молча выслушал директора, молча усадил Мегуми в машину, ласково потрепав его по голове, и сел рядом, громко выдыхая. Молча повёз их домой. А потом заснул на диване в их с Цумики квартире. Он едва на том диване помещался, мебель была старой и твёрдой, но спал Годжо как убитый. Мегуми тогда сидел в кресле напротив и тупо разглядывал его, пока домой не пришла Цумики, случайно будя Годжо, который остался на скромный ужин и обсуждал неудовлетворительное поведение Мегуми с его старшей сестрой. Только тогда Мегуми позволил себе по-настоящему поверить, что Годжо на него не всё равно. “Угадай, где я”, — писал ему сейчас Годжо, отправляя фотографию острого шпиля буддийского храма, поблескивающего позолотой в лучах закатного солнца. “Таиланд?” “В точку. Давно меня тут не было”. “А ты где?” Мегуми прикусил нижнюю губу, поставив бутылку с колой на стол, чтобы печатать двумя руками. “В колледже. Сегодня утром вернулся из Ниигаты”. “Всё нормально?” “Проклятие второго уровня. Мы с Маки справились”. Годжо послал ему целых три смайлика с поцелуйчиком и один — с большим пальцем вверх. Мегуми не сдержал смешка. — Серьёзно, кто это? — вырос за его спиной Итадори, заставив Мегуми поспешно заблокировать телефон. — Годжо-сенсей, — признался Мегуми. — Ага, конечно! Ты когда общаешься с ним, постоянно делаешь лицо, словно лимон съел. — У него всегда такое лицо, — раздался внезапный голос Сукуны, который вылез на щеке Итадори и сразу же исчез. Мегуми никогда ему не был так благодарен, как сейчас: Итадори мгновенно отвлёкся, вступив в перепалку с Сукуной. Мегуми вновь открыл телефон. “Что на тебе сейчас надето?” Смешок в этот раз пришлось сдержать, чтобы не привлечь к себе внимание Итадори. Впрочем, это уже было лишним. Он, кажется, поставил точку в разговоре с Сукуной (хотя, вероятнее всего, это именно Сукуна поставил точку) и вновь взглянул на Мегуми: — Не хочешь потренироваться? — Потом, — отмахнулся Мегуми, кажется, услышав тихое “Точно девчонку нашёл”, прежде чем за Итадори закрылась дверь. Откинувшись на спинку стула, он задрал любимую чёрную толстовку, обнажая живот, и сделал фотографию. Каждый раз, отправляя сообщение Годжо, у него начинало сосать под ложечкой, словно земля уходила из-под ног, словно за углом ждало проклятие особого ранга, словно он не ел три дня и увидел перед собой полный еды стол. “Надеюсь, что скоро будет ничего”, — быстро ответил Годжо. Мегуми вначале не понял, о чём он, пока не прочитал предыдущее сообщение. “Тогда это несправедливо”, — ответил Мегуми, свободной рукой начав водить по животу. “Уверен, ты с головы до ног упакован в свою чёрную униформу”. “А на глазах повязка. Только руки бледные торчат из рукавов и лицо — из-под воротника”. Мегуми остановился кончиками пальцев на резинке штанов. Многоточие то появлялось, то исчезало. В конце концов, Годжо ответил лишь фотографией. Он лежал на кровати, без повязки, без униформы. Вообще без всего. Мегуми сжал пальцы на телефоне с такой силой, что костяшки побелели. “Так лучше?” О да, так было лучше. Волосы Годжо были ещё влажными, потемневшие от воды, они лежали на одеяле, оставляя на нём капли. Лучи солнца падали из окна, очерчивая каждый сантиметр кожи, словно подсвечивая её изнутри. Годжо был сухопарым, бесконечно длинным, невероятно красивым. Твёрдый член лежал на бедре, тонкая рука покоилась на груди, одна нога была согнута в колене. Беспощадные струи душа разгорячили нежную кожу, заставив покраснеть целыми островами; самыми маленькими — у ног, самыми крупными — на груди. Мегуми прижал кулак ко рту, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. “Лучше”. Вибрация настигла его, когда он застрял в толстовке, пытаясь снять её. Руки тряслись. Всё тряслось. Мегуми кое-как избавился от оставшейся одежды и схватился за телефон так, словно от этого зависела его жизнь. “Мегуми”. Просто его имя. Мегуми прислонился к холодной стене и направил телефон вниз, чтобы сделать неловкий снимок руки, сжимающей твёрдый член. Вышло паршиво, Мегуми сразу же пожалел, что отправил это, но ответ Годжо был мгновенным: “Какой ты красивый”. Из горла вырвался нервный смешок. Остатки мыслей утекли из головы вниз. “Я хочу видеть твоё лицо”. Мегуми провёл языком по пересохшим губам. Переключил камеру на переднюю и навёл на себя, надеясь, что полутьма смурной комнаты в Токио сумеет скрыть румянец. Годжо в ответ отправил картинку, на которой он близко снял свой член: из головки бежало полупрозрачное предсемя, а пальцы сжимались вокруг основания. Капли пота блестели на бёдрах. Упав на стул под звук жалобно скрипнувшей мебели, Мегуми широко развёл ноги и сплюнул на ладонь, начав водить по стволу быстро и резко. “Расскажи мне как тебе нравится”, — повторил он слова Годжо. “Мне нравится твой голос и твоё лицо малыш”. Это… не то, что Мегуми имел в виду. Он даже не представлял, что мог покраснеть ещё сильнее. И что возбуждение могло чувствоваться ещё острее. “Я хочу услышать как ты кончаешь. Я хочу видеть твоё лицо когда ты кончишь”. Мегуми тяжело сглотнул. Он был на грани, так близко, что смысл сообщений доходил до него с трудом. Удалось только напечатать: “Голос или лицо? Сейчас”. “Голос”. Открыв камеру, он навёл её на свой член и нажал на кнопку записи видео. Мегуми сдерживался изо всех сил, зная о соседях и не всегда пустующих коридорах, но с последним сообщением Годжо у него словно сорвало крышу. Он громко дышал и тихо стонал, Господи Иисусе, он кажется даже захныкал, а когда его подкинуло вверх от оргазма, с губ сорвалось: — Годжо, Годжо. И второй раз это прозвучало настолько неприлично, что зазвенело в собственных ушах. Не дав себе шанса отойти, Мегуми поспешно отправил видео Годжо. Оно шло сорок две секунды, и через сорок две секунды Годжо написал ему: “Мегуми”. Прежде чем замолчать на целую минуту. Спустя эту минуту от него пришло селфи: он всё ещё лежал на кровати, прикрыв веки, на нижней губе виднелся отпечаток зубов, а румянец покрыл всю кожу от ключиц до кончиков ушей. Выглядел он так, словно его хорошенько оттрахали. Мегуми сцепил зубы от бессилия. “В следующий раз, — добавил Годжо, — будет лицо”. “Мечтай”, — снова написал ему Мегуми. “Мечтаю”. * * * В китайском ресторане они оказались после долгих споров Кугисаки и Итадори, куда пойти. В конце концов, Годжо это надоело и он приказал выбирать Мегуми, который повёл их в китайский ресторан. “Так нечестно, — надулась Кугисаки, — вы всегда даёте выбирать Фушигуро, потому что он ваш любимчик”. Мегуми очень надеялся, что вспыхнувшие красным после этих слов щёки не будут сильно заметны. Спустя двадцать минут он уже сидел рядом с Годжо напротив Кугисаки и Итадори, которые то и дело что-то воровали друг у друга из тарелок. В это место его не единожды водил Годжо, забирая из школы. Сам впервые выбрал за маленького Мегуми рис на пару с жареными баклажанами и сел напротив, принявшись внимательно наблюдать, как Мегуми работает палочками. С тех пор Мегуми всегда заказывал рис на пару с жареными баклажанами. Этот раз не был исключением. — Ты хочешь ещё чего-нибудь? — тихо спросил Годжо. Кугисаки и Итадори, слишком занятые друг другом, не обращали на них внимания. — Порция совсем маленькая. Мегуми бросил быстрый взгляд на его тарелку. — Ты вообще не заказал ничего, кроме бананов в карамели. Есть так много сахара — вредно. Коротко рассмеявшись, Годжо потрепал его за щёку. — Как мило, что ты заботишься обо мне. Мегуми попытался отодвинуться — учитель сидел впритык. Заметив это, Годжо уронил ладонь плашмя на его бедро, пригвоздив к стулу. Мегуми едва не подавился куском баклажана. — Убери, — проворчал он, ткнув жирной палочкой в щёку Годжо. Тот послушно отстранился, принявшись недовольно тереть грязное пятно на лице. К счастью, Итадори и Кугисаки, наконец, вспомнили о них и завязали разговор, пытаясь нагнать упущенное — они давно уже не собирались так вчетвером. Мегуми молчал большую часть беседы, отвлекаясь на то и дело появляющуюся и исчезающую ладонь Годжо на своём бедре. От этого прикосновения становилось жарко, хотя поначалу температура в ресторане казалась нормальной. — Мне нужно выйти, — пробормотал Мегуми, поднимаясь. Выход из-за столика загораживал Годжо. Улыбнувшись, Годжо вжался в сидение, дав Мегуми совсем немного пространства, чтобы пройти между ним и столешницей. Вздохнув, Мегуми попытался протиснуться, едва не споткнувшись о собственные ноги, стоило Годжо уронить ладони на его бёдра, подталкивая вбок. — Давай, Мегуми, — сказал он низким голосом, — ещё немного. Ни Итадори, ни Кугисаки не придали этому значения. Годжо постоянно его лапал. Все уже привыкли. Но в этот раз места прикосновений обжигали кожу даже через одежду. Он сходил в туалет, вышел из кабинки, засунул руки под ледяную воду. Струя ударилась о кожу, забрызгав раковину и самый низ зеркала, заставив Мегуми поморщиться. Отряхнув руки, он только вышел из туалета в небольшой тёмный коридор, как вдруг его схватили за плечи и впечатали в стену прямо рядом с дверью, вышибая воздух из лёгких. — Годжо, — недовольно сказал Мегуми, утыкаясь раскрытой ладонью ему в грудь. — Что ты делаешь. Он был холодный как лягушка, несмотря на горячую-горячую кровь, которая выжигала румянец на его коже изнутри. Мегуми знал. Мегуми видел этот румянец на фотографиях. Он хотел прикоснуться к нему, но Годжо не давался; Бесконечность ходила рябью над каждым сантиметром его тела, и пальцы Мегуми тонули в ней. С раздражением Мегуми попытался оттолкнуть от себя Годжо, но тот надавил на его плечи ещё сильнее. Мегуми свёл лопатки, сдавшись. Сопротивляться совсем не хотелось. Почувствовав это, Годжо растянул губы в улыбке и приблизился своим лицом к его, говоря почти шёпотом: — Зубы. Мегуми моргнул, беспокойно бегая взглядом по всему лицу Годжо: от рамок тёмных очков вниз по склону носа до острого подбородка. — Тебе нравится кусаться. И когда тебя кусают. Я это запомнил. Сказав это, Годжо сократил расстояние, утыкаясь носом в висок Мегуми. Тому вмиг стало неловко: волосы все слиплись от пота, душ он принимал только вчера утром. На щеке вылез прыщ, которой он с боем отстоял, не дав Кугисаки выдавить. Годжо, казалось, это не волновало; он скользнул ниже, пока не остановился у плеча. Воротник формы мешал. Годжо оттянул его вниз и… С такой силой сомкнул зубы на его шее, что Мегуми громко выдохнул, подавшись бёдрами вперёд и вцепившись обеими руками в одежду на спине учителя. Пластик очков (сегодня это были вайфареры, которые, по мнению Мегуми, Годжо совершенно не шли) впился под подбородок, и Мегуми попытался убежать от боли, дёрнув головой, но Годжо не дал ему, рукой поймав его лицо и фиксируя в одном положении. Зубы вокруг его кожи разомкнулись, и Мегуми почувствовал пульсацию. Годжо не дал ему времени прийти в себя, кусая его ещё раз, рядом, спускаясь ниже, в середину, оставляя слабую метку над ключицами, но из-за одежды не добираясь до них. Язык Годжо был шершавый. Он прошёлся по местам укусов, холодные гладкие губы задели покрытую мурашками кожу. Мегуми не знал, куда ему деть руки. Он собрал в кулак одежду на спине Годжо, стараясь надавить на неё и крепче прижать учителя к себе. Вцепившись в воротник его бежевой рубашки, Мегуми попытался за него оттянуть учителя от себя. Другой рукой он зарылся пальцами в светлые волосы на затылке и дёрнул за них, вынуждая Годжо задрать голову и посмотреть на него потемневшими глазами, не скрытыми больше стёклами очков, упавшими на самый кончик носа. — Убери, — прохрипел Мегуми, ослабив хватку. Годжо послушно стянул вайфареры, засунув их в карман так небрежно, словно они не стоили двести пятьдесят долларов. — Я не про очки. Жаркое дыхание коснулось кожи Мегуми, когда Годжо фыркнул ему в шею. Ноги уже едва держали его, поэтому Мегуми из последних сил цеплялся то за одежду, то за волосы Годжо. Он хотел податься вперёд, потому что горячее возбуждение между ног напоминало о себе ежесекундно и вымывало все мысли из головы. — Мегуми, малыш, ты хочешь ко мне прикоснуться? — прошептал Годжо ему в шею, зализывая место укуса и всасывая его, выбивая из груди Мегуми громкий выдох. — Я… — выдавил Мегуми. — Хочу тебя… укусить. Годжо коротко рассмеялся. Пронзил его своим витражным взглядом и сделал то, чего Мегуми не ожидал. Нет. Этот мерзавец не убрал Бесконечность. Пальцы Мегуми всё ещё натыкались на чужой стылый барьер, который от отчаяния хотелось со всей силы бить кулаками — но толку от этого всё равно бы не было. Вместо этого Годжо раздвинул его ноги и просунул туда колено. Мегуми хрипло выдохнул, запрокидывая голову, когда его возбуждения наконец что-то коснулось. Годжо сомкнул губы на коже между его шеей и плечом, но уже с другой стороны, разрешая Мегуми тереться о его колено, как псине во время гона. — Мегуми, — произнёс Годжо негромко. Губы касались и не касались его кожи. — Я частенько начал думать о тебе. — Как давно? — попытался спросить со смешком Мегуми. Вышло совсем жалко. Голос дрожал, в интонации не нашлось ни толики веселья, только открытое, бесстыжее отчаяние. — М-м, — протянул Годжо, ведя носом по его влажным волосам на виске. — А ты? Чёрт, если бы Годжо знал, что Мегуми дрочил лишь на него, как только вообще научился дрочить. Девушки у него были, был и неловкий, но приятный секс с ними, однако Годжо Сатору так прочно поселился в его мыслях, что Мегуми давно смирился: он там, кажется, будет, всегда. — Я первый задал вопрос. Чужие губы оказались под подбородком. Следов не оставили — слишком видное место. Годжо громко, влажно поцеловал его там, переместив колено выше. Мегуми казалось, что он сейчас потеряет сознание. Он точно потеряет сознание. — Ах, — внезапно сказал Годжо, с такой силой прижав его к стене на невероятно короткое мгновение, что Мегуми зажмурился от дискомфорта. — Что-то мы задержались. Собственные колени подкосились, когда Годжо резко отстранился, и Мегуми бы точно упал, не подхвати его учитель аккуратно, цокнув языком. Мегуми глотнул воздуха, словно выброшенная на берег рыба. Годжо заботливо поправил воротник Мегуми, прикрывая пульсирующий от боли, ровный след своих зубов, расцветающий между шеей и плечом. Мегуми тупо уставился на Годжо, пытаясь понять, что произошло, и в этот момент в коридоре появился невысокий парень, равнодушно прошедший мимо них к мужскому туалету. — Ты в порядке? — ласково спросил Годжо. Мегуми хотел его ударить. У Мегуми дёрнулась губа, будто он вот-вот заплачет. Повернув голову вбок, Мегуми с раздражением скинул с себя руки Годжо и выпрямился, отлипая от стены. Злость заглушила другие чувства, даже болезненное возбуждение, и Мегуми быстрым шагом направился прочь из коридора. Кугисаки и Итадори, кажется, не заметили ни их длительного отсутствия, ни состояния Мегуми. Он сел на своё место, и спустя мгновение рядом с ним приземлился Годжо, всё ещё холодный и почти ничем не пахнущий — доносились только слабые нотки ветивера в парфюме, который он не менял уже лет десять точно. — Я хочу ещё чаю! — сказал Итадори, и Годжо, улыбнувшись, подозвал к ним официанта. Когда его рука вновь упала на бедро Мегуми, тот нервно скинул её. Несмотря на холодную оболочку Бесконечности, замедляющую время вокруг, каждое прикосновение Годжо-сенсея до сих пор жгло. * * * “Ты обиделся?” Мегуми совершенно не обиделся. Он просто игнорировал Годжо пять дней кряду, несмотря на то, что читал каждое слово, отправленное им, ждал каждый смайлик, мелькающий в строке уведомлений. Но не отвечал ни на одно из сообщений и даже сбрасывал все звонки. Где Годжо сейчас был? В Японии хотя бы? Может… Может Мегуми и обиделся немного. Это не мешало ему дрочить на воспоминания о том, что произошло в коридоре китайского ресторана, до сухости в горле и слёз в уголках глаз. Годжо любил написывать именно в такие моменты. Будто знал, паршивец. Мегуми сжимал ладонь вокруг члена, листая в галерее фото, присланные им из Окинавы, водил пальцами по бледнеющему следу укуса на шее, вспоминал, как гладкие губы скользили по его коже, и в этот момент телефон вибрировал. В лучшем случае это было сообщение. В худшем — входящий звонок. В такие мгновения Мегуми ничего не хотелось сильнее, чтобы принять звонок. Приложить телефон к уху и поприветствовать учителя, выдохнув его имя. Голос. Годжо сказал, что хотел услышать его голос. Мегуми хотел, чтобы его услышали. Но да. Он обиделся на Годжо. И сбрасывал звонок каждый раз, всё равно на выдохе произнося его имя. “Я сейчас в Лаосе. Хочешь сувенир?” Мегуми принял от Итадори открытую бутылку колы, одним ухом слушая, как прошло его последнее задание с Нанами. “Знаешь, что такое лао синх? Это юбки, которые носят местные женщины. Чуть ниже колена, с узорами у подола. Глянь”. Поджав губы, Мегуми всё-таки открыл диалог с Годжо, потому что рассмотреть фотографию из строки уведомлений было невозможно. Судя по картинке с висящими в ряд цветными юбками, Годжо находился на открытом рынке в городе. “Мне кажется, на тебе будет смотреться отлично. Я возьму для тебя из шёлка”. Мегуми фыркнул. Прошла уже почти неделя с происшествия в коридоре, и, несмотря на то, что они с Годжо время от времени пересекались в колледже, в переписке Мегуми всё ещё игнорировал его. Обида, стоило признать, постепенно сходила на нет, поэтому, вздохнув, он ответил: “Тогда лучше не возвращайся в Токио, иначе я задушу тебя этой юбкой”. “Ты можешь задушить меня своими бёдрами. Не снимая юбки”. Из-за чего Мегуми едва не подавился колой, заставив Итадори озадаченно замолкнуть. “Может, — напечатал он дрожащими пальцами, — хотя бы тогда ты наконец заткнёшься”. “Всё, что пожелаешь”. От злости хотелось раздавить телефон в ладони. Разве не было очевидно, чего именно желал Мегуми тогда, в коридоре китайского ресторана? Но Годжо всегда был сам себе на уме. Мегуми даже не пытался залезть к нему в голову, чтобы узнать, что там происходит (но очень хотел бы). — Как её зовут? — проворчал Итадори, пытаясь заглянуть ему в телефон. Мегуми беспощадно щёлкнул его по лбу. — Это Годжо-сенсей. Итадори открыл было рот, явно чтобы поспорить, но в следующую секунду на его лице отразилось удивление, и он нахмурился, внимательно уставившись перед собой. — В смысле? — воскликнул он. — Нет. Заткнись! Медленно моргнув, Мегуми поднялся с травы, чтобы быть на одном уровне с Итадори. — Ты говоришь с Сукуной? — осторожно спросил он. Ничего не ответив, Итадори наконец сосредоточил на нём взгляд, скользнул им к прикрытой воротником шее и… покраснел. — Итадори? — Нет, — поспешно ответил он, зачем-то отступив на шаг. — Я… э, пойду, пожалуй. Дела. — Какие у тебя могут быть дела? — Очень важные. Не скучай! И оставил Мегуми одного, медленным бегом направившись к зданию. Проведя пятернёй по волосам, Мегуми поднял с земли бутылку газировки и пошёл за Итадори. Сукуна был слишком проницательным во всём, поэтому Мегуми совсем не удивился, что тот что-то увидел да прознал. Учитывая, что любящий поиграть на чужих нервах Годжо никогда ничего особого не скрывал. Он разблокировал телефон по дороге, сразу же увидев фото с прилавком, на котором лежали белые фигурки. Брелоки, кажется. “Не молчи, Мегуми”. “Ты не поверишь, из чего они сделаны”. Мегуми с подозрением приблизил брелоки. Змеи, черепахи, акулы, слоны. Кажется, бивни. Кресты. Ложки? “Гипс?” “Неразорвавшиеся боеприпасы. Со времён Войны во Вьетнаме. Какой тебе взять? Сердечко?” С удивлением Мегуми осознал, что действительно хочет один такой брелок. Он ещё раз приблизил фигурки на фотографии, внимательно вглядевшись в каждую. “Ласточку”. “Хорошо, малыш”. Он зашёл в свою комнату, тихо закрыв дверь. Стянул обувь и чёрную толстовку, оставаясь в простой белой майке. Годжо написал ему про погоду в Вьентьяне, Мегуми ответил ему сообщением про погоду в Токио. Боже, Мегуми скучал по Годжо. “Я скучал по тебе, Мегуми”, — написал ему Годжо с сердечком в конце. В отличие от Мегуми, у него хватало смелости в этом признаться. “И по чему именно ты скучал?” Многоточие, оповещающее о том, что Годжо набирает сообщение, всегда заставляло сердце Мегуми замереть. Он редко выходил из диалога в такие моменты — ему было всё равно, что учителю отчёты о прочтении приходили почти сразу же. Годжо и сам читал его сообщения в ту же секунду, что Мегуми их отправлял. “По твоему лицу и голосу больше всего, конечно же”. Мегуми против воли вспыхнул, вспомнив, когда они в последний раз заводили разговор о его лице и голосе. Пожевав нижнюю губу, он открыл камеру и навёл на себя. С седьмой попытки ему более-менее понравился результат, и он отправил селфи Годжо. “Мегуми”. Пришло от Годжо. Три точки то появлялись, то исчезали. Мегуми сел на скрипнувшую под его весом кровать, тупо уставившись в экран телефона. “Как далеко под майку уходит твой очаровательный румянец?” О дальности румянца Мегуми не знал, но точно знал о том, что покраснел ещё сильнее после этого сообщения. “Хочешь выяснить?” “Не спрашивай об очевидных вещах, малыш”. Мегуми стянул майку, нетерпеливо кинув её на спинку стула, и откинулся назад, перенося вес на левую руку. Правую руку с зажатым телефоном поднял, чтобы взять ракурс сверху и щёлкнуть камерой, не захватывая всё лицо, лишь приоткрытые губы. “Далеко”, — ответил Годжо. От него пришла фотография, сделанная в зеркале: он тоже сидел на кровати, но… совершенно голый. Мегуми едва не выронил телефон из рук. Когда успел? Совсем недавно же был на рынке. Годжо широко развёл ноги и сжимал твёрдый член у основания левой рукой. Румянец ползал и по его коже: от скул до пупка; веки были прикрыты, почти скрывая поплывший взгляд и яркие радужки. Господи, Мегуми хотел его так сильно, что становилось плохо. Он бездумно отправил смайлик красного сердечка, потому что дрожащие пальцы вряд ли бы что-то смогли напечатать. Особенно левой руки — правой Мегуми, приспустив штаны, дрочил себе медленно и осторожно, разглядывая последнюю фотографию Годжо снова, и снова, и снова. Годжо прочитал ответ сразу же, но многоточия не появлялось. Мегуми не знал, сколько времени прошло, прежде чем сверху вылезло очередное уведомление. Годжо звонил ему. Сердце ударилось о рёбра так сильно, что едва не проткнуло ими кожу изнутри. Мегуми медленно моргнул, видя знакомое имя на экране, чувствуя повторяющуюся вибрацию, идущую от пальцев по всей руке. Он принял звонок. — Мегуми, — сразу же донёсся приглушённый голос учителя. Мегуми задрожал. Он почти ощутил, как это горячее дыхание опаляет его ухо. — Годжо, — прошептал он. — Какой у тебя голос сейчас, — хрипло рассмеялся учитель. — А ведь обычно ты такой невозмутимый. — Я повешу трубку, — пригрозил Мегуми. Хотя прекрасно понимал, что не поступит так. Он выудил из кармана штанов наушники и быстро вдел одно в левое ухо, чтобы отстранить от плеча телефон и вновь взглянуть на фотографию Годжо. — Расскажи мне, что ты делаешь. Справедливости ради, голос Годжо был не лучше: хриплый и низкий, он щекотал кончики ушей Мегуми призрачным жарким, влажным дыханием. Мегуми откинул голову назад, на мгновение прикрыв глаза. — Разве и без того не ясно? Годжо усмехнулся. — Расскажи, как ты это делаешь. Вместо ответа Мегуми выдернул наушники и опустил телефон, так, чтобы микрофон едва ли касался члена. Сплюнул на правую ладонь и вновь обернул его вокруг болезненно стоящего ствола, принявшись водить вверх и вниз, на этот раз — быстро и неряшливо, заполняя тишину в комнате мокрыми неприличными звуками. Пальцы на ногах то и дело поджимались, бёдра подавались вперёд. Он бесстыже включил громкую связь, сразу же услышав слабый, едва уловимый стон Годжо. — Мегуми, — протянул он. — От тебя я не ожидал. Он сам от себя не ожидал. — Я хочу… так хочу увидеть твоё лицо, — добавил Годжо. Положив телефон на низ живота, чтобы освободить левую руку и провести ей по внутренней стороне бедра к мошонке, Мегуми ответил: — А я хочу увидеть твои лопатки. Годжо, кажется, нервно и коротко рассмеялся. — Мегуми, малыш, — сколько раз за разговор он произнёс его имя? Он словно знал, из-за чего именно Мегуми сносит голову. — Ты хочешь перевернуть меня на живот? Положить ладонь на спину? Хочешь трахнуть меня в этой позе? — О Господи, — слабо выстонал Мегуми. — Годжо!.. Пары движений хватило, чтобы перед глазами на секунду заискрило, и тёплая сперма коснулась его бёдер и живота. Мегуми зажмурился, каким-то образом сумев заметить, как учащается дыхание Годжо, прежде чем на мгновение раздалась полная тишина, за которой последовал хриплый, застрявший где-то в горле низкий стон учителя. — Ох, малыш, — донеслось из динамика спустя несколько долгих мгновений, и Мегуми, вытерев испачканную ладонь прямо о штаны, отключил громкую связь, чтобы вновь поднести телефон к уху. — Жаль, что я не видел твоего лица, когда ты кончил. Мегуми с грустью посмотрел на беспорядок между своих ног. — И не увидишь, — проворчал он. — Тогда и ты не увидишь моих лопаток. Когда Мегуми спустя полчаса вышел из комнаты, то наткнулся на красного как рак Итадори. — Я ничего не слышал, — поспешно заверил его Итадори. Мегуми приподнял правую бровь. — Так же, как и я не слышу визжащую под тобой Кугисаки почти каждую ночь? У бедного Итадори глаза на лоб полезли. Мегуми даже стало его жаль, когда на щеке вылез скалящий зубы Сукуна, заявив: — Чаще всего — на нём. Но не слишком. * * * В этот раз на задание отправили Мегуми. В одиночку. Где-то на отшибе Хоккайдо залегла деревня, утопающая в снегу и, судя по тому, что ему сообщил Иджичи, проклятой энергии. Добраться туда было той ещё морокой: короткий, но напряжённый рейс в самолёте, беспокойный сон в поезде, ухабистое путешествие в машине с молчаливым водителем. Мегуми поёжился, одёрнув куртку (The North Face за пятьсот пятьдесят долларов, ссылку на которую он молча скинул Годжо и которую Годжо также молча купил ему на следующий день), и сделал шаг вперёд. Проклятая энергия окутала недавно заброшенную больницу — её Мегуми видел вдалеке. Здание выделялось на фоне остальных домов: больница была двухэтажной и длинной, в окнах не горел свет. Поёжившись, Мегуми подошёл к небольшому домику, хозяйка которого согласилась приютить его на ночь. Чего он не ожидал увидеть, зайдя внутрь, так это прячущего ноги в котацу Годжо-сенсея, активно работающего палочками над тарелкой и разговаривающего с, судя по всему, дочкой хозяйки, сидящей напротив. На нём не было ни чёрной повязки, ни очков, только форма колледжа, воротник которой впивался в его подбородок. — Мегуми! — воскликнул он, выбираясь из-под котацу. — А это мой дорогой ученик. Я говорил вам о нём! У Мегуми не было ни сил, ни желания удивляться. Он молча позволил обнять себя за плечи, подвести к котацу и усадить за него. Годжо поставил перед ним тарелку горячей еды, не прекращая расспрашивать о поездке и самочувствии. Мегуми приехал, когда солнце уже ушло за горизонт: время близилось к десяти часам. После позднего ужина хозяйка дома отвела их с Годжо в комнату, вытащила из шкафа два футона с толстыми одеялами и оставила наедине, задвинув за собой шоджи. — Что ты здесь делаешь? — только тогда недовольно спросил Мегуми, расстилая на полу футон и садясь на него сверху прямо в одежде. Стоящий у окна Годжо, вглядывающийся во что-то в уличной темноте, едва заметно улыбнулся. — Был неподалёку. Решил помочь любимому ученику. На это Мегуми только покачал головой. Здесь было промозгло, поэтому он не стал снимать майку. Холод пробирал до самых костей, пока Мегуми выпутывался из одежды и бежал обратно к своему футону, чтобы запрыгнуть под толстое одеяло. Всё ещё стоя у окна, Годжо слушал, как Мегуми стучит зубами, наблюдал, как пытается завернуться в одеяло. — Ты не обязан постоянно опекать меня. Я уже на третьем курсе, — попытался сказать Мегуми, надеясь не откусить язык. — Не обязан, — согласился Годжо. — Но хочу. Теперь уже Мегуми наблюдал, как Годжо неторопливо избавляется от одежды. Наконец-то воротник исчез, показывая его длинную белую шею. Чёрная футболка плотно облегала тело, но Годжо стянул и её, заставив Мегуми шумно выдохнуть через нос. Кажется, он впервые видел учителя без одежды в жизни. Штаны упали к ногам, скользнув по узким бёдрам и мощным икрам, и оставшийся в одном нижнем белье Годжо с удовольствием потянулся. — Ты совсем не замёрз? — мрачно спросил Мегуми, прекрасно зная, что Годжо может не чувствовать ни холода, ни жара. — Малыш, — начал Годжо снисходительно, — температура — это движение молекул. Она увеличивается, когда молекулы объекта приобретают кинетическую энергию и движутся быстрее. И наоборот, понижение температуры происходит, когда молекулы теряют кинетическую энергию и замедляются. Я умею создавать бесконечное пространство между молекулами вокруг меня и молекулами моего тела. Передача кинетической энергии происходит через молекулы моей Бесконечности… — Я ничего не понимаю, — простонал Мегуми. — Потому что ты прогуливал физику! С этим Мегуми спорить не стал. — Могу спрятать тебя от холода своей Бесконечностью, — предложил Годжо. От одного вида его, полуголого, стоящего посреди комнаты, Мегуми забился дрожью ещё пуще. — Или, — пробормотал он, — можешь согреть меня теплом своего тела. Повисло короткое молчание, которое разбилось о звонкий смешок Годжо. Он посмотрел на Мегуми сверху вниз странным взглядом, но его улыбка была искренней. Мегуми, вздохнув, хотел было отвернуться, однако Годжо внезапно переложил свой футон вплотную к футону Мегуми и потянул его одеяло за край. Не веря в происходящее, Мегуми послушно приподнял одеяло, позволяя Годжо скользнуть внутрь. Он всё ещё ощущался… Никак он не ощущался. Бесконечность не давала нормально почувствовать его, прикоснуться к нему. Годжо лёг вплотную, почти полностью разместившись на футоне Мегуми, и глянул на него из-под белых ресниц. Его лицо оказалось совсем близко: горячее дыхание падало на нос, кончики волос щекотали лоб. Это было единственным, что Мегуми по-настоящему чувствовал. Годжо на мгновение прикрыл глаза, прежде чем вокруг его тела прошла рябь, как колеблющиеся струйки поднимающегося воздуха над костром, и Мегуми громко вздохнул, когда его ладони, лёгшей плашмя на грудь Годжо, вдруг коснулось тепло чужого тела. — Бр. Тут и впрямь холодно. Нервный смешок сорвался с губ Мегуми. Не веря в происходящее, он шевельнул кончиками пальцев, неуверенно поймав взгляд Годжо своим. Тот приоткрыл рот, явно привыкая к прикосновениям — барьер Бесконечности почти всегда окутывал его. Румянец пополз от того места, где ладонь Мегуми соединялась с грудью Годжо, по всему телу; Мегуми заворожённо наблюдал, как красные пятна крадутся вверх, по шее и лицу. Вниз, наверняка, тоже — этого было не разглядеть из-за одеяла. Годжо опустил свою руку на руку Мегуми, с силой надавив на неё и слегка опуская веки. Белые ресницы задрожали. — У тебя пальцы горячие, — с удивлением сказал Годжо. — Я думал… всегда думал, что будут ледяными. Вторую ладонь Мегуми положил ему на шею, едва надавив под подбородком. Годжо расслабленно закрыл глаза, откидывая голову назад. Мегуми засмотрелся на ходящий вверх и вниз кадык. Хотелось укусить его до безумия. Что его останавливало? Выпутавшись из своей белой майки, чтобы чувствовать Годжо всем телом, Мегуми дотронулся губами до бледного горла, и Годжо зарылся пальцами в волосы на его затылке, прижимая ещё сильнее к себе. От него не пахло ничем, и в голове Мегуми мелькнула безумная мысль: он хотел, чтобы учитель пах им. Пах его потом, его дешёвым дезодорантом из супермаркета, его дорогим парфюмом, который Годжо ему и подарил на прошлый день рождения. Мегуми хотел, чтобы на чистом теле появились отметины его зубов и пальцев, и поэтому укусил Годжо за нежную кожу горла, заставив того дёрнуться в руках, громко выдохнув. — А, зубы, — прошептал он, беспорядочно перебирая волосы Мегуми на затылке. — Всё, как тебе нравится. Мегуми фыркнул в его шею, прежде чем слегка отстраниться. Подушечкой большого пальца нежно погладил след укуса, вновь ловя взгляд Годжо, потемневший и довольный. — Повернись? — неуверенно попросил Мегуми, скользя рукой ниже, от шеи к груди. Задел соски, но не остановился на них, ведя ещё дальше, чтобы пощекотать слабым прикосновением низ живота. Ладонь в ответ кольнули короткие волоски, дорожкой уходящие вниз. Годжо непроизвольно подался вперёд, вклинив колено между ног Мегуми и задевая его полувставший член. — Может, это ты повернёшься? Иногда разговаривать с Годжо было бессмысленно и бесполезно. Мегуми молча положил руки на его плечи, толкнув и вынудив учителя упасть на спину. Годжо уставился в потолок, коротко хохотнув. — Любишь ты покомандовать. Но после этого он покорно развернулся, открывая взору свою спину — впервые в жизни. Мегуми едва ли не благоговейно положил ладонь между лопаток, острых и широких, зацепился взглядом за выбритые на затылке волосы и… Чуть не подавился выдохом. На полотне его почти прозрачной, чистой кожи он не ожидал увидеть родинку — на левой лопатке, маленькая и аккуратная, любовно поставленная в конце предложения точка на странице учебника для каллиграфии. Мегуми надавил на неё указательным пальцем, и Годжо промычал что-то невнятно, изогнув спину. По коже пробежала видимая стайка мурашек, и Мегуми резко подался вперёд, впечатываясь в тело Годжо своим, не оставляя между ними ни единого миллиметра. От возбуждения у него начинало сносить крышу. Ему казалось, что он спит, или бредит, или попал под влияние извращённого проклятия. Но нет, когда он обнял Годжо, вновь кладя руку на его грудь, Годжо переплёл их пальцы, прижавшись задницей к его паху — и это казалось самым реальным, что когда-либо случалось с Мегуми. Он подавался бёдрами вперёд, резкими и быстрыми движениями, стараясь как можно меньше отстраняться от Годжо, стараясь догнать удовольствие, то и дело мелькающее от неожиданной близости и ускользающее — от недостаточной. Два слоя одежды — их нижнее бельё — липли к телу от пота, но Мегуми боялся, что, если отодвинется и стянет его, всё это исчезнет совсем. И Годжо, казалось, его понимал. Он играл с пальцами Мегуми, перебирая их и оглаживая костяшки, выгибал спину и то и дело бросал в плывущий между ними воздух короткие предложения. Он звал Мегуми по имени и звал его “малышом”, низко и хрипло, и Мегуми… Мегуми крепко прижался пахом к заднице Годжо, с силой сжав челюсти на его плече, и кончил. Тупые квадратные зубы, ясное дело, не смогли прокусить молочную кожу, но на яркий след от них всё равно даже смотреть было больно. Мегуми, немного отойдя от оргазма и избавившись от ярких искр на внутренней стороне век, виновато провёл по этому месту языком, нежно целуя. — Я думал, — прервал внезапную тишину Годжо, — ты уже слишком взрослый для такого. После этого жалеть Годжо перехотелось. — Заткнись, — прошептал он, уткнувшись лбом между его лопаток и выпутывая руку из чужих пальцев. Он скользнул ею вниз, быстро и уверенно, чтобы сжать твёрдый, толстый член через ткань одежды. — Обидно, — протянул Годжо, когда Мегуми провёл по всей длине, натыкаясь на мокрое пятно у головки. — Я так и не увидел твоего лица. — Ты меня услышал. — В этот раз ты был очень тихим, малыш. Мегуми приспустил резинку белья, этим вырывая облегчённый выдох из груди Годжо. Член лёг в его ладонь, чужая спина задрожала, и Годжо заёрзал, словно не зная, куда деться. Мегуми потёрся лбом о его лопатку, начав водить по стволу, но было слишком сухо. С сожалением он убрал руку, вырывая изо рта Годжо недовольный звук. — Секунду, — прошептал Мегуми. Он провёл языком по собственной ладони, собирая им солёный привкус Годжо. Сплюнул на неё, сжимая в кулак, и вернулся к Годжо. Когда он поймал головку влажными пальцами, Годжо тихо застонал. Мегуми никогда не дрочил другим мужчинам, но решил делать то, что нравилось ему самому: большим пальцем он подразнил уздечку, и Годжо уткнулся лицом в подушку, открывая доступ к своей шее. Мегуми не мог не воспользоваться этим, принявшись кусать каждый сантиметр порозовевшей кожи. — Какой же ты… какой ты… — заплетающимся языком проговорил Мегуми, зарываясь носом в волосы Годжо. Мерзавец, несмотря на то что весь дрожал от подступающего оргазма, имел наглость рассмеяться. — Обалденный? Самый лучший? Да. Да, да, дадада. — Невыносимый. Кончая, Годжо заглушил стон, спрятавшись в подушке, но Мегуми и того было достаточно, чтобы зажмуриться, пытаясь навсегда запомнить эти звуки. Он продолжал водить по члену Годжо, тёплая сперма смешивалась с его высыхающей слюной, пока Годжо шумно дышал, пытаясь отстраниться. — Ещё немного — и мне будет больно, малыш, — прохрипел он. — Может, этого я и добиваюсь. Но ладонь с его члена Мегуми всё же убрал, чтобы вытереть её о футон. Прижался губами к выбритой коже на чужом затылке и замер. Дыхание Годжо выровнялось. Он осторожно повёл плечами, подогнув ноги, стягивая с себя бельё. — Отвратительно. Я даже в свои шестнадцать лет такой беспорядок не устраивал, — проворчал он, заставив Мегуми фыркнуть. Он слегка отстранился, чтобы самому избавиться от остатков одежды. Сперма ещё не успела высохнуть, поэтому Мегуми удалось обтереться и вновь прижаться к потной спине Годжо. — Уже не холодно, — пробормотал он, готовясь к появлению знакомой сызмальства Бесконечности. Но Годжо просто громко выдохнул, поудобнее устраиваясь в его объятиях. Мегуми сжал левую руку в кулак, прежде чем расслабить её, закрыв глаза. — Мне тоже, — ответил Годжо просто. * * * Мегуми редко писал Годжо первым. В этом не было нужды. Годжо постоянно забрасывал его сообщениями, пустяк за пустяком, и если раньше Мегуми это раздражало и он просто не отвечал, то со временем понял, что Годжо, возможно, было одиноко. И Мегуми было одиноко. Всю жизнь. Поэтому годам к пятнадцати он стал регулярно отвечать практическую на любую мелочь, из-за чего Годжо принялся посылать ему сообщения ещё чаще. Но первым Мегуми всё равно обычно не писал. Конечно, после… определённого случая это изменилось. Вот и сейчас, едва вернувшись в Токио с задания, Мегуми закрыл за собой дверь в комнату и тут же вытащил телефон. Рукава были пыльными, но Мегуми не обратил на это внимания. “Где ты?” “В небольшой деревне под Кагошимой”, — почти сразу же ответил Годжо. Мегуми вздохнул. Самый юг Японии. Далековато от Токио. Под кожей зудело — так сильно хотелось поскорее встретиться с Годжо. “А в чём дело?” Но в этом он, конечно, никогда не признается. “Ни в чём”. “Я тоже по тебе соскучился”. На этот раз сердечко от него пришло зелёное. Мегуми понял, что улыбается, чуть не отправил в ответ синее сердце, и тогда ему действительно стало страшно. Хороший момент, чтобы остановиться и задать себе вопрос: а что происходит? С ним? С Годжо? Между ними? Мегуми знал Годжо почти тринадцать лет и ни разу ни с кем его не видел за это время. Ни постоянного партнёра, ни мимолётной интрижки — как будто Годжо это совсем не интересовало. Он всегда был один. Цеплялся к Нанами и Иэйри, с широкой улыбкой рассказывал о своих учениках в колледже, когда Мегуми ещё ходил в обычную школу, часами болтал с Цумики в маленькой кухне, но всё равно был один. И Мегуми был один. Но ему казалось, что у него есть Годжо. С Годжо было сложно. Он был непостоянным, непредсказуемым, и, несмотря на показную лёгкость, прочесть его было невозможно. Думал ли когда-нибудь Годжо, что у него есть Мегуми? Мегуми хотел Годжо всего себе. Давно. Любого. Устраивал драки, лишь бы директор вызвал опекуна, получал лучшие оценки, чтобы повесить табель успеваемости на холодильник перед приходом Годжо. Годжо никогда сильно не ругал его за драки, но всегда хвалил за оценки. “Я не использую метод наказания, — пояснил он однажды, — только поощрения”. Может, его способы воспитания и казались сомнительными, но Годжо тогда и сам был ребёнком. Одиноким ребёнком. “Когда ты вернёшься?” — нетерпеливо набрал Мегуми, выбираясь из одежды. Ему нужно было в душ. Срочно. По всему телу расползлись пятна грязи, кожа всё ещё блестела от пота, над бровью высыхала кровь от небольшой царапины. Может, вода сумеет смыть и тяжёлую усталость с его костей. Оставшись в одном нижнем белье и носках, Мегуми вновь схватился за телефон. “Могу прямо сейчас”. “Ты с ума сошёл? Это около полутора тысячи километров”. Годжо умел телепортироваться даже на такие большие расстояния, но это его всегда выматывало до такого состояния, что он едва в обморок не падал. К тому же была велика вероятность промаха — вместо Токио он запросто мог оказаться где-нибудь в Йокогаме. “Если не сделаю этого, то в лучшем случае окажусь рядом с тобой только через три часа”. “Я переживу три часа без тебя”. “А вдруг я без тебя — нет?” Мегуми улыбнулся. “Не вздумай”, — написал он. Нахмурился, когда не пришло уведомление о прочтении. Ни через тридцать секунд, ни через минуту. Надеясь, действительно надеясь, что у Годжо просто какие-то свои дела, на которые он отвлёкся. Долго надеяться не пришлось: Годжо появился посреди его комнаты спустя две минуты с небольшим чемоданом, который он сразу же поставил на пол. — О Боже, — сказал Мегуми ровно. — Поверить не могу. — Рад удивлять даже спустя столько лет. Мегуми нарочно не прокомментировал, как задрожали ноги учителя, когда он сделал пару шагов к Мегуми. Или каким непривычно слабым вышло объятие. Мегуми и сам был не лучше, поэтому позволил себе обмякнуть в руках Годжо, который потянул его за собой на кровать. Прикосновения без барьера опять послали дрожь по всему телу. Мегуми обвил Годжо конечностями, словно осьминог, прижался крепко и уверенно, вначале ударившись о лоб Годжо своим, вслед уткнувшись им в плечо учителя. От Годжо неожиданно пахло потом — слабо, но Мегуми ощущал это. Он глубоко вдохнул, ведя носом по шее, и Годжо зарылся пальцами в волосы на его затылке, промычав что-то невнятно. Усталость и пьянящая близость заставили Мегуми взболтнуть: — Тебе же не всё равно на меня, да? Рука, нежно поглаживающая его по голове, замерла. Мегуми прикусил кончик языка до боли, жалея, что слова нельзя проглотить обратно. Годжо слегка отстранился, чтобы взглянуть ему в лицо. Чёрная повязка съехала вниз и лежала на шее, поэтому Мегуми мог отчётливо видеть недоумение в его глазах. — С чего ты взял, — медленно проговорил Годжо, — что мне на тебя всё равно? Мегуми пожал плечами, пытаясь вновь спрятать лицо под подбородком Годжо, но тот не позволил, уверенно надавив на грудь. — Я давал тебе причину думать так? — Нет. — Но ты всё равно думал. Это был не вопрос. Мегуми громко вздохнул, выпутавшись из объятий Годжо и ложась на спину. Кровать была узкой, и правая рука на ней не поместилась. Мегуми уронил её на пол. Холод коснулся пальцев. — Я ничего не могу с собой поделать, — признался он, смотря в потолок. — Все меня всегда бросали. Наверное, потому что им было всё равно. Кроме Цумики. Но и её давно со мной нет. Годжо не отвечал. Его гладкая ладонь смахнула волосы со лба Мегуми, аккуратно погладила покрасневшие скулы и щёку, пальцы очертили приоткрытые губы. В следующее мгновение потолок исчез из поля зрения — в него попало лицо наклонившегося Годжо. Целовался тот так, как использовал свои способности на врагах — умело, беспощадно, с размахом, сражая наповал. Мегуми забыл, как дышать: это был их первый поцелуй. Губы Годжо были тонкими, но мягкими; он не мелочился и не медлил, всё время широко открывая рот. Зубы крепко сомкнулись вокруг нижней губы Мегуми, шершавый язык прошёл по ней, словно извиняясь, и скользнул в приоткрытый рот. Мегуми вцепился в его шею обеими руками так сильно, что Годжо отстранился, хрипло выдохнув, и коротко рассмеялся. — Как давно, — прошептал он, ведя ладонями по щекам Мегуми, судя по ощущениям, красным как помидор, — ты был готов для меня, словно налитой соком плод? — Что… — непонимающе выдохнул Мегуми, но сразу же заткнулся, когда Годжо надавил большим пальцем на его нижнюю губу. — Открой рот, малыш. Гладкая подушечка легла на его язык. Мегуми втянул щёки, смыкая губы вокруг пальца. Указательный подцепил его за подбородок, вынуждая слегка запрокинуть голову, обнажая горло взгляду Годжо. — Как давно? — повторил он. Мегуми вопросительно посмотрел на него, облизывая палец Годжо до самой последней фаланги. — Как давно ты хотел меня, Мегуми? — прошептал Годжо, сокращая расстояние между их лицами и прикусывая щёку Мегуми. Это было не больно — щекотно. Приятно. Годжо вытащил палец из его рта, чтобы провести им от подбородка по горлу Мегуми, оставляя мокрый след слюны. — Дольше, чем ты думаешь. Рука Годжо поползла ниже. На коже опять выступили капельки пота, смешивая между собой пятна грязи. Годжо было всё равно. Он вёл и вёл, пока не остановился у пупка, ложась на тяжело вздымающийся от вздохов живот. — Интересно. Неужели я оказался слепцом? — Как давно, — едва ли не перебил его Мегуми, стоило ладони с лёгкостью скользнуть под резинку белья, обернуться вокруг вставшего члена, но замереть у основания. — Ты ждал, что я… созрею? Годжо приподнял уголки губ, позабавленный. Двинулся по стволу вверх, медленно, мучительно медленно. — Звучит так, будто я извращенец. Удивительная всё-таки у Годжо была способность увиливать от ответа. Мегуми поймал его лицо рукой, сжимая так сильно, что не дал возможности говорить. Надавил пальцами на щёки, заставив слегка вытянуть губы. Белые ресницы дрогнули, небесная голубизна перетекла в глубокую синеву. — Я задал вопрос. Мегуми немного расслабил руку, но Годжо не предпринимал попыток вырваться из хватки. — Я не ждал, что ты созреешь. Просто открыл глаза в один момент и перестал быть слепцом. Нахмурившись, Мегуми распахнул было рот, недовольный ответом, но Годжо не дал ему возможности возмутиться: накрыл губы своими, утягивая в мокрый поцелуй, а большим пальцем провёл по уздечке, заставляя подкинуть бёдра. — Стой, — попытался он поймать запястья Годжо, когда тот начал стягивать с него бельё, — я весь грязный. — Ну и что? Спорить с Годжо было себе дороже. Мегуми послушно поднял руки, помогая избавиться от майки, и раздвинул ноги, чтобы полностью одетый Годжо оказался между ними. Плотная ткань коснулась обнажённой кожи, и Мегуми вздрогнул, зажмурившись. Годжо ласково погладил его по голове. — Хочу слышать тебя, — прошептал Годжо, и Мегуми послушно приоткрыл рот, позволяя громким выдохам падать в пространство между ними. — Хочу видеть твоё лицо. — Ты его видишь. Прятаться Мегуми не собирался. Он поймал Годжо в ловушку своих ног, когда тот опять начал водить по его члену насухую, и это было почти больно. Идеальные, без единой мозоли пальцы то играли с влажной головкой, то водили по тонким венам. Чужие губы бегали по его лицу и шее, словно не зная, где именно остановиться. Слюна Годжо высыхала на собственных щеках, подбородке, шее; Годжо слизывал его пот и грязь с таким удовольствием, словно ему было вкусно. Когда длинные пальцы левой руки вновь пробрались в его рот, Мегуми послушно всосал их, прикрыв глаза. Годжо горячо выдохнул ему в шею, проталкивая пальцы глубже, вырывая из горла едва не подавившегося Мегуми неприятный звук. — Дай мне… Не договорив, Годжо резко освободил его рот и развёл ноги ещё сильнее. Мегуми поморщился, едва не потянув мышцы. Левая ступня на мгновение соскользнула на пол. Мегуми поймал взгляд Годжо и чуть не задохнулся от напряжённой тяжести, с которой на него смотрел учитель. Воздух словно колебался вокруг них, дрожал и звенел, и Мегуми опустил веки, не сумев выдержать этого. — Нет, нет, Мегуми, смотри на меня. Руки с силой сжались на его бёдрах. Мегуми всхлипнул — будут синяки. Годжо просунул ему подушку под спину, и Мегуми заинтересованно глянул вниз. Ладони переместились к ягодицам, чтобы раздвинуть их. — Я грязный, — повторил Мегуми беспомощно. Годжо оскалил зубы. — Так даже лучше. Вот теперь захотелось спрятать лицо в ладонях, но Мегуми знал, что Годжо это не понравится. Поэтому он просто прикусил губу, наблюдая, как блестящие от его слюны пальцы Годжо ныряют вниз; почувствовал их мокрое, горячее прикосновение к сжавшемуся входу… — Расслабься. — Легко сказать. Годжо приподнял бровь, вновь посмотрев вверх, ему в лицо. — Ты никогда этого не делал? — Мегуми покачал головой. — Даже сам с собой? Как будто это не было очевидным. — Расслабься, — повторил Годжо мягче. — Доверься мне. Если Мегуми и доверял кому-то в своей жизни, то только Годжо. Он едва не вскрикнул, стоило Годжо, наклонившись, взять у него в рот сразу до середины. Безымянный палец скользнул внутрь на фалангу, и Мегуми начал водить руками по кровати, не зная, куда их деть. Годжо слегка отстранился, чтобы обвести языком головку, надавить на уздечку, и это было приятно до помутнения рассудка. Палец толкнулся глубже, и это… принесло не боль, но определённый дискомфорт. Годжо не давал ему напрячься, смыкая губы вокруг ствола и иногда неловко задевая чувствительную кожу зубами, то ли от неопытности, то ли позабыв, как это делается. Мегуми понял, что из его груди то и дело вырываются тихие и короткие стоны, и прикусил губу. Не хотелось давать Итадори лишний повод краснеть. А Сукуне — издеваться над ними. Кровать скрипнула, когда Годжо перенёс вес с одного колена на другое, ввинтил в него палец до основания и… Мегуми от неожиданности ударил его пятками по спине и застонал громко и долго, позабыв про тех, кто мог быть за стенкой. Годжо с неприличным звуком выпустил член изо рта, ведя языком по губам, собирая с них свою слюну и чужой предэякулят. — Нравится так? — спросил он дрожащим голосом, и Мегуми слабо кивнул. Ему казалось, что он сейчас потеряет сознание: похожего он точно никогда не испытывал. Годжо-сенсей беспощадно трахал его пальцем, вновь сомкнув губы вокруг головки, но не спеша опускаться ниже. Щекотка бежала по позвоночнику, органы все сжимались внутри каждый раз, когда чувствительную плоть задевали зубы. — Годжо, — выдохнул он, стоило Годжо вновь выпустить член изо рта, подавшись вперёд так, чтобы быть ближе к лицу Мегуми, но не вытаскивать из него палец. Голубые глаза смотрели всё так же тяжело. Мегуми подавился следующим вдохом, неосознанно поднял руки, чтобы поймать Годжо за шею и попытаться притянуть к себе. — Мегуми, — сказал Годжо хрипло и медленно. — Не вздумай больше никогда говорить, что мне на тебя всё равно. Скопившееся удовольствие взорвалось в следующий момент с одним движением пальца — Мегуми запрокинул голову, подставляя вспотевшую шею под поцелуи и укусы, поджал пальцы на ногах и, кажется, отключился на ничтожно короткое мгновение, засмотревшись на искры, пляшущие в чужой синеве глаз. Когда он пришёл в себя, Годжо убирал его слипшиеся от пота волосы со лба. Мегуми хотелось спрятаться, но он послушно подставлялся под прикосновения, позволяя чужому взгляду блуждать по его лицу. Годжо навалился на него почти всем телом, удерживаясь на весу лишь одной рукой, согнутой в локте. Мегуми чувствовал бедром его твёрдый член через одежду. — Годжо… — Хочешь помочь? — усмехнулся Годжо. Мегуми кивнул. — Дай мне свою руку, малыш. Мегуми послушно протянул Годжо правую ладонь, с облегчением выдыхая, когда Годжо схватил его за запястье — удержать что-то на весу у него сейчас не было сил. Годжо опять приподнялся на коленях, направив руку Мегуми к его же животу, чтобы собрать с него уже холодную сперму. Почти отстранённо Мегуми наблюдал, как Годжо справляется с замком на штанах, чтобы приспустить их. Мегуми понял, чего от него хотят; он обвил грязные пальцы вокруг горячего ствола, позволяя руке Годжо на его запястье установить ритм: быстрый, почти жестокий. Мегуми попытался перехватить контроль, но Годжо отдал его лишь под самый конец, когда уже был на грани, когда дыхание совсем сбилось, а со рта вырвался единственный стон, настолько тихий, что Мегуми показалось: он ослышался. Сперма Годжо смешалась с его собственной. Несколько капель попало даже на живот, и Годжо, отойдя от оргазма, размазал собственное семя до самой груди Мегуми вместе с потом, пылью и грязью. Он выпутался из одежды (только сейчас!), сбросил её прямо на пол и упал рядом с Мегуми, тяжело дыша. — Отвратительно, — пробормотал Мегуми, глядя на их состояние. Он понимал, что ни у него, ни у учителя уже не найдётся сил подниматься и что-то делать с этим. Годжо лишь рассмеялся, сгребая его в объятия. — Мне тоже на тебя не всё равно, — закрыв глаза, пробормотал Мегуми. — Ты не одинок. — Я никогда не говорил, что одинок. — В отличие от тебя, Шестиглазый, я не слепец. Усталость взяла своё: Мегуми заснул, уткнувшись лбом в плечо Годжо и надеясь, что утром проснётся рядом с ним. * * * Зима подходила к концу, а за ней должна была прийти весна. В апреле Мегуми переходил на последний курс обучения в колледже. Через всего лишь год он выпустится и сможет стать свободным магом. Быть наравне с Годжо. Нет, конечно, наравне с Годжо ему не быть. Годжо был старше его больше чем на десять лет, и сильнее раз, наверное, тоже в десять. Мегуми это понимал, но его всегда удивляло, что Годжо не смотрел на него сверху вниз. Поначалу в нём, конечно, присутствовала определённая толика снисходительности, но чем старше становился Мегуми, тем быстрее она исчезала. Даже несмотря на все те разы, когда он тискал Мегуми за щёки, или трепал волосы на затылке, или пытался накормить конфетами, обучал он его, как взрослого. И разговаривал с ним, как со взрослым. Может, Мегуми из-за этого в него и влюбился. Может, не из-за этого. Гадать теперь смысла нет. Гораздо интереснее ему было знать, что чувствует Годжо, но этот человек в течение стольких лет не позволял прикасаться к своему телу, что тут говорить о душе. Поэтому Мегуми довольствовался имеющимся. Он будет собирать по крупицам всё, что мог дать ему Годжо — это большее, чем то, на что он когда-либо надеялся. Он не смел надеяться на сбившееся дыхание, бьющее по мочке уха, блуждающие по спине ладони, Бесконечность с которых сползла, как атлас — с обнажённого тела; на ночные звонки, начинающиеся с приглушённого “малыш”. Никогда в жизни Мегуми не боялся так сильно стать постылым. Что Годжо покинет его — как и все другие. Он дорожил даже редкими тренировками с Годжо. Мегуми почти не просил учителя об этом — тот постоянно напоминал о его потенциале, однако Мегуми не видел его в себе и боялся не оправдать ожиданий. Кугисаки и четверокурсники всё время говорили, что Мегуми был любимчиком Годжо, но сам Мегуми не понимал почему. У Годжо был Оккоцу, запасам энергии которого могли позавидовать даже лучшие из лучших. Был Итадори, редкий случай — сосуд, родившийся без проклятой энергии, но добившийся впечатляющих результатов. Был Инумаки — один из сильнейших студентов колледжа. Чем Мегуми выделялся на их фоне? Громкой фамилией, которую он даже не носил? Интересной техникой, которой он так и не смог овладеть до конца? Одна за другой эти мысли проносились в его голове в очередной раз, пока он лежал на татами, пытаясь прийти в себя. Годжо стоял над ними, позволяя Мегуми отстранённо скользить взглядом по нему: от расслабленных пальцев на ногах до съехавших на кончик носа ректанглов без единого логотипа бренда, но, Мегуми был уверен, стоящих целое состояние. — Ты сегодня слишком много думаешь, — позволив ему выровнять дыхание, подал наконец голос Годжо. — О чём? О, Годжо-сенсей, вы даже не представляете. Мегуми не ответил, приподнявшись на локтях и отвернувшись. Ему показалось, что во взгляде Годжо на мгновение мелькнуло недовольство. — Тебя сейчас и Маки бы смогла уложить на лопатки, а в ней проклятой энергии кот наплакал. Годжо всегда был прямым, даже слишком резким. Словом он жёг, подозревал Мегуми, специально. Иэйри-сан говорила, что подростком Годжо был совершенно невыносим, языком своим умудряясь отпугивать остальных. Нынче он намного реже позволял себе открытую грубость, особенно в сторону учеников. Особенно в сторону Мегуми. — Маки-семпай очень сильная, — проворчал Мегуми, подымясь с пола. — Не все такие, как ты, могут одним щелчком пальцев уложить человека с оружием, хоть и без проклятой энергии. На короткое мгновение Годжо замер. Он странно взглянул на Мегуми, прежде чем поправить очки, вновь прячась за тёмными стёклами. — Я сражался с человеком без единой крупицы проклятой энергии. Чтобы одолеть его, потребовалось большее, чем щелчок пальцев. Победа многого мне стоила. Об этом Годжо никогда не рассказывал. Мегуми медленно моргнул, надеясь услышать продолжение, но Годжо лишь прошёл мимо него, выходя на энгаву и неторопливо потягиваясь. Мегуми направился за ним, на ходу надевая куртку. — Ты весь взмыленный, — даже не взглянув в его сторону, сказал Годжо. — Лучше зайди внутрь. Заболеешь ещё. — Прости, что разочаровал, — выпалил Мегуми, наблюдая, как небольшая стайка птиц пронеслась по небу над колледжем. — Прости, что разочаровываю тебя раз за разом. Теперь Годжо повернулся к нему. Подошёл ближе, чтобы поправить воротник куртки и ласково погладить по красной от холода и напряжения скуле. — Ты моя главная радость, Мегуми. Ты не можешь меня разочаровать. И оставил его одного во дворе наблюдать за вернувшимися птицами. Ближе к ночи Мегуми узнал, что Годжо опять покинул Токио. Мегуми взял в руки телефон, сразу же получив сообщение: “Ты никогда не разочаруешь меня, потому что я верю в тебя больше, чем ты — в себя”. И: “Постараюсь вернуться как можно скорее”. Смысл в том, что Годжо никогда не пытался вернуться как можно скорее. Мегуми очень хотелось написать: “Жду”. Или: “Спасибо”. Или: “Я люблю тебя”. Так хотелось, что кончики пальцев зачесались. Не дав себе времени передумать, Мегуми нажал на кнопку видеозвонка. Годжо ответил почти сразу же. — Мегуми? — он звучал удивлённым. — Ты так редко звонишь мне. По видео — вообще никогда. Учитель на что-то сел. За его спиной была лишь пустая стена тёплого персикового цвета. Длинные пальцы поддели край повязки и потянули её вниз, открывая острый взгляд. Мегуми не знал, что сказать. Одно он точно знал: он принадлежал Годжо. Эта мысль ударила по голове до звона. Годжо был его всем: учителем, опекуном, первой любовью, самым близким человеком. Мегуми был его главной радостью, но разве этого достаточно? Мегуми мечтал быть его всем, но оставалось довольствоваться лишь тем, что имел. — Возвращайся скорее, — тихо, неуверенно сказал Мегуми. — Я хочу… Хочу, чтобы ты… И замолк. Сидящий прямо Годжо откинулся назад, прислонившись к стене. Мегуми только сейчас заметил, что на нём не было форменной куртки, лишь чёрная футболка, которая открывала вид на белую шею и часть предплечий. — Тяжело сказать это? — спросил учитель. Мегуми беспомощно кивнул. — Тогда покажи. Встав со стула, Мегуми дрожащими руками поставил его перед кроватью. Прислонил телефон к спинке так, чтобы он не упал, и подошёл к кровати, замерев. — Ящик стола, — сказал вдруг Годжо. — Загляни. В верхнем ящике лежал непочатый тюбик смазки. Мегуми едва не выронил его, поняв, что это. — На водной основе. Со вкусом дыни, ноль килокалорий! — радостно сказал Годжо. Мегуми прищурился, даже издалека разглядев на маленьком экране его довольную улыбку. — Дыни? — Я уверен, малыш, ты вкусный и без всяких лишних добавок, но не знал, вдруг ты захочешь… — Прекрати, пожалуйста, — вспыхнув, попросил Мегуми. Он вновь подошёл к кровати, неловко и поспешно стянув с себя всю одежду. Сбросил её прямо на пол и застыл. Чужой взгляд ощущался на коже почти физическим прикосновением, и Мегуми то и дело боролся с желанием прикрыться. Годжо и без того видел практически всё, но Мегуми итак казался себе слишком уязвимым. Годжо наверняка почувствовал его неуверенность. Краем глаза Мегуми заметил, как он снова подался вперёд, приближая лицо к экрану. — Будет легче, — сказал он низко, — если ты встанешь на четвереньки. Мегуми зажмурился, не зная, хватит ли у него решимости. — Малыш, всё будет хорошо. Я обещаю. — Я никогда, — ответил Мегуми, поставив одно колено на матрас, — этого не делал с собой. — Помню. Но это делал с тобой я. Просто представь, что это мои пальцы. Просто вспомни, как оно было. Я помогу. Телефон стоял так, что, если Мегуми окажется на четвереньках, Годжо увидит его сбоку, а не сзади. Это… звучало не так ужасно. Вздохнув, Мегуми поставил на кровать и второе колено, а потом наклонился, перенося часть веса на один локоть. Еле как открыл смазку и выдавил её на ладонь, смотря на абсолютно прозрачную жидкость. — Дыня, — тупо сказал он. — Дыня, — повторил Годжо. — Попробуй! Мегуми лизнул ладонь, сразу же поморщившись от приторно-сладкого привкуса. Годжо, заметив это, коротко рассмеялся. — Я куплю без вкусовых добавок, обещаю. Уткнувшись лбом в подушку, Мегуми обернул влажную ладонь вокруг мягкого члена, принявшись водить по нему вверх и вниз. Со смазкой было куда приятнее. Обычно ему хватало слюны и предэякулята, один раз он воспользовался кремом для рук, который у него забыла Кугисаки (но никогда впредь — почему-то смотреть в глаза Кугисаки после этого было стыдно). Он громко выдохнул, надавив на уздечку и обведя головку большим пальцем. — Хочешь знать, о чём я думаю? — раздался голос Годжо. Мегуми попытался кивнуть, но лишь проехался вспотевшим лбом по подушке. Хорошо, что Годжо понимал его и без слов. — О том, что если бы был рядом, то заменил твою руку своей. Мегуми прекрасно помнил ощущения пальцев Годжо на себе, вокруг себя, внутри себя. Длинные и гладкие, неожиданно тёплые, когда он убирал Бесконечность, иногда запинающиеся на выступающих косточках, но всё равно идеальные. — Я, кажется, уже знаю, как тебе нравится. Мне тоже так нравится. Я бы провёл по всей длине пару раз, чтобы остановиться на головке. Даже отсюда вижу, как из неё бежит. Ты очень чувствительный, малыш. Прикоснись к ней ещё раз. Тихо, почти неслышно застонав, Мегуми с силой надавил на отверстие на головке. Его ощущения словно обострились во много раз: он был на виду у Годжо, он был во власти Годжо, хотя самого Годжо здесь не было. Это кружило голову. — Но кончить тебе я бы не дал, — после непродолжительного молчания добавил Годжо. — Сожми себя у основания. Хотелось спросить: зачем, но глаза боялись, а руки делали. Мегуми ещё не был близок к оргазму, поэтому действие не принесло сильного дискомфорта. Он замер, повернув голову, чтобы взглянуть в экран. Годжо медленно, но явно двигал правой рукой внизу. Полоска светлой кожи предплечья то появлялась, то исчезала. — Я бы мог сделать тебе приятно по-другому, — с придыханием сказал Годжо. — Ты знаешь, как, да? Ты этого хочешь? Пришлось на мгновение зажмуриться в жалкой попытке прояснить голову. Стало только хуже. Мегуми убрал руку с члена, чтобы выдавить на неё больше смазки, и отбросил тюбик к изножью. Растёр холодную жидкость между пальцами, неуверенно взглянув на экран. — Не торопись, — мягко сказал ему Годжо. Мегуми прикоснулся подушечкой среднего пальца к напряжённой дырке, ведя вокруг неё подушечкой — кажется, так делал Годжо в тот раз. Ещё он тогда просил его расслабиться, но это пока удавалось с трудом. Сердце колотилось о рёбра. Голос Годжо, льющийся из динамика, слегка успокаивал. Его взгляд прожигал плечо, лицо, ноги: Мегуми чувствовал его всем телом. Когда в один момент с губ учителя сорвалось: — Мегуми. Непроизвольное и бессмысленное, Мегуми решился: он осторожно, медленно ввинтил в себя палец, во второй раз жизни привыкая к этому ощущению. Годжо громко выдохнул. — Вот так, малыш. Погоди маленько и протолкни его чуть глубже, потом согни. Мегуми послушался, но лучше не стало. Поджав губы, он поводил пальцем туда-сюда, стараясь вспомнить, как это делал Годжо, и… — Ох! Поджав пальцы на ногах, он едва не упал животом на кровать из-за подкосившихся колен. Пришлось беспорядочно поводить пальцем внутри себя, чтобы ещё раз поймать это сумасшедшее, горячее удовольствие. Мегуми уткнулся лицом в подушку, лишь бы звуки не выдали его. — Твою мать, — вырвалось у учителя — ругался он редко. — Чёртовы старейшины и чёртово задание. Как же я хочу… сейчас быть с тобой. Мегуми едва не рассмеялся. — Только не вздумай телепортироваться. — Вряд ли я в состоянии сделать это. Опять повернув голову в его сторону, Мегуми заметил, что Годжо опустил камеру так, чтобы видно было, как он дрочит себе. Толстая вена то и дело исчезала за длинными белыми пальцами, из красной головки бежало предсемя. Мегуми прикусил губу, наблюдая за этим, словно завороженный. — Я тоже хочу, — выдохнул он, — чтобы ты был здесь. Посмотри на меня, хотелось кричать ему, позабыв про прежнее волнение. Взгляни на меня, я весь твой, я готов быть для тебя тем, кем ты захочешь, просто прими меня, возьми меня, возьми… Он вытащил палец, чтобы вновь обернуть руку вокруг члена и довести себя до разрядки парой быстрых движений, наблюдая, как Годжо где-то далеко делает то же самое. Белая сперма побежала по его пальцам и твёрдому стволу, пара капель упала на живот, и Годжо откинул голову назад, обнажая порозовевшее горло. Перед глазами Мегуми поплыло, и все эти детали исчезли на мгновение, прежде чем снова вернуться ещё чётче: грудь Годжо тяжело вздымалась, капли пота и семени собрались вокруг пупка, а пальцы дрожали. Собственные колени подвели. Мегуми упал на живот. — Что ты пытаешься мне доказать? — спустя какое-то время раздался хриплый голос Годжо. — Ничего. — Мегуми, — беспощадно перебил его Годжо. Мегуми из-под полуприкрытых век наблюдал, как он поднимает телефон, чтобы в камеру теперь попало его лицо: с ярким румянцем на щеках, с покусанными губами, но неожиданно серьёзным взглядом. — Мы знакомы уже много лет. Что у тебя на уме? — Ничего, — повторил он, подымаясь с кровати и беря телефон в руки. Годжо нахмурился. — Мы поговорим об этом, когда я вернусь. Сердце ухнуло вниз. О чём Годжо хочет поговорить? Неужели Мегуми так скоро потеряет то, что у него появилось? — Хорошо, — прошептал он. И завершил видеозвонок, бросая телефон на кровать экраном вниз. * * * Годжо не курил. По крайней мере, Мегуми никогда не замечал его за этим занятием до сегодняшнего дня. И за распитием чего-то крепкого тоже — Годжо не переносил алкоголь. Вряд ли бы пьяный Годжо удивил его так, как Годжо, выпускающий через рот серый дым. Но именно этим он сейчас и занимался. Годжо стоял на энгаве, где в последний раз назвал Мегуми своей главной радостью. В пальцах он сжимал сигарету, выкуренную почти до фильтра. Нервно поправив воротник куртки, Мегуми быстрым шагом преодолел расстояние между ними, морщась от запаха. — Прости, малыш. Потушив сигарету, Годжо бросив её прямо на холодную землю. — Как давно ты вернулся? — Полтора часа назад? Был у Шоко. У Иэйри-сан. — У неё украл сигарету? — Мхм. Они замолчали. Мегуми бездумно сверлил взглядом потухший бычок, пока северный ветер пробирал до костей. Он поёжился, и в следующее же мгновение всё исчезло — Мегуми перестал чувствовать холод, дрожь начала медленно покидать тело. Воздух вокруг него ходил знакомой рябью. — Не стоило. — Пожалуйста. Судя по голосу, Годжо улыбался. Так было легче. Привычнее. Даже если улыбка была ненастоящей. Смурным Годжо бывал лишь в самых критических ситуациях. — Мой лучший друг, — начал он, заставив Мегуми повернуть голову в его сторону. Уголки губ были приподняты, собирая неглубокие морщинки, но Мегуми, даже не видя глаз Годжо, знал: улыбка до них не дошла, — иногда курил. Вместе с Шоко. Меня это до ужаса бесило из-за вони. Шоко как-то пыталась её замаскировать. У неё были духи, сладкие до одури. Роза и груша. Волосы пахли кокосом. Он же… От него просто несло куревом. Мегуми понял, что задержал дыхание. Годжо так редко рассказывал о себе — Мегуми почти ничего о нём не знал, несмотря на казавшийся язык без костей. Кое-что пришлось узнавать у Иэйри и даже Нанами с Ягой, но и от них многого добиться не удалось. Одно имя он всё же знал. Все знали. — Ты говоришь о Гэто? — Да. О моём лучшем друге, — повторил он, ловя взгляд Мегуми. Наверное. Из-за повязки сложно было угадать, но Мегуми давно научился распознавать, куда смотрит учитель. И иногда даже — как. — Друге? — осторожно спросил он. Внезапно Годжо рассмеялся. Коротко и тихо, но искренне. — Малыш, я знаю, что тебя интересует. Мы были совсем молоды тогда, моложе, чем ты сейчас. Может, я спутал какие-то чувства, не признал их в своё время, но я не жалею об упущенном. Не в этом случае. Сугуру навсегда останется в моей памяти, как лучший друг. Единственный, который у меня был. Признаваться в этом не хотелось, но у Мегуми будто камень с души свалился. Ревновать к давно мёртвому человеку было глупо, однако Мегуми и без того кучу глупостей уже наделал. — Почему ты о нём вспомнил? Когда Годжо ступил с энгавы на землю, придавив ботинком бычок, Мегуми не двинулся с места, наблюдая, как учитель делает пару шагов вперёд, засунув руки в карманы. — Часто я виню себя в том, что произошло. Не заметил, когда было очевидно. Не начал разговор, когда было нужно. Мегуми сцепил зубы, ощутив вспышку злости к мёртвому Гэто Сугуру. Он не хотел, чтобы Годжо чувствовал себя виноватым из-за этого человека. — Я понял, на что ты намекаешь, — ровно сказал Мегуми. — Что такого очевидного ты заметил во мне, раз появилась нужда начать этот разговор? Годжо поймал его пальцами за подбородок, вынуждая посмотреть в лицо. За последние три года Мегуми подрос, но всё равно был ниже Годжо, поэтому пришлось приподнять голову, пытаясь разглядеть чужие глаза за чёрной повязкой. Указательный палец больно давил на челюсть, но большой аккуратно гладил кожу. — Боюсь, что это слишком смелое заявление, — спустя некоторое время сказал Годжо, — но ты влюблён в меня, да? — Только не говори, что это пройдёт. Улыбка Годжо была резкой и острой. — Думаешь, не пройдёт? — А что насчёт тебя? — ощетинился Мегуми, вырываясь из чужой хватки. Годжо спокойно отпустил его. — Думаешь, не появится? Таким озадаченным своего учителя Мегуми видел редко. Мегуми и сам удивился: он всегда следил за языком, вечно недоговаривая и иногда жалея об этом. В этот раз слова вырвались сами, и он тут же поморщился, желая вернуть их. — Годжо-сенсей… — Я люблю тебя, — перебил Годжо. — Разве это не очевидно? С Годжо ничего никогда не было очевидным. Мимолётная вспышка радости потухла, когда Мегуми пришла в голову отрезвляющая, жалящая мысль: — Но не так, как я бы хотел. Вздохнув, Годжо потянул за повязку, опуская её с глаз. Он выглядел смертельно уставшим. Открыл рот, явно собираясь ответить, но Мегуми опередил его: — Всё нормально. Мне достаточно и этого. Судя по сведённым к переносице бровям и поджатым губам, Мегуми сморозил глупость. Он сжал зубы, пообещав себе, что лучше будет молчать, чем опять ляпнет лишнее. Он не мог потерять Годжо. — Мегуми… — начал Годжо и замолчал, потерев лицо ладоням. — Это действительно так важно для тебя? Да. Да, это было очень важно для него. Он хотел, чтобы Годжо весь принадлежал ему, хотел каждую толику его любви, каждую крупицу его внимания. Вместо того чтобы признаться, Мегуми лишь дёрнул плечами, опустив взгляд. Он не ожидал, что Годжо сократит расстояние между ними, чтобы сжать Мегуми в крепком объятии. Уложив его голову себе на плечо и начав перебирать волосы на затылке, Годжо сказал: — Я постараюсь, если важно. Поцелуй на макушке был почти неощутимым. Мегуми зажмурился, до боли в пальцах вцепившись руками в форменную куртку на спине Годжо. О большем он и не просил. * * * “Как думаешь, почему Маки сказала да?” Стараясь не упускать ничего из болтовни Кугисаки и Итадори, Мегуми открыл диалог с Годжо. “С Ютой-то всё понятно, — продолжал писать ему Годжо, — первая невеста у него появилась ещё в десять лет, так что хотел бы я сказать, что ему сейчас рановато, однако не могу”. “Но Маки? Замуж?” “До сих пор не верится”. Мегуми улыбнулся против воли. “Наверняка хочет поскорее сменить фамилию. Не могу её винить за это. Мой папа так же поступил. Ну, по крайней мере, я догадываюсь”. В конце концов, он до сих пор ничего не знал толком про своих родителей. Но не из пустого же места взялась фамилия Фушигуро? Появились три точки. Потом исчезли. Опять появились и исчезли. Годжо всё не отвечал, поэтому Мегуми отложил телефон, понимая, что всё-таки потерял нить разговора с друзьями. — Не смей делать мне предложение на свадьбе Маки и Оккоцу, — сказала Кугисаки, вытаскивая ложку из чашки кофе. — Зачем красть у них праздник? Это невежливо и некрасиво. Итадори едва не подавился своим чаем. — Кто сказал, что я собираюсь делать тебе предложение?! Когда телефон завибрировал, Мегуми снова взял его в руки. “А ты бы вышел за меня замуж?” Подмигивающий смайлик в конце заставил Мегуми хмыкнуть. Само сообщение — на мгновение задержать дыхание от мысли, что это не шутка. “Только ради твоих денег”. “Я думал, ты любишь меня!” Конечно, Мегуми его любит. Так и не придумав, что ответить, Мегуми поднял голову, натыкаясь на два внимательных взгляда. Он совсем не заметил, как беседа утихла. Осторожно положив телефон на стол, Мегуми вопросительно приподнял бровь. Кугисаки выпалила: — Не томи. Кто она? — Или… он, — неловко добавил Итадори. Мегуми медленно моргнул. — Он, — попытался переспросить он, но интонация вышла слишком ровной. Кугисаки с Итадори переглянулись. — Аой-семпай, — начал Итадори, — считает, что ты, это… то самое… — Гей, — беспощадно перебила его Кугисаки. — Ге… — Мегуми на мгновение потерял дар речи. — У меня были девушки! — Многие ошибаются по молодости. — Единственный, кто ошибается, это Аой-семпай, — проворчал Мегуми. Ощущение было такое, что покраснели даже кончики его волос. — Я не гей и мне не с кем вас знакомить. — Ты телефон из рук не выпускаешь целыми днями! С кем ты переписываешься? — Я уже говорил. С Годжо-сенсеем. Кугисаки очень театрально закатила глаза. Делать это она умела как никто другой. — Может, он и есть твой тайный бойфренд? — съязвила Кугисаки, и Мегуми едва не рассмеялся: в яблочко! Наверное, заметив несчастное выражение лица Мегуми, друзья решили от него отстать. До конца их встречи Мегуми ни разу не взял телефон в руки, несмотря на вибрацию от нескольких пришедших сообщений. Только спрятавшись в своей комнате, он достал его, открывая заветный чат. “Неудачная шутка?” И смайлик разбитого сердца. “Где ты?” Спустя пару минут в дверь постучали. Мегуми открыл её, позволяя Годжо завалиться внутрь, на ходу поправляя волосы. На нём была нежно-голубая кашемировая рубашка (Loro Piana за семьсот долларов — Мегуми точно знал, потому что один раз и сам её надевал) и неожиданно мятые джинсы. Одни очки висели на воротнике рубашки, другие — сидели на переносице. С Годжо такое не впервые — он часто забывал, что одна пара уже при нём, и хватал вторую перед выходом. — Иди сюда. Вместо приветствий, Годжо поймал его лицо ладонями и притянул к себе, чтобы поцеловать быстро и нежно, с закрытыми губами. Когда Мегуми только хотел углубить поцелуй, Годжо отстранился. — Ты выйдешь за меня замуж? Мегуми слегка ударил его по ладони, невпечатлённый. — Нет, я не шучу! Годжо не улыбался. Он хмурился — его лицо было удивительно серьёзным. Стащив очки, он уставился Мегуми в самую душу, заставив того отступить на пару шагов. — Я должен… обязан жениться, — пояснил учитель. — Так как я единственный наследник клана Годжо. От меня не могут отстать с этим уже лет десять. — Естественно, — спокойно ответил Мегуми. — Им нужен наследник. У Наои-сана намедни третий родился. Годжо отстают. — У Наои все три — и без техники Десяти Теней, — со злорадством сказал Годжо. — Но не о нём речь! Если ты выйдешь за меня замуж, они прекратят сватать мне всех подряд, потому что двоежёнство в Японии, очевидно, запрещено. Сложно было поверить в происходящее. Мегуми потёр лоб, пока Годжо, явно затаив дыхание, ждал ответа. — Как и однополые браки. Что ты хочешь от меня услышать? Этот план даже звучит бредово. Ты старше меня больше чем на десять лет. Ты мой учитель. Ты мой опекун. Ты мужчина, как и я. — Но ты меня любишь, — поджал губы Годжо. — И я тебя люблю. — Думаешь, этого достаточно? — резко спросил Мегуми. Годжо тяжело вздохнул. — Ты прав. Ты абсолютно прав. Наверное… — он нервно усмехнулся. — Я просто слишком увлёкся мыслью, что мы можем быть женаты. Кого он обманывал? Если в чём-то Мегуми и не сомневался, так это в том, что Годжо был не из тех людей, которые будут рады связать себя с кем-то узами брака. Может, эта мысль действительно чем-то увлекала его сейчас, но как скоро он поменяет мнение? Как скоро потеряет интерес? — Иди сюда, — повторил он слова Годжо, и Годжо послушно позволил утянуть себя в поцелуй. С того разговора на энгаве прошло достаточно времени. Они продолжали общаться, но Мегуми всё равно чувствовал напряжение в каждом слове и движении. Мегуми скучал по поцелуям, укусам, неприличным сообщениям и ещё более неприличным фотографиям. Скучал по чувству взрывающейся в воздухе Бесконечности, падающей к их ногам. Мегуми прикусил нижнюю губу и дёрнул волосы на затылке Годжо, заставив того запрокинуть голову с громким выдохом. Обнажилась его белая шея. Мегуми прижался к кадыку губами, чтобы потом слабо сомкнуть на нём зубы. Кадык дёрнулся от смеха. — Ты же можешь сильнее. Мегуми мог. Он скользнул чуть ниже и укусил так сильно, что Годжо застонал. Горло задрожало — задрожал и весь Мегуми от этого ощущения, продолжая кусать и целовать кожу всей шеи. Годжо подался бёдрами вперёд, потираясь стояком о бедро Мегуми. — Я так скучал по тебе, малыш, — прошептал он, гладя его по лопаткам. — Я почти всё время был рядом, — ответил Мегуми, поцелуями двигаясь к лицу и оставляя последний на приоткрытых губах. — Недостаточно. Годжо мягко надавил на его плечо, и Мегуми сделал шаг назад, натыкаясь на стол. Учитель сразу накрыл его всем телом, вжимая в столешницу, и целовал, трогал, гладил докуда мог дотянуться, то и дело пробираясь под футболку, зарываясь в волосы руками и задевая коленом твердеющий член. — Я забыл, — выдохнул Годжо, резко отстранившись. Даже не услышав вначале его слов, Мегуми, будто завороженный, проследил пальцем путь его румянца от скулы до ключицы. Застрял взглядом на поплывших от возбуждения глазах. И только потом вопросительно приподнял брови. — Забыл купить новую смазку. — Дыня пойдёт, — фыркнул Мегуми, опять притягивая Годжо к себе и открывая ящик стола. Они избавили друг друга от одежды. Мегуми положил ладонь на то место на лопатке Годжо, где, как он помнил, была маленькая родинка, единственный пигмент на его теле. Годжо выгнул спину, прижимаясь ещё ближе, чтобы после этого отстраниться, схватив Мегуми за запястье, и потянуть за собой. Лёгши на кровать, Мегуми развёл в стороны ноги, позволил Годжо приземлиться между ними. Под бёдрами оказалась подушка, и Годжо наклонился, беспощадно раздвигая пальцами его ягодицы. Мегуми уставился в потолок, слишком смущённый, чтобы сказать что-то или вообще пошевелиться. Растягивал его Годжо неторопливо и мучительно, свободными пальцами постоянно блуждая по всему телу. Мегуми прятал лицо за согнутой в локте рукой, в простыне, в ладонях, но в конце концов всё равно открывался, пытаясь разглядеть что-то затуманенным взором. Он чувствовал губы и зубы Годжо на своих бёдрах, его пальцы — внутри себя, вокруг себя. В один момент Годжо покинул его тело и навалился всем весом, чтобы горячо и долго поцеловать в губы. Мегуми давился его слюной, спотыкался языком о твёрдые зубы и не мог дышать из-за чужой тяжести. Когда ему показалось, что он сейчас потеряет сознание, Годжо резко отстранился, закидывая его ноги на свои бёдра. — Я уже не могу, — несчастно признался он, сомкнув ладонь вокруг собственного члена. Мегуми ударил его по спине пяткой. — Тогда хватит медлить. С лёгкостью Годжо повернул его набок, оказываясь сзади, не оставляя ни единого миллиметра между их телами. Горячие вспотевшие ладони согнули ногу Мегуми в колене, и он выдохнул, когда входа коснулась головка. — Ты же… — хрипло выдавил. — Ты же хотел видеть моё лицо. — В следующий раз, — прошептал Годжо, целуя его в шею. — Когда ты возьмёшь меня. Мегуми попытался расслабиться. Член Годжо был толще даже четырёх его пальцев, и ощущение было не из приятных — внизу всё жгло, хотелось сжаться и убежать, но Мегуми лишь подался назад, насаживаясь на Годжо ещё сильнее. — Нет уж. В следующий раз ты встанешь на четвереньки, а я буду смотреть на твою спину. Уверен, что… уверен, что ты обалденно сводишь лопатки, когда кончаешь. Он сам не знал, откуда у него хватило смелости произнести всё это вслух. Годжо шумно вздохнул, сжав пальцы на бедре с такой силой, что точно останутся синяки. Мегуми водил ладонью по опавшему члену, пока Годжо входил до конца. — Естественно, — сдавленно сказал он, замерев. — Я ведь весь обалденный. Хотелось засмеяться, но дыхание покинуло лёгкие. Годжо принялся размеренно двигаться, то и дело касаясь губами шеи и плеч, пытаясь расслабить ладонь, удерживающую бедро Мегуми, однако всё время проваливаясь — пальцы с каждой секундой, казалось, впивались в его кожу ещё пуще. Мегуми всхлипнул, едва ли не ложась на живот. — Прости, малыш. — Всё нормально, — прошептал Мегуми. Он не лукавил — боль постепенно сходила на нет, и, хотя приятно ему не было, голова шла кругом от осознания, что Годжо внутри него. Это того стоило. Годжо постепенно набирал ритм — ему явно тяжело было сдерживаться. Его губы уже не целовали Мегуми — беспорядочно скользили по шее, оставляя после себя дорожки слюны. Как только Мегуми подумал, что к этому можно привыкнуть, Годжо задрал его колено ещё сильнее, слегка навалившись сверху, и… — О Боже, — дрожащим голосом вырвалось у Мегуми, и он сам подался назад. — Вот так, малыш, — коснулось виска влажное дыхание Годжо, который повторил движение, заставив Мегуми выгнуть спину. После этого Годжо стал смелее, но Мегуми был не против. Он потерялся в ощущениях — руки Годжо вокруг его тела, член Годжо внутри него, дыхание Годжо на его коже. Когда Годжо шёпотом попросил не двигаться и убрал руку с бедра, чтобы накрыть ладонью болезненно стоящий член, Мегуми уткнулся лбом в простыни, застонав. Пары быстрых движений рукой хватило, чтобы Мегуми кончил, сжимаясь вокруг Годжо. В ушах зазвенело. Мегуми приподнял голову, всё ещё чувствуя отголоски яркого оргазма, и понял, что Годжо до сих пор был внутри него, хоть и не двигался. — Продолжай, — хрипло сказал Мегуми. — Не думаю, — через силу ответил Годжо, — что это хорошая идея. И всё равно подался бёдрами вперёд, вырывая из груди Мегуми выдох. — Пожалуйста, — дрожащим голосом попросил он. — Пожалуйста, Годжо, Сатору, просто двигайся. Он едва не вскрикнул, когда Годжо поменял позу, резко навалившись на него сверху. Помог приподняться, заставив Мегуми проехаться коленями по простыне, и вставил до основания. Всего было… слишком. Мегуми понял, что в уголках глаз собираются слёзы, когда Годжо вновь набрал быстрый ритм. Животом он прижимался к спине Мегуми, дышал тяжело, словно загнанная псина, и явно был близок. Мегуми зажмурился. Догнал Годжо оргазм совсем скоро; с тихим грудным звуком он покинул тело Мегуми и кончил на его спину. Тёплая влага коснулась кожи, и колени наконец подвели Мегуми: он тяжело упал на живот, пытаясь отдышаться. Годжо провёл пальцами по его копчику, размазывая свою сперму, и Мегуми резко перевернулся на спину. — Прекрати, — слабо возмутился он, смотря на раскрасневшегося, довольного Годжо. Тот лёг рядом, уставившись в потолок. Мегуми приподнялся на локте, нависнув над Годжо и принявшись разглядывать его лицо. Всё то же лицо, что и десять лет назад, но таким открытым — на эмоции — его Мегуми никогда не видел. Он смахнул со лба учителя влажные волосы, и Годжо довольно прикрыл глаза. — Признайся, — всё-таки нарушил тишину Годжо, — ты отправил мне ту фотографию специально? — Господи. Нет. Он щёлкнул Годжо по лбу, и тот коротко рассмеялся, ловя его за запястье. Мегуми расслабил локоть, полностью ложась на кровати и закидывая ногу на Годжо. — Я подожду пару лет и потом спрошу тебя ещё раз. — Честное слово, я собирался отправить фотографию не… — Выйдешь ли ты за меня замуж. Повисло молчание. Мегуми попытался отстраниться, но Годжо положил ладонь ему на талию, притягивая к себе. Он всё ещё смотрел в потолок, но теперь нахмурившись. — Прекрати шутить об этом. — Когда-нибудь ты поверишь мне, малыш. — Может быть, когда ты меня полюбишь так, как я того хочу. — Я стараюсь, — сердечно ответил Годжо, поворачиваясь набок и пряча лицо в шее Мегуми. У Мегуми не было ни сил, ни желания спорить и злиться. Он обнял Годжо крепче, положив подбородок на его макушку. — Я знаю, — шёпотом ответил он, закрывая глаза. Он ведь говорил, что ему этого достаточно.