квинтэссенция штампов

тело — пристанище пойла, которое он вливает в себя порционно каждую субботу. тело — полость, которая начнет сжиматься от давления, если ее не заполнить. январский мороз выстуживает маленькую застекленную лоджию. юнги открыл окно — в алкогольных и никотиновых парах и удушливой пустоте невыносимо, хотя сегодня всего лишь среда. ах да, корпоратив. от холода трясет, но он пока не закрывает. дверь в курилку звонко хлопает — то ли из-за эмоций, то ли из-за образовавшегося ненадолго сквозняка, и в его большое одиночество врывается маленький человек. маленький — для него: ничего не значит. юнги косо смотрит на ворвавшегося, признавая в нем нового сотрудника, фото которого видел в недавно просмотренных личных делах: чон чонгук, двадцать три года. спрашивает зачем-то — ему ведь не особо интересно: — чего взбеленился? — а? — взвинченный парень ошалело таращится на неожиданного гостя: выглядит так, словно чонгук сначала его и не заметил. — да так, разборки с местным начальством скоро будут. юнги незаметно усмехается, вскидывая брови, — это весело. ему весело. чонгук не знает, как выглядит мин юнги — начальник. начальник, присутствующий призраком на корпоративах, но в самых темных уголках: никто не достанет, никто не услышит. начальник, отдавший неделю назад распоряжение сократить штат их отдела вдвое, оставив работающих специалистов, а не только числящихся. сразу перед своим отпуском. а сейчас сидит на работе зачем-то. сидел, точнее, разбирался с бумагами, потому что — внезапно — дома оказалось слишком одиноко и неспокойно: как это он дома будет сидеть, без него же отдел ляжет. — а случилось-то что, — и добавляет это сближающее, стирающее границы, — чувак? юнги может себе позволить фамильярничать. он одет не слишком презентабельно, чтобы можно было подумать, что он кто-то важный: он не должен был вообще сюда приезжать — отпуск же. чонгук наворачивает круги. нервно так. и гневно. — не имеет значения, буду я смотреть вдаль или нет, все равно мне никогда не дотянуться рукой до того, к чему я стремлюсь. лучше синица в руках, — чонгук, недавно принятый стажер, хмыкает, — так ведь? — не знаю, — мин свешивается из окна. сугробы можно даже потрогать, если постараться. — нет настроения драматизировать. мне кажется, что синица хороша на гриле. стажер на него таращится, как на больного, но наворачивать круги не прекращает. — сколько бы я не впахивал, всегда будет недостаточно, — причитает. — сколько бы я не пытался достичь чего-то, вылезти из того, в чем жила моя семья, ничего не выходит, — загибает пальцы, — школа, универ, выбил себе стажировку здесь. столько лет, а никто словно и не видит! и вечно гоняют за ерундистикой, и на начальника отдела молиться заставляют, даже когда его нет на работе. поклоняйся и работай пятьсот смен в день, и да будет тебе благословение и рабочее место, ну что за брехня? я в глаза не видел этого вашего «начальника», он вообще есть? куда он пропал в такой ответственный момент вообще, а? чтобы можно было хотя бы высказать ему свое недовольство, — ядовито и едко. юнги упорно сдерживает ухмылку и зудящее желание себя выдать прямо сейчас, мол, вот он я — высказывай. — сколько бы я не пытался словить этого гребаного журавля, не могу. без крыльев — никак, — отчаянно и обиженно. — а тут еще и это дурацкое сокращение, ну какого черта, а? — начальство в отпуске, вроде, — говорит мин. — сколько? — истерический смешок, пока руки копаются в джинсах. запихивает сигарету в губы и бубнит, подкуривая и пялясь на невзрачного юнги. — месяц? — что-то около недели, — жмет плечами. — клянусь, я как пришел сюда, — курит как-то слишком судорожно, дергая ногой и притопывая, — ни разу не видел начальства, — и рукой обводит пространство, — в радиусе обзора только вечно недовольная рожа хосока, когда я лажаю с количеством сахара в его кофе. юнги всхохатывает и резко обрывается, удивленный спонтанностью эмоций. снова срывается на кашляющий смех. — ты бы осторожнее был со словами, — мягко улыбается, — мало ли на начальство нарвешься. чонгук недоверчиво склоняет голову набок, быстро докуривая. и перед тем, как окончательно смотать удочки обратно в душный банкетный зал, бросает: — ага, еще скажи, что земля плоская.