Шаг вперёд и два назад

      Люцифер был мечтателем. И будучи ангелом он был самым креативным, ярким и одним из самых мудрых божеских существ. К его мнению прислушивались братья и сёстры, но никто не понимал его мечт и их часто отвергали.       Самаэль мог создавать новое из ничего, лишь силой своего воображения и желания. Это давалось не так просто, стоило многих усилий и ошибок, но он всегда добивался своего, воплощая поистине восхитительные творения в жизнь.       Часто Самаэль забывался в своих же мечтах, теряя связь с реальностью, на почве чего возникали ссоры с другими. В особенности с Михаилом, что пытался убедить брата взять себя под контроль, ведь терпение у старейшин не велико. Предупреждение за предупреждением, но Самаэль никак не мог отказаться от своих завораживающих дух идей. Они лились рекой в его голове, и будучи энергичным, ему хотелось всё и сразу.       Встретив Адама и Еву, он восхитился воображению и мастерству Отца, надеясь когда-то поравняться с ним в умениях. Эти люди казались ему сильными, но такими хрупкими. Жизнь их была коротка и сыпалась через песочные часы. Казалось, она стоила того, чтобы прожить её в таком великолепном саде, в котором у них есть всё.       Однако чем больше Самаэль наблюдал за ними, тем больше ему думалось, что люди несвободны. Они неспособны обрести истинное счастье и понять настоящую сущность жизни, данной им. И в конце концов, Эдем стал их тюрьмой. И были они два раба Божьи.       Лишь желая лучшего, Самаэль дал Еве вкусить яблоко знания, чем привёл к катастрофическим последствиям. Мечтая о свободе других, он сам заключил себя в цепи, разозлив старейшин и уничтожив их доверие. От бедного ангела с его возлюбленной отвернулись все, и суд принял действительно жестокое решение, отказываясь выслушивать мольбы Самаэля.       Вкус горечи разжигал его язык, предательство жгло его крылья, выжигало сетчатку глаза, превращая его в новое существо, совершенно иное, непривычное ему. Будь он поистине один, Самаэль, или же Люцифер, остался чахнуть в вечной тьме, становясь лишь неподвижным наблюдателем. Но у него была Лилит, что смогла поднять с колен не только его, но и их новый дом, прозванный Адом. Вкупе с её уверенностью и силой и его креативностью и умением созидания, это место преобразилось и стало пристанищем многим потерянным душам.       Шли тысячелетия, время безмерно и неустанно сыпалось; медленно, но верно. И вместе с этим уносило за собой всё ценное, что у Люцифера когда было. И он потерял в мгновение ока всё дорогое, что он сердечно лелеял. Так Самаэль пал во второй раз, но не смог встать ровно.       Всё, на что он был способен, — притворяться. Выставлять себя напоказ как сильного, всемогущего Короля Ада, но даже так его ни во что не ставили. Включив однажды новости, Люцифер понял, что в Аду всем на него плевать. Как бы он когда-то не старался улучшить их пребывание здесь, разрешать вседозволенность, всем было всё равно, будто Морнингстар был ни чем иным, как простой пылью на кровавых равнинах Ада. Никто его не уважал и не ценил. Только Лилит была его отдушиной, а потом и Чарли. И жизнь снова приобретала смысл.       В тёмной комнате стояла гробовая тишина. Только время от времени можно было слышать шуршание одеяла и простыни, будто кто-то ворочался в постели без возможности уснуть. Бессонница. Его мучала бессонница. И под глазами снова стали явными глубокие просевшие тени. Тело и разум немели, и больше ничего не хотелось. Может, только снова вернуться в ту вечную тьму, укутаться горящими крыльями и уснуть.       Разлепив веки, перед глазами лишь полураскрытая ладонь на кровати. Это же его? Люцифер сжал пальцы, и ладонь сделала также. Никаких ощущений. Лишь гнетущая пустота, давящая в груди. Острые когти впиваются в мякоть ладони до покраснения, но даже на этом не останавливаются. Ему должно быть больно. Нужно что-то почувствовать. Ногти вязли в чём-то тёмном и тёплом, медленно растекающемуся по коже, тонкими струйками касаясь белой простыни, пропитывая собою. И снова ничего.       Люцифер был невыносимо одинок. Куда бы он не пошёл, он нигде не был нужен. Без него и так хорошо справлялись. Так зачем он вообще этому месту?       Когда-то смыслом жизни Самаэля был Рай, потом — Лилит с Чарли, а теперь? Что с ним теперь? Чарли, его маленькая принцесса, как бы ни хотелось, но уже давно взрослая, самостоятельная девушка. Она справляется со всем сама, и отец ей особо не нужен. Они семь лет не общались обыденно. Как раньше.       Люцифер чувствовал себя отрешённым от мира, от своего собственного тела, едва двигая конечностями. Сколько он уже лежит в постели, даже ему неизвестно. Но было ли это важно? За время отсутствия к нему никто не пришёл, да Самаэль и сомневался, что кто-то решит проверить его. Пусть думают, что занят важными делами по работе.       Он не заметил, как оказался в сидячем положении. Полтела было прикрыто одеялом, спутанные волосы падали на лицо, лезли в глаза и не давали ему нормально видеть. Темно. Пусто. Тихо. Одиноко.       Всё это так глупо, а он просто идиот. Люцифер, еле издавая звуки, переместил руки перед собой, укладывая их на колени. Взгляд сфокусировался на них, хоть и казался отдалённым и размытым. Он заметил засохшие маленькие ранки на коже, оставленные своими же когтями в порыве эмоций, и прикрыл глаза. Даже темнота шла кругом, и Самаэль в итоге плюхнулся на бок. На голову сильно давило, будто кто-то руками сжимал его виски, намереваясь сломать ему череп. А другая пара рук вцепилась ему в горло и душила, отбирая ценный воздух, отчего он то и дело тяжело вздыхал.       Достаточно было лишь одного промаха, и Люцифер скатывался в дебри депрессии и самобичевания. Достаточно было пары слов, и мир терял его на ближайшее время. Достаточно было напомнить ему, насколько он ничтожен и жалок, и вы могли забыть, что когда-то существовал некий Люцифер Морнингстар. И Самаэль был уверен, что никто о нём бы и не вспомнил.       Его взгляд был пустым и отдалённым, словно где-то за занавесой тёмных зрачков прятался он, запертый в своём физическом теле.       Люцифер слабо двинул ладонью и поднялся, облокачиваясь о постель. Он медленно дошёл до ванной, не включая свет, и упёрся в раковину. В зеркале его встречало всё то же бледное, уставшее лицо, измученный взгляд и опущенные уголки губ. Пальцы вцеплялись в керамику чуть ли не до хруста, и Самаэль стискивал зубы. Глаза жгло, как горело мясо на открытом огне, но слёзы не скатывались. Ком вставал поперёк горла и давил на стенки изнутри. И хотелось тошнить.       Голова Люцифера бессильно упала вниз, и было слышно лишь тяжёлое рваное дыхание. Что же было в нём такого, что отталкивало других? Внешность? Характер? Отношение? Что с ним было не так?       Рука вознеслась с волосами и судорожно схватилась за пряди, нервно перебирая их и то и дело потягивая их в сторону. Она спустилась ниже, на шею и плечи, и обхватила крепко-крепко, отчего острые ногти впивались в кожу. Боль отревзляла его, давала возможность снова подумать и избежать цунами негативных эмоций, готовых захлестнуть его целиком и потопить. Физическая боль отвлекала, позволяла забыть, что где-то в груди тоже болит и ноет. Что оно тоже требует внимания.       Люцифер вновь поднял голову и встретился взглядами с незнакомым ему существом. Оно выглядело точь-в-точь как и он — такая же причёска, такое же лицо, телосложение, такой же взгляд. Но это был кто-то другой. Не он. Этот в отражении был счастлив, был понят и ценен в обществе. Он был нужен другим, и у него был смысл. Он не стоял в тёмной ванной, истошно хватаясь за волосы и безжалостно царапая свои плечи и шею. Он не был один.       Одиночество. Как оно убивает.       Одиночество. Так и пожирает изнутри, рвёт глотку, приказывая молчать, вдавливает в постель и душит, душит, душит.       Одиночество. Словно наждачка скребётся об кожу, и кровь стекает по плечам, ногам, животу. Словно колючая проволока впивается в тело, в горло шипами внутрь.       Одиночество. Оно сводит с ума, затуманивает разум и сжимает грудь тисками, задавливая булыжниками.       Одиночество. Люцифер видит его во снах, падая в пропасть, в вечную тьму, ломая себя, а просыпаясь, притворяясь, что всё в порядке, и улыбаясь.       Одиночество. Он наблюдает, как взрощенные им цветы безжалостно втаптываются в грязь, и внутри что-то гаснет. Он одинок Одинок Одинок       Громко. Слишком громко. Самаэль давил ладонями на уши, стараясь заглушить грохот своих нескончаемых мыслей.       И голоса в голове кричат, говорят, что ему здесь нет места, что он никому не нужен. Что он — лишь мимолётное развлечение в чужих жизнях. Не приоритет. Не фиксированная точка. И никогда ею не станет. Хватит. Хватит!       Треск, и звон разбитого стекла, разлетающегося по полу. Ладонь разжимается и падает. Тонкие осколки грубо впиваются в костяшки, раздражают кожу и покрываются кровью. Но Люциферу всё равно. В ушах статичный звон, а разум затуманен. Его шатает, но руки сами держат его на месте, не давая свалиться на кафельный пол и разбить себе ещё и голову.       Как бы ему хотелось избавиться от своих назойливых чувств и эмоций. Сколько он уже настрадался за свою жизнь, но спокойствия так и не нашёл. Лишь временное отвлечение, занятие, как в старые добрые времена. Стоило бы давно отпустить, а Самаэль всё никак не может.       Но сейчас ему ничего не надо. Больше ничего. И всё вокруг в принципе неважно и не имеет значения. Он смертельно устал. Но сколько бы не отдыхал, сил не набирался.       В дверь постучали. — Пап? Всё хорошо?       Чарли. Она дёрнула ручку, но дверь не поддалась. Закрыто.       Морнингстар снова взглянул в уже разбитое на осколки зеркало. Улыбнись. Натягивай, ну же. Она не должна знать. Всё же хорошо, верно? Почему он не может улыбнуться? — Да, милая, всё хорошо, не переживай, — голос хрипел, будто Люцифер не разговаривал неделями, и голосовые связки были не разработаны. Он откашлялся, переживая, что Чарли станет настаивать, а ведь Самаэль её пустит, и она увидит его... таким. — Хорошо, пап. Если что, я тебя люблю!       Морнингстар почувствовал, как снова защипало глаза, и прикусил нижнюю губу, не давая этому вырваться.       Раздались тихие удаляющиеся шаги, и снова наступила тишина.       Люцифер был мечтателем. И был убит своими же мечтами.

***

      Чарли спустилась по лестнице в общую комнату, тоскливо волоча руку по перилам. Там её уже ждали, скорее надеясь услышать, как прошёл разговор и смогла ли она вообще найти Люцифера, что вот уже как неделю не показывался на виду.       Долгое время Принцесса сомневалась, стоило ли ей навещать отца, ведь было очень вероятно, что он всего лишь занят чем-то. Но когда его не было видно уже четвёртый день, переживания возрастали с каждым днём. И Вэгги предложила проведать его. Даже если бы Люцифер был весь в работе, она могла бы его хоть немного отвлечь и дать ему освежиться. — Ну что? — с нетерпением спросила Вэгги, что подошла к Чарли, обхватывая её ладони своими. Принцесса опустила взгляд и помотала головой, неуверенно пожав плечами. — Я не знаю, Вэгги... У него голос такой подавленный. Я ещё слышала, как разбилось стекло, я... — Чарли нервно заправила прядь волос за ухо и отвела взгляд в сторону. — Я очень волнуюсь. Нужно ли мне вернуться к нему и поговорить? Или дать ему время побыть одному? А я ведь ещё так долго не приходила к нему, и...       Вэгги положила ладонь на плечо Чарли, останавливая её поток мыслей, и мягко улыбнулась. — Я уверена, что всё наладится. Всё же твой отец не простой, он сам Люцифер, — она развела руками в сторону. — Дай ему время, он вернётся к нам. А теперь давай ты отдохнёшь и хорошо поспишь?       Принцесса неуверенно растянула губы в перевёрнутой улыбке и сцепила руки в замок за спиной. На её лице были заметны признаки недосыпа и усталости. Переживая за отца, она не могла нормально спать, постоянно думая и волнуясь за его состояние. Чарли часто накручивала себя, искренне боялась за всех и ценила.       В итоге Вэгги увела её в спальню и уложила спать. А вернувшись в общую комнату, без всяких прикрас приступила к чистому нападению. Она наставила остриё копья на Энджела. — Что ты натворил, Энджел?!       Он от неожиданности кинул телефон в воздух и вскинул две пары рук в защите. — Воу, воу, воу, полегче! Я ничего не делал!       Вэгги чуть приблизилась, не давая тому расслабиться. — Думаешь, я не помню, как ты говорил, что их нужно "немного подтолкнуть"? — девушка язвительно передразнила тон голоса Энджела в последних словах и грозно сощурилась, чуть ли не рыча на него. — Повторяю вопрос: что ты натворил?       Энджел замахал руками перед собой. — Да ничего такого, реально! — он аккуратно коснулся края копья, отодвигая его в сторону. — Я просто запер эти двоих в одной комнате. Там они уже сами. Я не виноват.       Вэгги опустила оружие и вздохнула, касаясь пальцами переносицы, раздражённо её потирая. — Могло быть и хуже.