зенит затмения

Голос Сои раздается над ухом рокочущим шепотом, напоминающим подступающую грозу. Казалось бы, еще ничего не произошло, не успело даже, но от самого факта его нахождения рядом, прикосновений к коже, становится неуютно, хотя Соя еще ничего не успевает сделать, лишь просто опускает голову ниже. Его косички щекочут кончиками кожу, и Хакури сглатывает, потому что раньше это был символ братской любви и нежности, а потом, когда выяснилось, что он слабак… У Сои очень интересные способы сделать неудачника в выводке сильнее. Когда его пальцы нежно проходят по коже шеи вверх, от ключицы до кадыка, замирая на нем, Хакури чувствует, как по спине катится холодный пот. Он не в силах произнести ни слова, и Соя это знает, потому улыбается излюбленной хищной улыбкой, в которой замешано столько всего, от хищного оскала до нежной братской любви, во всяком случае, в том смысле, в каком понимает это он. Его пальцы нежно обхватывают глотку, не сдавливая, ничего, будто просто гладя, а Хакури понимает — вот и все, на этом в его истории можно ставить точку. — Я же говорил тебе не лезть во всякие авантюры, смотри, куда ты себя загоняешь. Смирись, младший братец. Твое место всегда было на самом дне, и с него тебе не выползти. Просто прими свою судьбу. Соя улыбается чуть шире, его зрачок сужается до состояния игольного ушка. Хакури же только сглатывает, и в эту секунду адамово яблоко касается пальцев Сои на шее, отчего улыбка у того становится еще более маниакальной, дикой. Он подается вперед, ведя руку выше, проводя по затылку, и гладит, будто ручную зверушку, а потом кладет ладонь на волосы на затылке. Хакури знает, что за этим последует. Он — слабак, а потому его частенько использовали в качестве игрушки для тренировки. Всем было все равно, а вот Сое не нравилось… Не нравилось, потому что ему нравился Хакури, а в его понимании это значило лишь одно — лишь он сам имел право поднимать на него руку, ведь боль в глазах Сои — это и есть любовь. — Хакури. Я так скучал по тебе. Почему ты не рад? Неужели ты не любишь своего старшего брата? Нет, думает Хакури. Я тебя ненавижу, я тебя боюсь больше всего на свете. Да, конечно, старший брат, думает он в ту же секунду, ведь ты единственный, кто все еще обращает на убогого меня внимание. Он дрожит, когда пальцы брата касаются кожи на лице. — Ведь я — причина, по которой ты еще существуешь. Прикосновения Сои не несут в себе угрозы, они нежны, но Хакури не может перестать дрожать. Брат ищет его?.. Намеренно тратит свое врем, один из сильнейшей четверки? Только ради него? Это так льстит. Но Хакури знает, почему это происходит. Знает, и чувствует, как страх растет в его сердце все больше и больше, будто паразит. Он сжимает губы и зажмуривается, когда Соя сжимает волосы на его затылке крепче, но не дергают, совсем не больно, а сам он прижимается к нему лбом. — Никому больше нет до тебя дела, Хакури. Только мне. Ложь, отчаянно думает Хакури. Я повстречал такого человека, ты ему и в подметки не годишься! Образ Рокухиро Тихиро стоит перед глазами, будто темная луна в зените затмения, закрывающая ослепляющий свет величия старшего брата. Тихиро честный, смелый и добрый. Он жутко злится, что Хакури закрывает его собой во время боя с Хиюки, хотя благодарен, но просит больше так не подставляться. И во время их первой встречи он добровольно принимает удар молнии на себя, хотя это может убить его… Тихиро наверняка есть дело до Хакури! Потому, сглатывая еще раз, он вдруг хватает старшего брата за ладонь и отстраняет от себя. Соя смотрит на него пораженно, видимо, не совсем понимая причин такого поведения, а Хакури оторопело бормочет: — Я нашел новых друзей. И мне с ними нравится больше! Они меня не обижают… — Не обижают? — Соя странно моргает. — А я тебя обижаю? — Мне… Когда Хакури сглатывает, ему кажется, что пот течет с него градом. — Да. Я тебя боюсь, старший брат. Несколько секунд Соя потерянно на него смотрит, так ошарашенно, что Хакури и сам пугается. Он отступает на шаг назад, упираясь спиной в стену, пока брат оторопело моргает, пытаясь осознать смысл сказанных слов. Слабая надежда не покидает его: может, это все случайно. Может, сейчас Соя все поймет и его отпустит. Ах, как Хакури хотелось бы. Но он уверен, что так не будет никогда. Сое хватает жалких пары секунд, прежде чем он хмурит брови, а улыбка его из угрожающей, но все же доброжелательной, становится просто пугающей. — Очень плохо, Хакури. Очень невнимательно. В следующий промежуток времени девяносто девять процентов мыслей Хакури занимает только боль, и один — непонятный запах озона, незнакомый ранее. Когда он открывает глаза, болит все. Вокруг темно, ничего не увидеть. Он не может пошевелиться без того, чтобы хотеть заплакать. Еще никогда ему так сильно не доставалось, даже после того, как он добровольно подставился под удар девушки из «Камунаби». Стоит ему лишь немного двинуть пальцем, как по телу разливается настоящая агония, и он беззвучно хлопает ртом, как рыба, выброшенная на берег, но не может даже застонать. Когда он молит богов, чтобы этот кошмар прекратился, чья-то маленькая рука берет его за пальцы и крепко сжимает. Хакури не знает, становится ли боль меньше, или же он сам просто отключается от ощущений — но он проваливается в темный мертвый сон. Старшему брату явно не нравятся его слова. Вот бы извиниться. Может, он сделает что-нибудь, и боль уйдет. Ах, если бы только было можно… В следующий раз, когда он открывает глаза, то не может понять, где верх, где низ, и жив ли он — может, это просто посмертие, а он предстает на суде перед царем Эммой. Несколько секунд Хакури отчаянно моргает, пытаясь убрать водянистую пленку с глаз, а когда он с трудом поднимает руку, пытаясь вытереть слезы, то чувствует, как ее кто-то перехватывает. От прикосновений по коже словно проходит электрический разряд, и Хакури невольно отдергивает ладонь прочь, и только спустя мгновение он понимает, кто именно сидит рядом с ним. Это не старший брат. Это не родительский дом. Перед ним, едва различимый в темноте комнаты в своем черном плаще, сидит Тихиро. Его прикосновение почти неощутимо, такое легкое, что сначала Хакури думает, что ему показалось, но потом Тихиро внимательно смотрит на него. Даже с мутным от слез зрением легко увидеть обеспокоенное выражение на его лице, будто он и правда волнуется. Хотя… Это же самурай. Он постоянно за всех беспокоится. — Ты очнулся? Хакури хочет что-то сказать, но не может — горло будто сдавливает веревкой, и он только закашливается в ответ. Тихиро тут же склоняется над ним, и Хакури инстинктивно сжимается, боясь, что сейчас повторится то, что случилось ранее со старшим братом. Точно так же, как и Соя, Тихиро кладет ему руку на затылок, сжимает волосы, и Хакури только зажмуривается крепче, боясь даже звук произнести — но потом понимает, что в этом действии не чувствуется никакой угрозы. Стакан воды прижимается к его губам, и Хакури жадно пьет, вдруг ощущая страшную жажду. Тихиро смотрит на него устало. Голос все еще не поддается, поэтому одним шепотом Хакури спрашивает: — Что случилось? Он не знает, спрашивает ли он про себя, про вылазку Тихиро и Сибы, он просто хочет что-то спросить, чтобы не думать о старшем брате, чтобы не вспоминать лицо Сои, искаженное обидой и гневным удовлетворением, когда он сжимает руку Хакури до хруста пальцев. Стоит ему с опаской взглянуть вниз, он не видит ничего. Будто переломов и не было. Это дело рук той девочки? — Мы облажались. Прости. Переговоры провалились. Но ты очень помог. — Я рад, — слабо улыбается Хакури. — Жаль, что не удалось. Но я хотя бы сумел побыть полезным… Будто не слыша его, Тихиро упирается взглядом в переплетенные замком пальцы и угрюмым тоном продолжает: — Возникли проблемы с элитной охраной, впрочем, мне удалось уйти невредимым. Но вот тебе не так повезло… Сиба-сан успел к тебе в последний момент. Ну, так он сказал. Значит, меня спас Сиба, понимает Хакури. Он хочет возразить и сказать, что ничего страшного. Соя часто так делал, и еще никогда не убивал Хакури. Не убил бы и сейчас, скорее всего, просто оттащил бы в отчий дом и запер бы в комнате, дожидаясь, пока кости заживут, чтобы уже навсегда посадить на цепь и не выпустить из дома. Чтобы не допустить повторения этой ситуации, чтобы таким образом показать, как Соя заботится о Хакури… Такие у него признания в симпатии. От мыслей об этом у Хакури по спине идут мурашки, и он мысленно благодарит Сибу за то, что тот успел. — Не стоило отпускать тебя одного. — Все в порядке, — Хакури чувствует, как улыбается разбитыми губами. — Я уже привык. Извини. — За что? — удивляется уже Тихиро. Хакури вцепляется пальцами в край одеяла, продолжая нервно улыбаться. Какой странный вопрос. Почему Тихиро не понимает чего-то настолько простого? Ведь Хакури опять оказался слабаком и разочарованием. Если бы он был чуточку сильнее, то сумел бы сбежать от Сои самостоятельно, и тогда, может быть, Сиба остался бы с Тихиро и помог ему устрашить отца. Хотя, признаться, даже для Хакури это выглядит невозможным. Отец всегда хорошо контролировал ситуацию. Хакури не знает, боится ли он, что Тихиро убьет его когда-нибудь в будущем, или ему все равно. Он даже не знает, любит ли свою семью. Своего старшего брата. — Ну как же… Я слабый. — И что? — Тихиро все еще удивленно на него смотрит. — Если бы не я, то, может, я бы сумел вам помочь… Или не оттянул бы на себя внимание… Прости, правда… Так всегда было. От меня никакого проку. Неожиданно сильно хочется пить, и Хакури пытается протянуть руку к стакану, но лишь задевает его слабыми пальцами и опрокидывает на пол. Вода разливается по ковру, и он испуганно смотрит на растущее мокрое пятно, как и Тихиро, и когда взгляд у того мрачнеет, Хакури чувствует, как невольно втягивает голову в шею. Ему так хочется убежать и спрятаться, попросить прощения, но он не знает, что нужно сделать, да и силенок сейчас хватает разве что на разговор. Но, неожиданно, Тихиро не бьет его, не дает звонкую пощечину. Лишь поднимает стакан и поднимается на ноги, после чего хмуро смотрит Хакури в глаза. В этот раз в его взгляде что-то страшное, но не как у Сои — совершенно иное. — Это неправда. Все, что произносит Тихиро. Он возвращается довольно скоро с водой и вновь помогает Хакури немного отпить, потом поправляет тому одеяло, и Хакури не понимает, почему… Почему вообще что-либо сейчас происходит. Почему Тихиро не бьет его за слабость, почему не обвиняет в слабости, почему не кричит из-за воды на ковре. Он судорожно вздыхает, когда Тихиро поправляет подушку у него за спиной и помогает сесть. Рядом с ним Хакури неожиданно чувствует себя маленьким и жалким, ни на что не способным. Тихиро и старший брат такие крутые. Такие сильные. Ах, если бы он только был подобен им. Может, все могло быть совершенно иначе. Он дергается, когда Тихиро вдруг упрямо повторяет: — Это неправда. Ты не слабак. — Да ладно. Посмотри, что со мной сделал старший брат. Да и тебе я в бою против девушки из «Камунаби» не помог… — Ты защитил меня, — Тихиро хмурится сильнее. Потом в его взгляде мелькает нечто сродни отвращению. — Старший брат, говоришь? — Ну да. Соя — мой старший брат. Самый сильный. Хакури чувствует, как руки вдруг начинают дрожать, но он не понимает, в чем именно причина. — И он бил тебя и до этого? — Ну да? Это нормально. — Это ненормально, Хакури. — Почему?.. — теряется тот. Ну, наверное, он понимает, что ни в одной нормальной семье такое не практикуется. Но и Сазанами — не обычный клан, а одна из колонн подпольного мира. Ничего удивительного, что нормы обычных людей там не поддерживаются. Для Хакури в этом нет ничего необычного. Он — слабак, буквально брак. Повезло, что от него не избавились еще в детстве, когда выяснилось, насколько плох он в магии, он хотя бы был полезен для Сои… Стоит ему вспомнить брата, как перед лицом вновь встает его хищный оскал, и Хакури зажимает рот руками, вдруг чувствуя лишь испуг. Тихиро это замечает — естественно, что он это замечает — его хмурое лицо приобретает горестные нотки, будто ему невмоготу слышать подобное. Но почему?.. Почему ему вообще есть дело? Хакури же ему только помешает… Да, он влез тогда в бой, но Тихиро небось бы и сам справился… Хотя, может, для Хакури то был просто способ проявить свою благодарность. Все же, получать по лицу он привык. Это у него получается лучше всего. — Кто вообще бьет своих младших братьев? — Разве драки между братьями — не норма? Тихиро трясет головой. — Не знаю. У меня братьев не было. Но даже если и норма, то, что было с тобой — не драка, а просто избиение, — он берет в руку ладонь Хакури и проводит большим пальцем по содранной костяшке, и Хакури затаивает дыхание. Это такой приятный нежный жест… Когда Соя брал его за руку, Хакури замирал, потому что боялся, что тот сломает ему палец. Но, несмотря на то, какое приятное у него прикосновение, голос Тихиро зол. — Это чушь. В нормальной семье так быть не должно. — Может быть. Иного я и не знаю. Было бы неплохо прожить нормальную скучную жизнь в совершенно нормальной семье, не имеющей отношения к ужасам аукциона. Когда Хакури слышит историю про отца Тихиро, того самого легендарного кузнеца Рокухиро Кунисигэ, он и представить себе не может, как подобный человек может оказаться настолько… обычным. Отец Хакури совершенно не такой, он величественный и пугающий, он никогда не позволял себе повести себя глупо и развязно. Понятно, почему Тихиро так по нему скучает. Понятно, почему он готов пожертвовать собой, чтобы за него отомстить. Хакури этого не понять. — Для меня такое всегда было нормой… Сколько бы я себя не помнил. В этом смысле я тебе завидую. Но разве это неправильно? В смысле, я же слабак. Это нормально, что ко мне относятся как к мусору. Что еще делать со слабаками там, где им не место? Так, хотя бы, я был полезен старшему брату, и… — Хакури. Тот резко замолкает, напуганный строгим голосом Тихиро. — Ты не слабак. — Но я плохой чародей! — И что? Хакури закашливается. — Как это «что»?! Для Сазанами… — Разве, — перебивает его Тихиро, — ты сам не хочешь переделать семью? Избавиться от аукциона? Почему тебя тогда волнует мнение всех тех, кто поддерживает старый порядок? Они не правы, ты это знаешь. Все. Значит, их мнение неважно. И смотрит Хакури прямо в глаза, так пристально, что тот вновь медлит, не зная, что ответить. Столько мыслей роится в его голове… Тихиро ведь прав! Но… Это как-то неправильно, в смысле, отец всегда был прав, и отец считал его слабым, но он был добрым, достаточно, чтобы позволить Хакури жить дальше после всего, что он сделал, и Соя тоже хотел ему лучшего, просто сделать его сильнее, и… Когда его рука начинает дрожать, Тихиро сжимает его ладонь крепче. Чувствуя, зрение вновь заволакивают слезы, Хакури крепко закусывает губу и трясет головой. — Ты говоришь, будто это неважно. — Да, Хакури. Мне наплевать, слабак ты или нет. Его голос начинает дрожать. — Но отец говорил… — Отцы не всегда правы в своих суждениях. Так и говорит. И это после того, что Хакури узнает про его отношения с Рокухиро Кунисигэ!.. Но Тихиро ведь не просто так это произносит, он вполне серьезен в своих суждениях. И он прав! Хотя Хакури не может этого принять, хотя всю жизнь его учили иному, но Тихиро ведь не скажет нечто настолько… страшное просто так. Лишь для того, чтобы его успокоить. Он чувствует, как по лицу бегут слезы, и пытается утереть их рукавом. Когда Тихиро протягивает ему платок, Хакури пытается его использовать, но ему так не хочется портить его, и он просто сидит и хнычет, сжимая ткань в руке. Он не понимает. Он такой слабый, и встреча с Соей это ему доказала, а Тихиро все равно сидит рядом и не уходит. Почему он это делает? Почему? Почему-почему-почему? Когда Тихиро забирает у него из рук платок и утирает ему лицо, Хакури только громче хнычет. Это все неправильно, неправильно. Так не должно быть. — Я знаю, как тяжело иногда принять что-то новое, но иного выхода у нас нет. Мне все равно, что думает твой брат или твоя семья, мне ты очень сильно помог, и потому я тебя благодарен. Поэтому я тебе доверился. Я тоже на самом деле слаб. И много в чем ошибался. — Ты? Да не ври… Ты же собой рисковал, когда поймал молнию… — Просто так кажется, — Тихиро неожиданно хмыкает, после чего хлопает Хакури по плечу. — Нет ничего сложного в том, чтобы рисковать жизнью и бросаться в бой, не жалея себя. Как видишь, я в этом большой умелец, — он поднимает правую руку, и пустой рукав колышется из стороны в сторону. — Научиться ценить жизнь сложно, и мне до этого все еще далеко. Так что мы с тобой будем потихоньку учиться. Хорошо? Хакури не знает, что ему ответить. Он только громче всхлипывает, но потом утирает лицо платочком. Когда Тихиро садится рядом с ним на кровати, он утыкается ему в плечо и не сдерживает дрожи в теле, когда ощущает прикосновения по спине, столь похожие на Сою, но вместе с тем — совершенно иные. Когда Тихиро покидает комнату, на выходе он встречает Сибу. Тот, прислонившись спиной к двери, курит, и стоит их взглядам пересечься, как он отвешивает кривую виноватую улыбку и тушит сигарету о подошву ботинка. Впрочем, Тихиро молчит. Он лишь бросает быстрый взгляд назад, на темную комнату, после чего тяжело вздыхает. — Оказывается, людей подбадривать крайне сложно. — Правда, что ли? — фыркает Сиба и отворачивается. Он беззаботно машет рукой, уходя прочь. — Ну, теперь пришел твой черед этому учиться. Тихиро некоторое время смотрит ему вслед, не понимая, о чем вообще сейчас велся разговор, после чего хмурит брови. К чему это было вообще?.. Но в ответ ему доносится лишь тишина.