Пепел на зеркале

ГЛАВА 4. Пальмовое воскресенье

Ты — солнце утра, молодой побег, Хранимый сердцем трепетным моим. Я напою тебя дождем живым, Водою светлой самых чистых рек. И ты взойдешь, как чудо для очей. Увянешь — смерть для сердца моего. Я в золото влюбился оттого, Что ты в венце из золотых кудрей. Ибн Аль-Араби

12 апреля 1992 года Париж, аэропорт Шарль де Голль — Елисейские Поля, д.78, апартаменты семьи Колонна В холодном воздухе аэродрома перемешались запахи асфальта, авиационного керосина и разогретого металла, но весна все равно проступала сквозь адское ассорти, побеждала, подчиняла своей власти. Анхель стоял рядом с лимузином, поданным для встречи VIP-пассажира «Конкорда», и ждал, когда откроются двери в белоснежному боку сверхзвукового гиганта. Ждал со жгучим нетерпением, когда же халиф его сердца, Родольфо Колонна, покажется в проеме и ступит на трап… Он ждал, но ничего не происходило, люк оставался плотно закрытым. С земли не было заметно никакого движения внутри самолета. «О, где же ты, свет моих глаз?.. " Время как будто замерло, последние минуты ожидания растянулись на годы. У самого Анхеля сердце билось так сильно, что он ничего не слышал и не чувствовал, кроме шума крови в ушах и напряжения в теле. Встреча после разлуки всегда была сложным моментом, похожим если уж не на воскресение из мертвых, то на резкий выход из глубокого наркоза… Чужой человек, скорее всего, посмеялся бы над столь яркими переживаниями, посчитал бы их надуманными, избыточными — подумаешь, не виделись каких-то две недели! — но чужому Анхель не открыл бы душу, даже под пытками. Он и с близкими друзьями никогда не делился своими чувствами к Руди, поскольку ни в одном европейском языке не существовало слов, подходящих для точного описания مذترات — «мудхаккарат». Сердце его было сосудом, до краев наполненным красно-золотым пламенем, и в то же время плененным соколом, тщетно силящимся освободиться от пут, чтобы полететь навстречу своему господину, и соединиться с ним, где бы тот ни пребывал. — Оооо, ну что они там копаются! Наверняка люк заклинило! — недовольно проворчал водитель аэропортовского лимузина, облаченный в униформу и щегольские легкие ботинки, явно не по погоде. Переминаясь с ноги на ногу в безрезультатных попытках согреться на пронзительном апрельском ветру, он повернулся к своему «коллеге» и с возмущением махнул рукой в сторону «Конкорда»: — Нет, ты только взгляни, экую махину выстроили! Не самолет, а целая ракета! Навороченный! Электроникой нашпиговали, о-ля-ля, а люк-то — пфффф… говно, а не люк! По старинке открывают, вручную! Потому с ним вечно столько возни! — С кем? — рассеянно переспросил Анхель, едва ли понявший хотя бы половину из высказанных претензий. — Э, новичок, да ты, видать, уши себе отморозил вконец, на таком-то ветродуе! Ты же новичок, верно? — Я недавно на этой работе. — Оно и видно! Давай-ка, надвинь пониже свою фуражку, да воротник подними, пока совсем не простыл! — засмеялся водитель, вытащил из кармана вскрытую пачку «Голуаз» и, с сожалением помяв в пальцах, засунул обратно: — Эххх, даже не подымить в удовольствие, пока тут торчим! Твой-то патрон, небось, только сигары курит? — Патрон не курит ни сигареты, ни сигары, — Самум невольно улыбнулся, припомнив, насколько легко Руди отказался от западного способа вдыхать дым с помощью подожженных бумажек, набитых никотиновой смесью, когда поближе познакомился с шишей, кальяном и наргиле… — О-ля-ля! Скажи еще, что у тебя босс — трезвенник, постник и скромник… как сам Папа Римский! Погоди, может, ошибочка вышла, и мы не того Колонну встречаем, который президент «Морских перевозок»? — водитель хохотнул, развернул к себе табличку с именем вип-клиента и торжествующе потряс ею: — Да нет, тут же написано — «Родольфо Колонна!» А этот точно не скромник, вот и во «Франс Суар» о нем недавно писали, что он чуть не побил мэра Ниццы на телепередаче! Анхель, порядком уставший от мутного потока пустой болтовни, посмотрел на самозваного остряка в упор и строго сказал: — Убереги свой язык от плохого, этим ты победишь шайтана! Водитель оторопел и смешался, не сумев подобрать остроумного ответа на странную фразу, сказанную молодым белокурым парнем, менее всего похожим на религиозного мусульманина. Люк самолета наконец-то открылся. На трап вышли стюарды и остановились по обе стороны прохода, чтобы наблюдать за высадкой пассажиров. Первым в проеме показался плотный мужчина средних лет, в огромных очках, длинном пальто и со шляпой в руке. Вместо того, чтобы сразу спуститься по ступенькам, он остановился и приветственно помахал фотографам и небольшой делегации, сгрудившейся возле черного лимузина с триколором на правом крыле… Защелкали блицы, возникла суета, водитель рядом с Анхелем снова что-то забормотал насчет наглых министров, дескать, «разлетались по Америкам на наши денежки, не успели назначить!» — и на сей раз Анхель готов был разделить его негодование. Только злился он не на растраты госслужащих, а на то, что чиновник своей тушей загородил проход! Следом за министром появилась дама элегантного возраста в твидовом костюме, за нею — двое высоченных чернокожих американцев, по виду спортсменов, и только четвертым из люка выбрался Родольфо Колонна, в легкой рубашке, с пиджаком, перекинутым через левую руку. Весенний парижский ветер, как неистовый джинн, сейчас же набросился на путешественника, растрепал волосы, нахально проник под шелковую ткань рубашки и принялся гладить кожу холодными невидимыми руками… Не обращая внимания на промозглую погоду, Руди жадно осмотрелся по сторонам — и увидел Анхеля, стоящего неподалеку от трапа. «Мой Самум! Ты здесь! И ранний час тебе не помеха…» По телу пробежала дрожь, но вовсе не от озноба… наоборот, Родольфо стало жарко и душно. Самум постоянно удивлял своего халифа, сумел удивить и на этот раз, преобразившись из парижского денди в персонального шофёра. Строгая черная униформа и фуражка с эмблемой «Компании морских перевозок», лихо сидевшая на золотых кудрях, необычайно шли ему… делали магически привлекательным и немыслимо, чертовски сексуальным! Любовник всегда был изрядным выдумщиком и умел возбуждать даже на расстоянии, без телесных прикосновений. За три года связи Руди так и не привык к его невероятной красоте, не пресытился страстью. Каждая встреча после расставания открывала новую главу в любовном сюжете их личной арабской сказки. От одной мысли о скорых взаимных объятиях с ним и жадных поцелуях сверху донизу Руди насквозь прошило желанием, и пах до неприличия отяжелел. «О… халу калеасль кальби… (2) хочу тебя всего, прямо сейчас! К дьяволу приличия!» — но выразить свои чувства он пока что мог только взмахом руки. Фотографы не дремали и только ждали случая поймать в объектив какой-нибудь пикантный момент. Пассажиры, вышедшие раньше, ползли по трапу как черепахи, и у Руди зла не хватало на их медлительность: «Эй, вас что, поднять подняли, а разбудить забыли? Да что вы на каждой ступеньке тормозите, как будто у вас на каждой ноге по тазику с цементом! Алле, алле, шевелитесь же, ну!» — мысленный призыв был обращен к двоим чернокожим гигантам, затрудняющим не только спуск, но и обзор. «Жаль, что у меня нет при себе баскетбольного мяча! Это вас бы мигом ускорило, а так остается разве пинка дать! Но тогда вы, кабаны, затопчете пожилую мадам, а я не хочу отправлять ее в больницу… вот досада!» Пассажиры снова встали в пробку: какому-то идиоту с фотоаппаратом приспичило сделать серию удачных ракурсов с министром на фоне острого носа «Конкорда». Терпение Родольфо лопнуло окончательно, зато мелькнула озорная мысль. Почему бы ради Анхеля не повторить коронный трюк великолепного Жана Марэ? Оттолкнуться рукой, перебросить тело через бортик — и спрыгнуть на асфальт, на глазах у изумленной публики? Самум, все это время не сводивший с него взгляда, как будто принял телепатему. Руди готов был поклясться, что услышал его голос прямо над ухом: «Не делай этого, хабиби. Твой прыжок льва, полный силы и грации, будет прекрасен, не сомневаюсь, но вся эта телевизионная челядь немедленно забудет о министре и переключится на тебя, о халиф моего сердца! Тебя окружат со всех сторон, как туареги на охоте, и спасение от их ловчих сетей отнимет у нас куда больше драгоценного времени, чем последние минуты ожидания!» Колонна, вынужденный признать правоту своего джинна, смирил героический порыв. Он набросил на плечи пиджак и чинно продолжил движение по трапу, с той же черепашьей скоростью, что и остальные, но ничто не могло помешать ему любоваться Самумом на расстоянии и мысленно крепко обнимать его. **** Солнечный луч пробился сквозь рваные облака и скользнул по лицу Анхеля как раз в тот момент, когда он склонился перед Родольфо в легком полупоклоне и негромко промолвил: — Добро пожаловать домой, господин… — второе его приветствие — прохладное, но безукоризненно вежливое — было обращено к высокой красивой девушке, стоявшей рядом с патроном: — Доброе утро, мадемуазель. — Д-доброе утро… — невнятно проговорила помощница: от недосыпа и острой прохлады парижского утра у нее зуб на зуб не попадал. — Эмили, не стойте на ветру. Прошу вас! — Родольфо галантно пропустил девушку к открытой дверце лимузина. Она мгновенно скрылась в его теплом кожаном чреве, и у халифа появилась возможность приоткрыть свое сердце: — Тебе чертовски идет эта форма… но без нее тебе идет еще лучше… — он не сводил с Анхеля обожающего взгляда и ничего не мог поделать с тем, что у него покраснели уши и начали пылать щеки. — Могу раздеться прямо здесь, если пожелаешь… Руди едва не поддался соблазну и уже набрал в грудь воздуха, чтобы воскликнуть: «Желаю!» — но заставил себя выдохнуть… и покачал головой: — Нет, это зрелище — услада только для моих глаз… Едем скорее на наш Восток… я по горло сыт Западом! — Займите же свое место в колеснице, мой господин. Мы помчимся быстрее самума… Руди ощутил бешеное желание сжать Анхеля в объятиях и завладеть его губами, но халиф снова сдался во власть своего гуляма: — Слушаю и повинуюсь… Ему пришлось наклониться, чтобы попасть в салон, но прежде чем он успел повернуться боком и сесть, рука любовника властно стиснула его ягодицу, скользнула ниже, в промежность, и слегка подразнила тяжелую мошонку. Короткое ласковое прикосновение, тайное и более желанное, чем вода в пустыне, едва не высекло искры из глаз Руди… он обрушился на мягкое сиденье и со стоном выдохнул: — Ооо, какое наслаждение… неземное… — Да-да, патрон… и правда блаженство! — горячо поддержала Эмили. — Эти кресла такие удобные, а те, что в «Конкорде», к концу полета стали похожи на пыточные стулья! У меня вся спина затекла, и попа тоже, простите за такую подробность… Руди сделал над собой усилие и сочувственно усмехнулся: — Это все от перегрузок, Эмили. Шутка ли — летать быстрее звука! Такое искусство только одним джиннам под силу… Болтливый водитель лимузина, на свое счастье, ни разу не раскрыл рта в присутствии Колонны, после того, как произнес дежурное приветствие. Анхель, занявший место рядом с ним, тоже хранил молчание, пока автомобиль преодолевал расстояние до ВИП-терминала. Руди стиснул зубы и мысленно ударил себя по рукам, чтобы удержаться от искушения запустить их в золотые кудри «личного шофёра». Халифу и гуляму нужно было в последний раз набраться терпения, чтобы пройти через зону контроля, на стоянке сесть в другую машину и через сорок-пятьдесят минут по-настоящему оказаться дома, наедине… **** Когда, играя, я набегаю черной тучей- Шнурок твоих штанов рвется, ослепляя меня, словно молния. (Инша) На вип-стоянке аэропорта Родольфо дожидалась не служебная, а собственная черная «БМВ». Он любил эту машину не меньше, чем любой саудовский шейх — арабского скакуна… Тем более странно и непривычно было наблюдать, как Анхель, убедительно играющий роль шофера, подгоняет его машину к месту посадки, выходит — и, вместо того, чтобы вручить ключи, открывает перед ним… пассажирскую дверь! Сквозь жар возбуждения Руди ощутил внезапный укол ревности, приподнял бровь и уточнил: — Ты хочешь, чтобы я сел назад? Серьезно? — Сегодня я за рулем. Пассажиру полагается сидеть сзади. — На верблюде может и полагается! В своей машине я буду сидеть, где хочу! Дай мне ключи, я поведу сам! — и Руди требовательно протянул руку. — Нет, хабиб. Поведу я. Анхель посмотрел любовнику прямо в глаза. Руди мгновенно утонул в теплом лавандовом море, а его сердце стало куском мягкого воска в руках джинна: — Ну хорошо, будь по-твоему… но я только сегодня позволю верблюду управлять бедуином! И сяду рядом с тобой, это не обсуждается! — он с силой захлопнул одну дверцу, сам открыл другую и сел на переднее сиденье. — «Открытые двери закрывай, закрытые — открывай», — заняв место водителя, с улыбкой прокомментировал Анхель. — Хабиб, если ты когда-нибудь окажешься в царстве джиннов, ты точно не пропадешь! Там тоже полагается все делать наоборот! — Сейчас восемь тридцать утра! Время для сказочных историй Шахерезады еще не наступило, Самум! — улыбнулся Родольфо, но послушно пристегнул ремень под строгим взглядом прекрасных глаз своего гуляма: — Видишь — пристегиваюсь! Лучше расскажи, пока мы тащимся к трассе, что у вас новенького, в славном городе Париже? После секундного колебания Анхель принял окончательное решение ничего не говорить о письме, полученном накануне, во время обеда с дядюшкой Клодом. Вторым решением было не упоминать о Вито, пока Руди сам не спросит о младшем брате… Анхель включил поворотник, и, съезжая на первую развязку, с невозмутимым видом выдал главную парижскую новость: — Сегодня открывается Евро-Диснейленд в Марн-ле-Валле (3). И мы едем прямо туда! Руди хлопнул себя по лбу — пока он был в Нью-Йорке и занимался отнюдь не сказочными делами, на таком адреналине, что не снился никаким русским горкам (4), то напрочь вытеснил из памяти грандиозное событие — и с ужасом взглянул на коварного друга: — О, нет! Только не сегодня! Какой еще к черту Диснейленд! — Настоящее чудо света. Побываем на пиратском корабле, в доме привидений и покатаемся на русских горках. — Ох, целая программа… Ты что, пообещал Сонье и нашему крестнику, что мы непременно все вместе отправимся туда в день открытия?! — Конечно, нет! — возмущение Анхеля было совершенно искренним. — Неужели я стал бы вести подобные переговоры без твоего согласия? Я просто пошутил… и вышло по-дурацки, признаю! Руди с облегчением выдохнул и с притворной строгостью погрозил пальцем: — Больше так не шути, я ведь тебе сразу поверил! — Прости, прости меня… Я так ждал тебя и так полон радости от твоего возвращения, что почти обезумел… и все чудеса Диснейленда творятся прямо сейчас вот здесь… — Анхель коснулся своей груди в области сердца — и мягко переместил ладонь на колено Руди. Родольфо задохнулся от обезоруживающей откровенности любовника, и его снова окатило горячей волной желания. Он подтянул руку Анхеля повыше, к себе на бедро, устроил ее в опасной близости к паху, и с трудом дождался первой остановки на светофоре. Едва водитель нажал на тормоз, Руди резко повернулся к нему и притянул вплотную к себе: — Не могу больше ждать! — запустил пальцы под фуражку, вплел их в шелковые кудри любовника и впечатал свои губы в его рот, соблазнительно приоткрывшийся навстречу поцелую… Время утратило над ними власть, пока губы ласкали губы, язык скользил по языку, два дыхания смешивались в одно и два сердца бились в едином ритме. Чувство, связавшее их однажды майской ночью в Кап д’Антиб, по-прежнему было горячее зноя Руб-эль-Хали, и вкус взаимных поцелуев оставался для обоих слаще щербета и желаннее воды в жаркий день. Руди настроился утолить свою жажду сполна. Не обращая внимания на слабые попытки любовника удержать страсть в узде, он расстегнул пряжку на его ремне и взялся за пуговицы шелковых черных брюк. — Подожди, подожди, остановись, хабиби… Вокруг столько чужих глаз! — зашептал Анхель, и в подтверждение сказанного позади них раздался возмущенный гудок клаксона. Кто-то нетерпеливый оповещал зазевавшихся, что сигнал светофора стал из красного зеленым. — Да пошел ты на хер! — рыкнул Руди, опустил стекло и продемонстрировал торопыге большой палец, вызывающе торчащий вверх. (5) — Джахаш! (6) — поддержал Анхель и втопил педаль газа. Автомобиль, взревев, как корридный бык, рванул через перекресток. Родольфо, раздосадованный и возбужденный до предела, откинулся на подголовник и сердито щелкнул пальцами: — Блядь, хочу сделать так: алле-хоп! — и моментально оказаться дома! О, не сработало, вот дерьмо! Самум! Какого черта у твоего ковра-самолета не включается режим телепортации или хотя бы сверхзвука! — Почему тебя это так печалит, о владыка моей жизни? — Издеваешься… Вот взгляни, что тут творится… — Руди раздвинул бедра и показал любовнику стоящий колом член. — Да я сейчас попросту взорвусь, как петарда! И как ты будешь тушить этот фейерверк, ммм? Гулям скользнул взглядом по одежде своего халифа, оценил масштаб бедствия, слегка приподнял бровь и тихо сказал: — Я знаю пару волшебных приемов… но если ты хочешь настоящего чуда, то удостоишь твоего раба толикой терпения… — Терпения! Пфф… тебе легко об этом рассуждать, о джинн, с твоей-то выдержкой! — Хочешь холодной «Эвиан»? — Предлагаешь вылить ее в штаны? — усмехнулся Руди. — Ладно, уговорил, давай сюда, хоть нутро остудится… Едва запотевшая бутылка любимой минералки оказалась у него в руках, он первым делом приложил ее к горящему лбу, а открыв, за несколько глотков осушил почти до дна. — Уффф, вроде полегчало… Появился шанс дотерпеть до нашего волшебного дворца… и твоего чуда… — Мы только что счастливо избежали пробки на въезде в Париж, так что совсем скоро твое терпение будет щедро вознаграждено, о халиф моего сердца. Украдкой поместив холодное стекло на горячий пах, Руди придумал, чем еще может себя отвлечь на оставшееся время поездки, и спросил: — А как поживает мой любимый братишка Вито? — Он… — начал было Анхель, но Руди перебил: — Да, да, понимаю! Он вновь так увлекся этой своей Элизой, что звонил мне от силы раза три за всю поездку! Ладно, не приехал встречать — я и не ждал особо, он не любитель рано вставать… тем более, когда спит с такой красоткой… Ну а ужинаем мы все вместе? — Мммм… не знаю. Я не в курсе его планов на вечер. — То есть как это «не в курсе планов»? — Руди, никак не ожидавший подобного ответа, нахмурился и спросил еще настойчивей: — Разве вы вчера с ним не обедали у твоего дядюшки? — Обедали. — И что же? Не обсудили ни мой приезд, ни планы на сегодняшний вечер? — Нет. — Вот как! О чем же вы тогда вообще говорили! Наверняка твой дядюшка снова сватал тебе окрестных девиц и вдовушек… а ты слушал так почтительно, что совсем позабыл о Вито и не позаботился пригласить его на совместный ужин! Анхель побледнел, закусил губу и после короткой паузы тихо ответил: — Прости, хабиб, это мое упущение. Я собирался позвать его в «Фигиг», но действительно позабыл о приглашении, когда мы прощались… — ему снова пришлось умолчать об истинной причине своей вчерашней рассеянности, но Руди, по счастью, не заметил ничего странного. — «Фигиг»! Ты с ума сошел? Элиза ненавидит марокканскую кухню! — Руди… — Для Вито и его дамы куда больше подойдут «Купол» или «Георг»… ну или лучше всего — «Максим». (7) Элиза обожает этот заповедник знаменитостей с цветами и листьями на всех поверхностях! — Руди, послушай меня… — Ну что еще? — Колонна не столько сердился, сколько был рад поводу немного стравить душевное напряжение. — Почему у тебя такое скорбное выражение лица? Если тебе не нравится мой выбор… — Да нет… мы будем ужинать там, где ты захочешь… но ты можешь больше не учитывать при выборе предпочтения Элизы! — Анхель вздохнул и опустил глаза. — Почему? — удивился Руди, но в следующую секунду у него мелькнула догадка. — Только не говори, что эта рыжая сучка снова бросила беднягу Вито! — В таком случае я положу на свои уста печать молчания. — Нет, говори! Так она в самом деле его бросила? — Да. Полагаю, на сей раз безвозвратно… Пальцы Родольфо едва не раздавили горлышко бутылки, взгляд потемнел, как грозовое небо, и сверкнул молнией безудержного гнева: — Почему же ты сразу мне не сказал!.. Ах, ну да… Вито наверняка просил тебя держать язык за зубами! И ты, как хороший друг, не подвел его! — Ты, как всегда, легко читаешь в моем сердце. — В твоем — да, но выходит, не в сердце собственного брата! Он ведь и мне ни словом не обмолвился, когда звонил в Нью-Йорк… а мне и в голову не пришло, что тут такое! Эх, а я, дурак, еще приставал к нему с вопросами про кольцо, расспрашивал, где он намерен сделать ей официальное предложение — в Марселе или в Монако! — Руди схватил трубку радиотелефона и принялся набирать парижский номер брата, но Анхель остановил его: — Не надо звонить ему сейчас. — Это еще почему? — прежде чем Колонна снова вспыхнул от гнева, Анхель спокойно пояснил: — Сейчас уже почти девять утра, так что Вито нет дома. — В девять утра, в воскресенье, Прилипалы нет дома, в собственной постели? Вздор! Только если он вчера кутил допоздна и еще не возвращался… ну-ка, признавайся: он кутил или, может, вы кутили вместе, и оба лыка не вязали, потому ты и позабыл пригласить его на ужин! — Нет. Я вчера вообще ничего не пил кроме воды. За Вито ручаться не стану, потому что вечер мы провели раздельно, но прямо сейчас его нет дома, потому что он в церкви. — Где?.. — В церкви. Вито собирался сегодня утром посетить праздничную мессу, и я уверен, что он ее не пропустил. — Ах, да, сегодня же Пальмовое воскресенье! — Руди слегка покраснел: он никогда не отличался особенным благочестием и посещал церковь от силы несколько раз в год, когда это было совершенно необходимо. Длительные богослужения утомляли его хуже любых переговоров и нагоняли скуку; так что по сравнению с ним Прилипала в самом деле выглядел ревностным католиком… В нынешних обстоятельствах желание Вито прибегнуть к помощи высших сил казалось вполне логичным, и Руди легко разрешил конфликт между чувствами и долгом: — Ну что ж, пусть мой брат слушает мессу, если ему становится легче от органной музыки и запаха свечей… Позвоню ему позже и все-таки вытащу на ужин… но прежде всего я должен побыть с тобой, мой прекрасный ангел… — он коснулся губами золотистого виска и прошептал: — Полагаю, я имею на это право? Анхель ласково улыбнулся и прошептал в ответ: — Ты имеешь все права на меня, о владыка моей жизни… и у меня нет более сильного желания, чем принадлежать тебе душой и телом. Примечания: 1. Мудхаккарат — жанр арабской любовно-эротической поэзии, выражающий гомосексуальные чувства, влечение и привязанность. И, собственно, поэтический синоним самого влечения. 2. Халу калеасль кальби — мой возлюбленный, в дословном переводе «мое медовое сердце» 3. Первый Диснейленд в Европе действительно открылся 12 апреля 1992 года неподалеку от Парижа. 4. Русские горки — аттракцион, который у нас называется американскими горками. В остальном мире он носит именно такое название. 5. Выставленный вверх большой палец — неприличный жест, а также грубое дорожное оскорбление, фактически означает приглашение «сядь на него». Аналогично русскому «пошел на хуй» и английскому «фак ю». 6. Джахаш (араб) — козел. Довольно грубое ругательство. 7. «Фигиг» — в настоящее время лучший марокканский ресторан на Елисейских полях, «Купол» и «Георг» — роскошные рестораны высокой кухни, также расположенные на Елисейских полях. «Максим» — один из старейших и знаменитых ресторанов Парижа, с 1979 года внесенный в перечень исторических памятников.