***
У Аякса отточенный и поставленный удар, резкие выпады и молниеносная реакция: годы тренировок, лишений и опасностей сделали своё дело. Он нападает на врага первым, рассекает мгновенно, не допускает и толики слабости или попыток себя отвлечь, ибо от этого зависит его жизнь. Однажды момент промедления стоил ему собственных магических сил, которые он все же восполнил в порыве мести. Сейчас он бьёт точно также, рассекая воздух внушительным по силе мечом, делая это так, будто день и ночь тренировался. Под ногами дрожит земля, вокруг пылают постройки, сама земля пытается изжить непрошенных гостей с себя. В странном поединке сходятся ученик и учитель. Исрафель наносит тяжёлые, но точные удары, его можно назвать медлительным в бою, но это лишь впечатление— на деле для целителя, которому положено выступать за мир, он сражается прекрасно. Удары Исрафеля хорошо отражают и его мастерство, и опыт, и годы воздержания от битв, и...его позицию. Он либо защищается, либо защищает. Сейчас он совершает оба этих действия, размахивая не менее мощным артефактом— длинным мечом из освященного железа, который он обнаружил прямо здесь, на пустыре. Скрежет металла разносится в воздухе противным скрипом, а в глазах учителя теплится страх, когда он старается не навредить... Если он серьёзно заденет Аякса сейчас, то тот может не подняться больше. В сражении они с ним будто бы дополняют друг друга, несмотря на обстоятельства. Не то, чтобы к этому когда-то что-то шло, вовсе нет. Исрафель обучал Аякса давным давно, те знания и заученные техники отцвели в сознании юноши подобно старой листве — им на смену неизбежно пришли новые. По большей части Аякс создал свой стиль боя самостоятельно — ему пришлось. Чтобы не умереть. Чтобы отчаянно мстить за всю перенесенную боль. Выкрикивая ругательства, молитвы и просьбы прекратить одновременно, Исрафель одним точным махом бьёт прямо по рукояти чужого меча. Они стоят лицом к лицу. Лицо учителя выражает гнев и растерянность, он ощутимо дрожит. Лицо ученика искажено в безумии, вспышки фиолетового свечения повсюду. Он охвачен Тьмой, её силой и не может сопротивляться, потому что давным давно погряз в ней, став единым целым.***
Его руки дрожат, когда серая марля в них, смоченная в изрядно едком растворе из трав, касается опаленной по краям кожи, а именно того, что целитель никогда не возьмётся описывать вслух... Не после всего того, что он натворил... And I remember everything, everything I loved И я помню всё, всё, что я любил, I gave it away like it wasn't enough И растратил это всё, словно этого было недостаточно... All the words I said and all You forgive Все слова, которые я сказал, и всё, что ты простил, How could I hurt you again? Как я мог снова причинить тебе боль? Восстанавливаться от серьёзных ран и после обычного оружия тяжело, что уж говорить о светлой магии, поразившей не абы кого, а истинную Тьму во плоти, а точнее юношу в чёрных одеждах, что посеял смуту среди просветленных Ордена и предал собственных товарищей? Коварного ученика, сильного и ловкого, который умело обманул весь совет и втерся в доверие, прикрываясь праведностью? Поразившей его собственного сы— — Тише, тише, потерпи.. Глухой стон разносится по всей хижине, Иса тут же приходит в себя и начинает снимать приступы агонии, пока его пациент не разгромил здесь последние скудные вещи. Исрафель больше не рассуждает однозначными категориями, на всё в мире есть свои причины и последствия. И даже на это. Служащий ему ответом на многие действия вот уже полгода, тихий болезненный стон даёт понять, что лекарство попало туда, куда надо. Бледная спина рассечена практически пополам, живого места на ней нет, синяки, следы от многочисленных порезов. Исрафель попытался зашить это ужас вручную, но ему не дали — юноша постоянно дергался, однако, и не приходил в себя до сих пор. Пугает не только это — кажется, от удара светлой энергии Аякс потерял добрую долю способности к быстрому душевному восстановлению и теперь больше походил на труп, который дышит, чем на живого человека... Исрафель почти не разговаривает, но в те редкие моменты, когда это делает, вот, как сейчас, поднося чашку с подозрительно серым супом ко рту пациента, только лишь успокаивает, когда его ученик морщится и бессознательно отворачивается: — Давай, осталось всего ничего, тише, тише... - уговаривает он. И так легко позабыть, что виновником этого состояния был он сам... Конечно, иногда напоить и накормить Аякса удаётся, но не всегда. Целитель сидит на полу, уложив голову ученика на колени, но не успевает он порадоваться, что хоть что-то оказалось у него во рту, как тот с силой выплевывает всё обратно, прямо на колени мага, начиная кашлять... Иса не раздражен, он глубоко вздыхает и просто вытирает всё, что испачкано. — Ничего, ничего... Он не брезговал своим учеником ни при каких обстоятельствах. Конечно, всё это больно. Куда больнее, чем простое ранение от меча. Исрафель не пожалел духовных сил в, как ему казалось, правильном бою... Вот только правильных и не бывает, есть только кровавые. Первое время после всего он очень хотел убить себя, потому что не мог выносить этого груза вины и чистой боли. Но когда, будучи на заброшенной свалке вдали от города, где он поселился в качестве обычного бездомного, как раз вознося молитвы на месте, в котором они в последний раз сражались, и пребывая в скорби по умершему... услышал колебания в духовной сети... Слабые, едва уловимые, они заставили его бежать так быстро, как никогда в жизни...Бежать в надежде, в слепом наваждении... Он нашёл Аякса без сознания, побитого, раненого, и что-то похожее на тягучую вину разлилось тогда внутри бывшего учителя, что-то заставило его поднять тело и водрузить на спину. Большую часть времени Иса предпочитал не думать, что будет, когда его пациент полностью очнется. Убьет ли он его, обвинив во всех грехах?И юноша был бы прав, сделав это. Но что будет потом, неважно. Важно лишь то, что Исрафель посчитал своим долгом сейчас. What if, what if we start again? А что, если, что, если мы начнём сначала? "Я буду защищать тебя" - сказал он однажды тощему мальчишке на городской площади, крепко держа за руку. И мальчик поверил ему. Верил всё это время, ровно до того, как...пасть в бою от руки нерадивого защитника... Они всегда дрались бок о бок, и только коварная судьба, Орден, годы запутанных мыслей наедине с собой, сумели внушить им обоим, что они больше не могут стоять на линии огня вдвоём, опираясь друг на друга... Но Исрафель верит в богов, а вовсе не в Орденские постулаты, и он, как никто другой, знает, что значит держать свои давние обещания. Это предписывают все священные тексты. Emptiness inside me, wonder if You see Пустота внутри меня, интересно, ты это видишь? It's my mistake, and it's hurting me Это моя ошибка, и это причиняет мне боль. I know where we've been, how'd we get so far? Я знаю, где мы были, как мы оказались так далеко? What if, what if we start again? А что, если, что, если мы начнём сначала? И если боги позволили ему исправить ошибку, совершенную в пылу наваждения, значит, он её исправит. Пусть на лечение уйдут месяцы без сна и сил, пусть придется выдержать шквал обвинений, маг точно знает, что в жизни нечасто даются вторые шансы. И он своим точно воспользуется... I'm lost inside the pain Я тону в боли, I feel without You Которую чувствую без тебя. I can't stop holding on Я не прекращаю надеяться, I need You with me Ты нужен мне рядом. I'm caught inside the pain Я попал в ловушку боли. Can we ever start again? Можем ли мы когда-нибудь начать сначала? I'm lost without you Я потерян без тебя... One more try Еще одна попытка... Can we start again? Можем ли мы начать заново? In my eyes В моих глазах Can you forgive me now? Можешь ли ты простить меня теперь? Can we start again? Можем ли мы начать сначала? Can we start again? Можем ли мы начать сначала? One more try Еще одна попытка... Can we start again? Можем ли мы начать сначала? Can we start again? Можем ли мы начать сначала? Can You forgive me now? Можешь ли ты простить меня теперь? Can we start again? Можем ли мы начать сначала?