Кольцо фей

      Феи не были друзьями людей. Назвать фей друзьями кого-то, кроме них самих и редких друидов и колдунов, было ошибкой собственного вида. Ошибкой, иногда оставляющей после себя привкус крови во рту. Это вовсе не скрывалось от людей, по крайней мере, не от жителей Альянса Королевств, правитель которого считал, что самым опасным оружием против врагов — информацией — имел право обладать каждый. Однако, знал казалось бы простой факт далеко не каждый, потому как не у всякого обывателя были время и силы, а чаще повод, разбираться в планарных созданиях. Какова вероятность увидеть самую настоящую фею? Недостаточно низка, если интересоваться у хранителей Леса.       Прекрасный Народ отличался дурным нравом. Капризен, непредсказуем, а желания и предпочтения его менялись чаще, чем луна и солнце успевали сменяться. Вести с ним дела прекратили пытаться ещё пару веков назад, когда особо неудачливого и настойчивого купца раздражённые существа превратили в крайне несчастную, но, по рассказам очевидцев, довольно красивую лягушку. Феи терпеть не могли, когда к ним относились не как к силе могучей и мистической.       Вопреки всему выше сказанному, Изуку работать с феями привык. Не с лордами и леди, похожими на людей с аурой чего-то внеземного, а с маленькими и озорными подданными оных. Зевать с ворчливыми сущностями не стоило, спешить тоже. Игнорировать их огоньки подолгу было чревато солнечным ударом со вкусом дикой магии, а пускаться за ними в погоню — переломанными костями, но правила можно было запомнить. Как бы ни менялось настроение обитателей леса, были постоянные черты. Ещё давно, в одном из самых первых своих журналов мальчик выписал их, выведав у своей матери и вычитав в разваливающихся записках бывших борцов Изумруда.       На его территории было только одно большое кольцо, вокруг которого лес расступался в знак немого уважения. Птицы там не пели. Звери лишь проскакивали у краёв просвета, не решаясь ступить шагу туда, где им могли быть не рады. Одни лишь бабочки да пчёлы, казалось, не заметили предупреждения, но их присутствие, судя по всему, скорее приветствовалось. Сам круг, как и большинство других древних, был составлен мухоморами разных цветов и размеров, в тени под шляпками которых иногда открывались глаза. Земля под ними дышала, издавая глубокий, тяжёлый хрип раз в день или два, а свет всегда падал на полянку под немного неестественным углом. Людям стоило держаться подальше. Борцы стали частью леса достаточно давно, чтобы не считаться с этим правилом.       Если подумать, то ему стоило догадаться, что низшие феи никак не могли быть единственными, у кого был доступ к этому кольцу. За чем-то столь большим, больше, чем человеческое сознание, за местом, где оживало неживое и не решалось показываться живое, стоял кто-то древнее, чем кольцо в несколько раз, но соблазн знаний оказался слишком велик. Феи не терпят, когда к ним относятся как к людям. Что, если воспринимать их как божеств из утраченных свитков епископов прошлого?       Изуку начал с небольшого подношения — фигурки зайца, выстроганной им из полена. Угловатая статуэтка не раз стала причиной порезов на руках неопытного мастера, но эксперимент того стоил. Юнец оставил свою работу неподалеку от кольца, не решившись войти в него. На следующий день она пропала. На день после этого матушка нашла на пороге их дома клетку с зелёным зайчонком внутри. Она думала между тем, чтобы отпустить или приготовить животное, но услышав рассказ сына о том, откуда он мог появиться, изменила своё решение. Зверёк прожил всю свою жизнь в лесной избушке, в безопасности от хищников и непогоды. Только спустя пару лет после вступления на роль борца, Изуку понял, почему.       Не так давно он оставил в кольце особое подношение — зеркало. Над рамкой он провёл бессчётное количество часов, которое мог потратить на что-то иное, но не решился. Как только посланник передал ему зеркало, казалось, что останавливать работу над даром для фей было запрещено. Скорее всего ему вовсе не казалось. В тот вечер, когда он, наконец, вставил зеркало в раму, он услышал тихий стук в окно, но не увидел никого за стеклом. Корилус не повёл и ухом, мягко посапывая в своём углу. Собака, натренированная оповещать хозяина об угрозе даже во сне, со слухом в разы острее человеческого, не проснулась. Волосы на затылке Изуку встали дыбом.       Он не медлил с тем, чтобы отдать кому-то то, чего он так желал. На следующий же день зеркало лежало в самом центре кольца из грибов, а борец сделал пометку в дневнике о том, что начинал понимать, почему хранитель северо-запада предпочёл жить в лесу с большой семьёй. Так было легче убедиться, что не сходишь с ума.       Сны начались не сразу. Несколько ночей подряд всё, что видел юноша, было соткано из бархатной тьмы. Он подумал даже, что это могло быть подарком от довольных фей. Ничто не помогает подготовиться к огромной череде обходов, как хороший ночной сон без сновидений. Его шаги снова наполнились уверенностью и силой, утраченной из-за ночей без сна, проведённых над зеркалом. Лето было в самом разгаре и приятная расслабленность позволяла без особого труда проходить маршруты, на которые в прошлом сезоне пришлось убить много сил. Природа пела. Изредка на землю падал приятный грибной дождь, приносящий с собой чувство свежести и твёрдой безопасности. Изуку даже позволил себе оставить лампу дома раз или два, в те чудесные дни, когда мир с самого утра будто намекал на то, что ни одна беда не нагрянет сегодня.       В первый раз, когда это происходит, он просыпается в холодном поту. Он не успевает понять где он, потому что всё, на чём он может сфокусироваться, это то, как его лёгкие заполняет дым. Мимо него в ужасе пробегает животное, которое он не успевает рассмотреть. Он успевает заметить, что шерсть на спине у зверя горит. Там, в глубине леса, слышатся крики. Он не понимает, что происходит. В лесу не должно быть людей, а дикари слишком аккуратны с огнём, чтобы просто так… Поджечь всё. Его лампы не хватит на это. Ничего не хватит на это. Мидория Изуку не маг. Он не может подчинить воду себе, не может заставить небеса рыдать вместе с собой. Он может только упасть на колени и задыхаться, глядя на то, как вокруг него падают деревья.       Когда он наконец приходит в себя, его ноги прижаты к кровати огромным телом его напарника. Пёс жалобно скулит и в любой другой момент он бы посмеялся над тем, что такая громадина может звучать так жалобно. Сейчас у него нет сил на то, чтобы смеяться. Он зарывается лицом в мех и тихо всхлипывает. Это просто кошмар. На следующий день моросит дождь. Мир помогает ему успокоиться, утешить свой испуг и найти комфорт в звуке ударов капель о землю. Он убеждает себя, что даже если это и не просто сон, то он сможет подумать над зловещим предзнаменованием потом. Приятным, сонным утром, когда страх полностью покинет его разум.

Сон повторяется.