Обливейт

      Все кончено. Суд остался на затворках воспоминаний неприятным пятном, черным, как ночь, накрывшая улицу. Зал, переполненный людьми, судья с изъеденным оспой лицом, заключенные, которых топил целый океан из пестрых платьев, причесок, мантий. Было тошно смотреть по сторонам. Казалось, что все кружится, приходит в движение ежеминутно. К горлу подступал ком. Дурнота наваливала неожиданно, а потом так же неожиданно утихала. Понять себя было трудно. Собственные мысли заглушали выкрики, раздающиеся то тут, то там. Судейский молоток с ними не мог справиться. Иногда особо буйных выводили под руки, иногда заседание приостанавливали. В такие минуты всех выгоняли в темные коридоры, полностью облицованные мрамором. Люди толпились, бушевали, ругались. Они окружали плотным кольцом, из-за чего казалось, что это место не имеет выхода – тюрьма, да и только.       Илис все время молчала. Она сидела на дальнем ряду, крепко вцепившись в ладонь Джорджа. Временами хотелось встать, гордо поднять голову и, с презрением плюнув, выбежать на свободу, туда, где нет давящих на плечи конструкций, нет духоты и смрада. Было трудно даже смотреть на Бернсов. Они расположились на лавке со связанными руками, изуродованные допросами и голодом. Их лица, прежде такие живые, сделались мертвенно бледными, фарфоровыми. Безумцы, ставшие на путь убийств, несли свое наказание. Никто не желал щадить их, из-за чего оставалось лишь ждать, когда смертный час незаметно подступит и встанет у изголовья.       Когда Илис дали слово, как главной пострадавшей, как человеку, который помогал расследованию, она забеспокоилась. Встав за трибуну, она вцепилась в нее руками и больше уж не отпускала до конца речи. -Я поведаю вам многое. Кого-то порадуют те вещи, о которых я сейчас расскажу, кого-то они ужаснут. Это будут голимые факты, без сгущения красок, но и без упущений. Вам следует знать, что это, в первую очередь, не дезертиры, и даже не убийцы, это – душевнобольные люди, которые искали любые возможности существовать и далее. Почему же существовать, а не жить? Вы бы сами смогли чувствовать в себе силы двигаться дальше, когда ваш ребенок пропал без вести, мертв или находится абы где в абы каких условиях? Ни одному родителю нельзя пожелать такой участи. Нет, я не обеляю их. Все сотворенное ими нельзя оправдать одним лишь тем фактом, что у них есть сын. Увы. Тогда бы пришлось всех преступников, имеющих семьи, простить и помиловать. Но я хочу, чтобы вы, как люди, надеюсь, разумные, не забыли о том, что было мной сказано. Это поможет вам понять те или иные моменты в моем рассказе и верно истолковать их, - говорила Рочестер, оглядывая готовую бунтовать публику.       Судья дал ей высказаться сполна. Она говорила обо всем, что приходило в голову. Не упустила практически ничего, что могло бы помочь делу. Она знала, что Бернсам не избежать наказания. Оно было неотвратимо и более чем страшно. И именно по этой причине ей не хотелось вмешиваться: ей хотелось хоть как-то смягчить будущий приговор. Иногда она задавалась вопросом: чем отличается Министерство от тех же Пожирателей, если методы у них одинаковы? Просто каждый стоит на своей стороне, и мост, разрушенный прежде, теперь было не восстановить. А она, случаем оказавшись в реке, не смогла подняться ни на один берег, так и оставшись между двух враждующих лагерей. Это уничтожало. И слова, с виду самые обыкновенные, произносились с таким чувством, что некоторые дамы даже всплакнули, выслушивая ее.       Затем говорили другие. Говорили старушки, перебивая друг друга. Говорила Люси. Их слушали невнимательно, то и дело перебивая. Никого не интересовали общие выражения, в которых они пытались излагать свои мысли. Это было что-то вроде набора звуков, бессвязных, но наполненных чувством. И только когда в центр вышел Дэн, свидетели поутихли. Они почувствовали новую силу, энергию, которая предвещала длинную речь.       Молодой врач выглядел холено. По нему нельзя было сказать, что все перечисляемые ужасы и впрямь были. Горящие глаза, румяные щеки, костюм с бабочкой. Все было каким-то излишне парадным для столь печального заседания, когда было в пору натягивать траур. -Я подписываюсь под каждым сказанным в этот день словом, - начал он. – И, не смотря на это, мне есть, что добавить. Мои друзья по несчастью все слишком уж приукрасили. Послушай их, и подумаешь, что вместо заточения нам предлагали роскошное жилье с трехразовым питанием и любым досугом, на любой вкус. Нет! Пленник не может быть барином в чужом доме. И даже когда нам разрешили свободно перемещаться, никто об этом даже не мыслил. Это даже было сделано врагом специально, чтобы прочувствовать всю свою власть, силы. Не забывайте про корм для свиней на завтрак, про спальные места на полу, комнаты без единого луча света, угрозы, содержание в подвале и, наконец, рукоприкладство. Мисс Рочестер лишь мельком упомянула о своем увечье, а, между тем, она его получила. Ей нанесли огромный ожог, который, клянусь, не выведешь даже магией. И, поверьте, нам досталось не меньше. Эти пытки, называемые добродетелью, только уничтожали. Они подрывали в нас веру, заставляя бояться собственного дыхания. Мне горько признавать, что травмированные пленники не всегда осознают свое положение. Но это защитная реакция их организма, и мы не вправе осуждать их. Особенно Илис, которая, к нашей всеобщей скорби, даже встала на их сторону! Послушайте! Перед нами враг, и он должен быть повержен. Азкабан – райское место для таких людей, как Бернсы. Они достойны большего за свои деяния. Вспомните нападение на Мунго. Они участвовали в нем. Вспомните Министерских работников, которым не посчастливилось столкнуться со страшной смертью от Круциатуса и Авады. Неужели мы станем терпеть это? Неужели вы и сейчас жалеете их? Опомнитесь. Таких как они, много. Все они стоят под командованием Рочестера. Чем больше мы будем жалеть их, тем легче остальным будет воплощать задуманное. Мы имеем силу, способную перерасти в нечто большее. Это будет даже не Лорд, которого, безусловно, боялись многие. Это будет целая армия таких же магов, озлобленных, готовых мстить и крушить. Неужели нам мало разрушений? Неужели нам мало войн?       Говорил он еще долго. Иногда кто-нибудь поддерживал его аплодисментами, словно сейчас шел не суд, а спектакль. Даже судья молчал, перестав призывать всех к порядку. Кажется, он о чем-то задумался, пристально наблюдая за парнем. И когда тот начал вдруг забываться, несколько человек из охраны встали по периметру с ожиданием. -Вы будете верить Рочестер! Конечно. – едва не кричал Дэн. - Правда никого не интересует нынче. Но где же ваше чувство справедливости? Вместо того, чтобы стоять за противника, вы поддерживаете его. Тогда почему бы нам не отпустить их? Пускай идут, куда пожелают! Кому есть дело до того, что они часом позже зарежут еще кого-нибудь в очередном набеге? -Ты говоришь резонные вещи, и, однако, чья бы корова мычала! – вдруг подскочила Илис, не выдержав патетичной речи. - Мне напомнить, кто ползал в ногах у Бернсов, лишь бы получить их милость и корку хлеба? Кто хотел влиться в чужие ряды для гарантии безопасности? Кто подстрекал меня согласиться на опасную авантюру? Я не стану скрывать ни от кого, что действительно работала на Пожирателей. Мой вклад в их деятельность оказался большим, и, если надо, я так же согласна понести наказание. Но ты перегибаешь палку. Ты обвиняешь их. Замечательно. Но чем же ты лучше? Может, именно из-за таких, как ты, все и случается? Может, мы все стали слишком черствы? Я знаю, что поддержки мне здесь не найти. Но я скажу то, что считаю нужным. Вы можете освистать меня. Это будет на вашей совести, да и только. Все наши меры только и направлены на разжигание новой войны. Местью платим за месть. Это порождает вражду. Что у них, что у нас – хаос. И пока мы не перестанем стоять на своем, будем сталкиваться с той же ненавистью. Пытались ли мы хоть раз выслушать их условия? Кто они такие для нас, ну конечно! А что на этот счет думают Пожиратели? И они, и мы одинаковы. Нам всем не занимать упорства, и это упорство сведет нас в могилу. Вы можете продолжать думать, что всюду правы. Вы можете восхвалять свои наиглупейшие идеи. Но однажды они затянут петли на ваших же шеях, и тогда будет поздно что-либо делать. Мы выиграли этот бой случайно. Но в следующий раз может не повезти. Кто сможет встать на нашу защиту? Кто? А их становится только больше! Вы сами пополняете их ряды, даже не замечая! Делайте! Играйте с судьбой, пока есть время. Это ваш выбор и вы сами поплатитесь за него! Да, мы не будем оправдывать их, но и не опустимся низко, до их уровня. Остудите же свой пыл!       Илис скрипнула каблуками, в порыве чувств развернулась и мигом вылетела из зала. Никто не проронил ни слова во время ее триады. Только шепот раздавался по углам. Он перетекал из стороны в сторону, как пенящаяся волна у подножия Азкабана. -Интересно, очень интересно, - твердил в то время судья. – Если эти обвинения справедливы, я вынужден назначить еще одно слушание, но на этот раз вам не избежать допроса. -А что это только я? Пусть и она проходит! Где доказательства? Где? – пытался возразить Дэн, но тщетно: его не слушали. Люси подтвердила все, что услышала и так испепеляюще на него глянула, что робость вновь поднялась в нем, охватывая с головой. -Об этом можете не волноваться. Рочестер уже прошла проверку и, не смотря на некоторое внутреннее замешательство, которому мы стали сейчас свидетелями, она ничего не утаила. Вы же весьма подозрительны и мы вынуждены арестовать вас. Не забывайте, что вы на суде совершенно не для того, чтобы оправдывать себя и обвинять невиновных. У Рочестер есть документ, все письменные доказательства, свидетели которые бы подтвердили ее непричастность. Это дело не обсуждается. Оно уже было рассмотрено. А вот ваша судьба находится под вопросом. -Но ее отец - вы знаете кто! Наверняка… -Исключено. Из личного допроса Бернсов было выяснено, что она ни разу не пересекалась с ним в течении всего заточения. Или у вас есть обратные доказательства? Если нет, то мне, правда, жаль. Уведите, уведите его!       Дэн кидался проклятиями, негодовал, пытался вырваться, а, в конечном счете, вынужден был сдаться. Что он может сделать с целой стаей шакалов, который только и ждут, чтоб растерзать его?       В этот день газеты пополнились новыми кричащими заголовками. Бернсов немножечко попытали, а затем отправили на остров, под надежную стражу. Там им предстояло сводить концы с концами в раздельных камерах. В Министерстве же появился еще один заключенный, которому суждено было просидеть под замком не меньше недели.       Илис все это было неинтересно. Она все еще сгорала от негодования и разлада с самой собой. Но вот, наконец, дом, родная обитель, по которой так болела душа. Илис ни разу не была здесь, но уже чувствовала, что ее угол – тут, вместе с Уизли, на втором этаже магазина вредилок, ожидающего своего открытия. Стоило только ей переступить порог, как знакомый запах цитрусов, корицы и пороха тотчас заполонил собой все. Ее встречала некоторая небрежность, столы, заваленные газетами, движущиеся марки, валяющиеся под креслами, опустошенные банки из-под консервов, кружащиеся в воздухе, точно живые, щетки для обуви и даже один магловский утюг. На кухне половник сам помешивал суп. Газовая плита тихонько посапывала, перебивая разбушевавшиеся вешалки, которые Фреду пришлось в срочном порядке разнимать в драке. Здесь все, абсолютно, было пропитано тем праздничным духом детства, которое даже спустя столькие годы не покидал братьев. Говорят, что дом – отражение его хозяев. И верно: каждая мелочь, пусть даже незначительная, напоминала Илис о них, ее верных друзьях, что были рядом с самого начала. И почему она этого не ценила?       По старой памяти девушка прикоснулась к одной из картинок, которые она рисовала еще в детстве. Работа висела в рамочке на стене, такая красивая и светлая, что было даже непривычным видеть столь яркий фрагмент из прошлого в отличнейшем состоянии. Как ни странно, ничего не случилось. Ни один образ не всплыл перед глазами. Только та же комната пустыми глазницами смотрела на девушку, то и дело, напоминая, что она теперь, как калека, колдовать не сможет. Словно в подтверждение этого Илис нащупала в кармане палочку и, обхватив ее древко, поняла, что ничего не чувствует, совершенно. Это была словно обычная ветка, сорванная с дерева, не более. А ведь Рочестер знала, на что шла. Она с самого начала предвидела такой конец и уже ничему более не удивлялась. Хотя расстройств это не унимало. Прежде ей страшно хотелось избавиться от своей особенности. Получилось. Но радости это не приносило, даже наоборот – она теперь вовсе не знала, что делать, куда податься. В мире магов не так просто быть сквибом, а она почти им являлась, разве что пришла к подобному состоянию не сразу, не с рождением. Все года обучения в Хогватсе оказались пустыми. Они были бесполезны теперь, когда помочь ей могла лишь теория, мощная, желательно такая, чтобы можно было освоиться с базовыми вещами. Она ведь многого не знала. Здесь пригодилась бы магловская наука, но она, взрослея в другом мире, попросту не могла приобщиться к ней. И те редкие книги, которая удавалось выписывать в районной библиотеке, едва помогали. Одно дело читать, и совсем другое – применять полученные знания.       Что ей теперь делать? Жить нужно дальше. Но как? На что? Не будет же она сидеть на шее у Уизли, которым и так тяжко, особенно с появлением Рика. Братья хотели покинуть Фаджа сразу после окончания дела над Бернсами. Мистер Уизли, глава семейства, так же получал облигации, а малыш Рик ел за четверых, что не переставало злить Рона, находящегося в сладостном предвкушении свадьбы, что должна была пройти через год, когда его избранница закончила бы обучение (она надеялась вернуться в Хогвартс после восстановительных работ). Для этого нужны были средства. Куда им всем до нее, практически недееспособной, обузы?       Подойдя к окну, Илис раскрыла его и высунулась наружу. Снег ложился на землю большими хлопьями. Зима приближалась. Морозный воздух дышал в лицо, напоминая о предстоящем празднике. Захотелось даже перенестись в будущее, чтоб вдохнуть полной грудью запах пихты, высокой, смолянистой. Илис любила Рождественское веселье. Она всегда проводила его с Уизли, либо в Хогвартсе, либо у них в доме. И это была та самая незабываемая пора, когда хотелось жить, так, чтобы не грех было вспомнить после. -Ты, Лисичка, будь здесь как дома. Любая вещь в твоем распоряжении, - отозвался Фред, заталкивая вешалки в шкаф. – А, если хочешь, завтра мы навестим матушку. Она очень беспокоится и будет очень рада опять отлупить меня из-за того, что не приводил тебя раньше. -А камин-то вы освободили? – поинтересовалась Рочестер. -А то! Вон, какой стоит, весь сияет. Это Фред молодчина. Как только район взяло под контроль Министерство, и тот потихоньку стал оживать, наш дружище все здесь устроил. Словом, теперь можно летать, куда хочешь. Лишь бы в этом «куда хочешь» были печные трубы, - улыбнулся Джордж. Легкими движениями руки он расставлял чашки с горячим чаем и, кажется, мудрил над какой-то шуткой, уготовленной брату, поскольку, стоило только Илис посмотреть на него с удивлением, он лукаво скосил взгляд и жестом приказал молчать.       Илис только хихикнула. Вот они: ее ребята, все такие же веселые и радушные. Ее даже удивляло, как пройдя через всю эту круговерть они сохранили себя прежних. Разве что Джордж иногда мрачнел и делался нелюдим, чего прежде с ним не случалось. Первое время Рочестер волновалась, даже приставала к нему с расспросами, а после поутихла, поняв, что ответа ей не последует.       Следующим утром Рочестер вместе с братьями действительно переместились в Нору. В это ясное утро Рик сидел у окна, с удовольствием поглощая кусок яблочного пирога. Он вскарабкался с ногами на подоконник и следил за тем, как птицы в саду дерутся за кусок хлеба, брошенный во время прогулки. Этот кусок был до того огромным, что они его до сих пор не съели, и он подлетал вверх, словно мячик. Свитер приятно кололся. Из кухни несло розмарином. Холодное стекло морозило щеку, которой Рик припал к окну с особенным наслаждением. -Почему они его не поделят? – спрашивал он всякий раз, когда Джини проходила мимо. -Никто не хочет делиться. Каждой нужна доля побольше, - пожимала плечами та. -Неотесанные создания, - бурчал Рик в ответ, надеясь, что какой-нибудь гном помешает битве. И правда, стоило только ему отвлечься, как крошечный человек вырвал у птиц угощение, спрятав его за пазуху.       «Вот и все. А я говорил», - с грустью подумал мальчик, швыркая носом.       И вот( о чудо!) комнату осветил изумрудный свет. Сначала Рик даже подпрыгнул от неожиданности, едва не поперхнувшись последними крошками. А потом, не веря собственным глазам, вдруг захлопал в ладоши. Спрыгнув со своего места, он понесся к камину и буквально налетел на Илис. Она обняла его крошечную головку обоими руками и, присев так, чтобы видеть личико, весело улыбнулась. Еще ни разу она не видела малыша Бернса таким счастливым. -Ну что, мечтатель, напугали тебя? – поинтересовался Джордж, потрепав его по голове. -Вот же пригрела птенца! Он теперь тебя не отпустит! Слышишь, малой, ты у нас Илис не забирай. Мы ее, может, тоже обнять хотим, - загоготал Фред во все горло. За это ему пришлось получить от грозной матушки, недовольной поднятым шумом. Лишь позже, когда сын, сложив в мольбе руки, с улыбкой спрятался за девушку, гнев сменился на милость. Миссис Уизли распростерла объятия, крепко прижала к себе Рочестер и долго еще не отпускала, пока Рик, возмущенный тем, что ему не дают быть поближе к Илис, не дернул ее за краешек фартука. -Ох, ты, негодник! – пожурила Молли его за ухо. – А вы, мальчики, чего стоите? Мать переживала, места себе не находила, а вы ухмыляетесь. Даже не подойдете! - Ну что ты, мама! Это все потому, что Илис с нами.       Вот оно, счастье, тихое, долгожданное. Казалось бы, что еще нужно, чтобы чувствовать себя человеком, настоящим, а не той грязью, которая разлилась по коридорам Министерства и вытекает наружу каждый вечер. Нора. Миссис Уизли, заменившая ей мать, праздничный стол, веселые голоса, смех. Вот и Рик сидит рядом, болтает ногами, дорисовывая на старом рисунке еще нескольких человечков: Джорджа, Фреда, Джини и тетю Молли. И все-таки Илис не находила себе места. Она видела, как все по-особенному к ней относятся и с грустью осознавала, что от этого отношения не сможет уже избавиться. Она ведь не могла колдовать! Молли, как только узнала, сразу стала излишне сочувственной. На ее глазах даже возникли слезы. Рочестер тоже хотелось плакать, потому что все происходящее крайне ее смущало. Вот, значит, как чувствуют себя люди с причудами. Ранее, жалуясь на способности, она даже не представляла, насколько была счастливой. Не смотря на них, она была почти что как все, уверенная, что и завтра, и послезавтра сможет делать вещи, доступные магам. Даже самый простой разговор между Фредом и Риком наводил на Илис тоску. -Дядя Фред, а мы полетаем? – спрашивал Рик, неловко переминаясь с ноги на ногу. -Что за вопросы! Конечно! Что насчет этой ночи? Но ты оденься теплее! А то, если заболеешь, мама нас с тобою побьет.       А ведь и она летала над Норой ночью. Этот крошечный домик, перекошенный, с заснеженной крышей, вызывал в ней теплые чувства. И, наблюдая за ним с высоты, нельзя было не улыбаться: так забавен он был и так крив. Ей и сейчас хотелось поглазеть на родные края. Это желание было столь велико, что противиться ему сил не было. И поэтому, дабы немного развеется, она напросилась с ребятами. Кажется, ее присутствие их даже обрадовало. Все-таки они соскучились друг по другу и теперь дорожили каждой минутой, проведенной вместе.       А ночь наступила быстро. Илис неуверенно следовала за друзьями, которые устроили настоящие гонки. Джордж плелся в самом хвосте, потому что поджидал ее, отстающее звено, слишком неуверенное в себе спустя долгое отсутствие тренировок. А метла взметала все выше и выше. Уже был виден лес, разворачивающийся за садом, маленькая деревенька, в которой кипит жизнь. Там обитали простые люди, которые даже не подозревали, что за ними следят с высоты птичьего полета. Захотелось спуститься пониже, поглазеть на места, в которых прежде бывать не удавалось. И Рочестер вдохновленно спикировала вниз, надеясь, что сил затормозить ей хватит. Метлу она не ощущала. Наверное, это было связано с потерей чувствительности к магии.       Однако не удалось. Земная твердь очень скоро настигла ее. Пролетев сквозь ветви, больно хлещущие по лицу, она кубарем свалилась с метлы, которая тотчас рухнула в снег, где и осталась лежать в совершенной тьме. -Вот же! – возмутилась девушка и тотчас смолкла. Она поняла, что осталась совсем одна, в лесу, на окраине деревушки, в которой еще не ясно, как отнесутся к подозрительной незнакомке. Ребята летали где-то там, высоко, и теперь, даже при всем желании, не смогли бы ее найти. Всюду лес. Всюду кривые стволы, серебристый снег, слегка прикрывающий землю. Там, вдалеке, сквозь темноту пробираются огоньки. Должно быть, в одном из домов горел свет. Идти на него, разумеется, было нельзя. Стало несколько неуютно. Захотелось укутаться во что-нибудь потеплее и погрузиться в кромешную тьму, где никто не сможет ее заприметить. Впрочем, тьма все-таки окружала, и насчет второго можно было не беспокоиться. Девушка, обвиняющая себя в беспечности, зашагала вперед, в направлении, в котором, кажется, видела небольшую поляну. Поскольку взлететь сама она не могла, ей оставалось надеться, что братья отыщут потерянную летунью.       Земля под ногами хрустела. Звенящая тишина, прерываемая шумом ветвей, ударяющихся друг о друга, заставляла порой вздрагивать. Казалось, что за каждым стволом прячется тень, страшная, готовая напасть и уволочь в свою обитель, неприступную и пугающую. И любопытство брало вверх: прищуриваясь, девушка искала хотя бы что-то, что напомнило о таинственных монстрах из детских книжек. Впрочем, совсем скоро ей пришлось и впрямь повстречаться с одним.       Сначала ей казалось, будто следом кто-то шагает. Она останавливалась каждые пять минут и прислушивалась: тишина. Но эта тишина наступала не сразу, как будто кто-то следовал за ней, держа дистанцию. Хруст. Хруст. Хруст. Так раздается эхо. Под ложечкой начинало сосать. Взлететь бы, взмыть к звездам и выдохнуть, наконец! -Кто здесь? – спросила Илис, надеясь услышать в ответ голимую тишину. Опять послышался хруст. Кто-то остановился. Кто-то смотрел на нее из леса, не решаясь выйти из тьмы. -Очень глупо вот так забираться в лес. Я думал, что ты благоразумна, - сказал кто-то, после чего яркий свет возник в десяти шагах от Рочестер. Облокотившись на ствол ели, маг раскачивал палочкой из стороны в сторону. Он был высок, широкоплеч, не отесан. Небритое лицо было покрыто шрамами. Только сейчас девушка почувствовала жутчайший запах перегара, исходящий от незнакомца. Впрочем, незнакомца ли? Вглядываясь в черты лица, девушка улавливала что-то знакомое. Нос с небольшой горбинкой, наплывающая на глаз кожа века, угловатые скулы, морщинки на лбу. Рука полезла в карман, но тотчас остановилась. Нет, она беззащитна. У нее нет ничего для обороны, совсем. Снова она вспомнила страшное заклинание, камни, обрушающиеся на голову, человека, шепчущего что-то. Страшно. -Не бойся. Я безвреден, по крайней мере, для тебя. Другие маги так, наверное, не сказали б, и ты сама прекрасно знаешь об этом. -Кто вы? -Я? Обижаешь. Я думал, что ты догадаешься, хотя бы по голосу. Что? Нет? Никаких идей? -Битва в Хогвартсе. Вы пытались меня убить, верно? -Убить? – незнакомец даже оторопел. Он с таким изумлением посмотрел на девушку, словно говорил с ополоумевшей. – Что за глупости? Впрочем, со стороны это и впрямь могло так показаться. Нет, ты бы не умерла. Покалечилась, это верно, но продолжала бы жить и, если бы не твой друг, жила бы гораздо лучше, нежели сейчас. -Но почему? -Лучше бы спросила, почему я не наложил на тебя чары в одиннадцать. Твоя мать, между прочем, очень хотела этого.       Илис не понимала. Откуда этот верзила знал о ее семье? Кто он такой? И, самое главное, что от нее хочет? Вопросов оставалось немерено, а задавать их было рискованно. Судорожно соображая, что делать дальше, девушка отступала. Она частично закрыла себя деревом, чтоб в случае нападения успеть спрятаться. Незнакомец лишь улыбнулся, оскалившись в неприятной ухмылке. Зубов ему явно не хватало. -Все-таки выгляжу я не очень. Хорошо. А если покажу эту вот фотографию? Может, на ней ты меня хотя бы признаешь?       Фотокарточка была брошена в снег. Человек предусмотрительно опустил палочку, как бы подтверждая свои слова о том, что он не собирается нападать. Илис дрожащими пальцами подняла фото и обомлела. В тусклом свете на фоне родного дома стояло двое: ее мать, еще молодая, без опухшего раскрасневшегося лица, и отец, улыбающийся, с приглаженными волосами и легкой щетиной. Она часто видела его на фотографиях, вопреки строгому запрету матери брать те в руки. Более, когда ей было всего три, она видела его. Этот мужчина приходил к ним однажды, принес горстку конфет и невкусной лакрицы. Мать тогда плакала, а она, будучи совсем юной, боязливо посидела на чужих руках и юркнула в свою комнату. Больше никаких воспоминаний не сохранилось. И сейчас, вновь обращаясь к ним, она не верила своим же глазам. Как он изменился! Как его потрепала жизнь! -Отец, - слетело с ее губ.       Стояли молча. Каждый понимал, сколько было упущено, и что время прошло, его не вернуть. Их судьбы всегда шли по-разному, едва соприкасаясь. И тот образ идеальной жизни, который был так желаем ими, всегда оставался мечтой, далекой, как те же звезды, так ярко перемигивающиеся друг с другом. -В тот день, - начал мистер Рочестер, приближаясь, - я не думал, что встречу тебя. Уже тогда я думал, что тебя нет, что ты – мертва. Но Малфой не справился. И, стоило мне это понять, как я стал самым счастливым человеком в мире. Ты – единственное, что у меня было и есть на сегодняшний день. Если бы в тот день ты попала в Мунго, никто не посмел бы завести против тебя дело. Ты не попала бы к нам, к этим чертовым Бернсам. Илис, никогда не поддерживай нас больше. Мы преступники, и совсем не важно, по каким причинам. Не марай руки в крови и грязи. Ты выше этого. Живи. Живи так, словно живешь за обоих. Но скажи, ты ненавидишь меня?       Илис подошла к отцу. Она, не осознавая, что делает, упала ему на грудь, прошептала: -Папочка, я не знаю. Но мне тебя так не хватало…       Они стояли долго, не в силах разорвать объятия. Все кругом теперь не имело значения. Деревья казались картонными декорациями. Морозный ветер и вовсе не ощущался. Только ночь, нахлынувшие чувства и горькая встреча, прежде столь желанная и недостижимая. Каждый из них прожил многое, но это многое становилось ничем перед этим моментом, когда части целого собирались воедино. Отец и дочь. Им скоро придется расстаться. Быть может, они в последний раз видят друг друга. Будущее их смутно, неопределенно. Но сейчас, когда все замерло в предвкушении минутного счастья, и оно становилось неважным. -Папочка, что будет дальше? – тихо спросила Илис, боясь нарушить установившуюся связь. -Дальше? Дальше все будет хорошо. Ты, главное, не мучай себя понапрасну. -Но ты ведь уйдешь. -Уйду. А ты оставайся, обязательно, потому что есть люди, которым ты очень нужна. Если бы я не остался, как знать, была бы ты у меня такая хорошая. -А если тебя поймают? Так нельзя оставлять все это! -Да ну? Я уже отбегал свое. Хватит. А тебе еще жить и жить. Для себя, понимаешь, не для других. Я вот жил для других, боялся, а что из этого вышло? Этим мы с тобой очень похожи. Но моих ошибок не совершай. И я тут прознал, что ты теперь не колдуешь. Это хорошо. Во всяком случае, наши тебя впредь не тронут. Сдалась ты им больно! А себя ты найдешь. Придет время, и ты увидишь, что на магии свет клином не сошелся. Что, по твоему, нельзя варить зелья простому смертному? Посмотри на маглов, их химиков, и пойми, что это вовсе не так. Ты, главное, определись, кем хочешь быть в жизни. Все остальное придет. Ты не бойся. Бояться теперь нечего.       Мистер Рочестер вдруг напряг слух. Он усмехнулся, потрепал за нос дочь и, вытирая мокрые глаза, сообщил: -Ну, пора. Это за тобой пришли. Твой жених, правда? Он славный малый. Знаешь, прежде было принято давать благословения на удачный брак. И я благословляю ваш союз. Пусть он будет крепче, чем у меня с твоей матерью. Прощай. Прощай же!       Все случилось за одну лишь секунду. Девушка, глядя во тьму, не могла поверить, что в ней скрылся родной для нее человек. Глухой удар, ветер, дунувший вдруг в лицо, примятый снег. Он трансгрессировал, ушел, а она так и осталась стоять, не зная, что он делал возле Норы, тут, где любой мог его отыскать. Пусть руки мерзнут и дальше. Пусть тело содрогается от изморози. Пусть. Это было ее прощание, личная, сокровенная тайна. О ней не должен узнать никто, даже Уизли. Именно с таким убеждением девушка встретила братьев, которые, негодуя, искали ее повсюду. Они были ошеломлены, увидев ее здесь и сильно негодовали, а Илис лишь улыбалась той самой улыбкой, которой ей улыбался отец, и смеялась. А что еще оставалось делать?