Гипотеза красной королевы.

      Чем дальше дело шло к голосованию, тем сложнее становилось общаться с ребятами. Каждый был сам себе на уме, хотя обычно подобным типов поведения обладал один Даши, а даже когда кто-то сбивался в группы, то продолжал играть по собственным правилам. Наивные дурачки ещё не в курсе, что ничего здесь не будет так, как им захотелось. И от всей этой неизвестности кружится голова, запутывая собственные домыслы в карусель ярких картинок, словно в мультиках. «Глаза бежали вперёд меня».       Пануфник сидел на лавочке, вблизи их барака, наблюдая за окружающими. Большинство сейчас объединились в небольшие стайки, пытаясь надоумить друг друга на счёт «пальбы» в какую-то определённую личность. На этот час внутри халупы не было Ани с остальными девочками, видимо ушли обсуждать дальнейший план действий в иное место. Их тембры парень бы точно узнал, ведь слышал, а нынче ещё и слушал, на протяжении двух недель. Конечно, он мог предполагать, что голос против Гороховой на первой неделе так или иначе сыграет с ним злую шутку, однако продолжал искренне надеяться, что избежит искусственно созданной кармы от местной решалы. Вроде девушка победительница шоу, из которого пришла, насколько получилось запомнить из совместных диалогов. Чему её только в «Пацанках» учили? Справедлив ли их выбор? По его мнению нет, так как испытания Антон проходил неплохо, но что касается чужого мнения, то тут хоть пальцем в небо ткни — никогда не попадёшь.       На кухне у плиты суетился всеми уважаемый Андрюха, снова готовя очередной шедевр кулинарии. Мужчина был спасением каждого здешнего утопающего, на то он и «морячок». Иногда танцор завидовал тому, что к нему не могут относиться также хорошо, как к Смирнову. Против повара определённо никто слова кривого не скажет, по крайней мере в ближайшее время гарантировано, иммунитет заработал. Предстоящее голосование вообще делу не помогает, нагоняя ещё больше тревожных мыслей.       Рядом с Андреем крутится Липовой, судя по всему рассказывая что-то очень смешное, раз оба расходятся в заливистом хохоте. Александр в принципе был интересным товарищем, хоть общался в основном с девушками. Похвалить их было для него задачей первой степени, а мужики продолжали жить без своеобразного одобрения «лидера». Сильный, стойкий, смелый, красивый, как русский Райан Гослинг. По нему, наверное, сохнет каждая из здешних девчат, но Пануфник не в праве их за такое осуждать, уже взрослые. Не смотря на то, что неожиданно в испытании на 50 тысяч у Сашки откуда не возьмись появилась вторая половинка, женщины продолжали хвостиком следовать за ним. Возможно они сожалели об отказе мужчины участвовать в вышеупомянутом конкурсе, если рассматривать с точки зрения симпатии, кто ж поймёт. Липовой тоже многим нравился, он действительно неплохой, однако Зацепин продолжал зубы скалить, не нравилось ему под кем-то ходить. Что ж, а такое чувство, мол, наоборот восторг от этого получает, хоть голос решил отдать за ненавистного себе Сашу.       Что касается симпатии, то тут даже Антон отхватил себе лакомый кусочек, что зовётся Инитой. Сам же танцор её так не воспринимает, но окружающим кажется, будто она откровенно на него запала. Правда это или нет проверять не особо хочется, особенно зная то, из какого шоу девушка сюда попала. Бельтюкова безусловно достаточно хорошая подруга, ему доставляет удовольствие проводить с ней время, но если речь идёт о капле справедливости, то он считает честным убрать именно её. Дружба дружбой, а игры врозь. Инита справляется с испытаниями хуже остальных, будет глупым сказать, что это замечает лишь Пануфник. Насколько тот успел выяснить, похожего мнения придерживаются морячок и экстрасенс. Последний, к слову сейчас приближается к нему.       На лавочку присаживается Свами, в руках находится кружка с невероятно ароматным кофе, запах которого сейчас услышал абсолютно каждый участник. Именно этим напитком он не захотел делиться с Новиковой, из-за чего та на него обозлилась. Старик в принципе не отличался добротой, насколько можно было заметить, даже в одной комнате с ними не спал, не то что своим имуществом делиться. Тут Даша явно погорячилась, хотя и просила кофе вежливо. Бывают же такие деды, сами по себе злые, им повода на похожее поведение не надо. Вечно закрытый, где-то в своём мире, практически ни с кем не контактирующий Даши обычно разговаривал мало, если конечно никому не угрожал, огрызался, а главным мостом к социуму для него служил Андрей. Иногда, когда мучает бессонница, парень по выходу на улицу заставал очередную практику экстрасенса, в которой также принимал участие Смирнов. — Что нос повесил? Не парься так, пёс, — в своей нагловатой манере обращается старик, потягивая горячий напиток.       Голос у него хриплый, точно пенсионерский, не совсем приятный. Однако Антон рад, что хоть кто-то уделяет ему долю своего внимания, не начиная диалог с пресловутого «В кого стрелять будешь?». Старший сам ещё на прошлой неделе твёрдо дал понять собственное отношение к любой складывающейся коалиции, то есть отрицательное. Его, видимо, главная повестка дня для всех остальных мало волнует. — М-м… Из-за голосования, — проговаривает танцор потирая лицо слегка трясущимися руками. — А, понял.       Собеседник не стесняясь чужих, возможных мысленных камней в свой огород, смотрит прямо в глаза, пряча едва заметную улыбку в железной кружке. Он скрыто смеётся над ним? От этого экстрасенса чего угодно можно ожидать, честно говоря. Дед умеет читать людей, рассказать о них так, словно листает открытую книгу, в тот момент как о нём самом ничего не известно. Они имя-то его настоящее не знают, вряд ли же он от рождения Свами Даши. — Называй меня так и никаких вопросов не будет.       Ну вот об этом Пануфник и думал, что тут ещё нужно? Про таких людей, как Свами обычно говорят «Без мыла в жопу залезет». И он уверен, мол, эта фраза точно про их пассажира. — Беспокоишься об уходе с проекта? — Ага… — кратко чеканит младший, поскорее отворачиваясь от сверлящих голубых омутов, которые, в прочем, продолжали буравит дыру уже в спине. — Да не волнуйся ты так, голосовать всё равно будут за меня! — Я сам слышал, что Аня за мою кандидатуру.       Ненадолго экстрасенс отворачивается, даёт спокойно продохнуть наконец-то, потирает пальцами седую щетину, которая отдавала на свету медным блеском. В молодости у него, скорее всего, был какой-то светлый цвет волос. Даши даже в такой обыденный жест вкладывал непонятную простому обывателю одухотворённость, будто сейчас мудрость конфуцианского масштаба выдаст. И парень был убеждён, что так действительно произойдёт, но время шло, а старик сидел молча, неподвижно. Начинало казаться, словно тот перестал дышать, задерживая дыхание на хвалёные 4 минуты.       Преодолевая некоторую неловкость танцор медленно обернулся, хотя до этого старался избегать зрительного контакта с собеседником. Взор деда бил уж больно точно, младшему не хотелось оказаться «застреленным» раньше срока голосования.       Проглядывающее между облаками солнце очерчивало чужую, тонкую фигуру яркой нитью по краям, оттеняя посторонний, серый пейзаж. Оно выделяло на рельефе лица каждую морщинку, придавая Свами большей старости, чем имелась до этого. Антону волей неволей подобная картина напомнила момент из детства, когда он сидел с дедушкой на лавочке, что тогда стояла рядом с дачным забором, грыз семечки и отчётливо видел, как вместе с сигаретным дымом из старика вылетала жизнь. Так и тут — такой же немой и обездвиженный, будто вот-вот разойдётся в сильном приступе кашля от употребляемого табака. Признаться честно, по телу прошёлся табун мелких мурашек после такого страшного осознания. Но экстрасенс вроде умирать сегодня не собирался. Ещё одного похожего добра парню не хватало.       Также резко, как и замолчал, дед подаёт признак жизни и присутствия в реальном мире в виде тихого мычания. На удивление даже оно звучало из его прикрытых уст как-то скрипуче. Пануфник не успел и слова спросить, переварить случившееся, а на плечо уже рука жилистая ложится, мягко, с особым трепетом, боясь спугнуть ненароком. Кисть его сама дрогнула, когда молодой человек напротив дёрнулся в сторону, будто обжёгся от чужого прикосновения. Наверное, стоило спросить разрешение. Но через пару секунд под ладонью уже находилось то самое плечо и как только рука его коснулась наступило некое расслабление. Все до этого напряжённые мышцы танцора словно растаяли, а по телу прошёлся непонятный пульсирующий холодок. Он буквально физически ощущал, как под кожу проникает импульс, подобный электрическому, но гораздо более щадящий, не желающий тебе навредить. И после ранее неизвестной себе процедуры Антон смог по-настоящему расслабиться, на что не был способен ещё час назад. Голова сама собой очищалась от лишних дум, аннигилировала их до такой степени, что в черепной коробке взаправду наступил долгожданный штиль. Никаких больше волн, небрежно раскачивающих уязвимую психику перед голосованием.       И вмиг всё затихло до крайне непривычной для любого человека отметки, уровень спокойствия начал зашкаливать до невозможного предела, но тут же возведённые защитные стены исчезли, вырывая из потрясающих сознание видений наружу. Море вновь заштормило, но уже без пущей мощи. Разум очистился, остались одни внешние воздействия, что норовили заново проникнуть в голову, отравить её своей токсичностью вместе с атмосферой в лагере. Ещё и каждого по отдельности, подобно поочерёдному забою скота. Это пугает, но уже не так сильно, как-то было раньше.       Из собственных размышлений выудил слабый стон, принадлежащий сидящему напротив старцу. Он силился встать с места, поскорее пропасть из благодарного взора визави. Ему не особо нравится слушать хвалебные оды за проделанный труд. — Что это было? — сходу вопрошает парень, хватая того за запястье, дабы не ушёл раньше конца допроса. — Это, Тоша, то, на что я горазд, — Даши слегка усмехается, видя у собеседника искреннюю заинтересованность, но улыбка та как вымученная смотрится на морщинистом лице, изрядно уставшая, — Помогло хоть? — Ещё бы! — Что ж, я рад.       Пануфник неожиданно для себя осознаёт, что теперь сам слишком долго смотрит в глаза деда, который стремится уйти, но отпускать его так рано почему-то совсем не хочется. Парень и предполагать не мог, что рано или поздно вживую столкнётся с чем-то паранормальным, что разложить на логическую цепочку не представляется возможным. Невообразимые вещи всё-таки творятся на этом «Выживалити». — Вот, что я тебе скажу, пёс, надеюсь запомнишь это. Здесь каждому нужно вырасти над другими, чтобы не изжили тебя самого. Это называется «Гипотеза красной королевы»! Слыхал о таком? — старик делает небольшую паузу, следя за реакцией младшего, — Не ты их, так они тебя. Делай как хочешь, конечно, но решай, что справедливость для тебя: голосовать за откровенно слабую подругу или того, кто сможет тебя сожрать с потрахами. И то, и другое предусматривается эволюционным процессом. Просто вопрос, кем в этой цепочке приходишься ты?       Не замечая никаких пререканий или претензий на новую истину данной игры он делает первый шаг, дабы ретироваться на отдых перед тяжёлым вечером, но вновь оказывается прерван в действиях. Внутри начинает закипать чайник недовольства. — Ты, получается, волк, хищник? — танцор показывает пальцем на свою шею, на место, где у собеседника находится татуировка волчьего следа, — Волки же стайные животные, а ты всё время один ходишь. — Я волк-одиночка. — Правда, что ты угрожал девочкам порчей за то, что они захотели тебя выгнать? Это тоже по-твоему часть гипотезы? Просто вопрос, кем в этой цепочке приходишься ты? — повторяет после интересующих тем ранее отчеканенную старшим фразу танцор.       Вместо ответа на поставленный вопрос Антон видит лишь нарисовавшуюся на чужом лице хамоватую ухмылку, жаждующую перейти в навязчивый смех. Она не злая и не добрая, скорее максимально непонятная для восприятия, без какого-либо точного прогноза. Он вовсе не представляет, что может скрываться за этим оскалом и после похожей мысли ощущения тревожности поползли вверх. Как тонкая иголка жалит мысль, мол, ему не стоило забывать, что выручивший его человек в обиходе прослыл тем ещё злюкой. — До вечера! Сегодня мы поймём ху из ху! — смеющийся голос старика доносится откуда-то издалека, тощего силуэта уже практически не видать.       Вдоль деревьев Свами проходит чуть дальше от лагеря, стремясь незаметно попасть в хранилище пищи. В руке его по-прежнему кружка порядком остывшего кофе, на редеющих усах повисла пенка от него же. Он идёт к своей цели едва пошатываясь, проблемы волнуют лишь слегка, как ветер осину. Но экстрасенс нарезает зигзаги по другой причине, которую тот привёз вместе с кофе и невзначай добавил в сегодняшний напиток. Вот тебе и гипотеза красной королевы, и цепь, и отбор. Ненужный, облезлый, зато не трезвый. Волк-одиночка называется.