В цветущих сливах, в мелодиях юга

— Эй, сасук… Насколько плох твой счётчик? Пэкчхон вздрогнул, бессознательно сжав запястье, покрытое белыми повязками, чтобы проверить, скрыто ли оно сейчас, прежде чем испустить вздох. — Думаю, неудивительно, что ты заметил. Пусть было здравым смыслом прятать счётчик опасности твоей родственной души на запястье, из-за тесных отношений между учениками секты после бесчисленных дней полуобнаженных тренировок и совместных купаний почти все знали уровень друг друга. Лишь Пэкчхон продолжал упорно прикрывать его тонкой шёлковой марлей, даже когда мылся в реке. Чхонмён был последним человеком, который проигнорировал бы это. — Наверное, он ужасен, если ты всё время его скрываешь, — подумал он вслух. — Родственная душа — это тот, кто дополняет тебя, поэтому не одобряют, когда цвет выходит за границу жёлтого, но, сасук, когда говорят «опасный», есть много способов им быть. Пэкчхон нежно прикоснулся к завязанным концам повязки, нахмурившись, будто был в противоречии. — Если бы он был просто жёлтым или красным, всё было бы нормально… — Пэкчхон развязал узел, распутывая марлю до тех пор, пока бледная рука не осталась голой, только полоска контрастных цветов посередине, полностью заполненная до края. — Однако он чёрный. — Ах… Беззаботное выражение лица Чхонмёна поменялось, превратившись в стоическую маску, похожую на ту, которую он носил, когда собирался вступить в драку. Цвет счётчика опасности второй половинки не имел ничего общего с безопасностью для тебя, вместо этого являясь предупреждением об опасности, которую тот представлял для других, и варьировался между зелёным, жёлтым, оранжевым, красным и чёрным. Большинство людей были в зелёной зоне, что символизировало норму; кто-то, кто мог сражаться, но не применил бы силу, если бы это не была самооборона. Те, у кого был такой цвет, небрежно показывали свои запястья. Чхонмён мог поспорить на что угодно, что родственные души поколения Хён имели этот цвет! Не были редкостью те, у кого был жёлтый цвет, но как правило они оставались незаметными, поскольку подвергали своего партнера неопределенности из-за сути, которую представляли: если ты свяжешься со мной, я применю силу. К концу их жизни число смертей обычно составляло всего несколько человек. Большинство совершенствующихся были на этом уровне, даже такие дети, как Чо Голь и Юнджон. С другой стороны, красный цвет олицетворял безжалостных убийц, солдат, отправившихся на войну, и некоторых совершенствующихся, в основном из злых фракций. И всё же… Если бы Чхонмёну пришлось судить, он бы сказал, что Пэкчхон и Ю Исоль будут представлять такой цвет только из-за количества смертей. Ведь с их силой им придётся постоянно рваться к линии фронта, чтобы уничтожить наибольшее число врагов. А вот о чёрном цвете почти никто не слышал. В последний раз он был у партнёра безжалостного генерала, который опустошал деревни, убивая как женщин, так и детей. К этой категории относили самых страшных преступников, и люди, у которых была такая вторая половинка, редко хотели проявить себя не только из-за мнения общества, но и для того, чтобы защитить себя от того, чтобы указанная вторая половинка нашла их. Если кто-то беспринципный и одержимый встречает кого-то, кто «создан для тебя», это редко заканчивается хорошо. Глубоко вздохнув, Чхонмён заставил свои плечи расслабиться и слегка приподнял уголки губ, показывая свой оптимизм. Кого это и должно заботить, то не Пэкчхона, а Чхонмёна. Так что в первую очередь ему предстояло уладить ситуацию с Пэкчхоном, а затем провести собственное расследование. — Сасук может иметь такую вторую половинку, — он указал на запястье, которое снова торопливо спрятал Пэкчхон. — И всё ещё не волноваться. Я не позволю ему прикоснуться даже к кончику твоих волос. Чхонмён серьезно относился к своей работе защитника секты Хуашань. Дети, молодое поколение и старое, все во многом зависели от него. Чхонмён взял их под свои крылья, как дракон, охраняющий своё сокровище, пересчитывая головы, чтобы убедиться, что все на месте, и выпуская дым из ноздрей, когда возможная угроза приближалась слишком близко. Пока они находятся на горе Хуа, им не причинят никакого вреда, по крайней мере, в этом можно быть уверенным. — Спасибо, Чхонмён, — Пэкчхон слабо улыбнулся, обеспокоенный. — Трудно показать его как есть, однако я не волнуюсь о подобном. — О чем ещё тут думать? Возможно, старейшины будут волноваться, но тебе не обязательно об этом рассказывать. Чхонмён не думает, что старейшины спрашивали бы об счётчике, они были слишком уважительны и внимательны для этого. — Не об этом. Я думаю, если его счетчик такой высокий, он тоже будет в опасности. Чхонмён недоверчиво усмехнулся — Этот Донрён… Ты сумасшедший. Пэкчхон только рассмеялся, вытер лицо полотенцем, прежде чем встать, чтобы уйти. Его улыбка была блестящей, почти создавая вокруг него собственный ореол света, словно драгоценный камень, отражающий солнце. Любой, кто его видел, согласится, что он самый красивый человек в Шэньси. Конечно, Чхонмёну придется беспокоиться о его второй половинке, несмотря на то, насколько беззаботным, казалось, чувствовал себя в этом отношении Пэкчхон. — Давай вернёмся к тренировке, — предложил Пэкчхон, вытянув руки над головой, будто снова пытаясь выглядеть беззаботным. — В любом случае, я уже догадываюсь, кто это. Чхонмён молча склонил голову и в недоумении последовал за Пэкчхоном на два шага позади. Хм, он правильно услышал? Нет, этого не может быть. Кого мог знать этот Донрён находящегося в зоне максимальной опасности? Помимо Небесного демона и, возможно, Чан Ильсо, Чхонмён не мог вспомнить многих людей, заслуживающих такого уровня. Хотя Чан Ильсо вполне мог бы остаться в районе красного цвета, хм…. Пэкчхон игнорировал тёмную ауру, окружавшую Чхонмёна на обратном пути на тренировочную площадку, в блаженном неведении и задавался вопросом, как выглядит счётчик на запястье Чхонмёна. Какой цвет будет представлять Пэкчхона?