Зависимость

Сейчас глаза Алишера пропитаны острой горечью, в них затаились обида и присутствие злобы говорит о себе сквозь взгляд. Он смотрит на Славу, словно на врага, крепко стиснув зубы. И этот безобидный мальчишка когда-то кинул его, беззаботно ушёл, ощутив популярность, зазнался. Покинул в тот самый момент, когда помощь близких рук была необходима, когда успокоить могла лишь сигарета, бутылка или… Тёплая улыбка Славы. Его голос, внешний облик и нежные объятия. И сейчас он, как ни в чём не бывало, стоит на пороге его дома. Мэрлоу неловко, злостно на самого себя. Единственное, что он может сделать сейчас — поднять стыдливые глаза вверх, с непередаваемой жалостью заглянуть в чужие карие. Припухлые губы слегка подрагивают от попытки произнести первое слово. Страшно. Страшно начинать диалог с тем, кого предал и пропал на 3 года, предал ни кого-то там… А родного человека. Который вытащил в свет. Преподнёс публике, как восьмое чудо света. Доказал всем, что всё достигнутое Моргенштерном — заслуга Славы Мэрлоу. Лучше бы Алишер игнорировал звонок в дверь, не стал бы открывать вовсе, или хотя бы удосужился посмотреть в глазок. Внутри что-то хочет вырваться наружу. Будь то трехэтажный мат и агрессия, или девчачьи слёзы от неразделённых чувств и обиды. Ему уже не важно. В воздухе стоит тревожное напряжение, разбавляемое только нервным дыханием младшего. — Зачем.- Слава вздрогнул. По его телу пробежала волна мурашек от этого хриплого, почти мёртвого тона. При последней встрече его голос был совсем не такой. Сколько же пачек он выкуривает в день для такого эффекта… Алишер не поднимает глаз, безразлично просверливая взглядом одну точку. Он не знает, что хочет услышать. Не знает, хочет ли вообще что-то слышать из его уст. -Прости.- запнувшись несколько раз в этом безобидном слове произносит Мэрлоу. Его голос дрожит, а сам он трясётся, словно осиновый лист. Алишер хмыкнул. Неужели это единственное, ради чего Слава каким-то образом узнал где живёт Алишер, прилетел в другую страну… Он всё так же молчит. — Я правда не знаю, хочешь ли ты меня видеть… — «Нет», мысленно отвечает тот. Ему интересно, что же он скажет дальше в оправдание своих действий. И только поэтому Алишер до сих пор не выгнал его за порог дома, не выкинул, как котёнка, за шкирку. — Я такой идиот. Я правда не знаю что мной двигало несколько лет назад, что заставило так поступить, по ублюдски, бесчеловечно, бездушно. Я не знаю… И теперь каждую ночь виню себя за свой проступок, вспоминая моменты, когда нам с тобой было хорошо. Когда мы были вместе, переживали любые беды вместе. Делали музыку вместе. Всё, абсолютно всё, делали вместе… В моменте лицо Алишера изобразило болезненную гримасу. Задел за живое, сучка. Больно слышать этот тихий голос, сердце разрывается и не знает, верить ли. Слава всё продолжает что-то говорить. Его лицо выражает сожаление и тоску по прошлому, это заметно. — Ты злишься, я тебя понимаю… Алишер шумно вздыхает полной грудью, ощущая себя беспомощно и слабо. Встреча взглядами происходит сама собой. Глаза, раньше счастливые и полные азарта стать мировой звездой, давно угасли. Те похожи на потухшие угольки и ничего кроме боли и безразличия в них больше не отражается. В сердце Славы похолодело ещё сильнее. Неужели он всему виной… Алишер прикрывает веки, повесив тяжёлую от мыслей голову. В миг ощущает лёгкое столкновение с чужим телом. Руки робко обвивают широкую спину, в страхе что Алишер с силою оттолкнет, но этого не происходит. — Выпей со мной. — тяжело произносит музыкант, слегка пошатываясь от бессилия. Единственное, что он смог выдавить из себя. Слава без раздумий соглашается, даже не вспоминая о своей непереносимости алкоголя. Спустя минутное, но такое долгое молчание они проходят в комнату Алишера и садятся за небольшой стол возле двери. Слава в сжатой позе располагается на стуле. Он удивлен, что его вообще впустили в дом. Невольно глаза пробегают по всей площади комнаты. Алишер обладает хорошим вкусом во всём, в спальне красиво. Но тем не менее как-то некомфортно. Кое-где на темном ламинате лежат опрокинутые бутылки и железные банки, давние награды за музыкальные прорывы покрыты слоем пыли, по углам комнаты виднеется паутина… — Что это… — Алишер и ухом не ведёт. -Ты же понимаешь, что это самоубийство… — С каких пор тебя волнует моё состояние? — с неровной улыбкой произносит Алишер, разливая алкоголь по тарам. Его ни на миг не смутило наличие на столе запачканного белым порошком зеркала, прозрачного пакета возле. Моргенштерн ни капли не морщится, закидывая бокалы за ворот, пока Мэрлоу осилил всего глоток. Только от едкого запаха спирта невыносимо воротит. Он ненавидит алкоголь. Но сильнее этого отвращения только желание начать всё с чистого листа; битмейкер залпом выпивает алое содержимое, долго морщится и не знает куда себя деть, лишь бы перестать ощущать острое жжение внутри. Диалог выстраивается совсем вяло: почти все пламенные речи Славы старший пропускает мимо ушей. Почти все. Сколько выпил Алишер, Мэрлоу неизвестно. На удивление, тот не подает вида о большом градусе в организме, по нему и не сказать. — Мне сейчас так тебя не хватает… Что я могу сделать, чтобы получить единственный шанс повернуть эту историю в другое русло? — робко и тихо доносится со стороны. Слава готов на всё. Он терпеливо выжидает, пока Алишер задумчиво перебирает пальцы. Идут минуты. Эта зловещая тишина нагнетает тревогу. Алишер тянет длинными пальцами последнюю сигарету в коробке, что часа три назад была целой. Курить не особо хотелось, скорее вошло в привычку. Зажав меж зубов поджигает кончик, втягивая сладостный никотин, получая дозу облегчения и несравнимого кайфа. Лёгкие наполняются дымом, музыкант закатывает темные глаза, откинув голову назад, думает, что ответить. Нельзя не заметить, как воротит нос Мэрлоу, ни капли не намеренные дышать этой гарью. Морген ухмыляется, специально ли или случайно выдыхая дым в сторону сидящего напротив. Мэрлоу закашлялся. Данное занятие быстро надоедает рэперу, он тушит почти целую сигару о пепельницу. А может, он не хотел заставлять Славу травиться. — Подойти, — спокойно выдает Алишер. Он ещё достаточно трезв, чтоб без труда подняться со стула и возвыситься над маленьким телом, стоящим перед ним. Мэрлоу не знает, что ожидать. Во всяком случае он готов принять любые действия. Мальчишке становится немного не по себе при осознании своей беспомощности. В случае чего, он просто не успеет что-то предпринять. Алишер меланхолично подходит ближе. Склоняется над грешником, с ног до головы оглядывает. Он все такой же миниатюрный, милый, как и три года назад… Ладони сами собой тянутся к Славе: длинные тонкие пальцы впутываются в кучерявые волосы, а Алишер теснится все сильнее и сильнее. Склоняется над смазливым лицом и с небольшим оскалом касается мягких губ своими обкусанными… Почему? Он сам до конца не понимает. Касается ещё раз и ещё; сейчас к груди хоть немного приливает кровь, слабо согревая истощенное сердце. Мэрлоу слова сказать не может. Спёртое в миг дыхание, глаза наполнены странной эмоцией… В них Алишер не увидел осуждения, лишь манящую растерянность. Движения Славы скованы, резки, неаккуратны. Сражаясь со странным напором Алишера приходится ещё и размышлять. Какого чёрта происходит? Неудачная шутка? Выходка пьяного Алишера? Что… В глазах рэпера что-то блестнуло. Своим видом он сейчас напоминает голодного волка, мстительного и раззадоренного. Иначе Слава никак не может описать эту картину. Сознание Алишера заметно помутнело после вина, но всё та же злостная обида сидит в глубине души. Скребёт тонкие стенки сердца изнутри, царапает больно, оставляя шрамы. Что он сделал не так? Почему с ним обходятся, как с игрушкой? Почему всё так происходит? Почему Славик от него ушёл тогда… Иногда он слишком пугал битмэйкера своим пьянством, тем не менее Мэрлоу всегда утешал ласковым словом, гладил по спине, говорил мягко: «Я с тобой, навсегда». Наврал. Если есть шанс — нельзя его просто так упускать. Алишеру по большому счету ни холодно ни жарко, так что больших потерь не будет. Всё что можно, уже давно потеряно. Моргенштерн играет выразительной мимикой своего лица в попытках изобразить новую эмоцию, вводя Славу в заблуждение. Его мягкие губы, сжатые в попытках не обматерить Алишера, кажется, сами смотрят в сторону рэпера. Рассудок давно покинул его туманную голову. В мыслях не проскакивает ни одной здравой мысли. Как бы больно потом Алишеру ни было… Он уже не отступит. * * * — Я же тебя так сильно люблю, мой милый мальчик, — очевидно, Слава не воспримет это красноречивое признание всерьез, ведь Морген как всегда напился в стельку после очередного концерта. Конечно, он славно потрепал нервы Мэрлоу за долгую дорогу домой, поэтому единственное, чего хочет битмейкер сейчас — это отдохнуть и хорошо выспаться. — Не уходи пожалуйста, иди сюда, побудь со мной, — жалобный голос доносится до Славы, когда тот еле загнал буйного Алишера в кровать. Мэрлоу был бы рад просто проигнорировать… Но идёт к постели, сидит какое-то время с ним, убаюкивает. А тот сотни раз повторяет «я тебя люблю, поцелуй меня». Лезет обниматься, пытается потрогать где угодно, лишь бы где… Слава терпит всё… До тех пор, пока этот взрослый ребенок не засыпает, обсыпав с ног до головы комплиментами друга. Впечатления определенно есть, да и вопросы тоже, а сколько спорных моментов… Голова Мэрлоу почти болит от рассуждений, поэтому он в который раз забивает на пьяный бред Алишера. * * * В те добрые времена и трава была зеленее… И Слава развивался в музыке, набирал слушателей, выбирался из тени Алишера. Сейчас же он потерялся в этой продажной индустрии. Все его треки давно не могут забраться хотя бы на последние строчки чартов. И Слава оправдывается, мол:"Сейчас я экспериментирую, делаю в свое удовольствие то, что нравится мне, а не на побегушках слушателей». В самом же деле Слава понимает, почему так, почему о нём забыли. Музыкант совсем не старается хотя бы немного обдумывать свои действия, уж тем более последствия. Наверное, Слава будет разбит… А может и вовсе отвращён от Алишера, но это уже не имеет никакого значения. Морген уж точно не сможет сделать больнее, чем сделал Слава. Морально… — Славик… — дыхание рэпера широко обжигает изгиб шеи битмейкера. Он немного подрагивает, но покорно принимает эти вовсе непонятные мотивы в свою сторону. -Почему ты меня оставил- продолжает опалять его блеклую кожу, в надежде услышать очередную отмазку. — У меня были на то причины, но я очень сожалею…- сипит Мэрлоу заниженным от стыда голосом. То, что делает Алишер, ему понять не суждено. Небольшое, резкое жжение на шее заставляет Славу тихо прошипеть, чувствуя мимолётный укус. За надоедливую ложь. Алишер старается подчинить, давая понять, что не потерпит неискренность. Он слишком много пережил, чтоб снова и снова его обводили вокруг пальца, как дурачка. Причин на предательство быть не может. — Ты пользовался моей доброй душой, доверием. Но не переживай, я привык к этому, — хмыкает Алишер, оставляя следы губ на этом подлом теле. — Меня много кто предал, а я по сей день не могу разобраться почему…- в его тоне какое-то нервное веселье и отголоски отчаяния. Все эти слова вызывают у Славы лишь жалость… Эти фразы давят на область сердца, причиняют дискомфорт, заставляя задавать себе один и тот же вопрос: Через что надо было пройти, чтоб достичь такого безразличия и нездорового восприятия действительности? -Что со мной не так?..- болезненно улыбается, заглядывая в глаза снизу. Очевидно, дело в самом Алишере. Он странный наверное, может быть очень глупый, раз в его жизни так много не настоящих людей. Доверчивый, и это минус. Привязываться почти к каждому? Да, это снова про него. — Не думай об этом, я сам виноват, наверное. — Алишер говорит такое специально, с желанием надавить на этого подлеца, вызвать сильнейшее чувство вины и дальнейшую готовность делать что угодно, лишь бы искупить эту самую вину. Алишер хитёр, он умеет манипулировать. Славе так обидно за все свои огромные проёбы. Алишер действительно ни в чём не виноват, и наверное из-за сильнейшего чувства раскаяния Слава почти не обращает внимания на то, что татуированные руки беспорядочно бродят по тощему телу, стараются притянуть ближе. — Алиш… — не успевает Мэрлоу обратиться к музыканту, как оказывается плотно заткнут поцелуем. Немного агрессивным что-ли, чуточку саднящим из-за пропитавшихся алкоголем губ, горьковатого от сигарет дыхания и влажного языка, немного горячим… Немного Слава ничего не понимает. Вернее много. Сильным напором Морген наседает на беспомощного мальчишку, заставляя чувствовать себя не по обычному миниатюрным, а просто крошечным. Совсем не так Слава представлял себе разговор с Алишером после долгой разлуки. Совсем не так… Вот позади бетонная стена, по бокам возле головы его массивные руки, а справа иронично находится кровать… Слава далеко не маленький и всё понимает, осознаёт, что на этом его так просто не отпустят. — Я же люблю тебя, а ты… — шепчет обжигающим дыханием на ухо, вжимаясь в тело напротив. Слава побледнел, немного шумно и настороженно сглатывая. И даже не от красноречивых слов, скорее всего сопровождаемых литром алкашки. Какого черта в его штанах так твердо? На Мэрлоу всё больше накатывает волнение, но он не пытается вырваться. Не хочет. Это и пугает больше всего. От чертовски низкого и бархатного шёпота по коже бегают мурашки. Наверное, стыднее всего парню признавать собственное нарастающее возбуждение… — Я не сделаю больно, мой старый друг… — Алишеру уже неважно, как хуёво с ним обошлись, сейчас существует только сильное желание воплотить в жизнь свою давнюю мечту, осуществить свои неправильные мысли. Мэрлоу, застенчиво опустив в пол свои смущённые глаза, не может нормально воспринимать все эти мотивы… И дело даже не в том, что Алишер сейчас делает. Слава не достоин ни этих странных ласк, ни тёплых касаний губ, ни тем более его любви, уже почти полностью потухшей, сухой и односторонней, но любви… Поцелуи чередуются небрежными укусами, словно так Алишер хоть немного мог выместить обиду. Слава тихонько шипит в ответ, воспринимая это, как небольшую заслуженную месть. Славу мажет, да так, что становится немного сложно устоять на ногах. Со всех сторон Алишер. Куда не посмотри, всюду он: его бархатные руки, широкое тело и горячие губы абсолютно везде, терроризируют зажатое к стене тело. Моргенштерну нравится, до безумия нравится наблюдать, как Слава плывет на глазах, но в то же время внутри враждуют любовь и нежность со злостью и обидой. Чувства мечутся из стороны в сторону: то преобладает одно состояние, то внезапное озлобление заставляет почти придушивать младшего. Эмоциональные качели выматывают, заставляют лишь сильнее раздражаться, уничтожают последние капли терпения и постепенности. Мэрлоу падает на мягкую кровать, Алишер за ним, освобождая и себя и его от лишних вещей. Он очень даже красивый без своей огромной одежды: худые ноги, впалый живот, шелковистая кожа. Слава в ступоре, толком не может шевелиться, но музыкант знает, что делает. Мелочиться и медлить больше не хочется. В самом деле, зачем все эти ласки в его сторону… Хватит. И так лишко. Морген виснет сверху, его отросшие волосы касаются лба нижнего, а в комнате становится невыносимо жарко… Мелочиться ни к чему: сильными ладонями ноги младшего вмиг разводятся в стороны… Слава морщит болезненное лицо, сжимая зубы, его давний друг — его первый партнёр. Алишеру это льстит, но одновременно ему наплевать на его дискомфорт. Но всё же у него нет желания навредить, сделать больно, нет… Даже сейчас натура «клоуна» пытается выстроить внутри какое-то безразличие, которого к Славе не было никогда. Музыканту самому тошно от осознания своей диковиной привязанности к этому парню. Телесная боль постепенно перетекает в нарастающее удовольствие, пока душевная у Алишера утихнуть не может. Слава весь в его власти и эта мысль сводит с ума, не покидает голову, сподвигает к более грубым действиям. Мэрлоу издаёт сладостные звуки с каждым движением рэпера, что не может не прибавлять уверенности. Нежный голос снизу заставляет стараться лучше, сильнее, грубее — до тех пор, пока тихие вздохи не становятся скулежом, его ладони крепко не сжимают простынь, а тело словно в конвульсиях не мечется по всей кровати. Наверное, встречаться взглядами не стоило, ибо теперь Алишер ощущает себя уёбком, грубо лишившим невинности этого милого парня, причем того, к которому всегда были самые тёплые чувства. Очередная неоправданная злость заставляет небрежно перевернуть Славу на живот, лишь бы не видеть эти невинные глаза… Кровать тихонько поскрипывает в такт симфонии из звуков удовольствия и мимолётных поцелуев, то ускоряя темп, то почти сводя на нет. Славе то ли больно, то ли приятно, то ли не хочется прекращать… Такие смешанные чувства порождают новые эмоции и только большее возбуждение. Мэрлоу воспринимает грубость и какое-то пренебрежение, как должное, как заслуженное. Худые запястья плотно прижаты к постели, Слава буквально впритык к Алишеру, ощущает его большое массивное тело и сильный жар. Мэрлоу изнывает от дикой потребности закончить, но все попытки вырвать из плена свои же руки оказываются тщетны. Алишер только начал. Движения беспорядочны, действия крайне переменчивы: то порывистая нежность отражается мягкими поцелуями на блеклой коже и тихим шёпотом, то бывалая обида заставляет силою вдавить в матрас худые плечи или поясницу вплоть до хруста, то вспыхнувшая ненависть на самого себя выливается жёсткими толчками и редкими звонкими ударами. Мэрлоу всё терпит: отвечает сладкими стонами; до боли кусает губы в надежде не издавать болезненных звуков; иногда, не в силах больше сдерживаться полу вскрикивает, вытирая о подушку мокрые глаза. Быть может, жертва битмейкера слишком велика, во имя начинаний с чистого листа, уже неважно. Во всяком случае он не будет жалеть о том, что они творят сейчас. Ни Алишер, ни Слава не чисты на руку, подобные мысли насчёт друг друга были постоянно, а сейчас происходит воплощения низких, взаимных желаний. А как именно это происходит — грех жаловаться. — Славик, я же знаю, что ты вытворял, думая обо мне, и думая что ведёшь себя тихо. Я слышал и наслаждался, улавливая еле различимые тихие стоны из соседней комнаты. Как я это понял… Ты так усердно выстанывал моё имя. Честно, я хотел присоединиться, да ты бы желал провалиться сквозь землю… — хриплый говор Алишера гонит холодный пот по спине. Он слащаво мурлычет на самое ухо эту… Правду. Попутно совершает глубокие толчки, проезжаясь по особой точке внутри, заставляет Мэрлоу лишь скулить в простынь, скрыть алое лицо в глубине тканей, сжимать края подушки. Так стыдно и противно от самого себя Славе не было, наверное, никогда. Отвратительно… Неужели все такие моменты Алишер слышал… Мэрлоу хочется оказаться где угодно, но только не тут, не с ним… Моргенштерн сейчас буквально растоптал его натуру «невинного мальчика, который представления не имеет о пошлости». Слава невнятно скулит в подушку, ёрзая на скомканных тканях под тяжёлым телом. Он размяк настолько, что буквально плавится от реальной жары и уже болезненного возбуждения. Мэрлоу таки удается получить разрешение на освобождение своих же рук, на что тот буквально в три движения доводит себя до желаемого конца. Алишер решает не мучить парня, выходит, и нависая сверху, глядя прямо в глаза, работает ладонью, лакомясь такой картиной снизу. Всё. Алишеру достаточно всего двух минут чтоб отдышаться, не слезая с тела младшего. Он быстро встаёт на ноги, обличаясь в одежду. — Ты простил меня…? — бормочет запыхавшийся Слава, исподлобья взглянув на Алишера. Он, откровенно говоря, доволен и удовлетворён морально, словно горы с плеч. В ответ следует оценивающий взгляд, проходящийся с ног до головы одевающегося Славы. Алишер резко меняется в тоне. — Я бы смог простить что угодно, но не предательство, — вылетает из уст рэпера. Тот вальяжно разваливается на кожаном кресле, вновь заполняя бокал вином. — Уж извини, но ты меня предал, — смакует на языке каждое отдельное слово, попивая понемногу алкоголь. -Что ж ты ожидал услышать? Укол непонимания вонзился в сердце, вмиг опустошая его. Слава не очень понимает, вопросительно взглянув на фигуру в кресле. — Что, — в миг слышится с той самой кровати. — Ох Славик… — уныло улыбается, издавая лёгкий смешок. — Я так долго страдал по тебе, ты явился из неоткуда… С желанием снова пробиться в люди за счёт меня? На этот раз не получится, милый. Ты бы знал как мне было больно, и больно сейчас, но я живу как-то… Ты сам устроил свое «музыкальное падение». Но я научился одной штуке: не доверять никому.- словно комок в горле заставляет Алишера вдруг запнуться в речи, окидывая подавленным взглядом битмейкера. Щенячьи глаза напротив как-то сильно заблестели, а в лице читается отчуждённость, непринятие этих слов. Слава медленно опускает глаза в пол, не осознавая свое легкомыслие. — Спасибо за приятное времяпровождение, дверь там.- Алишер старается поскорее избавиться от присутствия этого мальчика в своем доме, не думая о том, как хуёво ему станет сразу, как Мэрлоу исчезнет из его жизни. Большие карие глаза всё наполняются влагой. Он чувствует себя продажной, грязной шлюхой. Он повёлся. — Как ты можешь так… — А ты как можешь? Как ты блять смог меня кинуть, отпустить так легко? Можешь говорить про меня чё хочешь, кому хочешь, своей совсем не широкой аудитории о том, что Моргенштерн гандон и пидор, да. Просто знай, что когда-то у меня были самые тёплые чувства к тебе, самые лучшие намерения, была эта ебаная, ненормальная любовь. Есть ли она сейчас? Уже неважно нахуй. Я отомстил. Иди своей дорогой. Славик, — не на миг не прекращая, Алишер яростно кидает в сторону Славы, почти срываясь на крик чтоб этот беззаботный пацан хоть что-то услышал. Мэрлоу ощущает себя растоптано и опущено. Отголоски отвращения от самого себя бьются о стены разума, по щекам бегут струйки, а кончик носа противно щиплет от этих слёз. Сердце Алишера сжимается от вида плачущего Славы, нервно обхватившего себя руками. Разве так относятся к человеку, которого любят? Моргенштерн не торопясь подходит, заставляя того поднять мокрые глаза. — Я точно так же сидел на кровати, обхватив себя руками, давал волю чувствам, когда ты забыл и игнорировал меня. Днями на пролёт я захлёбывался в слезах, не понимая что делаю не так. Мне было очень хуёво, да и жить не хотелось. — откровенничает уже более мягким тоном, стирая слёзы с красных щёк. — Не расстраивайся так сильно из-за меня, найдешь себе другой «мешок денег», намного лучше меня. По всему телу разливается адская боль… Что он, мать твою, творит. Он не несёт ответственности за эти поганые действия и слова. — Ответь просто и четко: да или нет… — музыкант запнулся, собираясь с мыслями. — Ты меня любил хоть когда-нибудь.? — переходит на отрывистый шёпот. Незамедлительный ответ безразлично доносится с наглых уст. — Нет. И никогда не буду, — всхлипнув, грозно слышится в ответ. -Я тебя ненавижу! — язвит грубым тоном, вскакивает с постели, небрежно одевая остатки одежды. В сердце закололо. Каждый вздох отзывается невыносимой болью в левой части груди. Прежде чем схватиться за причинное место, к вялому телу подходит Слава, давая мощную пощёчину. Алишер успевает схватить его руку, но в добавок получает удар со всей силы между ног. Перед глазами поплыли яркие пятна. Голова вмиг закружилась, заставляя с грохотом свалиться на пол… Острая, мучительная боль не только в паху, но и в сердце заставляет взвыть, лёжа на холодном ламинате… Из глаз брызнули слёзы. Голова постепенно отключается от болевого шока. Веки закрываются. Последнее, что промелькнуло перед глазами — уходящий Слава, хлопнувший дверью на прощание. * * * Он очнётся почти сразу, будет сильно мучаться от жуткой боли, а чтоб хотя бы на душе стало чуть легче — залпом опустошится бутылка водки, запасная пачка сигарет и тот самый прозрачный мешок с порошком на столе. Очередной передоз, наркотическая кома, больница, капельница. Выписка домой, а затем бессонные ночи, нескончаемые истерики и нежелание жить. А главное — опять эти ебаные мысли о Славе, который хотел вернуться, но Алишер повёл себя, как долбоёб… Быть может, наоборот, он поступил правильно. Разницы нет, снова он будет каждый день спускаться по стенке на пол и сидеть часами в одной позе, не сдерживая ни боли, ни слёз, ни горечь по утраченному времени на Славу Мэрлоу, который больше не вернётся.