Когда это случилось в первый раз, Чуя не придал этому значения.
В конце концов, не было ничего необычного в том, что, возвращаясь домой, он обнаруживал свою невероятно защищенную квартиру в пентхаусе взломанной его бывшим напарником.
Каждый раз шляпы Чуи оказывались спрятаны, одежда разбросана, а однажды даже был случай, когда он, вернувшись с работы, прямо в дверном проеме наткнулся на табличку с надписью
«Ты должен быть настолько высоким, чтобы войти» и стрелкой, оскорбительно указывающей на пустое пространство прямо над его головой.
Поэтому не было ничего странного в том, что, переступив порог квартиры, Накахара увидел включенный в коридоре свет и услышал доносящийся из гостиной звук телевизора, по которому траслировалось кулинарное шоу, посвященное морепродуктам. Подергиваясь от раздражения, он разулся и снял пальто, готовясь увидеть, какой ад Дазай приготовил для него на этот раз.
Вот тогда-то все и начало становиться странным.
Чуя не нашел ничего подозрительного. Ни одна из его вещей не была разбросана, ни шляпа, ни вино не были тронуты. Единственным необычным явлением, которое он обнаружил, стал Осаму, глупо вытянувший длинные ноги на диване и скрестивший руки за головой. Прикрыв глаза, он слушал кулинарный канал, с легкой улыбкой кивая на каждый совет, который давала женщина на экране.
Накахара медленно приблизился к дивану, и глаза Дазая распахнулись в притворном удивлении, как будто он не следил за движениями Чуи с того момента, как тот открыл дверь. Осаму так обрадовался его появлению, что рыжий не удивился бы, обнаружив у него за спиной виляющий хвост. Он сморщил нос и скрестил руки на груди.
— Какого хрена ты делаешь в моей квартире, скумбрия?
— Чиби! — радостно пропел Дазай, усевшись и подтянув к себе ноги. Забинтованные руки обхватили лодыжки, создавая образ детской невинности.
Но Чуя слишком хорошо знал этого человека, поэтому он лишь нахмурился и прорычал:
— Что ты натворил, кусок дерьма? Клянусь, если ты снова вылил все шампуни в раковину!
— Да-да, ты будешь очень громко лаять, если я это сделаю. Вообще, я предпочитаю, чтобы моя собака была ухоженной, пусть даже она тратит целое состояние на дорогие косметические средства. — Осаму пренебрежительно махнул рукой, продолжая скромно улыбаться, несмотря на поток оскорблений, слетающий с его губ.
Чуя схватил Дазая за рубашку и дернул вперед, свесив наполовину с дивана и устремив на него озлобленный взгляд. Осаму с готовностью подался навстречу, позволяя управлять собой, словно тряпичной куклой и не переставая раздражающе улыбаться.
— Назови хоть одну причину, по которой я прямо сейчас не выброшу твою надоедливую задницу в окно.
Ничуть не обеспокоенный, Дазай лишь сильнее прильнул к чужой руке. На фоне работал телевизор, но его шум заглушался нарочито мягким взглядом, от которого у Чуи в горле появился ком.
— Я голоден! Будь хорошим слизняком и приготовь что-нибудь для меня.
Накахара сузил глаза. Он не чувствовал скрытых мотивов, но это не означало, что Осаму можно доверять.
— Если ты голоден, иди домой и поешь! Я не твоя гребаная горничная.
Дазай бесстрастно моргнул. На мгновение на его лице промелькнуло странное выражение, которое Чуя не успел распознать до того, как оно исчезло.
Между ними повисло молчание, усугубляемое настойчивым звучанием кулинарного канала. Осаму ничего не говорил, и хотя его все ещё трудно было прочитать, Чуя понял, что он вызвал в пустой голове своего напарника какую-то дилемму. Он не знал, какую именно, но ему не нравилось видеть такую реакцию.
И поскольку рыжий не хотел думать, почему ему неприятно наблюдать как Дазай уходит в собственные мысли, он просто цокнул и толкнул его обратно на диван. Осаму вернулся в исходное положение, но выражение его лица не изменилось. Увидев это, Накахара нахмурился сильнее.
— Хорошо.
Услышав неохотное согласие Чуи, глаза Дазая загорелись, не оставив в себе ни намека на внутренние разногласия.
— Я накормлю тебя, — рыжий скрестил руки на груди и приподнял бровь, услышав тихий вздох восторга, который издал его бывший напарник. — Давай-ка я проясню ситуацию. Я накормлю тебя, придурок, а потом ты уйдешь! Это, блядь, не будет обычным делом, понял? Ты можешь прокормить себя сам, черт возьми!
Это стало обычным делом.
•••
Следующая странная вещь произошла в душе. В буквальном смысле.
Осаму уже не в первый раз становился угрозой, когда Чуя пытался расслабиться в душе. Обычно его средства для волос таинственным образом исчезали, вода внезапно переключалась на холодную или совсем выключалась, когда мыло попадало в глаза.
Но это был первый раз, когда Дазай решил присоединиться к нему в этом гребаном душе.
Как только стеклянная дверь распахнулась, Чуя схватил незваного гостя за горло и прижал к кафельной стене. Поднявшаяся рука обхватила его запястье, и Накахара впился взглядом в глаза Дазая, едва не подавившись невероятной наивностью, которую он снова обнаружил в них.
— Какого хрена ты делаешь!? — гневно процедил он, не потрудившись ослабить хватку даже когда горло Осаму дернулось под его ладонью.
— Разве это не очевидно, слизняк? — Дазай наклонил голову так сильно, как только мог, невинно моргая в ответ. — Я пытаюсь принять душ.
— Разве ты не заметил, что я уже принимаю душ, придурок? — Чуя не сводил глаз с лица Осаму, не позволяя своему вниманию отвлечься ни на долю секунды. Он отказывался смотреть вниз, чтобы случайно не увидеть
какую-либо другую часть Дазая, кроме... — Какого черта ты приперся сюда в бинтах?
— Чуя! — Осаму жалобно надул губы, и Накахара отказался считать его милым. Коварным — возможно. Раздражающим — безусловно. Но милым..? — Мы должны экономить воду!
— Нет, мы не должны! Почему бы тебе не пойти домой и не принять душ, ты, ебучая заноза в моей заднице! — Чуя оттолкнул от себя Дазая и отступил назад, давая возможность убраться к чертовой матери. Вода попала на лицо, и он сердито убрал с глаз мокрые волосы, загораживающие весь обзор.
И Накахара был рад, что сделал это, потому что иначе он мог бы пропустить выражение, промелькнувшее на лице Осаму. Всего на долю секунды, но рыжий успел заметить, как чужие брови нахмурились, губы напряженно сжались, а карие глаза потускнели. Дазай быстро вернул себе более нейтральный вид, нацепив фальшивую улыбку, от которой у Чуи внутри что-то неприятно скрутилось.
С ворчанием он схватил Дазая за плечи и поменял их местами, полностью подставляя под струю воды. Копна каштановых волос намокла в считанные секунды, и Осаму зашипел, пытаясь вырваться. Чуя торжествующе ухмылялся до тех пор, пока Дазай не замотал головой, обдав его лицо шквалом капель.
— Немедленно прекрати!
— Не будь таким злым!
— Ты же сам хотел принять душ! — Накахара потянулся за шампунем и налил немного на ладонь, потерев друг об друга руки для образования пузырьков. — Заткнись и спускайся уже сюда.
Дазай задумчиво прогудел, его губы изогнулись в лукавой ухмылке. — Может, это тебе стоит подняться сюда?
— Чтобы ты обнулил мою способность и уронил меня на задницу? Я так, блядь, не думаю. Наклони свою чертову голову!
Они уставились друг на друга, после чего Осаму издал слишком драматичный вздох и сгорбился настолько, что Чуя смог дотянуться до него и начать энергично втирать шампунь. Дазай заскулил, пытаясь отстраниться, но рыжий крепко держал за волосы, не позволяя этого сделать.
— Я нежный, чиби! Нежный!
— Нежный он, конечно. — пробормотал Накахара и все-таки замедлился, увидев, что губы Осаму сжались, а лицо болезненно скривилось. Он намыливал волосы, все больше погружаясь в процесс, в то время как Дазай начал расслабляться, практически обмякая в его руках.
Накахара сглотнул от внезапной сдавленности в горле. Это было так интимно, так не похоже на их обычное поведение, что Чуя ощутил, как теплое чувство разлилось в груди. Эмоции, которые он годами подавлял, бурлили в нем, и ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, почему.
Ему это нравилось.
Он поджал губы, глядя, как мыло стекает по шее Дазая, впитываясь в промокшие бинты, плотно облегающие горло. Те, что были на руках, держались хуже, едва не спадая с них.
— Эй, Дазай?
Осаму поднял голову и приоткрыл глаза, показывая, что он слушает. Чуя снова сглотнул. Как, черт возьми, он должен спросить у Дазая, может ли он снять бинты? Эта ситуация и без того уже достаточно ненормальная, но...
Не то чтобы он никогда не видел, что скрывается под ними. Учитывая их деятельность, Чуе не раз приходилось после неудачных миссий, (точнее тех, где что-то пошло не по плану, так как миссии они никогда не проваливали) обрабатывать Дазаю раны и менять бинты, накладывая новые.
Но прошло много лет, и теперь они стали другими людьми. Возможно, Осаму больше не доверял ему.
Возможно, Чуя не был готов смириться с этим.
— Ты можешь снять их. — голос Дазая прозвучал настолько тихо, что Чуя едва услышал его из-за шума воды, но этого было достаточно, чтобы все беспокойные мысли пропали из головы. Он поднял глаза и устремил взгляд на Дазая, ища в его выражении признаки лжи или дискомфорта.
Но даже не найдя ничего из этого, он все равно должен был уточнить.
— Ты уверен?
Осаму кивнул и потянулся к шампуню.
— Но только если я смогу оказать ответную услугу. Я ведь говорил, что мне нравится, когда моя собака ухожена, не так ли?
— Кого это ты называешь собакой? — проворчал Накахара, не найдя в себе сил злиться, когда руки Дазая зарылись в его волосы.
Чуя не ожидал, что к нему будут так внимательны. С довольной улыбкой Осаму осторожно прошелся от корней до самых кончиков, втирая шампунь в каждую прядь и тихо напевая под нос незамысловатую мелодию.
Вся эта ситуация заставила сердце Чуи учащенно забиться, и пока он отчаянно пытался избавиться от мысли, что стало причиной такой реакции, его взгляд неосознанно скользнул по груди Дазая, и он, наконец, вспомнил, чем собирался заняться. Потянув за обмякшие бинты на чужом торсе, он не спеша начал разматывать их, с мокрым шлепком сбрасывая на пол.
— Это не будет обычным делом, ты понял? — пробормотал рыжий, распутывая бинты на руках, в то время как Осаму почесывал место у него за ухом.
Когда в ответ лишь неопределенно хмыкнули, Чуя повторил с такой уверенностью, что сам себе не поверил:
— Я серьезно, скумбрия! Ты, блядь, можешь сам принять душ!
Это стало обычным делом.
•••
Чуя вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь, прислонившись к ней спиной, чтобы немного опереться. Откинув голову назад, он закрыл глаза и сосредоточился на глубоком дыхании.
Его миссия была настолько долгой, раздражающей и напряженной, что Чуя не мог вспомнить, когда в последний раз так сильно уставал. Сейчас ему просто хотелось провести несколько дней в кровати, и он очень надеялся, что не понадобится боссу в свои законные выходные.
Накахара приоткрыл один глаз, ожидая, что в его пространство вторгнется назойливая скумбрия, желающая помешать заслуженному отдыху. Квартира, как ни странно, оказалась нетронутой. Все вещи были на месте, на стенах отсутствовали глупые рисунки или таблички, оскорбляющие его рост. Ничто не указывало на то, что здесь был Дазай.
Возможно, он узнал, что Накахара будет отсутствовать большую часть недели, и не стал утруждать себя появлением, решив, что не так весело делать пакости, если рядом нет никого, кто мог бы разозлиться на них.
А может, он все же был здесь, и Чуя просто ещё не обнаружил устроенный им беспорядок.
На размышления об Осаму уходило слишком много драгоценной энергии, которой и без того почти не осталось. Чуя разберется с этим позже, гораздо позже, когда у него будут силы разозлиться на то, что его бывший напарник устроил в его отсутствие.
С вымученным стоном Накахара оторвался от двери, не спеша стянул с себя пальто и скинул ботинки. Его движения были медленными и скованными, ноги затекли, поэтому он полагался в основном на свою способность, которая помогла ему преодолеть путь до спальни. Ленивым движением он щелкнул по выключателю, осветив комнату.
И остановился.
— Чибии, — пожаловался голос, доносящийся из-под одеяла. Дазай, уютно устроившийся в его кровати, уткнулся лицом в подушку Чуи и тяжело вздохнул. — Выключи свет, ладно? Кое-кто здесь пытается заснуть.
Накахара почувствовал, как в висках запульсировало. Все тело ломило, и он знал, что если бы не поддерживал себя способностью, то рухнул бы прямо здесь. Он был слишком уставшим и чертовски измученным для того, чтобы разбираться с выходками Дазая, и все, чего он хотел — это, черт возьми, поспать.
Мысли были прерваны ощущением прохладных ладоней на собственных щеках. В следующую секунду яркая вспышка ослепила глаза, и он упал в объятия Дазая, ненавидя себя за проявленную слабость.
Но ему стало все равно в тот момент, когда Осаму поймал его.
Длинные руки обхватили обессилевшее тело, удерживая в вертикальном положении, и Чуя не беспокоился о том, что может упасть. Он, как и раньше, был уверен, что Осаму никогда не позволит этому случиться.
Ведь они были напарниками, и именно так обычно поступают напарники.
Не имело значения, сколько лет прошло с тех пор, как Дазай покинул Портовую мафию, покинул его. Он все ещё знал Осаму, знал, когда на этого ублюдка можно положиться, также как знал, когда он может использовать уязвимость и эмоции Накахары против него.
Сейчас? Это был не один из тех случаев, поэтому Чуя расслабился и закрыл глаза.
— У меня нет сил разбираться с этим дерьмом, скумбрия. Какого черта ты делаешь в моей постели?
— Я просто пытался согреть подушку своего пса, пока его не было дома. — голос Осаму никогда не терял озорства, но, несмотря на это, сейчас он звучал тепло и мягко, вызывая расслабление и сонливость, которым невозможно было сопротивляться. Наклонив голову, Чуя прижался щекой к груди Дазая и сосредоточился на его дыхании.
— Я... я не буду делать это сегодня, Дазай. — у него не было сил на их обычные препирательства, и ему нужно было, чтобы Осаму знал и понимал это.
— Нам не нужно ничего делать, чиби. — спокойно ответил Дазай, и Чуя,
возможно, по глупости поверил ему.
Его потянули к кровати и заставили сесть на край. Рыжий сонно моргал, пытаясь уследить за движениями, пока с него постепенно снимали рабочую одежду. Чуя не увидел, куда Дазай сложил его вещи, и не задумывался над тем, откуда он знает, где хранится его пижама. Все эти вопросы он задаст завтра, потому что… Черт возьми, сколько времени Дазай проводит в его квартире? Возвращается ли когда-нибудь в свое общежитие?
Хотел ли этого Чуя? Находиться вдали от дома для него было обычным делом, но быть вдали от Дазая, после того, как этот ублюдок так долго вторгался в его пространство, казалось чем-то непривычным, нежелательным и вызывающим стресс (который он объяснял беспокойством о том, что Осаму может сделать с квартирой во время его отсутствия).
Но теперь, когда он был дома, когда Дазай находился прямо перед ним? Теперь, когда Чуя мог слышать его глупый голос и видеть идиотские ухмылки? Он скучал по этому забинтованному засранцу.
Дазай прижал палец ко лбу Чуи и разгладил образовавшуюся между нахмуренных бровей складку.
— Не думай слишком много, слизняк.
— Иди к черту.
Накахара потянулся вверх и взял Осаму за запястье. Он провел пальцем по бинтам и надавил в том месте, где почувствовал биение сердца. Дазай прекрасно контролировал каждую часть своего тела — дыхание, пульс и даже подергивание брови, так что Чуя не знал, как, черт возьми, он должен был выяснить что-то наверняка. И все же это не мешало ему
хотя бы попытаться найти хоть малую толику правды, которую Осаму так упорно пытался скрыть.
— Почему ты продолжаешь приходить сюда? Почему никогда не возвращаешься домой?
Сердцебиение, едва ощутимое из-за бинтов, на секунду участилось, и если бы Чуя не был так внимателен к его каждому вздоху, то, возможно, даже не заметил бы этого. Он поднял глаза, чтобы увидеть лицо Дазая.
Его губы сжались, брови нахмурились, а глаза… Накахара заметил вспышку боли в его взгляде, прежде чем он успел скрыть её. Внутренний конфликт разгорелся с новой силой, и Чуя... просто чертовски устал, чтобы думать о последствиях.
— Давай, придурок. — все ещё держа Осаму за запястье, Чуя попытался забраться под одеяло, потянув его за собой. Дазай с тихим охом завалился на кровать, бормоча жалобы о том, каким грубым чиби был Чуя и что не следует так жестоко обращаться с его хрупким телом.
Чуя по большей части игнорировал его. Ему очень хотелось спать, и пока Дазай не пытается его разбудить, он может какое-то время оставаться здесь. Разорвать физический контакт с Осаму оказалось невероятно трудно, но ему пришлось ненадолго сделать это, чтобы использовать Смутную печаль и запустить тапочек в выключатель, тем самым потушив верхний свет.
— Ложись спать. Если не будешь раздражать, я тебя не выгоню.
Внезапно Осаму застыл, сделавшись абсолютно неподвижным, и Чуя даже засомневался, дышит ли он вообще. В следующее мгновение Дазай медленно вытянул руки и обхватил ими рыжего, прижав к себе. Глубоко вздохнув, Чуя уткнулся носом в чужую шею и закрыл глаза, впервые за много дней почувствовав себя полностью расслабленным.
Он не станет размышлять об этом до тех пор, пока не останется наедине с собой, чтобы иметь возможность хорошенько подумать о здравости своего ума.
— Чуя, ты кое-что забыл.
— М?
— Разве ты не собираешься сказать, что это не будет обычным делом?
Чуя ничего не сказал.
•••
— Ты, должно быть, считаешь себя чертовски хитрым? — прорычал Накахара подходя к Дазаю, который, одетый в свое бежевое пальто, старался выглядеть незаметным, стоя в баре, до краев заполненном мафиози в черном.
У Осаму, по крайней мере, хватило порядочности выглядеть немного раскаявшимся, пусть даже Чуя ни на секунду не поверил в это. Взгляд карих глаз был острый, а ухмылка — холодной и пустой, совсем непохожей на те, которые Накахара видел в последнее время. Дазай едва пошевелился, когда рыжий приблизился к нему — лишь опустил голову для поддержания зрительного контакта.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, чиби. Неужели опять пытаешься думать? Мозг слизняка настолько маленький… как бы он не взорвался от таких нагрузок.
Чуя схватил Дазая за ворот и прижал спиной к стене, не отводя взгляда от наполненных раздражающим самодовольством глаз. Шум бара отошел на задний план, все его внимание сосредоточилось на бывшем напарнике.
Дазай согнул ноги и сполз по стене вниз, чтобы уменьшить разницу в росте, на что Накахара с тихим рычанием уперся коленом ему в живот, лишая возможности дальше насмехаться над ним. Осаму на это улыбнулся, явно довольный тем, что сумел разозлить Чую и завладеть его вниманием.
— Ты просто невероятен, — проговорил Накахара, качая головой. Он посмотрел налево, затем направо и усмехнулся раздражению, промелькнувшему на лице Дазая в тот момент, когда внимание Чуи переключилось на что-то другое. — Ты предатель на территории Портовой мафии. Каждый человек в этой комнате с удовольствием выпотрошил бы тебя или сдал Мори. Что их останавливает?
Дазай выгнул бровь. Его взгляд сделался настолько красноречивым, что в нем безошибочно можно было прочитать немой вопрос:
Действительно, Чуя. Что же их останавливает?
Накахара фыркнул на это заявление, но не стал ничего отрицать. Он придвинулся ближе, заговорив вполголоса:
— Заткнись. Я тебя, блядь, терпеть не могу. Какого черта ты вообще здесь делаешь?
— Слежу, чтобы моя собака не отходила слишком далеко от своего хозяина, вот и все. — Осаму пытался сохранить невозмутимый вид, но рыжий видел его насквозь: в каждой черточке лица напротив читался тихий гнев, он прослеживался даже в том, как собственнически правая рука Дазая обхватила его запястье.
Чуя сузил глаза.
— Я на деловой встрече, придурок.
— Деловая встреча только с одним человеком? — Осаму недоверчиво приподнял бровь.
— Ты обвиняешь меня в том, что я тут на гребаном свидании? — Накахара покачал головой и тихо засмеялся, глядя на то, как губы Дазая дернулись от раздражения. Рука на его запястье слегка сжалась. — Ты, должно быть, издеваешься надо мной. Я не на свидании, ты, кусок дерьма!
Осаму бесстрастно моргнул, и Чуя ухмыльнулся, наклоняясь вперед. Он был уже достаточно близко, чтобы чувствовать неровное дыхание на своих щеках, и от этого желание придвинуться ещё ближе лишь усиливалось. Он говорил низким голосом, его слова были предназначены только для Дазая:
— Какое тебе вообще дело до того, было ли у меня свидание или нет? Мы же не вместе, значит, мне можно встречаться с другими, верно?
Дазай сузил глаза, продолжая хитро улыбаться. — Должно быть, это не очень интересное свидание, если сейчас ты здесь, со мной.
— Я не на свидании, ты-
— Чуя обещал вернуться сегодня домой пораньше, или шляпа съела так много его крошечного мозга, что он уже забыл? — раздраженно перебил Осаму. Выражение его лица оставалось неизменным, но рыжий мог представить, как внутри он дуется и топает ногами.
— Сейчас середина... — Накахара закатил глаза, не желая продолжать это. — Иди домой, Дазай.
Осаму напряженно выдохнул, усилив хватку на чужом запястье. Сейчас, когда речь снова зашла об этом, он не стал скрывать выражение своего лица, и на этот раз Чуя мог четко и ясно разобрать слова, которые Дазай скорее умрет, чем произнесет вслух.
Мой дом там, где ты.
Рыжий подался вперед, соединяя их губы в требовательном поцелуе, в котором, вероятно, было слишком много зубов, слишком много языка, слишком много силы — но на это ушло чертовски много времени, поэтому сейчас такие мелочи были абсолютно не важны. Этим поцелуем он хотел заявить свои права на Дазая, хотел, чтобы на него заявили в ответ, и сделать это так, чтобы все видели.
Чтобы у его дерьмового напарника не осталось никаких сомнений.
Он проглотил вздох Дазая и зарылся пальцами в каштановые волосы, удовлетворенно промычав, когда чужие руки обхватили его талию. Губы Осаму снова подались вперед, и Чуя ответил ему тем же. Он знал о вине, оставившем у него на языке свой терпкий вкус, который Дазай совершенно не любил, и все же с упоением выцеловывал каждый миллиметр, будто никогда не пил ничего слаще.
Их поцелуй замедлился, превратившись в нечто слишком интимное для того, что может происходить на публике. Рыжий попытался отстраниться, почти потерпев неудачу, когда Дазай жалобно заскулил. Накахара отодвинулся на небольшое расстояние. Их носы соприкасались, в то время как он смотрел в карие глаза, почему-то такие довольные и изумленные, что Чуя мог только покачать головой в притворном раздражении.
— Иди домой, Дазай. — проговорил он, вкладывая ключ от своей квартиры в чужую ладонь. — А когда я вернусь, то надеру твою тупую задницу за все выходки. Понял?
Улыбка Осаму не изменилась, не утратила своего коварного настороженного выражения, достаточно острого, чтобы вселить страх в сердца каждого мафиози в этом баре, но Накахара мог видеть подлинное счастье, скрывающееся под этой устрашающей маской. Дазай положил ключ в карман и, выпрямившись, почти нависнул над Чуей, запечатлев быстрый дерзкий поцелуй на его губах.
— Не заставляй меня ждать, чиби. Увидимся дома.
Накахара проследил, как он выходит за дверь. Убедившись, что этот придурок действительно покинул бар, его взгляд скользнул по залу, и он заметил, как несколько человек повернулись на местах, поспешно вернувшись к своим разговорам. До его слуха донеслись шепотки о том, что это только что произошло между двумя членами Двойного черного, которые, как всем известно, ненавидят друг друга.
Улыбаясь, Чуя сунул руки в карманы и направился к барной стойке, где его все ещё ждал деловой партнер.
•••
Основное освещение в квартире было выключено. Работала лишь проходящая по периметру потолка подсветка и несколько напольных ламп, наполняя помещение теплым светом. Оставив верхнюю одежду, Накахара прошел вглубь квартиры и, к удивлению, Дазая там не обнаружил. Излюбленный им диван, как и кухня с гостиной, был пуст.
Осаму нашелся в спальне, удобно устроившийся на кровати с книгой в руках, переодетый в домашние штаны с футболкой, без бинтов. От этого в груди разлилось теплое чувство, и Накахара понял, что пялится, только когда встретился взглядом с карими глазами, заинтересованно смотрящими на него из-под челки.
— Как прошла твоя деловая встреча? — как ни в чем не бывало поинтересовался Дазай, откладывая книжку на прикроватную тумбочку и усаживаясь по центру кровати.
— Отлично, но один ублюдок устроил сцену, и мне пришлось разбираться с ним, растрачивая свои драгоценные нервы. — проговорил Чуя, доставая из шкафа домашнюю одежду.
Стрельнув недовольным взглядом, он вышел из спальни. Дазай усмехнулся ему вслед и, услышав, как дверь ванной хлопнула, с довольной улыбкой откинулся на подушки. Чуя может сколько угодно ворчать и хмурить брови, но Дазай прекрасно знает, что он пытается скрыть за напускным раздражением.
И сегодня они зашли слишком далеко, чтобы так просто отпустить эту ситуацию.
Именно поэтому, когда спустя долгие полчаса послышался щелчок открывающегося замка и приближающиеся тяжелые шаги, сопровождаемые ругательством, он поднялся с кровати.
— Где моя расческа?! Чертов ты придур-
Чуя, весь красный после душа, влетел в комнату и запнулся, едва не вписавшись носом в грудь Дазая. Тот с готовностью поймал его за плечи и дернулся от неожиданности, когда вместо футболки почувствовал ладонями влажную и горячую кожу.
Накахара был одет в одни пижамные штаны. Капельки с запутанных рыжих волос падали ему на грудь и стекали к прессу, оставляя за собой мокрые дорожки. Осаму, пусть и видел Чую голым, они все таки иногда мылись вместе, к такому оказался не готов и лишь растерянно моргнул.
Накахара приподнял бровь.
— Ну и долго ты собираешься держать меня, скумбрия?
Дазай только сейчас пришел в себя, и от вида
ещё сильнее раскрасневшегося, такого
смущенного недовольного Чуи, уголки губ сами поползли вверх. Кончики пальцев скользнули по бархатной коже, медленно подобрались к шее, как бы случайно задевая линию челюсти и по итогу зарываясь во влажных кудрях.
— Чиби, позволишь мне расчесать твои волосы?
Накахара выглядел сбитым с толку ровно до того момента, как не заметил свою расческу в руках Осаму. Возмутиться ему не дало выражение лица напротив — такое счастливое, пусть и не лишенное привычной игривости. Он закатил глаза и вышел из комнаты, молча призывая идти за собой.
Дазай,
как обычно на удивление осторожен и нежен. Он распределяет по рыжим волосам выданные ему сыворотки, даже ни слова не говорят о их цене, массирует затылок кончиками пальцев, отчего Чуя млеет и едва не мурчит, а потом грамотно, начиная с кончиков, расчесывает уже не такие влажные кудри. Закончив, он отвлекается от них и переводит взгляд на большое зеркало перед собой, встречаясь там с голубыми глазами. Горячо выдыхая в шею, Осаму мягко целует покрасневшее ушко и шепчет, наблюдая за каждым изменением на чужом лице:
— Есть ли что-нибудь ещё, что хотел бы сделать чиби?
— Только если убить тебя.
— Ты бы никогда, — бормочут в ответ, утыкаясь лицом в шею.
Накахара судорожно выдохнул, не веря, что это происходит с ними.
В реальность вернули легкие, ненастойчивые поцелуи, которые начал оставлять Дазай. От ощущения горячих ладоней на талии по телу пробежалась новая волна мурашек, и Чуя окончательно сдался, откинув голову на чужое плечо и прикрыв глаза, чем сразу же воспользовался Осаму, оставив влажный поцелуй на скуле. В следующую секунду рука с талии скользнула ниже, под резинку домашних штанов, обхватив постепенно твердеющий член. Рыжий выгнулся и распахнул от неожиданности глаза, напрочь забыв, что находится перед зеркалом.
Чуя уставился на отражение, не в силах отвести взгляд: он, раскрасневшийся, ловящий ртом воздух, плавящийся в объятиях Дазая, потемневшие глаза которого тоже с жадностью всматривались в картину, создаваемую ими самими. Он медленно двигал рукой, наблюдая за реакцией, а Накахара просто не мог этого выдержать, распадаясь на части.
— Скажи, Чуя — послышался шепот над ухом. — Кто ещё видел тебя таким? — свободная рука поднялась чуть выше и надавила на бусину затвердевшего соска. — Кто ещё прикасался к тебе так?
Движения ускорились, и Накахара, не зная, куда себя деть, прижался к Дазаю, почувствовав ягодицами его напряженный член. Он улыбнулся прерывистому вздоху, опалившему ухо, и притерся сильнее, с наслаждением наблюдая за тем, как прежде уверенное выражение лица рушится, как дыхание сбивается, как Осаму теряет самообладание и в погоне за собственным удовольствием неосознанно подается навстречу.
Чуя извернулся в его объятиях и обхватил шею, заставляя наклониться. Когда между ними остались считанные сантиметры, он, не разрывая зрительного контакта, зашептал в самые губы:
— Ты же знаешь ответ. Знаешь, что только с тобой я чувствую себя свободно. Знаешь, что только ты можешь приходить ко мне домой. Знаешь, что только тебе позволено делать со мной
все, что пожелаешь.
Эти слова были ответом на все вопросы. Это было признание.
Это было разрешение.
Дыхание проскальзывает из приоткрытых губ Дазая и теплым дуновением оседает на губах Чуи, который с готовностью отвечает на поцелуй, почти интуитивно сминая чужую футболку, в то время как крепкая ладонь поднимается выше по его спине и останавливается между лопаток, прижимая ближе.
До спальни они дошли кое-как: Чуя отказывался отцепляться от Дазая, а последний был только рад, поэтому проделал весь путь спиной вперед, слепо шагая туда, куда направлял рыжий. В какой-то момент его просто толкнули, и Осаму без задней мысли завалился на мягкие покрывала, утягивая Накахару за собой.
У Чуи шелковые, теплые, припухшие от поцелуев губы, тонкая шея и дрожащая жилка пульса, которую Дазай настойчиво ласкает губами — легко, невесомо и действительно долго, не в силах оторваться. Теплые пальцы пробираются под его футболку, водят по подтянутому животу, не пропуская ни единого шрама, а потом вовсе стягивают мешающую ткань, отбрасывая в угол комнаты.
Накахара нетерпеливо ёрзает на бедрах Дазая, чтобы хоть как-то облегчить скопившееся внизу напряжение, и от этого совсем не замечает, как оказывается прижатым к кровати. Осаму стягивает с него штаны и просит развести колени, удобно устраиваясь между ног.
От ощущения горячих поцелуев, плавно переходящих от живота к внутренней стороне бедра, Чуя дрожит и сминает в руках простынь. Ему не терпится, а Дазай специально тянет время, мучая обоих. Именно поэтому он зарывается в каштановые волосы и тянет на себя, пока их лица не оказываются на одном уровне.
— И долго мне ещё ждать? — прерывистое дыхание не дает нормально говорить. Осаму ловит его вздох, жадно впиваясь в покрасневшие губы.
— Нам некуда торопиться, — мурлычет он, осыпая поцелуями румяные щеки и наклоняясь вперед в попытке до чего-то дотянуться. Чуя почти весь оказывается под ним: грудь Дазая перед его глазами, и все внимание рыжего сосредоточено на затвердевших сосках, которые он сначала гипнотизирует взглядом, а потом обхватывает губами, слегка прикусывая.
— Блять… — Осаму шипит и сильнее жмется бедрами, в то время как Накахара, довольный полученной реакцией, оставляет укус под ключицей.
— Что ты там ищешь, придурок?
— Смазку.
Чуя отрывается от чужой груди и выгибает бровь. Он никогда ни с кем не спал, и таких вещей у него в доме не водится. Почему Дазай вообще решил её там искать?
— Я не храню в тумбочке смазку.
— Я храню.
Это вызывает некоторые вопросы, но не один из них не успевает быть озвучен, потому что Осаму жадным поцелуем впивается в губы, откидывая на кровать лубрикант и упаковку презервативов. Ничем из этого раньше не пользовались, все выглядит новым, и Чуя ловит себя на мысли, насколько давно Дазай это спланировал.
Накахара вздрагивает, чувствуя, как пальцы осторожно поглаживают у входа, и прикрывает глаза — пока не так неприятно, лишь когда один из них входит, по телу разносится очень странное ощущение дискомфорта. Он против воли сжимается и громко дышит, но после ласкового поцелуя в висок немного успокаивается, привыкая.
Нежные поцелуи спасают положение: Чуя отвлекается, и Дазай в это время добавляет второй палец, проворачивая и слегка сгибая внутри, из-за чего рыжий скулит. Все тело трясет от волны удовольствия, Чуя вцепляется в чужие волосы, а когда движение повторяется, он не сдерживается и громко стонет, прогибаясь в спине.
— Осаму… — это настолько приятно, что, кажется, можно кончить прям так, и хочется больше, даже несмотря на ещё ощутимое покалывание.
Дазай завороженно наблюдает, как его пальцы входят в горячее нутро. Член болезненно пульсирует от длительного напряжения, но он даже не думает отвлекаться на него. Осаму, кажется, волнуется больше Чуи, боясь в силу собственной неопытности сделать больно, поэтому узкое тело он разрабатывает долго и как можно более аккуратно, срывая стоны и всхлипы, доводя до исступления.
Когда внутри свободно двигаются три пальца, а Накахара активно подмахивает им навстречу, Дазай отстраняется под недовольное мычание.
— Как ты хочешь? — спрашивает он, осыпая поцелуями тонкую шею, покусывая в некоторых местах.
— Тебя хочу видеть, — рыжий тянет Осаму за плечи и укладывает на подушки, перекидывая ногу через его бедра и усаживаясь сверху. — Я сам все сделаю.
Чуя такой красивый, такой желанный и нуждающийся, что Дазай не может отвести от него взгляд. Опираясь спиной на изголовье кровати, он поглаживает бархатную кожу ягодиц, в то время как Чуя раскатывает презерватив, бесстыдно долго рассматривая его член. Осаму от такого внимания ещё сильнее краснеет, что не остается незамеченным, и Накахара, не разрывая зрительный контакт, добавляет смазку, неспешными движениями распределяя её по всей длине, уделяя этому намного больше времени, чем необходимо.
Дазай закидывает голову и громко дышит — он слишком долго терпел и сейчас на каждое прикосновение реагирует намного чувствительнее. Чуя тоже на пределе, поэтому решает
сегодня никого не мучить: он вытирает руку об простынь и приподнимается на коленях, неуверенно оглядываясь и хмуря брови, размышляя, как правильнее будет сделать.
Охваченное желанием и волнением тело дрожит. Накахара нервно жует губу, когда щеку накрывает теплая ладонь и слегка тянет на себя, заставляя повернуться. Голубые глаза встречаются с карими, и все переживания уходят прочь: Дазай смотрит на него таким мягким взглядом, одной рукой успокаивающе оглаживает спину, а другой обводит скулу, заправляя за уши выбившиеся прядки рыжих волос. Он приподнимается, оставляя нежный поцелуй на приоткрытых губах.
— Чиби, бесспорно, очень самостоятельный, но могу ли я немного помочь?
— Вот только не надо строить из себя знатока, — Чуя фыркает, но в противовес своим словам льнет ближе и обнимает Дазая, устраивая голову на его плече.
Сдерживая смешок, Осаму целует порозовевшее ушко. Он проводит пальцами по позвонкам, чувствуя, как чужая кожа покрывается мурашками, спускается к пояснице, оглаживает бедра и касается трепещущего колечка мышц, немного припухшего и намного более податливого после растяжки.
— Я хочу… — Чуя нетерпеливо ёрзает и почти задыхается, когда сразу два пальца проникают внутрь, с точностью попадая по простате. Они так же быстро исчезают, и Накахара даже не успевает пожаловаться на это, чувствуя, как в него упирается крупная головка.
Дазай входит плавно, достигает половины и останавливается, успокаивающе целуя в висок. Чуя жмурится. Ему требуется пара минут, чтобы расслабиться и самостоятельно насадиться до конца, выгибая спину до хруста костей и впиваясь пальцами в чужие плечи.
Они какое-то время привыкают друг к другу, и когда рыжий на пробу покачивает бедрами, Осаму целует его в губы, заглядывая в голубые глаза.
— Все нормально?
— Да, — Накахара кивает, отвечая на поцелуй и зарываясь пальцами в каштановые волосы.
Первый толчок — медленный, неспешный. Второй и третий уже более увереные — Дазай погружается в никем не тронутое тело, дрожит и стонет, ощущая, как тесно его обхватили стенки, как туго сжались горячие мышцы. Чуя задыхается от блаженства, когда в него входят настолько глубоко, с каждым толчком задевая простату и посылая по всему телу тысячи головокружительных горящих импульсов. Он активнее начинает двигаться навстречу, и Осаму просто надеется не умереть, когда Чуя перенимает почти всю инициативу на себя.
Прямо сейчас Накахара наслаждается, упираясь руками в грудь Дазая, двигаясь и принимая его настолько глубоко, насколько может, время от времени замедляясь, перекатывая бедрами так, что Осаму видит звезды, и когда ему удается заставить себя открыть глаза...
Перед ним Чуя, одурманенный и потерянный от ощущения наполненности, безрассудно трахающий себя его членом. Голубые глаза неотрывно смотрят в карие, и их взгляд такой ласковый, что Дазай вообще не может этого вынести. Его руки скользят вверх, впиваясь в упругие ягодицы, заставляя их насаживаться сильнее, быстрее, и Накахара громко стонет, неестественно выгибаясь.
Осаму начинает подмахивать бедрами вверх, в то время как Чуя опускается вниз, отчего последний теряет голову, падая на грудь Дазая, который продолжает толкаться под тем же самым углом до тех пор, пока Чуя практически не рыдает напротив него, распадаясь на части. Он кончает себе на живот, не касаясь ни разу собственного члена, и забывает, что нужно вообще дышать, отчего только задушенные всхлипы вырываются из его рта, когда Осаму толкается ещё несколько раз и, содрогаясь, обмякает внутри, не в силах пошевелиться от охватившего тело блаженства.
Они лежат так какое-то время, восстанавливают дыхание и лениво целуются. Немного придя в себя, Чуя поднимает голову и фыркает, встречаясь взглядом с карими глазами.
— Ты выглядишь пиздец каким счастливым.
Дазай зарывается носом в рыжие волосы и отвечает почти шепотом, зная, что его услышат:
— Потому что я с тобой.
Не скрывая улыбки, Накахара оставляет несколько поцелуев на приоткрытых губах и укладывает голову на чужую грудь, прислушиваясь к биению сердца.
В этот раз Чуя не будет размышлять, как до этого дошло и в какой момент он влюбился в бинтованного придурка,
когда-то отравляющего ему жизнь.
И он не злится на то, что все видели их поцелуй в баре, который теперь обсуждает вся Мафия.
Пусть привыкают.
В конце концов, это должно стать обычным делом.
