Метод

      — Давай вот так, — сказал Андрей, надавив на его плечи и заставив улечься.       Марат оскалился.       — Я так не хочу, — ответил он, резко подавшись вперед и снова усевшись напротив Андрея на кровати.       Недовольно друг на друга взглянули из-под бровей. Сколько они так уже препирались? Сегодня Марату всё было не так.       — Ладно, — лишь проговорил Андрей, а в следующий момент взял его за руку и дёрнул на себя, безмолвно предлагая усесться к нему на колени. Марат с места не сдвинулся, только ощетинился ещё сильнее.       Взъерошенный — с этими его отросшими волосами — как воробушек. Волосы отросли, и теперь было очевидно, что Марат не брюнет, как Андрей думал раньше, а светло-русый. На солнце так и вообще блондин. И глаза у Марата не тёмно-карие — почти чёрные омуты, а зелёно-карие; янтарно-нефритовые, когда он смотрит на свет. Как же он прежде этого не замечал?..       Он, как выяснилось, многого в Марате не замечал, хоть и смотрел часто — чаще нужного. Мысли — тёмные, запретные, незнакомые, — долго клубились в голове, почти с самого начала. Разгорались пламенем каждый раз, когда Марат оказывался близко — а близко он оказывался часто. Лез к нему по поводу и без, наваливался всем телом, клал голову на плечо, ради шутки запускал холодные руки прямо под футболку, когда на улице было минус двадцать, а Андрей только и мог, что стоять, разинув рот, и смотреть — и смотреть, и смотреть. И Марат смеялся — звонко так, громко, со смешинками во взгляде. Утыкался носом ему в плечо, хлопал по нему ладонью так, что Андрей едва не валился с ног — и из-за силы удара, и из-за неуместных, нахлынувших на него лавиной, чувств. Андрей старался не высматривать в этих его жестах ответного интереса, но по-настоящему так этого сделать и не смог. Прятал мысли так далеко, как только мог, держался перед ним по-солдатски, и только в редкие моменты давал волю тому зверю, что ютился на груди.       Марат ничего не замечал. В картине мира Марата прикосновения были чем-то само собой разумеющимся — он ими жил. Андрей видел это, когда мрачной тенью возвышался над ним с Айгуль в зале ДК — смущённые, весёлые, по-детски неловкие. Марат касался её так, словно она была сделана из хрусталя; краснел, отводил взгляд, смущённо улыбался и что-то шептал ей на ухо — понятно же, что не услышит, какой ещё шёпот может быть на дискотеке; а она прижималась к нему только ближе и ближе, утыкалась лбом ему в плечо, обнимала за талию. И рук от неё Марат, казалось, не убирал никогда. То приобнимет за плечи, то укроет курткой и прижмёт к себе, то поцелует в макушку.       Смотреть на них было тошно. Такие влюблённые, уже совсем друг в друге растворившиеся, а ведь прошло всего-ничего с момента их знакомства. Если бы Андрей знал, что так получится, то обязательно придумал бы другой способ пришиться. Никогда бы он своими руками Марата к ней не подтолкнул, если бы знал, что ему так крышу сорвёт. Он же и правда даже предположить не мог, ведь Марат — «видный парень», как мама любит говорить. Марат правда очень красивый: у него чувственные губы интересной формы, завораживающие глаза с поволокой, высокие скулы, белоснежные ровные зубы, идеальная улыбка, из-за которой начинает светиться всё лицо. У Марата могла бы быть любая. И Андрей не понимал, почему он выбрал Айгуль. Андрей на неё внимания не обращал все годы, что вместе учились, даже успевал забыть о её существовании. Айгуль ведь не красотка, ничего особенного в ней не было. Тихая, спокойная, с оленьим взглядом. Строила, правда, Марата, совсем не смущаясь, а Марат почему-то вёлся. Андрей всё ждал, когда он устанет от вечных предъяв в свой адрес, от обид, а Марат всё равно к ней плёлся извиняться и мириться.       Андрей не понимал. Но Айгуль была мертва, и по-настоящему злиться на мёртвую девочку больше не выходило и не имело смысла, потому что Марат по-прежнему был с ним. Не как раньше, по-другому, но был рядом, и теперь казалось, что Андрей тогда ничего себе не надумал, что Марат и правда мог хотеть того же, что и он.       У Марата могла быть любая. Но сейчас он был с ним.       Ещё какое-то время они помолчали, грозно друг на друга уставившись.       — Ладно, — снова задумчиво проговорил Андрей, на этот раз самостоятельно улегшись на спину и протянув Марату руку. Марат окинул его ладонь странным взглядом, будто бы не понимал, чего от него хотят, а затем тихо вздохнул и вложил в неё свою. Андрей потянул его на себя, устроил обе ладони на его талии, дал над собой нависнуть. Марат внимательно смотрел на него сверху вниз, расставив руки по обе стороны от головы Андрея и удерживаясь на локтях.       Андрей осторожно погладил его по бокам, не сводя глаз с его лица, силясь зацепиться за любую реакцию, боясь упустить из виду любой жест, подтверждающий, что ему нравится — что угодно. Но в такие моменты Марат становился нехарактерно безэмоциональным, и часто понять по нему такому хоть что-то было мучительно трудно.       Андрей не давил на него. Пробовал по-разному. Предлагал по-разному. Боялся, что то хрупкое, что между ними зарождалось, может в мгновение разрушиться под натиском холодной и непрощающей реальности, как разбивается корабль об айсберг.       Не знал, что с таким Маратом делать. Раньше у него рот не затыкался, Андрей даже думать за ним успевал не всегда. Сейчас же, после всех потерь, Марат закрылся, обсуждать ничего не рвался, убегал от него сразу же — Андрей даже не успевал оклематься после оргазма. И Андрей не пытался его разговорить. Может быть, он был трусом и боялся того, что Марат может ему сказать. Не знал, как Марат такое выдерживает, как ещё не сломался после всего того, что с ним случилось. Андрей бы сломался. И злился на него — злился так, как никогда не подозревал, что может на него злиться. Даже танцы Марата с Айгуль и рядом не стояли с той бурей эмоций, что вызвал в нём тот отчаянный и глупый поступок Марата, почти перечеркнувший всё, что у них было.       Андрей на мгновение сжал его талию в руках, прежде чем скользнуть ладонями дальше, ниже. Марат сжал зубы и сбивчиво на нём задышал, упёршись уже наполовину вставшим членом Андрею в живот. Андрей тихо хмыкнул, поднял одну руку и зарылся ею в волосах Марата, прижал его ближе к себе, уткнулся носом ему в висок, губами коснулся подбородка и мочки начавшего заживать уха — Марат шумно выдохнул, расслабил локти и теперь уже мирно лежал у него на груди, спокойный и разнеженный.       Андрей осторожно провёл ладонью по его волосам, замечая, как Марат прикрыл глаза. Нравилось. Нравилось, значит, когда трогают волосы.       Второй рукой он погладил его по пояснице, впервые обратил внимание на то, что Марат будто бы стал меньше, худее — ладонь Андрея накрывала поясницу почти полностью. Он нахмурился, коснулся губами виска Марата, а затем и брови, и глаза — чувствовал, как трепещут под губами ресницы. Окно было открыто — за окном пели птицы, и в глаза светило яркое весеннее солнце. Встать и закрыть шторы казалось сейчас непосильной задачей, и Андрей прикрыл глаза и уткнулся лицом в шею Марата. Поцеловал.       Марат, как и прежде, быстро терял терпение. Надавил на плечо, поёрзал на Андрее, напоминая, толкнулся членом в живот.       — Чего ждём? — тихо спросил он Андрею в ухо.       Андрей отстранённо пожал плечами — объяснить было сложно. Ничего не ждал. Ждал всего. Хотелось быть с ним и так тоже. Но нежности Марата быстро утомляли, а Андрей не спешил вычеркивать их из личного списка того, что Марату может нравиться.       Андрей пошёл у него на поводу, но снова толкнуться бедрами Марат не успел — Андрей накрыл его ягодицы ладонью и сам резко подался вперёд, проезжаясь членом по члену Марата. Марат дёрнулся в его руках, выдохнул шумно, изо рта вырвался звук, похожий на тихий скулеж, и Марат, смутившись, зарылся лицом в его груди и схватился обеими руками за плечи Андрея. Андрея от него такого накрыло, повело, в горле набатом забился пульс. Жажда обладания им пьянила. Хотелось подчинить себе полностью, сделать так, что в его голове не осталось места для мыслей о ком-то ещё.       Он просунул руку между их телами, скользнул дальше, коснулся молнии на чужих штанах. Марат напрягся всем телом, поднял на него предупреждающий взгляд, но ни сказать, ни сделать ничего не успел — Андрей уже расправился со штанами, поддел резинку трусов и сжал его член в руке. Впервые. В груди стучало сердце, руки казались ватными, не его, но он провёл по головке пальцем, собрал смазку, снова задвигал по члену ладонью. Было очень жарко, незнакомо. Жарко от дыхания Марата у щеки, от того, как зажмурились его глаза, как приоткрылся рот. Марат отдался — ощущениям его рук на своём теле, тому, как Андрей, не сдержавшись, всё же коснулся губами его щеки, совсем близко к уголку губ, хоть и знал, видел, что Марат от него шарахался как от прокаженного каждый раз, когда Андрей делал это раньше. Марат очертил вокруг себя непонятную, невидимую для Андрея линию — Андрей не понимал, где заканчивается «можно» и начинается «нельзя», вслепую ощупывал границы его крепости, то и дело натыкаясь на колючую проволоку. Целовать было нельзя — видимо, нельзя нигде, но касания губ к щекам, лбу и шее Марат страдальчески терпел.       И теперь — Андрей чувствовал, как под его пальцами дёрнулся кадык Марата, как Марат хотел отвернуться, но не стал: ладонь Андрея в очередной раз сжала его член, и Марат прижался лбом к его плечу, закрыв глаза. Андрей погладил его по волосам и обнял одной рукой. Было жаль, что сегодня Марат предусмотрительно оставил красный галстук в сумке. Он отчего-то смущался каждый раз, когда Андрей обращал на него внимание. А Андрею сносило крышу от такого Марата — сначала от злости, а потом от чего-то иного, запретного, не менее сильного.       Марат содрогнулся в его руках, прежде чем кончить, излившись в руку Андрея. Андрей, одной рукой всё так же гладя его по голове, другой потянулся к полотенцу, вытер об него ладонь, просунул между ними — Марат приподнялся, и Андрей вытер и его тоже. У самого член по-прежнему стоял, в голове мутнело от жажды получить разрядку. Марат, отдышавшись, неловко попытался скользнуть ладонью к штанам Андрея, но Андрей только перехватил его руку, покачал головой, на мгновение прижался губами к его макушке, а затем отстранился, сжал плечо Марата в ладони и надавил на него.       Марат вскинул бровь и недоумённо на него уставился. Андрей погладил его по щеке — Марат не отодвинулся, но скривился, уже отошедший от оргазма. Никакие нежности принимать не собирался. Андрей воспользовался моментом, воспользовался его заминкой, и одним движением перевернул его на живот, схватил за запястья, сжал их в своей ладони у него над головой и придавил своим весом к матрасу. Марат запыхтел от злости.       — Это че ещё такое? — спросил он ледяным тоном, дёрнувшись в попытке вырваться из его хватки.       — Не бойся, — сказал Андрей, поцеловав его в загривок и выпустив запястья. — Я ничего такого не буду делать. Просто хочу вот так. Я спущу твои штаны, хорошо? Немного.       — Обалдел? — Марат, судя по голосу, был всё так же зол, но видимо расслабившееся тело его выдало — он почти сразу же как-то обмяк, уткнувшись лбом в сложенные руки. Тихонько кивнул.       Андрей не стал терять времени. Не сдержался — ещё раз поцеловал его в загривок, прежде чем стянуть с него штаны до колен. Завис на мгновение — Марат перед ним был открытый, готовый, какой-то почти беззащитный, что, конечно же, было совершенно не так. Андрей расстегнул пуговицу и молнию на собственных штанах и снова над ним навис, удерживаясь на локтях. Толкнулся бедрами вперёд, прошёлся членом между ягодиц Марата, и чуть не заскулил не столько от трения, сколько от осознания, что и так — так тоже можно. Марат не пытался вырваться, не делал ничего, только лежал, притихнув. Андрей наклонился и заглянул ему в лицо — Марат жмурился, зацепив зубами кусок простыни. Чмокнул его в щёку, видя, как затрепетали ресницы на закрытых глазах. Снова толкнулся вперёд, член проехался меж ягодиц, и просунул руку между Маратом и постелью — Марат возбуждён. Значит, и так тоже нравилось. Но хотелось услышать. Хотелось, чтобы Марат ему в этом признался. Чтобы не молчал.       Андрей кончил, успев зажав член в руке и поднеся полотенце. Обтёрся, рухнул на кровать, тяжело дыша и прижавшись к Марату плечом. Видел, как дёрнулся его кадык. Как напряглась челюсть. Протянул руку — осторожно, боясь спугнуть, и коснулся ладонью его спины. Марат крупно вздрогнул, руку его с себя скинул и засуетился: выпрямился, сел, а затем вскочил на ноги, начав наспех натягивать штаны. Андрей тяжело вздохнул и тоже сел. Тоскливо взглянул на окно. Солнце больше не слепило глаза.       — Давай покурим, — предложил ему Андрей.       Марат взглянул на него нечитаемым взглядом и покосился на дверь.       — У меня заграничные есть, — снова попытался Андрей. Отпускать его так сразу не хотелось.       Марат, вздохнув, задумчиво облизал губы и ожидаемо кивнул.       Уголки губ Андрея приподнялись.       — Откуда сигареты? — спросил Марат, стоя на балконе в одной футболке и крутя в руках новенькую, ещё не начатую пачку Malboro — Андрей её специально сохранил, незаметно спрятав во внутренний карман куртки, пока Сутулый наспех раскладывал по собственным карманам банки с тушенкой и сгущенкой, которые они тем вечером поделили между всем возрастом.       Андрей пожал плечами и поёжился — середина апреля, — без курток на улице было прохладно.       — Это мы с Сутулым добыли.       — Добыли. — Марат криво усмехнулся. — У кого стащили?       — В магазине на Дзержинского. Тот, который рядом с парикмахерской.       Марат медленно кивнул, открыл пачку, вытащил сигарету, передал Андрею, взял ещё одну себе. Протянул Андрею пачку обратно, на что тот отмахнулся.       — Не надо, забирай себе.       Марат вскинул бровь, но промолчал, отвернувшись и убрав сигареты в задний карман штанов.       Они затянулись. Марат на него не смотрел. Андрей любовался его профилем.       — Кто у вас сейчас за старшего? — тихо спросил Марат, по-прежнему на него не глядя. Казалось, и ответ на вопрос его по-настоящему не интересует.       Андрей удивился — уже начал привыкать к тому, что Марат никакие вопросы не задавал.       — Гвоздь. — Андрей пожал плечами. Марат фыркнул и недоверчиво качнул головой. — Но это так… — он запнулся, не зная, как продолжить. «Временно»?       Марат на заминку внимание обратил — вцепился в него тяжёлым взглядом из-под ресниц, внимательно осмотрел. Уголки его губ дёрнулись вверх.       Андрей его взгляд выдержал и помрачнел.       Вспыхнула обида — возродилась в нём слабым огоньком.       Андрей поджал губы. Марат тихо рассмеялся — издевался.       — Значит, никто. — Марат кивнул. — Но не волнуйся, будет вам старший. — Андрей вскинул голову и нахмурился. Марат сжал челюсть и задумчиво уставился куда-то вдаль, выпустил дым изо рта, а затем затушил сигарету о перила. — Зиму могут по УДО выпустить. Слышал?       Андрей смерил его взглядом. В груди похолодело. На мгновение весь мир сузился до этого балкона, до румяного света заката и Марата — поразительного в своей невозмутимости. Андрей его спокойствия не разделял. Сердце в груди забилось набатом.       Он прочистил горло и медленно покачал головой.       Марат понимающе кивнул.       — Ну вот. Знаешь теперь.       — Что делать будешь? — нетерпеливо спросил Андрей, постучав пальцами по перилам.       Марат усмехнулся, окинув его всезнающим взглядом.       — А что я должен делать? С хлебом и солью встречать не планировал.       — Ты меня понял, — с холодом в голосе сказал Андрей.       Марат улыбнулся — хищно и зло.       — А что я должен делать? — снова поинтересовался он. — Это ты мне расскажи, Андрюша.       — Загасят же так, что мама родная не узнает. — Андрей выдохнул и заходил по балкону взад-вперёд, заметался, вдруг почувствовав себя загнанным в угол клетки диким зверем. Марат рядом с ним и не шелохнулся. Даже бровью не повёл. Стоял, облокотившись на ограждение, и со смешинками во взгляде за ним наблюдал.       Андрея его спокойствие только злило.       — Ты понимаешь, что будет, когда Зима вернётся? Тебя не трогали, пока ещё наш возраст можно было ОКОДом кошмарить. Старших же нет — некому брать на себя ответственность. А Зима вернётся, заявится к тебе раньше, чем на сборы. Ты это понимаешь? — спросил Андрей, остановившись напротив него и с вызовом заглянув в его глаза — всё такие же хитрые и всё на свете знающие. Кровь бурлила в жилах. Не найдя ни намёка на понимание в лице напротив, Андрей сжал челюсть и процедил сквозь зубы: — Обязательно надо было нас сдавать?       Марат вспыхнул. Взгляд — прищуренный, хищный, в мгновение сменился на жёсткий и холодный. Андрею в любой другой момент стало бы не по себе от этого, но сердце гулко билось в груди, а на плечи оседало горькое осознание, обволакивало его со всех сторон. Сдавливало горло. Взглянул на Марата по-новому: Марат всё ещё был крысой, это он подвёл Универсам под суд ради девчонки, которую знал две недели. Это он их сдал, сдал его, Андрея, разрушил всё то, в чём Андрей был уверен, что уже так хорошо знал, в чём начинал чувствовать себя как рыба в воде — впервые в жизни. До пришития он и не подозревал, что может быть так, что можно действовать как единый организм с с кем-то ещё, что всё может быть дозволено, а ты сам можешь быть таким сильным. А Марат, казалось, ни на секунду не сомневался в своём решении. Не укладывалось в голове, как так вышло. Андрей ведь ради него это всё начал. Хотел быть на него похожим, хотел соответствовать. Хотел быть с ним хоть как-то. И чувство единства ему во многом дарил именно Марат, а не кто-то другой. Что делать теперь — он не знал.       Страх окатил его ушатом ледяной воды. И всё, казавшееся таким простым и понятным какие-то двадцать минут назад, сейчас стало походить на пыль.       — А что я должен был сделать? Убийство им рук спустить?       Андрей закатил глаза, покачал головой, отвернулся, открыл дверь и зашёл обратно в квартиру. Марат шёл за ним по пятам. Андрей напрягся, готовый к удару в любой момент. Даже смотреть на Марата в этот момент не нужно было, чтобы знать, что у него от ярости из головы вот-вот пойдёт пар.       — Он её не убивал, — твёрдо сказал Андрей то, что уже ему говорил. Остановился посередине зала и развернулся, взглянул на Марата.       — Он и убил. Словами тоже можно убивать, — сказал Марат. Его ошалевшие глаза, сжатые губы и тяжёлое дыхание.       Андрей вздёрнул подбородок и медленно покачал головой, глядя на Марата сверху вниз.       — Нет. За убийство он сидеть не заслужил. Ничего такого не совершал. Говорил только то, во что верил. Ты и сам же этими законами жил. Будь на месте Айгуль любая другая, ты бы вместе с Турбо на поле орал. Что я, не прав, что ли?.. И голова у тебя дурная. Горячая. Сначала делаешь, а только потом думаешь. Всегда так было.       Удар — точный, сильный, прямой, врезался в скулу раньше, чем Андрей успел моргнуть. Удар ожидаемый, но от этого не менее болезненный. Андрей пошатнулся, сморщился и шмыгнул носом. Марат смотрел на него — взъерошенный, с бешеным блеском в глазах. Его прерывистое дыхание и сжатая челюсть. Его готовность в любой момент броситься на Андрея с кулаками.       — Справедливо, — признал Андрей, потерев щёку ладонью.       Марат хмыкнул и покачал головой. Ринулся к двери, едва не снёс журнальный столик по пути. Андрей молчаливо последовал за ним.       Марат схватил свою куртку с крючка, покрутился по сторонам и недовольно цокнул, быстрым шагом вернулся в комнату, обратно вышел уже с сумкой. Попытался застегнуть молнию на куртке, но пальцы его не слушались, и он оставил эту идею. Он уже начал натягивать кроссовки на ноги, как вдруг замер, поднял взгляд на Андрея и сказал:       — Просто, чтобы ты знал… Вот это всё. — Он жестом указал на пространство между ними. Андрей нахмурился и напрягся. Саднила щека. — Я этого не хотел, — сказал Марат и снова опустил взгляд, наспех обулся, кажется, даже не зашнуровал до конца левый кроссовок.       Андрей склонил голову набок. Всё похолодело внутри.       — Да? — хрипло спросил он, сразу поняв, что Марат имел в виду. — А зачем тогда приходил?       Марат на него не смотрел. Поправил на себе куртку, перекинул сумку через плечо.       — Мне это не нужно было, — продолжил Марат. — Это ж ты херню какую-то придумал. Фляга свистеть у меня одного должна, а не у тебя. А я ж не в себе был. До сих пор… Но я не хотел — ничего не хотел. — Он повёл плечом. Андрей видел лишь его профиль. Видел, как напряглась его челюсть, как он шумно выдохнул и скользнул языком по искусанным губам.       Андрей не мог отвести от него глаз. В горле бился пульс. Неприятное чувство сдавило грудь.       — Ты что такое говоришь?.. — тихо спросил Андрей. — Ты понимаешь, кем меня это делает?.. Я тебя хоть раз к чему-то принуждал, Марат? — Марат вздрогнул, но так и не повернулся к нему лицом, только неловко поправил сумку на плече — словно цеплялся за неё как за опору.       — А это имеет значение? — Марат наконец повернулся и внимательно на него взглянул, вскинув бровь. — Я же не пидор какой-то там. У меня даже мыслей таких никогда не было. В отличие от тебя. Ты ж Айгуль на дух не переносил, а я не понимал почему. — Он слабо улыбнулся. — Думаешь, я не замечал? А началось вот это всё: «Если хочешь общаться — вставай на колени», — передразнил он, шумно выдохнув. Голос почти дрожал.       Андрей смотрел на Марата и будто бы видел его впервые.       — Не передёргивай. Это ты предложил. Не я.       Марат злорадно усмехнулся и мотнул головой. Снова начинал заводиться.       — Я бы сам такое не придумал! Я что, на пидора похож? Я тебя ещё раз спрашиваю!       Андрей смерил его напряжённым взглядом — Марат под ним стушевался, но свой не отвёл.       — Вон дверь, — ровно сказал Васильев, а голос был будто бы и не его. Внутри всё трепетало и свербело. Было страшно и противно. — И чтобы ноги твоей здесь больше не было.       Марат вздёрнул подбородок, поджал губы и посмотрел на него тёмным взглядом, а затем резко отвернулся, шагнул к двери, вцепился в дверную ручку. Ключ повернул, но нехарактерно замешкался на пороге. Плечи опустились, он шумно выдохнул, ещё секунд десять молчаливо помялся в прихожей. Андрей видел, что он хочет ещё что-то сказать. Смягчился. Сделал шаг в его сторону, расценив его заминку по-своему — в груди поселилась надежда, но уже в следующее мгновение Марат дверь открыл и вылетел за неё, не оборачиваясь.