смутные мазки

Ночью Хакури не спится. Он приведением бродит по квартире, стараясь делать это как можно тише, но покой никак не приходит, и все мысли Хакури заняты лишь произошедшим несколько дней назад. Тогда он встречает собственного брата, тогда… Кто знает, чем бы все закончилось в ситуации, где Хакури был бы один? Что сделал бы Соя, если бы у него была возможность навредит окружению Хакури еще сильнее? Столько вопросов, но ни одного ответа. Бесполезно думать о несбывшемся, но Хакури все равно продолжает, и потому сон никак не идет, терзая его и того истощенное ужасом сознание. Одно лишь его успокаивает: то, что он больше не один. В одиночестве Хакури не сможет противопоставить Сое ничего, но вместе с кем-то? Пожалуйста, без проблем! Да, это не он может сражаться, но теперь Соя не кажется ему такой уж страшной проблемой на пути, и Хакури может выдохнуть спокойно, только вот волнения все еще посещают его душу. Как он может подставлять других ради себя? А вдруг они пострадают? Но они сами убеждают его, что все в полном порядке… Хакури привык быть обузой, никем, браком собственной крови, но теперь ему говорят, что это чушь. И подобные противоречия лишь сильнее мучают его по ночам, не давая спать. В конце концов он сдается и решает отправиться в постель, чтобы не мешать никому. По пути к его комнате находится спальня Тихиро, и Хакури с вежливым любопытством туда заглядывает. Он редко видит Тихиро спящим — тот всегда просыпается рано, а засыпает поздно, и они как-то не пересекаются. Только Шаль знает, потому что иногда она к нему приходит, и они спят в обнимку. Но сейчас ночь, значит, он точно дремлет. Хакури осторожно проскальзывает в комнату и встает у кровати. Одним глазком!.. Просто чтобы понять, спит ли по ночам самурай! Он ждет чего-то особенного, но сон Тихиро выглядит совершенно обычно: он лежит на боку, лицом к двери, лицо его спокойно, а дыхание очень тихое. Единственная рука свисает вниз, а одеяло лежит в стороне, будто нечаянно отброшенное. Такой самурай выглядит для Хакури почти незнакомо, но искренне. Когда он не хмурится, то легко увидеть, что он просто ровесник Хакури, который берет на себя слишком много для своего возраста, и его немного жаль: ведь он действительно хороший человек, но… Честно говоря, Хакури страшно. Раньше он был обузой для семьи, а теперь стал таковой для Тихиро. Может, стоило уйти. Он помог с информацией, а на большее ни на что не годен. Хакури задумывается об этом, но потом трясет головой. Нет, слишком много неопределенностей, он все еще может помочь Тихиро. Глупо так думать! Неважно, насколько он полезен, даже если есть минимальный шанс того, что он сумеет как-то помочь, он должен идти до конца. Разве это не путь самурая? Хакури хотя бы должен постараться… Он решает поправить одеяло, но в процессе Тихиро неожиданно просыпается, отчего Хакури чуть не взвизгивает. Он тут же убирает руку назад и отшатывается, пока самурай сонно моргает, пытаясь рассмотреть его в полумраке. Кажется, Тихиро удивлен? Сложно сказать! Он всегда так спокоен, что Хакури может отмечать его эмоции по мелким деталям, но сейчас их не видно в темноте! Потому Хакури просто застывает, будто восковое изваяние. — Что ты тут делаешь? После сна голос Тихиро слегка хрипит, и он садится на постели. Несколько секунд Хакури просто тяжело дышит, не зная, что добавить, потом опускает смущенный взгляд вниз. Самурай выглядит утомленным. Не удивительно, он каждый день занят чем-то важным. Жить в таком режиме сложно. — Прости. Не хотел будить. — Не спится, да? Страшно встречаться со взглядом Тихиро (а тот смотрит прямо на него), и Хакури просто кивает. Следом доносится вздох. — Сядь. Можешь выговориться. — А можно? — Я же тебя пригласил. — А вдруг я навязываюсь… — Да нет, — Тихиро на мгновение замолкает, смотря в сторону. — Я хорошо тебя понимаю. Может, он точно так же говорил с Сибой когда-то. Он не возражает, когда Хакури подсаживается к нему на постель и сплетает пальцы замком. Просто устало смотрит в глаза, ожидая истории, и Хакури закусывает губу. Так просто? Рассказать? Но, с другой стороны, Тихиро легко делится с ним своей личной драмой об отце… Потому он коротко описывает переживания: о брате, о «товаре», что вынудил его принять другую точку зрения, обо всем, что связывало его с семьей. О том, что люди вроде Хакури — просто помеха для семьи, ведь он не только слабак, но еще и чужак своей родне, всей ей. Из Тихиро хороший слушатель, он лишь молча кивает, никогда не перебивает, а когда Хакури заканчивает, то немного молчит, обдумывая сказанное. Когда же рука начинает дрожать при воспоминаниях о Сое, о том, как тот смотрит, Хакури чувствует, как его пальцы обхватывают и сжимают крепче, отчего он может продолжать и дальше. Но что сделает Тихиро? Осудит? Или сделает что-то иное? Или же… — Мне немного сложно понять тебя… Не потому что это глупая проблема. В том смысле, что наследие семьи меня не гнетет. Вот, что он произносит. Ну конечно. — Ну, с учетом, какой у тебя отец — это нормально! — Хакури тяжело вздыхает. — Если бы только у меня была такая крутая семья. А в итоге… — Мой отец говорил… что мы не обязаны становиться копиями наших родителей. Иначе нет смысла в существовании нас самих. Несколько мгновений после Тихиро молчит, будто его самого эта мысль не просто гнетет, но медленно убивает изнутри, ведь он так стремится отомстить за наследие отца, что попутно начинает терять себя. Хакури знает это. Даже Хакури это видит, а потому решает не сбегать. Сиба рассказывает об этом по секрету, но Хакури не нужно пояснять, что своими вылазками Тихиро просто строит себе дорогу в ад. Он знает, каково это, потому что и сам такой же — в какой-то момент его мировоззрение просто поменялось, и пути назад уже не было. А впереди… лишь непроглядная тьма. Неожиданно, Тихиро заключает. — Наоборот хорошо, что ты не такой, как они. — Но в итоге у меня не осталось никого. — Лучше быть одному, чем с теми, кто тебя ненавидит. Тем более, — он зевает, — это не так. Сейчас у тебя есть мы, разве нет? Его явно клонит в сон, и Хакури очень неловко, что он отвлекает Тихиро перед очередным важным днем. Он хочет запротестовать и дать тому отдохнуть, но тот попросту игнорирует все и приваливается к его спине, нагло используя Хакури для того, чтобы остаться сидеть прямо. Он теплый, и Хакури невольно замирает, боясь даже вдохнуть, потому что… Потому что потому! Нет причины! Но только Соя до этого позволял себе столь тесный физический контакт, правда, для Хакури все это завершалось побоями. С Тихиро все иначе. Он тоже страшный и сильный, но… С ним просто ощущается спокойней. Если сравнивать их с братом, то Соя — будто ледяной буран, а Тихиро — ледяная вода, тоже опасная, но такая красивая и спокойная. — Ты мне помогаешь… И это все, что меня волнует, если честно. — Я знаю, но… Блин. Это все так глупо и сложно. Я ведь не особо тебе полезен. — Каждый вносит свой маленький вклад, разве нет? — Мой какой-то совсем незначительный. — Неправда. Если бы не ты, все могло обернуться иначе, в плохую сторону. Иногда, Хакури, мы вынуждены отречься от того, чему учила нас семья, — на секунду Тихиро замолкает, будто вспоминая что-то. — Как когда-то мне пришлось признать, что зачарованные клинки — не только оружие правосудия, но и насилия. — Но ты же типа… Убиваешь с ними кучу людей, нет? — невинно хихикает Хакури, и Тихиро фыркает. — Я про глобальную цель. — Прости! — Ничего. Я понял, о чем ты, — со спины доносится слабый смешок. Потом Хакури чувствует, как чужая рука вдруг касается его виска, осторожно, но после поддевает висящую сбоку косичку. — У твоей семьи такие же. — Ну да. Это что-то вроде семейного символа… Последнее напоминание, что когда-то Хакури был частью Сазанами. Чувствует ли он тоску по дому? Там он был слабаком, изгоем. Соя часто бил его; но иногда Соя был достаточно нежным, и даже обнимал его, не крепко, так, что кости болели, но легонько, и трепал по голове, говоря, что ничего страшного в слабости нет. И отец… Отец видел в нем слабое звено, но все равно показал «кладовку», потому что Хакури все еще был частью семьи. Но все эти счастливые воспоминания кажутся мелочью на фоне остального. Может, он все же скучает. Хорошо быть частью чего-то грандиозного. Важного. Где о тебе заботятся. Сейчас же… Может ли он считать себя другом Тихиро? Было бы неплохо. У Тихиро хорошая цель, и помочь ему кажется Хакури чем-то значимым. Если даже такое он расценивает как помощь… Не настолько уж Хакури и бесполезен! — Но тебя гнетет семья. Когда он кивает, голос Тихиро вдруг приобретает странно злые нотки. — Я знаю, как тяжело отпустить образ близких. Но иногда нужно. Первостепенно ты — Хакури, который помогает мне несколько раз подряд, а уже потом один из сыновей семьи Сазанами. Смотри. Сейчас я покажу тебе, как можно стереть твое наследие. Но кровь не изменить, хочет возразить Хакури. Родителей не выбирают. Он широко распахивает глаза, когда Тихиро сдергивает резинку с волос, отчего косичка на боку расплетается. Хакури ошалело моргает, не в силах вымолвить ни слова, а Тихиро вручает резинки ему в руку и затем утыкается ему носом в затылок, будто действительно находится на грани сна. То, что он позволяет Хакури видеть себя таким — тоже показатель доверия. — Вот и все. Не цепляйся за образы семьи. Можно сделать что-то свое… Дай-ка я попробую… — когда Тихиро сжимает его прядь волос, Хакури послушно замирает, но это длится недолго; тот словно что-то вспоминает, после чего вдруг разочарованно цокает и отпускает руку. — Черт. Иногда забываю. С одной рукой ничего не сделаешь. Извини. Тихиро говорит об этом так просто, будто столь ужасающий недуг его совершенно не трогает, хотя Хакури вообразить себе не может, через какой кошмар тот проходит, если всего за месяц с их первой встречи теряет руку. Он опускает голову вниз, поджимая губы, пока Тихиро продолжает на него облокачиваться, явно собирая последние оставшиеся силы ради того, чтобы его подбодрить. Это так льстит. Но Хакури так неловко. Вечно он всем мешает. Но в этот раз он решает промолчать. — Ты сам можешь что-то придумать… Другую косичку, подобрать другую резинку. Что-то свое. Или вообще отрезать эту прядь. Главное — чтобы тебе самому нравилось, чтобы это было что-то твое, а не навязанное со стороны. Молчание. — Иначе в твоем существовании нет никакого смысла. Просто… сделай свою фигуру из пальцев… Или что-то в этом роде. — Фигуру из пальцев? О чем ты? Издав нервный смешок, Хакури оборачивается, но, когда смотрит на Тихиро — тот уже засыпает, настолько сильно он устает за день. Так быстро, да еще и сидя! Просто поразительно! Несколько секунд он тупо на него смотрит, не зная, как отреагировать, но потом касается пряди сбоку и наматывает ее на палец. «Своя фигура», значит? Не то, что он не понял, о чем говорил Тихиро, но он никогда не думал о том, чтобы начать с чего-то столь важного для него, последней ниточке, что связывает его с семьей Сазанами. Немного подумав, Хакури заплетает простую косичку, как хочет этого сам, а не как навязывает ему до этого Соя. Потом помогает Тихиро лечь обратно и укрывает его одеялом, после чего поднимается с постели и идет прочь, чувствуя, что в эту ночь он наконец-то сумеет выспаться, спокойно.