Приятен взору и сердцу

Как ни крути, а дело скверно, думал Вэй Усянь, читая обращённое к нему письмо. В чём-то он даже понимал Мо Сюаньюя и сочувствовал бедолаге, но заставлять его начинать новую жизнь с кровопролития было как-то жестоко. А потом он дошёл до конца послания. «Сожалею же я лишь о том, что не успел познать счастья разделённой близости. Однако то, что оказалось не по силам этому ничтожному, для Старейшины Илина, без сомнения, не составит никакого труда. В качестве последнего пожелания я прошу его подарить этому телу радость весенних утех, вознесясь к сияющему пику с приятным его взору и сердцу мужчиной», — писал тот, неряшливо выводя иероглифы и оставляя кляксу за кляксой. Лучше бы он попросил ещё кого-нибудь убить! То ли Мо Сюаньюй всерьёз поверил слухам о немыслимом разврате, творимом безнравственным Старейшиной Илина по всем уголкам Поднебесной, то ли просто забыл, что не все мужчины на свете — обрезанные рукава. И что теперь делать Вэй Усяню? Умирать во второй раз, да ещё и без возможности перерождения, совсем не хотелось. Одно хорошо: объявившаяся в усадьбе лютая рука удобно избавила его от необходимости разбираться с зарвавшейся семейкой. Удаляясь прочь от деревни Мо верхом на капризном осле, Вэй Усянь лихорадочно соображал. Кого он мог бы назвать приятным его взору — и сердцу! — мужчиной? Поднеся наспех сделанную флейту к губам, он начал бездумно наигрывать… что-то — Вэй Усянь и сам затруднился бы назвать это мелодией. Просто последовательность нот, импровизация, помогающая думать. Он не сразу заметил, как из зарослей бамбука позади него выступила тёмная фигура. А когда заметил — едва не бросился ей на шею. Жив! Немёртв. Неважно. В истрепавшихся ещё сильнее лохмотьях, с бессмысленным взглядом белёсых глаз и какими-то гнусными гвоздями в затылке — но Вэнь Нин вернулся, бессознательно откликнувшись на такой же бессознательный зов. Вэй Усянь улыбался ему, а к глазам подкатывали слёзы. Уже много позже, когда гвозди были вытащены, Вэнь Нин окончательно пришёл в себя, когда они обсудили его неудавшуюся казнь и всласть наговорились, Вэй Усянь показал письмо. — Молодой г-господин Вэй, вы… считаете меня приятным взору и сердцу? — спросил Вэнь Нин, дочитав послание, и Вэй Усянь был готов поставить своё золотое ядро на то, что тот покраснел бы, если бы у мертвецов была такая возможность. — Сердцу — конечно, ты же мой друг. И, кажется, когда я впервые увидел тебя, я подумал, что ты хорошенький… Вэнь Нин засмущался ещё сильнее, хотя казалось бы, куда уж больше. — А у нас получится? — засомневался он. — Всё-таки я лютый мертвец, да и вы — не обрезанный рукав. Воспрявший духом Вэй Усянь прокрутил в пальцах флейту. — Как-нибудь справимся! У меня ещё и не такое вставало. Они не справились. То есть, формально, справились — обоим даже удалось подняться к вершине, что вообще-то было неплохим достижением для первого раза, — но порез по-прежнему сочился кровью и заживать не собирался. Поднявшись с примятой травы, на которой они только что подарили друг другу невинность, Вэй Усянь дал волю чувствам и выругался от души. Да что этому Мо Сюаньюю нужно?! Он переспал с юношей, приятным лицом и нравом, человеком, которым искренне дорожил. От него же не ждали, что он в самом деле заставит себя влюбиться в мужика? Или не засчиталось просто потому, что Вэнь Нин уже мёртвый? Впрочем, долго ломать над этим голову им не дали — ланьские дети снова старательно попытались убиться, нарвавшись на пожирающую души богиню. Заставший его врасплох Цзян Чэн и вовсе ударил Цзыдянем, а потом связал и утащил прочь, несмотря на протесты отчего-то вступившегося за него Лань Чжаня. В Пристани Лотоса никогда не было пыточных, но Вэй Усянь почему-то был уверен, что в одну из них его и волок Цзян Чэн. Он ошибся: его сгрузили прямо в павильоне, где когда-то располагались покои главы. Стрекотали цикады. Вдалеке на озере кричала цапля. Цзян Чэн орал, высказывая ему все накопившиеся за долгие годы обиды. Вэй Усянь слушал и думал. От мысли о том, чтобы порадоваться весне с Цзян Чэном, было не по себе — это же почти как с братом! И всё-таки когда-то давно именно шиди был самым близким ему человеком. — Цзян Чэн, а ты считал меня приятным сердцу? — внезапно спросил Вэй Усянь посреди очередной тирады о том, как он навлёк беду на весь Юньмэн Цзян. Цзян Чэн аж замолк от негодования. — А я вот тебя считал, — вздохнул Вэй Усянь. — Наверное. Как брата, конечно. Цзыдянь опасно заискрился. — Да как ты смеешь… — Убить меня хочешь, да? — понятливо спросил Вэй Усянь. — Ты не волнуйся, я всё равно скоро… — Куда?! — тут же взвился Цзян Чэн. — Только вернулся — и снова сбегаешь в Диюй? Не позволю! А ну рассказывай! Вэй Усянь рассказал. Цзян Чэн хмурился и молчал. — И что, тебе обязательно делать это со мной? — наконец выдавил он, хорошенько изжевав нижнюю губу. Губа была красной и полной. — Мертвяка своего зови, раз уж вы с ним так хорошо спелись. — Затем он взглянул на кислое лицо Вэй Усяня, да так и вытаращился от удивления. — Вы что… уже? Вэй Усянь горестно кивнул. Цзян Чэн замер, глядя куда-то себе под ноги. Ещё немного пожевал губу. Упрямо вскинул голову. Вэй Усянь узнал этот взгляд — именно так Цзян Чэн смотрел, уже решившись на что-то безрассудное. — Цзян Чэн, ты что… Ты… — неверяще забормотал он. — Заткнись! — перебил его Цзян Чэн. — Замолчи сейчас же. Глаза б мои тебя не видели! И начал развязывать пояс. Видимо, в юности Вэй Усянь всё-таки считал своего шиди не слишком приятным. Или слишком как брата. Думать о братьях после того, чем они занимались, было ужасно неловко, но думать о своей неминуемой кончине хотелось ещё меньше. Цзян Чэн, впрочем, твёрдо решил следовать девизу ордена и пообещал наутро привести своих лучших адептов — приятных во всех отношениях. Вэй Усянь его самоотверженность оценил, поэтому при первой же возможности сбежал из Пристани Лотоса, спасибо сыну шицзе за это. И почти сразу столкнулся с Лань Чжанем, следующим по пути, который ему указывала та самая одержимая рука из деревни Мо. Лань Чжань вёл себя подозрительно мирно, даром что, как выяснилось, узнал его ещё на горе Дафань. И вроде бы даже обрадовался, когда Вэй Усянь предложил помощь в сборе остальных частей тела. Удивительные дела творятся нынче в Поднебесной! Вэй Усяню бы драпать от него со всех ног — но очень удачно появление лютой руки совпало с его воскрешением. Всё это явно было как-то связано с Мо Сюаньюем, а с недавних пор Вэй Усяня по очевидным причинам стало живо интересовать всё, что касалось этого парня. — Не-сюн, ну подумай об этом, — ныл Вэй Усянь, упорно не отставая от летящего по мрачноватым коридорам Нечистой Юдоли главы Цинхэ Не. Стоило признать, обстоятельства не располагали к подобным разговорам — они только что вернулись из фамильного склепа, где Не Хуайсану пришлось рассказать им неприглядную правду о практиках своего ордена. В какой-то момент его рассказа Вэй Усяня и осенило: вот он, шанс спастись! К кому ещё обратиться со столь бесстыдной просьбой, если не к давнему приятелю, в былые времена открывшему ему мир весенних картинок? — Пожалуйста? Мы ведь отлично ладили в юности, ну что тебе, сложно, что ли… — Вэй-сюн, если ты не заметил, сейчас меня куда больше волнует судьба моего несчастного брата, — процедил Не Хуайсан, не глядя в его сторону. — Это вопрос жизни и смерти! — взмолился Вэй Усянь. — Только ты можешь мне помочь! Не Хуайсан резко затормозил, и Вэй Усянь едва не врезался в него. — Жизни и смерти? — переспросил он, вперив в него цепкий взгляд карих глаз, обрамлённых пушистыми ресницами. Длинными, как у девушки. Красивыми. Вэй Усянь тряхнул головой, прогоняя наваждение. — Да! В общем… — и неловко пересказал ему историю своего воскрешения. На точеном лице Не Хуайсана промелькнуло странное выражение — Вэй Усянь не успел разглядеть, потому что тот тут же спрятался за веером. А потом резко сложил его и неожиданно сильным движением втолкнул Вэй Усяня в одну из гостевых комнат. Стоило отдать главе Не должное: в отличие от всего, чему их учили в Облачных Глубинах, мастерство весенних игр он освоил достойно. Глупое тело Мо Сюаньюя, однако же, осталось глухо ко всем его стараниям. Раздосадованному очередной неудачей Вэй Усяню оставалось лишь вернуться к загадке проклятых частей тела. В компанию к найденным в некрополе Не ногам добавились туловище и вторая рука, а в компанию к ним с Лань Чжанем — прибывший на подмогу Лань Сичэнь, опознавший в самособравшемся трупе своего старого знакомого. Обсудив сложившуюся ситуацию, они остановились на ближайшем к городу И постоялом дворе и разошлись по комнатам. Ночью Вэй Усянь ещё долго вертелся в постели, снедаемый тревогой. Рана на руке воспалилась и кровоточила. У него заканчивалось время. Мо Сюаньюй говорил про «приятного взору» мужчину — может, стоило сосредоточиться на этой части? — Цзэу-цзюнь, мне в самом деле ужасно неловко просить вас об этом, но я в безвыходном положении… — вздыхал Вэй Усянь получасом позже, сидя за столиком в комнате Лань Сичэня. — Я так приятен вашему взору? — уточнил тот, неловко охватывая изящными пальцами остывшую чашку чая — будучи совершенством во всём, он не мог не принять гостя, как подобает, пусть за окном давно царила беспросветная ночь. С собой он всё это носил, что ли. — Вы были первым в списке выдающихся молодых господ-заклинателей, — пожал плечами Вэй Усянь. — Я не очень-то разбираюсь в таких вещах, но, полагаю, сложно найти кого-то приятнее. Он понятия не имел, кто вообще составляет эти списки, но вряд ли у обрезанных рукавов были какие-то особые, отличие от общепринятых представления о мужской красоте. Правда же? — Возможно, есть кто-то ещё, к кому тянется ваше сердце? — с надеждой спросил Лань Сичэнь, глядя в сторону. Вэй Усянь от души понадеялся, что стена, которую тот сверлил взглядом, достаточно прочная, — комната Лань Чжаня находилась прямо за ней! Он бы скорее умер, чем позволил тому услышать, как они с его братом переворачивали облака и опрокидывали дождь. Спохватившись, он сокрушенно покачал головой. Показалось, или на лице его собеседника действительно мелькнула обида? Но с чего бы Цзэу-цзюню… — Совсем никого? — ещё раз вежливо уточнил тот. — Да я уже со всеми своими знакомыми перепробовал! — взвился Вэй Усянь. — Не к главе Яо же мне идти! Лань Сичэнь скользнул взглядом по рукаву, побуревшему от натёкшей из-под повязки крови, неожиданно тяжко вздохнул — и потянулся к своей лобной ленте. Ленту Вэй Усянь вернул наутро. Порез и не думал зарастать. — Лань Чжань, я не знаю, что делать, — признался он после того, как Лань Сичэнь отбыл в Облачные Глубины, чтобы подготовиться к совету кланов. За завтраком Лань Чжань наградил их таким взглядом, что Вэй Усянь сразу понял: стены в этом здании могли посоперничать с тончайшей рисовой бумагой. Пришлось срочно объяснять ситуацию — нельзя было допустить, чтобы Лань Чжань решил, будто Вэй Усянь претендует на его брата! А потом его, кажется, прорвало: — Я уже всех перебрал! Не помог ни верный друг, ни бывший шиди, ни товарищ по подростковым шалостям, ни даже самый прекрасный заклинатель Поднебесной! — Тут он осёкся, похолодев от ужаса. — Небожители, надеюсь, мне не придётся делать это с трупом Не Минцзюэ! Вот так и восхищайся боевыми навыками и прессом покойного соратника! Лань Чжань слушал молча. Сторонний наблюдатель посчитал бы выражение его благородного лица абсолютно бесстрастным, но за прошедшие недели Вэй Усянь удалось неплохо его изучить. В светлых глазах Лань Чжаня плескалось страдание. Вэй Усянь почувствовал укол вины. Разумеется, праведному Ханьгуан-цзюню подобный разврат внушал отвращение! Пухлые губы Лань Чжаня приоткрылись. Сейчас снова начнёт его отчитывать, с тоской подумал Вэй Усянь. — Я так тебе противен? — Ты? Нет, конечно же, ты не можешь быть противным, — отмахнулся от него Вэй Усянь, прихлёбывая вино из кувшина (начинать день с алкоголя было не лучшей идеей, но Вэй Усянь полагал, что собственная скорая кончина несколько его оправдывала). — Но ты не обратился ко мне. Смысл сказанных им слов не сразу дополз до разума — Вэй Усянь успел сделать ещё один глоток. Очень зря: вино брызнуло даже из носа. — Я… я не могу! — прохрипел он, пытаясь откашляться. Лань Чжань похлопал его по спине — и погрустнел ещё сильнее. — Просто… это же ты, — поспешил объясниться Вэй Усянь. Смотреть на мучения Лань Чжаня было просто невыносимо! — Ты замечательный. Самый лучший. Идеальный. Я знаю, что ты всегда откликаешься на просьбы о помощи — именно поэтому я бы никогда тебя не попросил. Ты не должен жертвовать своим телом ради меня. — Это не жертва, — медленно произнёс Лань Чжань, уверенно глядя ему в глаза. Вэй Усянь подумал, что его знаменитая устойчивость к алкоголю всё-таки дала слабину. Или что он уже умер. Или заснул лицом в тарелку. В любом случае упускать такой шанс он не собирался, даже если ему это только снилось. — Тогда, — также медленно ответил он, чувствуя, как щёки пылают от жара. — Думаю, наши комнаты ещё свободны… — Лань Чжань! Лань Чжань, смотри! Сработало! Метка исчезла! Ты точно приятен моему взору и сердцу! Погоди, это ж получается, я тоже обрезанный рукав?