Вопреки всему

      Мы должны быть уничтожены, чтобы спасти этот мир.       Вики нужно было побыть наедине с собой. У нее и в мыслях не было, что есть хоть малейший шанс, она не собиралась молиться о своем спасении. Понимала, что обречена. Просто хотела покоя. Подумать о своей жизни, о своих ошибках, о моментах, что делали ее счастливой. Подумать о них двоих.       Заперевшись в своей комнате, Вики села на пол у догорающего камина, который едва ли согревал, но поленья все еще тихо успокаивающе потрескивали в нем, создавая мнимую иллюзию спокойствия и умиротворения.       Вики слышала в коридоре шум от проходящих мимо бессмертных, которые даже не пытались проникнуть к ней, чтобы поддержать. У них и своих проблем было по горло, каждый был занят самим собой. Каждый суетился, пытаясь внести свой вклад в борьбу с неизбежным.       Она не плакала. С некоторых пор стала гораздо хладнокровнее, нежели была раньше. То ли все происходящее закалило ее, то ли просто устала от бесконечных страданий, в которых теперь уж точно не было никакого смысла. Как вдруг она услышала его голос. Так четко и явно, будто он стоял прямо за ее спиной. Обернувшись, конечно, никого не обнаружила, осознавая, что слышит то, что хочет слышать. Того, кто стал по-настоящему дорог, единственного, кого действительно боялась терять.       Ее Всадник. Вики размышляла о том, почему она ни разу не сказала вслух о том, что лишь ему принадлежит ее сердце? Она столько раз обжигалась о собственные чувства, что теперь не выплескивала их, не показывала так явно, какими они были на самом деле. Но почему-то именно с Голодом она ощущала, что он не ранит их. И все равно молчала, тая в себе безудержную нежность, страсть и любовь.       Подумала о том, что он — единственный, кого она впустила бы в эту комнату. Единственный, с кем хотела бы поговорить, кого хотела бы слушать. Но он почему-то не приходил. В голову закралась мысль о том, что он осознает ее скорый конец и просто не хочет видеть ее, облегчая тем самым свою тяжелую ношу в виде чувств к бывшему человеку, обреченному на скорую смерть. Закралась лишь на несколько секунд, прежде чем сменилась другой — это совсем не о нем. Не должна равнять его по себе. Если так могла бы поступить она, то это не значило, что и он тоже.       «Я убью всех сыновей матери, если она не пощадит тебя»       Вики стало плохо. Все тело предательски затрясло, а по щекам полились слезы. Стоило только подумать о нем и вся ее хладнокровность куда-то улетучивалась, смеясь бурей смешанных эмоций, льющихся нескончаемым потоком. Схватившись за голову, она сжала свои волосы, до боли зажмурив глаза, мысленно ругая себя за то, что с ней происходит.       Ее отрезвил тихий стук в дверь. Вики моментально затихла, даже перестала дышать, ощущая энергию Голода, что стоял за дверью, и, замерев, смотрела на нее, глотая слезы. Он постучал еще раз, но она не сдвинулась с места.       — Я знаю, что ты здесь. Его голос прозвучал спокойно и уверенно, вызывая непреодолимое желание открыть дверь, впустить его и попросить о помощи. Но Вики не собиралась ни о чем просить, не хотела говорить об этом. Не хотела провести свои, скорее всего, последние дни, обсуждая то, как они все, вероятно, погибнут.       Она подскочила и в панике подошла к зеркалу. Схватила платок, судорожно вытирая предательски растекшуюся тушь.       — Вики…       Она оглянулась на дверь, и, натянув улыбку, развернулась, зашагав навстречу к любви всей своей жизни.       Увидев ее, Голод прищурился, совершенно точно молча отмечая, что ее припухшее от слез, и в целом изможденное лицо слишком сильно контрастирует с той эмоцией, которую она ему демонстрировала. Улыбка ее была вымученной, а Голод — до боли проницательным. Он коснулся ее лица тыльной стороной ладони, так, словно утирал слезы, которых на ее щеках уже не было.       — Ты снова думаешь об этом. Не нужно.       — Я боюсь умирать лишь потому, что там не будет тебя.       Голод выглянул за дверь, чтобы убедиться, что посторонних нет, что никто не будет их слушать, а затем закрыл ее на замок. Пройдя в глубь комнаты, остановился у камина, и, наклонившись к огню, поджог сигарету.       — У меня есть план. — Произнес он, крепко затягиваясь. Улыбнулся, с хитрым прищуром глядя ей в глаза.       — Я знаю, что тебе там наговорили. Не слушай этих глупцов. Если им не терпится свести счеты с жизнью, им не будут мешать. Тебя никто не тронет. Ты не умрешь.       — Но как ты…       — Ты узнаешь позже, сейчас тебе это не нужно. Просто держи это в своей голове. Верь мне.       Голод стоял, оперевшись бедром о каменную стенку камина. Он был расслаблен, спокоен, уравновешен, и это спокойствие каким-то чудесным образом передавалось и Вики. Голод умел убеждать, даже если не раскладывал все по полочкам. Ему хотелось верить, хотелось слушаться.       Теперь он звучал иначе. Если раньше от него исходил сигнал о том, что он обязательно за нее отомстит, случись самое страшное, то сейчас — полная уверенность в том, что он ее спасет и иначе быть не может. Совершенно иной нарратив, кардинально другое настроение. Игривый взгляд, словно он постиг нечто, недоступное другим. Словно он уже победитель в этой игре.       — Подойди ко мне. Вики покорно сделала несколько неуверенных шагов ему навстречу. Замерев перед ним, подняла взгляд, ожидая дальнейших действий.       — Я не могу забыть того, что между нами произошло. — Произнес Голод, резко меняя тему. Он изменился в лице. Игривость в его глазах сменилась несвойственной ему ранее робостью. Смочив языком пересохшие от волнения губы, он на секунду посмотрел в сторону и прочистил голос, прежде чем продолжить.       — А что чувствуешь ты? Действительно ли хочешь всегда быть моей? Самое время было выпустить наружу свои чувства к нему, которые в прямом смысле переполняли. Как сказать ему о том, что с тех пор только и мечтала о том, чтобы вновь отдаться ему не только душой, но и телом? Как сказать, что он — лучшее, что было в ее жизни? И теперь, когда он стоял напротив, с напряжением заглядывая ей в глаза, опасаясь не взаимных чувств, он становился все любимее и желаннее.       Вызвать чувства у Всадника Апокалипсиса казалось чем-то невозможным, но он был прямо перед ней — взволнованный и влюбленный. Не боящийся ничего, лишь потерять ее, что означало бы потерять себя самого.       Обняв его талию, она подошла еще ближе. Положила голову на его грудь.       — Я готова идти с тобой до конца. Я сделаю все, что ты скажешь. Я твоя. Я люблю тебя. Почувствовав его пальцы на своих лопатках, Вики прижалась к нему еще плотнее, обняла крепче.       — Я хочу быть с тобой каждый день, каждую ночь. Только рядом с тобой я чувствую вкус жизни. Ты нужен мне сильнее воздуха. Без него просто тяжело. Без тебя — невозможно. Вот что я чувствую. Голод наклонился, бросив толком не выкуренную сигарету в камин. Обхватил плечи Вики и посмотрел ей в глаза.       — Жаль, что для того, чтобы мы встретились, тебе пришлось пройти такой тяжелый путь. Я хочу искупить вину, хочу сделать тебя самой счастливой. Это возможно? Вики улыбнулась, протянув руку к его лицу. Нежно провела по его щеке подушечками пальцев.       — Я уже самая счастливая.       Их губы встретились, сливаясь в поцелуе. Все гнетущие мысли окончательно отступили. Его руки крепко сжимающие плечи Вики, расслабились, спускаясь к локтям, в затем сместившись к талии. Дернув ее на себя, Голод углубил поцелуй, впиваясь в ее губы жестче — жадно, отчаянно, властно. Держал ее так крепко, словно говорил этой хваткой: «я никогда никому тебя не отдам.» И это действительно было так. Сама сказала, что она — его.       Ни Вики, ни Голод, не собирались останавливаться. Они оба хотели этого так сильно, что никакие обстоятельства не смогли бы разлучить их в этот момент, вынудить оторваться друг от друга. Он, вероятно, пришел не за этим, но противостоять этому притяжению, своим чувствам, он не мог. И не хотел.       Его руки гладили ее везде. Вики вспыхивала, как спичка от каждого его прикосновения, жаждала большего. Она сама стянула верх своего платья, чтобы ощутить его прикосновения на коже. Обнажилась, чтобы видел, чтобы вожделел еще сильнее, чтобы горел так же, как она сама.       Им не нужно было ничье благословение, чтобы отчаянно любить друг друга. Никто не мог разрешить или запретить, повлиять на то, что происходит между ними.       Голод гладил ее, исследовал каждый участок ее обнаженного, желанного тела, так, словно делает это впервые, с восхищением и неукротимым желанием, ведь ее тело для него — нечто великолепное, возвышенное, прекраснейшее из всего, что он когда-либо видел и чего касался.       Он с трепетом накрывал ладонями ее грудь, не сжимая слишком сильно, чтобы не причинить боли. С ней хотелось быть нежным и аккуратным, хотелось, чтобы с ним ей было хорошо и приятно.       Он скользнул губами к ее шее, пахнущей цветочным парфюмом, от которого он каждый раз терял голову. Такой был только у нее. Живая хрупкая роза, которой хочется любоваться вечность.       Вики запрокинула голову, задыхаясь от его ласки, от влажных прикосновений его прохладных губ к своей разгоряченной коже. Добровольно быть в руках Всадника, отдаваться ему, позволять ласкать себя и получать от этого удовольствие, все еще казалось Вики странным, и возможно даже неправильным. Но выбрав его, она давным давно послала к черту любые правила, ведь они вообще мало когда с ней работали.       От одного его ловкого движения платье оказалось лежащим у нее в ногах. Подхватив ее под бедра, Голод уложил ее на кровать, принявшись целовать ее живот, поднимаясь все выше, пока его губы вновь не оказались у ее шеи.       — Ты вскружила мне голову. — Прошептал он, потеревшись носом о ее ухо. — Я не знаю, как жил до тебя. Наверное, я слишком сильно люблю тебя.       — А я хочу, чтобы еще сильнее… Голод улыбнулся, продолжая тереться о нее носом. Разве возможно сильнее? Едва ли…       Вики положила ладони на его плечи и толкнула, ловко перемещая Голода на спину и усаживаясь сверху. Расстегивая рубашку, целовала участки, что постепенно обнажались. Голод с интересом и возбуждением наблюдал за Вики, поглаживая ее бедра, и когда ее поцелуи сместились к его животу, крепко сжал их, догадываясь, что она собирается делать дальше.       Вики положила ладонь на его член, аккуратно лаская через брюки. Голод вздрогнул, приподнявшись на локтях. Его грудь часто вздымалась от тяжелого дыхания, и Вики замечала это, замечала каждую деталь, как его тело реагирует на ее касания, тянется к ней, желает ее ласк.       Так или иначе, Вики вела себя так, словно это — их последняя ночь. Даже если это было не так. Эта мысль не давала покоя. Что, если это в последний раз? Что, если он не сможет помочь ей? И если эта близость будет последним, что она испытает перед своей погибелью — значит, ей повезет умереть счастливой.       — Ты хочешь этого? — Спросила Вики, поймав его слегка перепуганный, как ей показалось, взгляд.       — Да. Тогда Вики расстегнула ремень его брюк и приспустила штаны. Погладила твердый член, а затем легла на живот между его ногами, грациозно прогнувшись в пояснице так, что он видел ее ягодицы. Когда язык Вики коснулся его возбужденной плоти, Голод застонал, впившись пальцами в белоснежную простынь.       Вики никогда прежде не видела его таким. На лице Голода было такое разнообразие эмоций, что она невольно улыбнулась, а затем, обхватив губами кончик члена, медленно погрузила его в рот почти полностью, совершая круговые движения языком. Голоду еще многое предстояло познать с ней. И Вики готова была его удивлять еще примерно целую вечность.       Она все еще двигалась не спеша. Вынимая, ласкала языком головку, а затем вновь погружала член в рот, буквально всасывая его.       Голод начал толкаться бедрами, чтобы проникнуть глубже. И у него получилось — член внезапно оказался прямо в ее горле, вызвав рефлекс. Он тут же приподнялся, испугавшись, и схватил ее за голову, с сочувствием заглянув ей в глаза.       — Прости. — Сказал он.       — Все хорошо. — Ответила Вики, лаская его ладонью. — Тебе ведь понравилось?       — Вики… И она повторила это. Теперь уже сама, без его инициативы впустила в свое горло, а затем снова и снова, наблюдая за его реакцией, слушая его стоны, чувствуя его дрожь.       Вики нравилось это, как и ему. Она ускорилась, соблюдая единый ритм. Голод уже был на грани, в любой момент готовый излиться в нее. И почувствовав приближение его оргазма, Вики остановилась. Еще раз медленно прошлась языком от основания до кончика, а затем села на него, самостоятельно помогая его члену войти в нее.       Голод обхватил ее бедра, и Вики наклонилась, облизнула его шею.       И вовсе он был не холодным. От его тела исходил жар, такой же, как и от ее. Голод пылал от страсти и желания, полностью отдаваясь этой близости, отдаваясь Вики. Прижав ее крепче, сам толкался в нее, проникая все глубже и чаще, перехватывал инициативу, интуитивно чувствуя, что она хочет этого, что она не против.       Комната наполнилась их стонами и звуками шлепков друг об друга их влажных разгоряченных тел. Теперь Голод был достаточно раскрепощен, не задавал лишних вопросов и не извинялся за каждое действие, в котором не был уверен. Вики нравилось все. И она давала ему понять это. Что все, что он делает с ней — приятно. Он все делал правильно, делал так, как ей нужно.       Не выходя из нее, он резко перевернулся вместе с ней, оказавшись сверху. От неожиданности Вики вскрикнула, надежно обняв его за шею.       — Ты невероятный.       Голод продолжал скользить внутри нее. Ритмично и уверенно. В какой-то момент его пальцы оказались у нее между ног и коснулись клитора, мягко лаская его. Вики задрожала, рвано дыша ему в губы, то и дело целуя их, кусая, невнятно шепча о том, насколько ей хорошо.       …И этого невозможно было передать словами. Лишь почувствовать. И Голод чувствовал, как она принимает его, как Вики тает в его руках, сгорает от наслаждения. От вида ее припухших от поцелуя губ, ее выгибающегося тела и томных грудных стонов, от того, что он — причина ее экстаза, Голод словно зверел, наполняясь невиданной страстью, которой, как ему казалось раньше, он не обладал.       Она открывала в нем новые грани, дарила ощущения, испытать которые он никогда и не мечтал.       Они держались из последних сил, желая растянуть этот момент настолько, насколько это возможно. Но возбуждение все же достигло своего пика. Вики сжала внутри его член, задрожала, закричала так громко, что ее, казалось, было слышно в любом уголке школы. Выгнулась под ним, приподнимая грудную клетку, и Голод тут же поймал губами ее сосок, нежно поглаживая языком.       Вики положила ладонь на его затылок, зарываясь в густых волосах. Голод все еще входил в нее, но уже не так интенсивно. Более нежно и плавно, оставляя легкие поцелуи на ее теле.       — Я могу? — Прошептал Голод, коснувшись губами ее уха.       — Конечно.       Вики почувствовала, как внутри нее разливается приятное тепло. Во время оргазма Голод выглядел совсем иначе. Румянец на его щеках смотрелся весьма непривычно. Лишь в такие сладостные моменты Вики могла лицезреть это явление. Он был абсолютно беззащитен и полностью расслаблен. На губах играла легкая блаженная улыбка. Он тихо постанывал, шумно выдыхая. Глаза застилала опьяняющая дымка, делая его взгляд немного безумным.       Вики замечала и любила каждую деталь в нем. То, как холодность сменялась пылкой чувственностью, как неуверенность во время их близости перерастала в четкую осознанность и неукротимую страсть.       Просто лежать, прижавшись к нему, просто слушать его дыхание, ощущая ласковые, приятные поглаживания кончиками пальцев — все это заставляло Вики цепляться за жизнь, верить в свое спасение, верить ему.       — Я могу просить тебя остаться сегодня со мной? — Спросила Вики, не особо рассчитывая на положительный ответ.       — Не нужно просить. — Ответил Голод. Сердце Вики сжалось от мысли, что вновь будет одна. Она закрыла глаза, уткнувшись в его волосы, что едва уловимо пахли сигаретным дымом.       — Я и так останусь. Вики широко улыбнулась, вновь взобравшись на него. Пробежалась пальцами по его торсу вверх-вниз, и крепко обняла, прижалась к нему, прислонившись губами к виску.       — Скажи, что впереди у нас еще много-много ночей…       — У нас впереди еще много-много ночей. — Повторил Голод.       И он знал это наверняка. Не стал бы говорить того, в чем не был уверен. Не стал бы давать пустых обещаний.       Она будет жить. Они будут жить. Вместе. Вне всяких сомнений и вопреки всему.