Дилемма

— Ох, Ромочка, как же так, как же так… — лепетала мама, всплескивая руками. Она вилась вокруг Пятифана, сидящего на стуле и до сих пор измазанного в саже, и вертела его голову в руках в попытке найти травмы. — Теть Карин… Все нормально, правда, — неловко бубнил Рома, настойчиво, но аккуратно, отпихивая руки женщины от себя, однако Карина все не унималась и вообще чуть ли не ревела. Отец же стоял в проеме арки, подпирая ее плечом, сложил руки на груди и обеспокоенно покачивал головой, постоянно хмурясь. Антон с Колей тихо пристроились в стороне, у кухонных тумб, и смотрели за происходящим. — Поживешь пока у нас. Боже, какое горе… — протянула мать, упала на стул напротив Ромы и устало уронила руки на колени. — Главное, что жив, и что документы успел утащить, — Пятифан усмехнулся и хлопнул ладонью по почти не тронутой грязью папке на столе. Кажется, там был паспорт, документы на жилье и прочие бумаги. — Дом-то застрахован? — деловито пробасил отец, на что Рома пожал плечами. — Очень надеюсь. Он улыбнулся и окинул всех в комнате взглядом, в первую очередь родителей Антона, потому что они как-то особенно сильно встревожились и не могли успокоиться, в то время как сам Рома выглядел пугающе непринужденно. Его все еще потрясывало, но, казалось, будто он не особо то и расстроен. — Зато не надо самому по дому все делать. Теперь батя точно приедет, — со смешком сказал Рома, зачесывая испачканные локоны челки назад. — Мы поможем. Да? — отец улыбнулся и посмотрел на Антона. Тот сглотнул и несмело кивнул, косясь на Колю, что тоже тряхнул головой в согласии, только более активно. — Так, Антон, — решительно произнесла мама и встала со стула, — Постели Роме в Олиной комнате. Тоша кивнул и тихо вздохнул, прошел мимо Пятифана, кинув на него обеспокоенный взгляд, и вышел в коридор. — Баня затопилась, можешь сходить помыться, — до Антона донесся отцовский голос, когда тот поднимался по лестнице. Ромкины благодарности и хлопок двери на задний двор Тоша слышал уже очень отдаленно. Он вошел сначала в комнату родителей, взял постельное белье, а потом направился к сестре. И сам для себя подметил, что еще ни разу не заходил сюда с момента приезда. Комната не претерпела каких-то изменений с тех дней, когда Оля покинула дом. Все так же на стенах красовались плакаты с подростковыми музыкальными группами, стол был усыпан остатками украшений и скудной косметикой, которой сестра начала пользоваться в старших классах, телевизор неизменно смотрел из угла своим пыльным экраном. Антон вздохнул и направился к кровати. Спутанные мысли роились в голове, пока он медленно всовывал подушку в наволочку. Столько всего успело произойти за последние дни, что голова уже не выдерживала и начинала болеть от одной только мысли что-либо проанализировать и спланировать. А ведь Тоше еще надо продумать, что он скажет завтра Коле… Закончив с постелью, Антон неаккуратно накрыл ее пледом, вышел из комнаты и спустился вниз. — Антош, отнеси Роме, — сказала высунувшаяся из кухни мама и кивнула в сторону тумбочки, на которой лежало сложенное полотенце, — И дай что-нибудь чистое из своего. Мы пока с Колей на стол накроем. Тоша натянуто улыбнулся и почувствовал очередной кульбит сердца. Туманов слишком понравился его родителям, отчего бросать его было еще тяжелее. Антон взял полотенце, наугад вытащил из шкафа какие-то шорты и футболку и вышел на задний двор. Ступал он медленно, кусая губы и прижимая руки к груди. Вечерние солнечные лучи приятно гладили лицо и шею, ветер обдувал, зарываясь в волосы и не позволяя летней духоте полноценно обволакивать тело, но Тоша не был в состоянии насладиться природой. По пути до бани, который он растянул вдвое из-за неторопливой походки, Антон все больше погружался в тревогу и тоску. Просчитывал, как все пройдет завтра. Как отреагирует Туманов? Не захочет ли он рассказать всю правду родителям? Нет, на него это не похоже. Просто уедет? Закатит истерику? Все больше вопросов, ответы на которые Антон получит лишь завтра, закрадывались в разум и сжимали горло колючей проволокой. Тоша встряхнул головой, пытаясь пока обо всем этом не думать, и постучал в дверь бани. Она оказалась не заперта, так что под ударами кулака приоткрылась. Антон вошел в темный предбанник. Тоша огляделся — слева незакрытый колодец, рядом ведро на цепи с недавно набранной водой, прямо дровяник, справа дверь в саму баню. Антон медленно повернул голову к дверному проему, из которого тянуло горячим воздухом. Рома стоял над котлом с холодной водой и тер лицо и шею в попытке смыть остатки сажи. На нем были лишь спортивки, так что Тоша скользнул взглядом по изогнутой в наклоне спине, задержался на мышцах, перекатывающихся в движении рук, и только потом аккуратно постучал костяшками по дверному косяку. Пятифан заметил его присутствие, отняв от лица влажные руки, и улыбнулся. Антон мог бы протянуть полотенце и одежду через порог, но зачем то снял не зашнурованные кеды и вошел в помещение бани. Тело тут же обдало жаром, а очки запотели, отчего пришлось приподнять их на лоб. — Ты как? — Все нормально, — ответил Ромка, вытирая руки о штанины спортивок. Антон посмотрел на него особенно внимательно. Неторопливо разглядывал усеянное каплями лицо, спутанные и влажные волосы, покрытую испариной шею… Ключицы и грудь. Пятифан чуть приблизился, накрыв ладони Антона поверх, будто собирался забрать одежду, но замер. Тоже просто смотрел, — Мне кажется, я меньше всех переживаю. — Наверное, — тихо усмехнулся Тоша, опустив сначала взгляд, а потом и голову на Ромкино плечо. На затылок скользнула его сильная рука, а пальцы нежно зарылись в белые локоны. — Завтра… — Все в силе, — перебил Антон, уже предугадав, что Пятифан хотел спросить, — Не хочу больше тянуть. Только мне страшно очень. — Все будет хорошо, — ласково прошептал Рома, второй рукой приобнимая за спину. Тоша улыбнулся, — Он большой мальчик, переживет. Улыбка пропала с лица Антона. Он болезненно вздохнул и отпустил руки, уронив одежду и полотенце на пол. Сильнее прижался к Роме, чувствуя жар его тела, и обхватил оголенную спину. Хотелось остаться в этом мгновении навечно. Забыть обо всем, что ждет впереди и стереть из памяти всю ту грязь, что уже была. Тоша прикрыл глаза, скользя руками по рельефам Ромкиного тела и опускаясь на поясницу, липкую от пота. Он сам удивился тому, как сильно истосковался по нему, хотя ночные встречи прервались всего на сутки. Тем не менее, разлука даже в один день, еще и на почве ссоры, казалась огромным потрясением, особенно на фоне того, что однажды подобная ссора уже разделила парней на два года. Антон так боялся этого, что хотел просто вцепиться в Ромку и не отпускать. Он так и сделал, обвив его талию еще сильнее. Пятифан снисходительно усмехнулся носом и аккуратно отстранился. Заглянул в Тошины глаза, заставляя того успокоиться от одного только взгляда. Рома припал своими горячими губами к Антоновым, выбив из парня блаженный вздох. Тоша очень скучал, и понимал, что в ближайшие сутки остаться наедине не получится. Только здесь и сейчас, в недрах жаркой и тесной бани, среди пара от печки. Антон целовал Рому жадно, машинально тянул на себя, будто пытался раствориться в нем, спрятать в его губах, что сохраняли на себе привкус сажи, всю боль и переживания. А Пятифан охотно этому поддавался, придерживая за затылок, а второй рукой сгребая ворот рубашки. Парни попятились к выходу, Антон запнулся об порог и чуть не упал, но вовремя схватился за косяк, повиснув и наполовину высунувшись в предбанник. Рома оторвался от его губ и вздохнул, весь краснея то ли от жара бани, то ли от близости. Он убрал руку с затылка, прошелся по шее и кадыку и спустился вниз, до живота, поддевая пальцами каждую пуговицу рубашки. Сопровождалось все это рваными вздохами и томным взглядом темных глаз. Антон прикусил щеку изнутри. Думал он недолго, после чего потянулся к ручке двери и рывком поддался вперед. Дверь с грохотом захлопнулась, а Тоша снова впился в Ромкины губы, руками блуждая по торсу. Он чувствовал, что жар охватывает его тело не только снаружи, заставляя одежду мокнуть и прилипать к коже, но и изнутри. В груди тянуло от любви, в голове от хаотичности мыслей, в шортах от возбуждения. Антон чувствовал и Пятифановский стояк, хотя это было и не нужно. Тоша слишком хорошо знал Рому, так что мог определить его желание без акцента на члене — Ромка становился более суетливым, целовал грубее, прикусывая, тяжело дышал, почти переходя на рычание. И Антону всегда это нравилось. Нравилось понимать, что он вызывает в парне эти чувства. Нравилось ощущать сильные руки, которые доминируют и ведут за собой — настойчиво, но не без ласки. Поэтому сейчас, когда Пятифан крепко взялся за плечи и рывком развернул Антона к себе спиной, тому понравилось. И когда Рома надавил на поясницу, забираясь под подол рубашки, Антону понравилось. Он с тихим стоном лег грудью на деревянную перекладину, сколоченную отцом для хранения ковшей и банных принадлежностей, и посмотрел через плечо. Пятифан упирался пахом в Антонов зад, придерживая за бедра. Он мимолетно смахнул со лба капли пота и, закусив губу, запустил руки под резинку шорт. Тоша охнул, когда чужие пальцы огладили внутреннюю сторону бедра, задевая член лишь немного. Он мысленно посмеялся, ведь изначально знал, что этим все и закончится. С Ромой всегда все так заканчивается. И Антону это нравилось. Он почувствовал себя ненормальным. Будто все, что происходит, снова жутко неправильно и гадко, но мысли об этом испарились в тот же момент, как Ромкины пальцы сомкнулись кольцом на члене и совершили рывок по стволу от головки до основания. Тоша отвернулся обратно, уронив голову, отчего очки со звоном упали и стукнулись о доски. Пятифан нежно провел второй рукой от лопаток до поясницы и стянул шорты вместе с нижним бельем сразу до колен. Антон прикусил фалангу пальца и переступил с ноги на ногу в нетерпении, когда Ромкины ладони легли на ягодицы и слегка раздвинули в стороны. Тело, мало того что пылало от возбуждения, так еще и горело от горячего банного воздуха, отчего Тоша почувствовал, как по виску скатывается капля пота. — Тош… Я тебя так люблю, — на выдохе проговорил Рома сбивчиво и скользнул оголенной головкой меж ягодиц. Антон несдержанно простонал и сам поддался назад, вбирая в себя член сразу наполовину. Пятифан зашипел, выругался себе под нос и совершил толчок вперед, завершая проникновение. Он сразу, как и всегда, задал активный темп, выбивая из Антона все больше стонов и оставляя в его груди все меньше кислорода. Тоша утопал в этой страсти, в очередной раз закрывшись от всего мира. От проблем, что преследовали и все еще преследуют, от другого мужского образа в голове. Он почувствовал, что Рома, не замедляясь, наваливается сверху, прижимается грудью к спине и проходится языком по шее. Антон охотно наклонил голову в сторону, открывая доступ к коже. Пятифан прикусил, но несильно, потом поцеловал и прикусил снова. А потом начал втягивать губами кожу. — Ром… — Уже можно, — оголтело прошептал Рома прямо на ухо, — Завтра все закончится. Пятифан прикусил сильнее. Завтра все закончится. Втянул кожу губами, не разжимая зубы. Завтра все закончится. С довольным вздохом отпустил, усмехнувшись. Завтра. Провел кончиками пальцев по оставленному на шее засосу. Все закончится. Антон сглотнул и прижался щекой к доскам, пока Рома продолжал вдалбливать его в перекладину. Сдавленно проскулил, чувствуя скорое наступление оргазма. И приход истерики. Взгляд его затуманился от сладкой дрожи, обуявшей тело, и от выступивших на глазах слез. Стон смешался со всхлипом, когда Антон, кончая, поймал себя на мысли, ужасающей, но самой искренней. Он бы хотел, чтобы Коли не существовало. Никогда. Чтобы он испарился прямо сейчас, потерялся в лесу, уехал, да что угодно, лишь бы не пришлось завтра ломать его душу пополам, оставляя и на собственном сердце глубокую рану. Он бы хотел, чтобы не было человека по имени Туманов Николай Альбертович, чтобы он не смотрел своими большими щенячьми глазами и не пытался подарить свою ненужную любовь. Он бы хотел приехать в поселок в одиночестве, помириться с Ромой и пропустить ту часть, где он оказывается изменщиком, обманщиком и блядью. Пропустить ту часть, где он, как последняя тварь, начал искать Рому в других парнях, вместо того, чтобы просто помириться. И осознание того, что все это невозможно, надавило на горло и заставило пару слезинок скатиться по щекам. Антон, слушая сбитое дыхание из-за спины и ощущая дрожь кончившего Ромки, быстро вытер лицо и привстал на локтях. Снова повернулся через плечо и поймал на своих губах поцелуй тут же прильнувшего Пятифана.

* * *

Антон вывалился из бани и тут же ощутил приятную прохладу. Разгоряченная после жара кожа с благодарностью приняла объятия вечера, испаряя с себя пот и влагу. Тоша не пошел домой, он зашел за угол бани, подпер стену спиной и сполз вниз, падая на корточки. Нужно было подождать, пока одежда и волосы подсохнут, а с лица сойдет румянец. И пока пройдет дрожь в ногах. Антон устало вздохнул, чувствуя себя так изнеможденно, будто вот уже месяц работал на производстве и таскал мешки. Он зарылся пальцами в волосы и покачал головой, тихо промычав. Остатки не случившейся истерики все еще сидели спутанным клубком в горле, но Антон пересилил себя и проглотил вместе со слюной, зарывая в глубине души. Зарывать было уже некуда, но Тоша очень постарался. Он откинулся назад, упираясь затылком в стену, и посмотрел на потемневшее небо. Скоро ночь. Завтра нужно закончить все как можно раньше. Антон встал и, шатаясь, направился к задней двери дома. С кухни приятно пахло домашней едой, раздавались звуки оживленных разговоров и радостных голосов, но Тоша проскользнул мимо арки и забежал в ванную. Он посмотрел на спутанные слипшиеся волосы, постарался привести их в порядок, заметил небольшую трещинку на оправе очков, умылся. И ужаснулся, заметив на шее внушительных размеров засос, уже не просто багровеющий, а приобретающий фиолетовый оттенок. Антон наклонил шею, провел пальцами по отметине и приподнял ворот рубашки, застегнув все пуговицы до последней. Благо, след удалось скрыть, но двигаться все равно нужно аккуратно. И сидеть к Коле другой стороной во время ужина. Пусть Рома и был прав — завтра все закончится — все должно быть по уму, а не резко и так… пошло. Антон скривился и вышел из ванной. — Сын, садись давай, все остынет скоро, — сказал отец, когда Тоша вплыл в кухню. Он слабо улыбнулся и опустился на стул напротив Коли. Антон сразу же отвел взгляд и начал накладывать все, что попадало под руку, себе в тарелку. Есть не хотелось, наоборот, крутило живот, а тело пробивало волной адреналина, особенно когда Тоша замечал, что Коля на него смотрит. Зрительного контакта Антон все равно избегал. Он вздрогнул, когда услышал, как хлопает дверь заднего выхода. — Ром, ты тоже давай садись. Не ел, поди, весь день, — приветливо сказала мама, устремив взгляд в сторону арки. Тоша сидел к ней спиной, но оборачиваться не стал. Краем глаза наблюдал, как Рома, легкой походкой, приближается к столу и, растрепав влажные после бани волосы, садится на стул. Между мамой и Колей. Антон едва ли не взвыл. — Спасибо за гостеприимство, — сказал Пятифан, тепло улыбаясь, и посмотрел на Тошу. Последний увидел в глазах парня какой-то азарт, но не понял, к чему он. Рома опустил взгляд на шею, в то место, где был прикрытый воротом рубашки засос, и едва улыбнулся. Антон прикрыл веки и посмотрел в еду, колупая куски и крошки вилкой. — Не благодари, — мама махнула рукой, подставляя Пятифану тарелку, — Ты уж нам как сын второй. Рома посмеялся, еще пару раз поблагодарив, и принялся за еду. Потянулся вечерний разговор, в течение которого отец с матерью вдруг начали вспоминать прошлое. Не такое давнее, чтобы Антон его не помнил, но и не такое раннее. В общем, из школьных годов. И если бы не обстоятельства, то Тоша, может, даже ударился бы в приятную ностальгию. А так он только напряженно сидел и поглядывал то на Рому, то на Колю исподлобья. — Я помню, Антош, как нас вызвали к директору, — посмеялась мама, размешивая в чае сахар, — Завуч так орала по телефону, что я думала, ты человека убил. — А мы всего лишь кидали петарды в школьном туалете, — «невинно» добавил Рома, откидываясь на спинку стула. — Да, в старших классах вы, конечно, задали жару, — протянул отец, строго кашлянув. — Не то слово, — тихо протянул Пятифан и хитро посмотрел на Антона, который тут же слегка нахмурился. У Ромки опять началась игра в «хозяина ситуации», и это Тоше не нравилось. Рома перевел взгляд на Колю. Тот сидел, подперев подбородок кулаком, и внимательно слушал рассказы родителей, сохраняя на лице легкую улыбку. Почувствовав на себе чужой взгляд, Туманов посмотрел на Рому с вопросом в глазах. Последний лишь ухмыльнулся и помотал головой, мол, «Не, ничего, просто смотрю». Антон захотел упасть лицом в тарелку от того напряжения, которое витает за столом. И которое, по всей видимости, особо остро чувствовал только он. Посиделки и не думали заканчиваться, даже когда за окном прилично потемнело, а Антон уже не мог сидеть спокойно. Его все больше пробивало тревогой, а желание покинуть кухню увеличивалось с каждой секундой. Потому он притворился, что зевает, и сказал: — Пойду я спать. Он посмотрел на Колю, что порывался тоже встать и пойти следом, и захотелось просто рвануть и побежать по лестнице, но Тоша сдержался и сжал зубы до боли в скулах. — Я тоже, — Туманов встал и прошел мимо Ромы, наверняка не замечая, каким взглядом тот его проводил. Испепеляющим и яростным. Антон перехватил этот взгляд и сложил брови домиком, пытаясь мысленно убедить Пятифана, чтобы тот не ревновал. Рома чуть сморщил нос, вздохнул, но слегка кивнул и отвел взгляд. — Я еще чуток посижу. — Тогда, может, настойки? По сто грамм, — хитро предложил отец, побарабанив пальцами по столу. — Пожалуй, можно, — ответил Пятифан и широко улыбнулся. — Спаиваешь ребенка, — усмехнулась мама, убирая пустые тарелки со стола. Антон направился в коридор, сопровождаемый Колей, и еще слышал какие-то смешки и шутки со стороны Ромы и отца, но не вслушивался. Сейчас ему было важно поскорее забраться под одеяло и, желательно, без особых взаимодействий с Тумановым. Когда парни оказались в комнате, Антон тихо и протяжно вздохнул и направился к кровати. — Устал? — спросил Коля, зажигая настольную лампу. — А? Да, очень… — соврал Тоша. Хотя он и устал, но не физически, так что был уверен, что сейчас не уснет. Он сел на постель и показательно потянулся, — Стрессовый день. — Это точно, — усмехнулся Туманов и начал рыться в неразобранной с приезда сумке, что стояла у окна. Антон воспользовался моментом, снял очки, не переодеваясь занырнул под одеяло и накрылся чуть ли не с головой, отворачиваясь к стене. Коля копался где-то за спиной, а когда выключил свет, Тоша притаился. Закрыл глаза и изобразил размеренное дыхание спящего. Он слышал, как Коля подходит к кровати, стоит, видимо, проверяя, уснул ли Антон. А потом на щеку Тоши опустился легкий поцелуй, и Коля улегся на раскладушку. Антон вздрогнул и хотел было смахнуть касания губ с лица, но не рискнул шевелиться так скоро. Просто лежал, пялясь через темноту в стену. Иногда закрывал глаза, пробовал уснуть, но мысли не позволяли. В голове мелькали сценарии завтрашнего дня. Тоша продумал штук пятьдесят, не меньше. Продумал даже самые абсурдные, маловероятные и худшие варианты завершения их с Тумановым истории, но это не успокоило. Тревожность снова гладила ребра изнутри, обволакивая сердце. Антон за размышлениями не заметил, как дом стих — с кухни перестали доноситься гулкие разговоры, в коридоре не слышались шаги, за спиной раздавалось мирное сопение. Тоша сел на кровати и свесил ноги на пол, провел рукой по волосам ото лба до затылка и начал кусать губы. Была мысль выйти на кухню, посидеть там — все равно не спится — но Антон услышал за дверью шаги вверх по лестнице. Это были не родители, Тоша научился различать их походки. Наверное, Рома. Антон, словно на поводке ведомый, встал, перед этим надев очки, и аккуратно приблизился к двери, приоткрыл ее и выскользнул в коридор. У верха лестницы он столкнулся с Пятифаном. — Ты чего? — спросил тот, замирая на верхней ступеньке. — А ты? — хрипло прошептал Антон, тихо закрывая за собой дверь. — Курить ходил. — Рома, мне не спится, — сказал Тоша, приближаясь к парню. Он почувствовал, как дрожат его руки. Кажется, он снова был на пределе, а обеспокоенный и нежный взгляд Пятифана только подталкивал вывалить все эмоции, — Я все думаю… Не могу… Антон тихо всхлипнул, все-таки не сдержав слез, и встал, как вкопанный в шаге от Ромы. — Тоша, спокойней, — встрепенулся Пятифан, преодолевая последнюю ступеньку и притягивая Антона в объятия. Успокаивающими движениями он провел несколько раз по спине и остановил ладонь между лопаток. — Я не могу… Не могу… — заскулил Тоша, хватаясь за рукава Ромкиной футболки. — Тише, разбудишь всех, — прошептал Пятифан, — Это надо сделать. Не можем ведь мы так всю жизнь… Рома был прав, и от этого Антону стало еще противней. На секунду он подумал, что готов отступить и действительно оставить все, как есть. А потом захотел ударить сам себя за трусость. — Как я это сделаю? Как скажу?.. — Блять… — выдохнул Рома с нотками нетерпения, но потом осекся. Отстранился, придерживая Антона за измазанные в слезах щеки, и заглянул в глаза, — Ну, хочешь, я с ним поговорю? — Ну, нет, — горько усмехнулся Тоша, — Это будет еще хуже. — Вот именно. Ты должен сам, — Пятифан улыбнулся и смахнул слезы большими пальцами. Он тихонько поцеловал — без страсти или вожделения — и погладил по волосам, — Нужно поспать. Завтра тяжелый день. — Угу, — гулко согласился Антон, вытирая с лица остатки слез. Стало пусть и немного, но легче, только вот немного заныла голова. — Иди, — мягко скомандовал Рома, направляясь к двери Олиной комнаты. Тоша проводил его взглядом, еще немного постоял, успокаивая себя глубоким дыханием, и пошел обратно. Он остановился на пороге комнаты, заметив небольшую щель. Дверь была закрыта не до конца. На секунду в глазах потемнело, хотя вокруг и так было темно, и Антон в страхе отступил на шаг назад. Он сглотнул и судорожно вспомнил, что точно закрыл дверь до конца. Из комнаты слышались едва различимые звуки движений, хотя Тоша не был уверен точно, ибо в ушах отдавались бешеные удары сердца. Антон зажмурился, взялся за ручку двери и ступил в комнату, молясь, чтобы оказалось так, что он действительно просто не закрыл дверь достаточно плотно. Его молитвы не были услышаны, и Тоша даже подумал, что он это заслужил. Коля сидел на корточках у окна, судорожно пихая в сумку вещи. Он не повернулся, когда Антон оказался в дверном проеме, так что тот мог наблюдать лишь рвано вздымающиеся плечи, склоненную голову и лихорадочные движения. Тоша почувствовал, что в горле моментально пересохло, кровь отлила от конечностей, концентрируясь бурлящим вихрем в груди, а волосы на затылке встали дыбом. Он точно все слышал. И видел, раз уж дверь была приоткрыта. Казалось, что нужно что-то сказать, но слова не шли наружу. Отказывались срываться с губ, заменяясь на сиплые вздохи. Коля встал, все еще не поворачиваясь, и накинул сумку на плечо. — Я чувствовал, что что-то не так, — начал он очень тихо, почти шепотом, но Антону эти слова врезались прямо в голову, словно выжигаясь на мозгу, — но я тебе верил. Хотел верить… Дурак. Голос парня дрогнул, хотя до этого казался безразличным, и его плечи мимолетно подпрыгнули вверх. — Коля… — выдавил Антон и хотел шагнуть, но Туманов остановил его жестом поднятой руки и только тогда обернулся. Пусть в комнате и было темно, света луны и привыкших к мраку глаз Тоше хватило, чтобы увидеть выражение его лица. Бледного, потерянного, с блестящими и наполненными болью глазами и поджатыми дрожащими губами. — Не надо, — на выдохе прошептал он, сжимая лямку сумки до побелевших костяшек, — Просто… Коля опустил взгляд, часто заморгал, но слезы сдержал. Он не договорил, лишь двинулся в сторону выхода, где стоял Антон. Последнему хватило сил только на то, чтобы освободить путь, впечатавшись в открытую дверь спиной. Тоша смотрел в пол мутным взглядом, не в силах поверить, что это действительно происходит. Ему казалось, что он все-таки уснул и сейчас видит кошмар, но запах чужого парфюма, шлейфом огладивший нос, заставил поверить, что все реально. Коля прошел мимо, не остановившись и не посмотрев более в глаза. Он молча спустился по лестнице, пока Антон продолжал стоять камнем, впиваясь пальцами в ручку двери. Ему стало по-настоящему паршиво, когда входная дверь дома сначала отворилась, а потом тихо захлопнулась. Тоша закрыл глаза, тяжело вздыхая. Внутри все скрутило, органы будто переставляли местами в режиме реального времени, затошнило, потом повело в сторону. Антон не ожидал, что все пройдет так тихо и спокойно. И от этого стало только хуже. Тоша подумал, что истерика и громкий уход, пожалуй, были бы более легки к принятию. Но то, как Коля покинул дом, решив не разбираться и не обвинять, резало по сердцу. Просто ушел, оставив Антона разбираться со своей гнилой натурой самостоятельно. Тоша услышал, как на улице завелся мотор машины. Он ожил и на автомате пошел вниз. На крыльцо он вышел в тот момент, когда фары заднего свечения уже скрылись за первыми деревьями лесной тропы. И чувство легкого облегчения посетило его, тут же растворившись в яде содеянных им поступков. — Он слышал, да? Антон вздрогнул и повернулся, увидев на крыльце еще и Рому. Тот стоял рядом, тоже смотрел в сторону леса, спрятав руки в карманы и кусая губы. Тоша дергано кивнул. — Ну… Может, это и к лучшему, — хмыкнул Пятифан, выуживая из-за уха сигарету. — Что я скажу родителям? — нервно усмехнулся Антон, сжимая кулаки. — Что появились срочные дела в городе. Тоше вдруг стало очень тоскливо. Рома, наверное, никогда не поймет то, что он испытывает. Не поймет груз той вины, которая легла на Антоновы плечи и будет преследовать, дай Бог, не всю жизнь, но ближайшие пару лет так точно. Тоша затрясся, однако плакать ему больше не хотелось. Он просто прикрыл глаза и прошептал: — Я чувствую себя просто отвратительно. Антон почувствовал на запястье легкие касания и разжал кулак, позволяя Роме переплести их пальцы. — Зато теперь мы вместе.